- Tут, Макс Давыдович, вырисовывается, между прочим, крайне любопытная картина. – Константин Павлович Саука не тушевался, но и не "выпендривался". Цену себе знал, имел самоуважение, однако понимал и то, как устроены иерархические по своей сути военные организации. – Я бы сказал, групповой портрет. Вам в ваших заграничных странствиях, не приходилось ли, случаем, видеть картины "Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга"?
- Что, так и называется? – Не поверил своим ушам Кравцов.
- Именно так. – Кивнул бывший товарищ Будрайтис. – Но люди ленивы и перекрестили полотно в "Ночной дозор".
- Ага. – Макс покрутил головой и прикурил от остро пахнущей бензином зажигалки. Папиросы – а это были привезенные кем-то из Питера папиросы "Самолет" - ему решительно не нравились, но набивать трубку показалось делом долгим и утомительным. – Я видел эту картину в Амстердаме. А какое отношение…?
- Самое прямое. – Саука тоже закурил и посмотрел куда-то мимо Кравцова, словно вспоминал знаменитое полотно Рембрандта. – Выражение лиц. У них все написано на лицах, в глазах, в позах. Можно целые истории о каждом рассказать.
- Понимаю. – Кивнул Макс, хотя сложный художественный образ, выстроенный Константином Павловичем, оставался для него пока всего лишь литературным приемом, никак не более.
- Валериан Владимирович написал о деле Краснощекова две статьи, одну для "Известий", другую – для "Правды", но в редакции газет пока не передал. Продолжает, видимо, работать над формой и содержанием. Весьма скрупулезный человек, и ответственный. Н-дас… Однако известно, что известинскую статью читали уже Андреев, Молотов, Евдокимов... и Дзержинский. Крыленко тоже читал.
"Значит, интерес в самых верхах. – Решил Макс, слушая своего главного "секретчика". - Куйбышев это ведь не рядовой товарищ. Начинают компанию? Краснощеков взят для затравки и острастки? Возможно…"
Это казалось возможным, но требовались доказательства, и он надеялся получить их так скоро, как получиться. Но, в любом случае, тянуть с этим делом было нельзя: можно ведь не только хорошего человека погубить, но и удар "под дых" пропустить – потом не встанешь.
- Почему не ЭКО? – спросил Кравцов.
- Судя по всему, решили не втягивать в конфликт ОГПУ. Верховный трибунал – это ведь советская власть, коннотация другая.
- Кто решил?
- Ходят слухи, что идея возникла во время встречи Предсовнаркома и наркома РКИ.
- Слухи к делу не пришьешь.
- Скоро будет свидетель.
Допустим. – Пыхнул папироской Кравцов. – А кто этот, Чарыжный?
- Никто. – Отмахнулся папиросой Саука. – Случайный ферт. И по этому случаю, имею предложить следующее. Если Чарыжный поскользнется ненароком, возвращаясь в общежитие с работы, или гопники, скажем, побьют… Не до смерти, разумеется… Дело практически наверняка передадут Льву Лазаревичу Никольскому – следователю по особо важным делам Верховного трибунала…
- А наш интерес в чем?
- Никольский, в то время Фельдбин, служил заместителем начальника Особого отдела 12-й армии, и я его тогда на Польском фронте встречал. Человек неглупый и не подлый. И он сейчас как бы в воздухе подвешен. Служил в ЧК, но не в самой черезвычайке, а на фронте, в Особом отделе, потом – в погранцах на Архангельске. Сейчас заканчивает школу Правоведения при университете и служит у Крыленко, а потом что? А у него жена молодая – студентка медицинского факультета…
- Предлагаете, пригласить? – поинтересовался Макс, обдумывая предложение Сауки. Чем дальше, тем больше оно казалось ему не лишенным интереса. – Обогреть и раскрыть перспективы?
- Почему бы и нет? – пожал плечами Константин Павлович. – Никольский член партии, опытный следователь, образованный, и к тому же из военной контрразведки. Наш кадр, как ни посмотри.
- Ну, что ж, - кивнул Кравцов. – Если так, пусть Чарыжный поскользнется…

***
- Таким образом, - Кравцов мысленно перекрестился, но лицом не дрогнул. – Дело Краснощекова следует считать грубо сфабрикованной провокацией, имеющей целью компрометацию видного революционера и одного из крупнейших наших деятелей на ниве экономики. Мне, как члену Центрального Комитета, представляется, что вопрос этот можно и должно вынести на рассмотрение партийного съезда. Нет сомнения, что Новая Экономическая Политика принесла стране не только благо, разрешив сложившийся и грозящий самому продолжению Революции кризис, но и создала условия, в которых нестойкие, идейно не выдержанные товарищи идут и будут идти на корыстные преступления. Эту правду мы от членов партии скрывать не можем и не должны. Но у нас есть ОГПУ, Органы юстиции, Военконтроль, наконец, если речь идет о Красной Армии, чтобы бороться с взяточничеством, растратами и иными экономическими преступлениями. Эту борьбу, однако, не следует превращать в компанию, и тем более, не должны пострадать в ней невинные…
"Ну, вот я и заработал себе врага… и не одного".
Ни Сталин, ни Куйбышев, ни Дзержинский содержанием его речи довольны, по-видимому, не были. Но против связки Ленин – Троцкий выступить побоялись. Впрочем, прошло совсем немного времени, и они припомнили Кравцову его активизм. Он об этом, однако, отнюдь не жалел. Сделал доброе дело, - спас хорошего человека – и политику, которую считал верной, спас от одной из первых попыток ее дезавуировать…