Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Макс Мах. Под луной (Роман-фантазия)
Это тот самый?
Да, именно. Он был действительно крутым профи и что характерно в 50-е работала специальная комиссия, которая пришла к выводу: не предатель. Не осужден, даже заочно, не лишен званий и наград. Никого не сдал. И сам уцелел. Преподовал в американских университетах. Умер, кажется, в 60-е. Перед этим имел встречу с представителами СССР. Поговорили. Ему - вернее жене - передали привет от родственников. И разошлись. Интересный кадр.
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли. (с)
Жаль. Вспоминается молодость, гостиница Красная, вернее ее кафе... кофе и папиросы сальве.
Вам большое спасибо за правку.
Да, и именно она занималась всякими делами, где речь шла о нарушениях,
Вот именно.
Умер, кажется, в 60-е.
25 марта 1973, Кливленд, штат Огайо
Перед этим имел встречу с представителами СССР. Поговорили. Ему - вернее жене - передали привет от родственников. И разошлись. Интересный кадр.
в 60-х годах советский «охотник за шпионами» Михаил Феоктистов нашёл место проживания Орлова, предположив, что тот, скорее всего, занимается преподавательской деятельностью. Выйдя на адрес Орлова, Феоктистов сумел проникнуть в квартиру четы Орловых. В ходе разговора, несмотря на то, что был встречен достаточно сурово (жена Орлова даже выхватила пистолет), он сумел убедить их, что советская власть не относится к Орлову как к шпиону и предателю, а только как к невозвращенцу. Также Феоктистов привез письмо от бывшего сослуживца Орлова и предложил им вернуться в СССР, обещав, что никаких репрессий к ним применено не будет, а все награды и звания Орлову вернут. Однако Орлов ответил отказом вернуться в СССР и сказал, что он никого не выдал на допросах. Следующая встреча Феоктистова с Орловым состоялась уже на их новом месте жительства — в городе, где была похоронена их дочь. Тогда Орлов передал СССР данные, имевшие экономическое значение, а также список работников ФБР и ЦРУ, которые, по его наблюдениям, могут пойти на сотрудничество с советской разведкой.
- Я хочу родить ребенка. – Голос Реш прозвучал в ночной тишине, как шелест ветра в траве, невесомый, нежный, едва ли материальный.
- Решено. – Сразу же ответил Кравцов.
- Что решено?
- Я буду трудиться, не покладая… ну, в общем, ты поняла.
- Ты серьезно?
- Более чем. – Он повернулся на бок, приподнялся на локте и посмотрел на жену. Лунный свет, втекая в раскрытое окно, серебрил ее кожу. Вокруг Реш разливалось вполне волшебное жемчужное сияние, и она была похожа сейчас на одну из тех удивительных красавиц, каких писали Климт и Муха . Макс видел картины этих замечательных художников еще до войны в Вене и Праге. Но дело не в них, а в ней. Он любил эту женщину и готов был ради нее даже построить социализм в одной отдельно взятой стране…
- Мне, наверное, тоже пора уже стать отцом. – Сказал он ей. – И я очень хочу, чтобы матерью моих детей была ты. Я, такое дело, влюблен, как в первый день нашего знакомства, и даже хуже.
- Ах, командарм, умеете вы сводить женщин с ума. Что есть, то есть! – Улыбнулась она и потянулась к нему.
Их губы встретились, и последней здравой мыслью Кравцова было предположение, что от такой страсти и должны рождаться дети. Во всяком случае, обязаны.
3.
- Ну, что, Дима, с чего начнем? – Макс прибыл в Управление в 7.10, но Дима Никитенко, один из двух его секретарей-референтов был уже на месте, сосредоточенно шурша бумагами за широким секретарским столом. Поздоровались, обменялись впечатлениями на тему московской жары и пыли и перешли к делу.
- Здесь срочные бумаги из ЦК. – Дима проследовал за Кравцовым в кабинет и раскладывал теперь перед ним дела в порядке срочности или важности, как понимал их – согласно инструкции – сам Никитенко. – Те, что прибыли вчера после пяти. – На стол перед Максом легла первая папка.
- Отчет Следственного отдела. – Вторая папка скользнула под первую. – Ничего срочного, насколько я знаю, но есть несколько вопросов, требующих вашей визы.
- Хорошо. Что дальше?
- Сводка по Округам, вечерние и ночные телеграммы, запросы Хозяйственного отдела, запрос из Наркомата…
В конце списка первоочередных дел значились так же требующие срочной встречи Семенов и Саука.
- Пригласи их на десять и обеспечь нам час времени без помех.
- Будет исполнено. – Подтянулся Дима, которого, несмотря на молодость и самое что ни на есть пролетарское происхождение, все время пробивало на какой-то старорежимный стиль поведения.
- Что-то еще? – спросил Макс, почувствовав мимолетную заминку.
- Да. То есть, нет. – Смутился Никитенко. – Я хотел только сказать, что Ольга Викентьевна, заведующая нашей библиотеки, она из поездки вернулась…
- Ее пригласи, как только появится.
- Так, она уже здесь… с утра…
- С какого утра, Дима? – удивился Кравцов. – Сейчас семь часов утра!
- А она в шесть пришла…
- Тогда, давай бегом! – Приказал Макс. – Товарища Гаврилову сюда, и устрой нам чай с баранками, лады?
- Так точно!
"Вот же, вахмистр, будь оно не ладно!"
***
- Здравствуйте, Ольга Викентьевна! – Макс старался сохранять "режим секретности" даже тогда, когда они оказывались одни. Маруся Никифорова по-прежнему оставалась опасным спутником даже для себя сомой. Ее имя не шельмовал только ленивый, так что…
"Умерла, так умерла…"
- Здравствуй, товарищ Кравцов! Вижу – живой, уже хорошо!
- Вашими устами! – улыбнулся Макс. – Садись, пей чай и рассказывай. Как съездила, кого видела, что узнала?
- Нашла обоих. – Маруся отпила из стакана и подвинула к себе пачку папирос. Как обычно она курила московский "Дюбек". – Лиза сменила имя, вышла замуж и уезжает с мужем в Аргентину. Новое имя назвать?
- А она, что сказала?
- Она сказала, что на постоянной основе работать, не готова, но если потребуется помощь лично тебе…
- Не называй. Кто муж?
- Один из Мишиных людей. Сохранил его счета, себе ничего не взял, все отдал Лизе. Ходил за ней все эти годы.
- Он знает, кто ты? – Макс тоже закурил, пытаясь представить, как сейчас выглядит свояченица.
- Нет.
- Хорошо. – Он затянулся, обдумал все еще раз. – Ладно, только мне.
- Надин Лоранс Вернье, обрусевшая француженка, натурализованная. Муж аргентинец Хайме Кон. Искать следует в Буэнос Айресе.
- Спасибо. И забыли.
- Как не было. – Серьезно кивнула Маруся. – Я сказала ей, что вы с Рашель поженились. Она передала вам свои поздравления и лучшие пожелания. Она… я думаю, она искренне рада. Подарок хотела передать, но я отказала.
- А что по существу дела? – спросил Кравцов, решительно меняя тему.
- Ржевского-Раевского убили люди из белой контрразведки. Это Винницкий доподлинно раскопал. Дело позже обсуждалось в ЧК… Лиза помнит, что Миша встречался с самим Калиниченко , и тот подтвердил: белые и убили. Речь о ком-то из штаба Гришина-Алмазова и из белой контрразведки. Имена неизвестны, но причины понятны. Они боялись, что их накажут, когда станет известно, что он чекист. Все-таки Борис крутил свои дела почти в открытую, работая в их же полиции. А теперь выходило, что он агент Дзержинского. Вот и решили, убрать от греха, а у мертвого не спросишь. Но сделали грязно, так как хотели свалить на бандитов. Застрелили его около артистического кафе. Пятнадцать пуль. Просто расстреляли, хотя бандиты так делать не стали бы. Вон Сашу Фельдмана как аккуратно убрали. Пуля в лоб, и назначайте похороны. А тут кровищи… чуть не вся улица залита. А когда нашли при обыске в квартире Бориса пистолет с монограммой Винницкого, так на Японца дело и повесили. И того не знали, бестолочи, что Миша мог грохнуть погромщика, да и то обычно не марался, но чтобы за деньги, да еще своего же друга – даже если допустить, что бывшего – никогда не стал бы. Там, вероятно, должен был находиться предатель, но это опять-таки не Михаил, и не Лиза. Ни бриллиантов, ни золота, которые у Ржевского были, белые не нашли, потому что их тогда же – сразу после гибели Бориса - передали начальнику контрразведки подпольного ревкома Северному . Сам же Михаил Винницкий и передал. Позже, уже весной девятнадцатого факт передачи косвенно подтвердил Поляк , и еще Лиза уверена, что свидетелями встречи с Северным и передачи ценностей были адъютант Миши Мейер Зайдер по кличке Майорчик и телохранитель Коля Большой, настоящей фамилии Лиза не знает. Вот, собственно, и все. Да, и еще, в артистическом кафе находилась явка подпольного ревкома, туда Ржевский-Раевский, по-видимому, в тот вечер и шел, но и этого белые не знали. И, похоже, балабол наш, Гриша, тонкостей этих не знает тоже. Слышал звон…
- Все?
- По первому пункту все. – Кивнула Маруся и, затушив окурок, взялась за чай. - Но есть и второй. И он не менее интересен.
- С нетерпением жду подробностей. – Макс тоже отхлебнул чай, думая о том, что всех троих – и Саджая, и Северного, и Поляка – следует срочно найти. Кто-нибудь из них наверняка уцелел. Саджая-Калиниченко – это Кравцов точно помнил – в двадцать первом работал еще в Одессе. Ну, и Зайдера в тюрьме или колонии – где уж он там сейчас - придется найти и тишком допросить. Так что свидетели будут, и это хорошо.
- Я нашла Энякова, но не в Марселе, и не в Париже, как ожидалось. – Маруся сделала еще один глоток и потянулась за папиросами. – Исаак Ильич с 1919 проживает в Стамбуле и никуда с тех пор, оказывается, не переезжал. Имеет торговое дело – галантерея, в основном – но я полагаю, все эти магазины - только прикрытие. На самом деле это или деньги под высокий процент, или гашиш, или и то и другое.
Имя Исаака Энякова мелькнуло когда-то в деле Бирзе и повторилось – без каких-либо, впрочем, подробностей – в расследовании о "пропавших миллионах", оказавшихся, на поверку, "общаком" левых партий на Украине.
- И он стал с тобой разговаривать? – удивился Макс.
- Да, - грустно усмехнулась библиотекарь Гаврилова. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Лиза рассказала мне, что видела в составе какой-то советской делегации – она не сказала мне, правда, где и когда, но я и не спрашивала – так вот, она видела Илью Борисовича Златопольского, которого помнит по Одессе восемнадцатого и девятнадцатого годов. И вот, представь себе, в этой связи она и упомянула Исаака Ильича Энякова. Она сказала, что точно не знает, но, по ее мнению, они работали вместе, и что это как-то было связано с деятельностью подпольного ревкома. Во всяком случае, Мишу предупредили, чтобы он их не трогал.
"Златопольский и Эняков… Один в Стамбуле, а второй в делегации. Крайне любопытно".
- Ну, я на этом и построила разговор. – Выдохнула папиросный дым Маруся. – Предположила, что было там нечто. Так и оказалось. Эняков в начале революции вроде бы примыкал к анархистам. Ну, это он так говорит. Я по разговору поняла, что был он бандитом. Грабил крымские имения. Потом работал в советах, был каким-то даже комиссаром… Потом – следует предположить, что после того, как взяло в оборот ЧК – его послали вместе с Златопольским в Одессу. Задача была – организовать финансовую диверсию в тылу белых. Они скупали в одесских банках валюту на сотни миллионов рублей, вызвав этим сильнейшую инфляцию, но и деньги – реальные, а не "бумажные", если вообще не фальшивые – деньги эти являлись реальной ценностью и были позже переданы в Москву. Но не все.
- Ну, естественно. – Кивнул Кравцов. – "Галантерея" Энякова тоже ведь не на пустом месте построилась.
- Справедливо. – Маруся отодвинула стакан и посмотрела Максу в глаза. – Найди, Макс, Златопольского. Эняков утверждает, что "второй транш" переводился через Котовского.
- То есть, как? – встрепенулся Кравцов. – Почему Котовский?
- Вот и мне это странным показалось… А вдруг?
4.
Лето двадцать пятого года выдалось жарким. Дышали зноем блекло-синие, выцветшие от беспощадного солнечного сияния небеса. Душная пыль сизыми облаками стояла над не мощеными дорогами, оседая на пожухлой зелени деревьев. Но горячим был не только воздух – хотя ртутный столбик термометра даже ночью не опускался ниже двадцати пяти градусов, - положение внутри страны и вокруг нее оставалось тревожным, и такие организации, как ОГПУ и Военконтроль, работали в невероятном напряжении. Многие отделы буквально перешли на казарменное положение, но легче не становилось. Работы было столько, что, как говорят на востоке, еще и после смерти на три дня останется. Однако не одними шпионами и диверсантами, саботажниками, бандитами и вредителями приходилось заниматься в эти дни Кравцову. Не только жулье всех мастей, взяточники и растратчики вызывали головную боль и бессонницу. На носу – едва ли не в буквальном смысле этого слова, имея в виду даты - была надвигающаяся, как девятый вал на знаменитом полотне Ивана Айвазовского, партконференция, и дискуссия по злободневным вопросам внутренней политики приобретала порой все черты потасовки с поножовщиной, если и не формальной войны. Впрочем, кому-кому, а Максу было очевидно: не случившееся в двадцать втором вполне может произойти в двадцать пятом, и тогда… Думать о расстрельных списках было крайне неприятно, еще меньше хотелось оказаться в них самому, с теми же Якиром или Лонгвой, к примеру. Поэтому – имелось у него для этого время или нет – Кравцов ловчил и изворачивался, но выкраивал время и на свои собственные многоходовки, которые чем дальше, тем больше казались ему полным безумием. Но и отступить он теперь не мог: на карту была поставлена не только его собственная жизнь, и даже не жизнь Реш, за которую он мог голыми руками порвать любого. На повестке дня стояли судьбы России и Революции, и, значит, отступить он просто не мог. И умереть не имел права… Даже умереть…
***
Бывает же такое! Судьба играет, или удача ложится в руку! Ты даже не знаешь еще, где и в чем твой выигрыш, а интуиция подсказывает: иди! И ты следуешь за "тенью отца Гамлета", и оказывается, что так и надо, даже если сначала было страшно или попросту неинтересно.
В половине третьего неожиданно позвонил Краснощеков. В последнее время виделись они редко. Оба люди занятые, да и круг знакомств Александра Михайловича был нынче таков, что Кравцов среди всех этих поэтов, художников и артистов начинал чувствовать себя неловко и неуверенно, что было для него, в принципе, нехарактерно. Рашель тоже стеснялась. Она, разумеется, позволяла себе теперь несколько больше, чем раньше, - "Как думаешь, не развращают ли нас все эти белые булки?" - да и возможности некоторые появились, ведь не последние люди в Республике. Но все равно, рядом с кем-нибудь вроде Зинаиды Райх или Тимоши Пешковой она чувствовала себя золушкой, хотя на взгляд Кравцова ни в чем не уступала ни одной из "писанных" московских красавиц. И, тем не менее, - и неважно, как часто удавалось увидеться, - дружба не прерывалась и тогда, когда Краснощеков уезжал ненадолго торговым представителем в Берлин, и тогда, когда Макс отправился "маршировать" в треугольнике между Минском, Смоленском и Ленинградом. Взаимная симпатия не исчезла, просто у каждого из них была своя, на особицу, жизнь – и у замнаркома иностранных дел Краснощекова, и у начальника Военконтроля Кравцова.
- Макс Давыдович! – сунулся в кабинет референт. – Вам из Госбанка звонят, из Правления.
- Ну, соедини, что ли. – Пожал плечами Кравцов.
Что могло понадобиться от него совбанкирам, он не мог даже предположить. Впрочем, был бы человек, а дело для него всегда найдется.
- Кравцов слушает. – Гаркнул он в трубку. Качество телефонной связи по-прежнему оставляло желать лучшего, и привычка орать в мембрану становилась неискоренимой.
- Макс Давыдович, дорогой! Ты там как, всех шпионов поймал или чекистам кого-нибудь на развод оставил?
Ну, естественно! Краснощеков ведь с легкой руки Кравцова и при полной поддержке Троцкого, знавшего Александра Михайловича еще по совместной работе в САСШ, стал теперь, что называется, незаменимым человеком. Или другими словами, в каждой бочке затычка. Он состоял и в правлении Госбанка, и в коллегиях ВСНХ и Наркомата внешней торговли, и заместителем Чичерина являлся, и входил в совет директоров созданного когда-то им же самим Промбанка.
- Здравствуй, товарищ Краснощеков! – обрадовался Макс возможности отвлечься от работы, хотя бы и на пару минут. - Как жив? Здоров? Или опять, не дай бог, посадили?
- Нет, мне и одного раза за глаза хватит! – откликнулся Краснощеков. - Слушай! Дел невпроворот! Так что, я коротенько. Сегодня в восемь, на Грановского!
"Ах, да! – усмехнулся про себя Кравцов. – Саша, ведь, еще и профессор Московского университета" .
- И без возражений! – Продолжал наседать Александр Михайлович. - Лизка приехала, когда еще такой случай будет!
- Какая Лизка? – не понял занятый своими мыслями Кравцов.
- Лилина сестра из Парижа приехала.
- Ага! И… А кто будет-то? Может быть…
- Не может! – отрезал Краснощеков. – Народу будет немного. В основном, Володины и Лилины друзья, да вот еще Яша Блюмкин обещал зайти.
- А мы-то тебе зачем? - Прямо спросил Макс.
- Володя попросил. – Объяснил Краснощеков, знавший об общей нелюбви четы Кравцовых к московской богеме. - Уважает он тебя, Макс. Серьезно! А в Рашель по-прежнему влюблен. Платонически! – поспешил он развеять возможные недоразумения. - Хотя, сказать по правде, уж и не знаю, как ей это удалось! Он, по-моему, из тех, кому легче отдаться, чем объяснять, что не хочешь.
- Я знаю. – Усмехнулся Кравцов. – Но Рашель умеет быть убедительна, когда хочет. А как у нее вышло с Владимиром Владимировичем, я тебе не скажу. Тайна личности. Ты же юрист, Александр Михайлович, должен знать. Pro domo sua , так сказать.
- Придете?
- А что с тобой делать?
***
Так и случилось, что, совершенно не планируя этого заранее, Кравцов оказался тем вечером в гостях у Краснощекова. Народу, и в самом деле, собралось немного: поэт Пастернак, Ольга Третьякова , Эйзенштейн , которых Макс едва знал – шапочное знакомство, никак не более – Маяковский с вечной папиросиной в углу рта, высокий, мощный, несколько отяжелевший с их последней встречи. Муж Лили Осип… Вот этого человека Кравцов не просто не понимал – ни как интеллигента, ни как мужика - ему был незнаком и чужд тот мир, каким представлялось внутреннее пространство этого неглупого и, кажется, вполне самодостаточного мужчины. Женя Соколова … Крепкая, белокожая, русоволосая и светлоглазая… Еще какие-то мужчины и женщины, болтавшие, покуривая и выпивая, о танцах, о фокстроте, о Кранахе - "А он-то здесь причем?" – и Тициане… Лиза Триоле, несмотря на разницу в возрасте необычайно похожая на сестру, еще одна женщина – юная красавица Анель Садукевич , про которую Макс так и не понял, чья она любовница: то ли Маяковского, то ли Брика. Не исключалось, впрочем, что девушка живет и вовсе с самим Краснощековым.
- Как думаешь, с кем она спит? – шепнула в ухо Рашель.
- Сложно сказать! – вздохнул в ответ Кравцов.
Сложность любовных многоугольников, постоянно возникавших в среде этих незаурядных людей, по-прежнему, - несмотря на многолетнее знакомство - приводила Макса в растерянность. Фантазии не хватало, творческой раскрепощенности или чего еще, но временами он даже испытывал в их присутствии чувство неловкости.
- Здравствуй, Макс! – Луэлла Краснощекова - высокая и красивая девочка не уехала с матерью в Америку, но, не ошиблась ли она, оставшись в революционной России с отцом? Ответить на этот вопрос со всей определенностью Кравцов не мог. Но, кажется, Лиля – при всей своей невероятной "раскованности" – относилась к девочке как к родной дочери. Так что, хотя бы заботой и вниманием Лу не обделили, а жизнь в Москве, да еще в кругу первого поэта эпохи, скучной не назовешь.
- Здравствуй, ребенок. – Серьезно протянул девочке руку Макс. – Как в школе?
- У меня платье новое. – Ответила Лу.
- Ну, и что? – поднял бровь Кравцов.
- Из Парижа! – выпалила Луэлла, испытывавшая, по-видимому, чувство неподдельного восторга.
- Это далеко от Жмеринки? – откровенно усмехнулся Макс, но девочка его, естественно, не поняла.
- Лили говорит, - она всех называла по имени и на "ты", даже отца, - что настоящую женщину отличают взгляд, - она "сделала глаза", - красивое белье и дорогие туфли!
- Следовательно, тетя Лиза привезла тебе не только платье и туфли, но и бюстгальтер? – спросила Рашель.
- А как ты узнала? – растерялась девочка.
- А где Блюмкин? – поспешил сменить тему Кравцов, неожиданно подумавший о возможности использовать в своих целях связи Якова в Коминтерне, куда тот недавно перешел для налаживания там службы безопасности.
Однако Блюмкин в гости так и не заявился, зато вскоре в гостиной появился человек, которого Кравцов ожидал встретить в этой компании меньше всего. Раздвинулись портьеры, скрывавшие двустворчатую дверь, и в комнату вошел статный молодой военный с двумя орденами "Красного знамени" на груди.
- Витя?! – удивленно воскликнул Макс и шагнул навстречу старому другу.
- Сюрприз! – Улыбнулся Примаков и, энергично шагнув вперед, крепко обнял Кравцова.
С Виталием Примаковым , тогда еще командиром отряда красногвардейцев, Макс познакомился в Питере летом семнадцатого. Позже, судьба не раз и не два сводила их на Украине, где Виталий сформировал кавалерийский полк, выросший, в конце концов, в знаменитый кавкорпус . Ну, а в недавние уже времена, они снова встретились в Питере. Кравцов прибыл в город принимать округ и не без удовольствия увидел, среди встречавших его на перроне Октябрьского вокзала военных, Примакова. Как выяснилось, Виталий командовал в Ленинграде Высшей Кавалерийской школой.
- Какими судьбами?
- В Китай еду. – Понизив голос, объяснил Виталий. – Советником в 1-ю армию.
- Слушай, - оживился Кравцов. – А в Коминтерне у тебя знакомые есть?
- У меня есть. – Подошел к ним Краснощеков. – Я с Войтинским по Дальнему Востоку хорошо знаком, а он сейчас как раз в Исполкоме Коминтерна работает. Так какая требуется помощь?
- Я ищу человека по фамилии Златопольский. – Тихо ответил Макс.
– Илья Борисович? – Удивленно поднял брови Краснощеков. – Ты говоришь об Илье Златопольском?
- Ты его знаешь?
- Он специалист по валютно-финансовым вопросам… Работает в Коминтерне и в Госбанке.
- Сходится!
- Тогда тебе никто больше не нужен. Я передам ему, что ты его ищешь. А зачем, кстати?
- Зачем – секрет. – Серьезно ответил Макс. – Ищу я его по приватному делу. Так что просто помоги встретиться, и все.
заведующая нашей библиотеки
библиотекой...
Похоже, не правленный файл? Или правки не приняты? 
Похоже, не правленный файл? Или правки не приняты
Приняты, но я хотел уже закончить и потом медленно и с чувством начать править.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Макс Мах. Под луной (Роман-фантазия)
|
|