О! Всем огромное спасибо. Применим

- Пока пусть будет в качестве силового отделения Оперативного отдела...
- "Силовой" - звучит нехорошо.
- Вот и придумай название. В переспективе это твой собственный отдел. Что-нибудь вроде активных операций... ну, не знаю! Думай!
- Принято. Что-то еще?
- Я хочу создать отдел разведки… ну, не разведки, разумеется. Активная контрразведка. Собственная разведка Военконтроля… Не знаю, но смысл понятен, или нет?
- Понятен. – Кивнул Семенов. – А я тут при чем?
- Подумай о кандидатуре. – Сказал тогда Кравцов и улыбнулся. – Это я по дружбе прошу, а не как начальник. Мне на эту должность волк нужен с лисьим умом, никак не меньше…

2.
До полудня колесо вертелось так, что, как говорят на Руси, не дыхнуть, не пернуть. Дел накопилось множество, тем более, что Макс не только восстанавливал разрушенное, он и новое строил, предполагая ввести в практику контрразведки такие приемы и методы, до которых не додумались еще и признанные мастера этого дела – немцы да англичане.
"Ну, ничего! – думал Кравцов в азарте. – Дайте срок! Такого монстра вырастим, ЧК от зависти удавится!"
Были у него и другие – вполне наполеоновские – планы. Теперь были, чай, не двадцать первый год на дворе. Макс только не знал пока как подступиться к главному, как не решил пока и того, каким должен быть, пусть не идеальный, но приемлемый -  с точки зрения соотношения "цена-качество" – искомый локомотив истории. Он твердо решил, чего не хочет допустить на пути в Комуну, оставалось понять, что из оставшегося – люди и обстоятельства - возможно и достаточно, чтобы в конце концов сделать там остановку.
- Март восемнадцатого. – Сказал Кравцов. – Ты встречала Котовского в марте в Елизаветграде?
- В Екатеринославе. – Кивнула Маруся. Ну, что хочешь с ним делай, а назвать Никифорову Марией Григорьевной он не мог. Даже мысленно. Только мысленно, поскольку "бандитка" Маруся Никифорова была казнена  белыми в сентябре 1919 года.
- В Екатиринославе... Что он там делал?
- Бежал с фронта. Ты же помнишь, немцы начали наступление, взяли Киев...
- Я был в Одессе с Муравьевым. – Макс пыхнул трубкой, прищурился, вспоминая Котовского. Григорий Иванович командовал сотней, входившей в Тираспольский отряд. Среднего роста – ниже Кравцова на голову или даже больше – но крепкий, жилистый, из тех, про кого говорят силач, едок. Ел много. Макс как-то раз видел, как Катовский умял яичницу с салом из двух дюжен яиц. Еда в нем сгорала, видно, иначе давно должно было разнести, но полнеть Григорий начал, как рассказывали Кравцову, значительно позже, после тяжелых ранений, то есть уже году в двадцатом. А тогда, зимой восемнадцатого, о "дородности" не могло быть и речи. Был быстрым, решительным, но при том нервным, дерганным. Иногда начинал вдруг заикаться, да и в глазах у него было нечто...
"Ну, да! – Вспомнил Кравцов. – Он же эпилептик!"
Макс сам был свидетелем одного такого приступа, летом девятнадцатого,  уже после того, как Якир уговорил его отменить расстрельный приказ. Вернее, уговорил не обижаться на то, что приказа не выполнил.
"Эпилептик... значит, может быть коварен и скрытен, что при его уме несложно. И злопамятен... Определенно, кто-то об этом писал, но кто? Ламброзо? Шарко? Жане? "
- Нестор предложил ему присоединится и прорываться вместе в Гуляйполе. Я тоже хотела тогда идти по тылам немцев. А Гришка струсил, распустил отряд и ушел в бега...
- Понятно.
- А мне нет. – Вскинула взгляд Маруся. – Ты под Котовского копаешь?
- Скорее, он под меня.
- Не связывайся. – Спокойным голосом предложила она.
- Это ты мне говоришь? – удивился Кравцов.
- Я. – Кивнула Никифорова, играя коробком спичек. Обычно руки выдают истинный возраст женщин, не так было с Марусей. Судя по рукам, ей все еще было двадцать...
– Сейчас не восемнадцатый год, Макс, и ты не командир красногвардейцев. Твой командир Муравьев растрелян, и половина твоих друзей лежит в земле.
- Звучит мелодраматично.
- Но по существу верно. Скажешь, нет?
- Наверное, да. – Согласился Кравцов. – Собирайся...  товарищ Ольга. За границу поедешь, в командировку.
- Куда это?
- В Марсель... В Париж бы тоже неплохо, но, боюсь, там тебя могут узнать...
- Меня теперь только ты один узнаешь.
- Не скажи! У художников взгляд наметанный... Впрочем, думаю, можно попробовать, но только осторожно. Ты мне обещаешь?
- Я смерти не ищу. – Усмехнулась в ответ Никифорова. Хорошо усмехнулась, по-дружески, как в прежние годы.
- Ладно, значит, Париж. Потом съездишь в Стамбул и пароходом – через Одессу – домой. На все про все месяц, самое большее – два...

4.
- Вот скажи, Макс Давыдович, сколько надсмотрщиков нужно, чтобы народ не баловал?
- А что вдруг? – Макс сидел у Котовского уже больше часа, и первые пол-литра дивина под прошлогодние украинские яблоки и туркестанские урюк и кишмиш ушли легко и просто, словно чай. За разговором ушли. За непринужденной по виду беседой. За воспоминаниями о безобидных пустяках. Кравцов, однако, не заблуждался: Котовский его не потрепаться зазвал.
- Да, понимаешь, мало, что ГПУ бдит, так теперь и твои хлопцы жизни не дают.
- Я на Управлении пятый день, а до того, как и ты, строевым командиром был. Рассказать тебе, Григорий Иванович, о Морских Силах Балтийского моря? Это я запросто, только скажи! А если случились непонятки с Управлением, будь добр, товарищ замнаркома, разъясни, в чем проблема. Будем думать.
- Эк загнул! Выпьем! – Котовский откупорил вторую бутылку и разлил золотистый пахучий напиток по стаканам. – Ну, за Коммунизм! Что б нам, в том Коммунизме, жить довелось!
- За Коммуну!
Вспомнился отчего-то еще не снятый в этом мире – да, и снимут ли когда-нибудь? - "Подвиг разведчика".
"За нашу победу! – Кивнул мысленно Кравцов, опрокидывая коньяк в рот. – За Коммуну!"
- Украинское ЧК, - Котовский вытер губы тыльной стороной ладони и потянулся за папиросами, отчего и Макс вдруг остро захотел курить. – Поставило уполномоченным по Молдавии Леню Заковского .  Помнишь Леню?
- Григорий Иванович, ну, что ты несешь, прости господи! – Кравцов выбил над бронзовой пепельницей свою видавшую виды английскую трубку и сунул щепоть в кисет за табаком. – Откуда мне знать твоего Заковского? Я же не чекист, да и на Украине давно не был. 
Он аккуратно – даже несколько излишне методично – начал набивать трубку. Алкоголь брал свое, следовало усилить контроль.
- А, ну да! – Котовский закурил, выдохнул дым, раздраженно махнул рукой, разгоняя сизое облако, возникшее перед лицом. – Нормальный мужик. Был раньше председателем Одесского Губотдела… В общем, знаю я его давно… еще в Гражданскую встречались. Он на Южном фронте командовал отрядом особого назначения.
- Так это Штубис, что ли? - "вспомнил" Макс. – Латыш? Я его по Питеру помню. Семнадцатый…
Кравцов закурил наконец и вопросительно посмотрел на Котовского.
- Точно! – Кивнул тот. - Штубис. Но я его, уж прости, как Леню Заковского знаю.
- Бог с ним, - отмахнулся Кравцов. – Он все равно не в моей компетенции.
- Это точно, - подтвердил Котовский, разливая по новой. – Но вот Левка Задов, махновская сука, твой человек.
- Ты Зиньковского  имеешь в виду? – спросил Кравцов, попыхивая трубкой. – Начальника махновской контрразведки?
- Он теперь на отделении Военконтроля по Приднестровью сидит.
"Опаньки! Так просто? Он, что совсем сдурел, так запросто козыри сдавать?"
- Извини, Григорий Иванович, но я до сего часа не знал, что Лев Зиньковский служит в Военконтроле. Честное большевистское!
- А что, - спросил он через мгновение. – Не срослось что ли?
- Есть мнение, что копает, сука, под меня по заданию Троцкого!
- Ты не обижайся, Григорий Иванович, но Льву Давыдовичу только под тебя копать! Больше дел у него нет! Но если даже допустить, Задов-то здесь причем?
- Не скажи! – Котовский опять взялся за бутылку. – Ты вот не троцкист, это я доподлинно знаю. Симпатизируешь, может быть, но не шестеришь! А Левка Задов, как есть, в Одесский актив троцкистской платформы входил. Лева с Левой всегда общий язык найдут!
- На что намекаешь?! – вскинулся Макс.
Вообще-то, он знал, что Котовский не антисемит, но уж больно карта была козырная. Вторая по счету.
- Да, ни на что! – Огрызнулся Котовский. – Окстись! Меня самого легче в жиды записать, чем в антисемиты. У меня, считай, вся жизнь между евреями прошла. Я с самим Японцем дружил!
- Выскажись уже! – Предложил, тогда, Кравцов, понимая, что пришло время для некоторой степени откровенности.
- О чем? – глаза Котовского смотрели трезво, оценивающе, он словно выглядывал изнутри чужого несколько одутловатого нездорового лица.
- О том. – Кравцов не собирался попадаться на эту незамысловатую уловку. Если знает, пусть сам скажет, тогда и разговор состоится.