Окрестности Новосибирска
Бригада
Сергей Джумаев (Жюмарик)
От стены тянуло холодом. Мерзко так, противно. Да и идти по щиколотку в воде тоже приятного мало. Обувь содрали сразу, оборвав недолгое сопротивление ударом приклада по спине. Носки несколько секунд держали оборону, храня тепло. Но и они капитулировали, противно облепив ноги.
По подвалу шли недолго. Две, может быть три минуты. Потом, поставили к этой самой стене, и привязали к трубам. За руки и ноги к трубам. Накрепко прикрутили. Рядом солдаты не спеша, обмениваясь комментариями, привязали еще троих из бригады. Временами возмущаясь тусклым светом единственной лампочки под потолком
Дергаться было бессмысленно. Оружие у пацанов отобрали, а желание «взять на рывок» пропало, когда во дворе Черный всей тушей сбил худенького рядового и побежал, нелепо размахивая связанными руками. Автоматы остались нетронутыми. Местный основной двумя выстрелами прострелил Черному ногу. Бывший чемпион края по вольной борьбе упал, и этот садист влепил ему две пули в живот. И по одной в коленные суставы. Черный заорал так… Его слышно даже здесь, до сих пор слышно... А основной, похожий рожей то ли на казака, то ли на болгарина какого-то, засунул «Стечкин» обратно, в оперативную кобуру, и сказал, ни к кому отдельно не обращаясь:
- Намек поняли, господа ЗэКа? В следующего стрелять не буду. Посажу в кастрюлю крысу и примотаю скотчем к пузу. Перспектива такая устраивает?
По глазам видно было: и посадит, и примотает... Еще и шутить будет при этом. Шальные глаза такие, с плещущимся в глубине безумием. Больше никто не рыпнулся. Ни когда разували, ни когда гнали по воде. Даже когда привязывали – все молчали.
Веревка больно врезалась в руки. Да так, что, все же не сдержавшись, матернулся. Вмиг получил прикладом в лицо. И повис на трубе, пытаясь не захлебнуться мгновенно наполнившей рот кровью.
- Пасть открывать на ширину приклада! Все поняли? – Весело сказал «казак» и присел на табуретку, подставленную загодя кем-то из солдат. – Так, работники ножа и топора, сначала у нас положено представляться. Начнем с меня: старший сержант Урусов. Позывной, а, по-вашему, погоняло – Седьмой. Вопросы есть? Вопросов нет. – верно понял молчание наше. Ой, верно…
- Теперь вы, милейший! – Ствол Стечкина указал на крайнего справа. Известный всему городу «бомбила» Гарик решил проявить характер. И послал старшего сержанта по известному всем адресу, пройдясь и по его матери.
- Критику снизу отклоняю. – ответил сержант. - Моя мать – святая женщина. Она меня терпела целых девятнадцать лет. Пока я в армию не ушел. – Прокрутил на ковбойский манер на пальце пистолет. И выстрелил Гарику в голову.
Коротко стриженная голова буквально развалилась на куски, заляпав мозгами и кровью склизкую стену. И соседа.
Кого-то из солдат шумно вытошнило. Да и наши, на что парни крепкие, да виды видавшие, испугались. В штаны не наделали, но хотелось… По себе сужу. А остальные – вряд ли лучше…
Вояка отмороженный этот, с дула дымок сдул, снова пистолет крутит. Тут увидел, что солдатик облеванный весь стоит, и командует ему:
- Так, Поляков! Выскочил наружу – воздухом подышал, и обратно. Понял?
- Так точно! – Солдатик с силами собрался, ответил, да и побежал. Только ботинки по воде чвак, чвак… Хлюпают.
- Следующий?
Вот же сволочь казаче-татарская! Пистолетом заместо указки размахивать вздумал…
Пацан, на которого Гариковой башкой плеснуло, глаза закрыл и выпалил: - Кривой я! Из Северска!
- Вай, молодец! Сэр Кривой из Северска! А ответьте мне, достопочтенный земляк моей горячо любимой жены, с какого хера, вы сюда приперлись? – Я и не заметил, как старший сержант этот подскочил с табуретки и оказался рядом с Кривым. В висок ему АПС сунул, до крови разбил.
- Повторяю вопрос о мотивации вашего здесь появления?!
- А… Ну, это… - промычал Кривой.
- Понятно…. – Урусов протянул. – Говорить не умеем… Такой косноязычный ты нам не нужен.
И выстрелил. Да как! Пуля вошла Кривому в глаз, кусок черепа к херам вынесла. Но не убила. Завыл он, задергался, кровью забрызгал во все стороны…
А долбаный отморозок посмотрел спокойно на это дело и высказался, обращаясь к тому солдатику заблёванному:
- Понимаешь, Поляков. Эти твари пришли убить тебя. И твоих друзей. Такие же убили твоих родителей. Ты ведь их помнишь?
Голос тихий, вкрадчивый даже… Талант, мать его! Ему в опера пойти – я бы первым свечу заупокойную ставить побежал бы… А он продолжил:
- И потому жалеть нам их не с чего. И если он нам бесполезен, то зачем ему жить? Пусть подыхает,
А Кривой всё это время корчился и дуэт воплям Черного составлял.
А остальные солдаты стояли, разинув рты. Пока, наконец, не прогрохотала короткая очередь.
- И кто только добрый такой? – спросил Урусов, - Ладно, после разберемся. Прониклись? – Это он уже у нас спросил. Хоть «Стечкина» в кобуру упрятал, и то хлеб… - Вот и молодцы. Продолжим?
И сами собой полились слова, и никакие силы не способны были остановить этот поток. Даже подбадривать никого не пришлось. Каждый решил, что лучше рассказать все, о чем спрашивает этот «казак». И я всё выложил. И про то, что было, и что есть, и что от Энска родного моего осталось. Старший сержант только и успевал диктофон включать-выключать, записывая по очереди…
Отредактировано Чекист (13-11-2011 01:06:26)