Вот и окончание книги.

25 августа 2024 года

Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера

День понемногу подходил к концу. Закатное солнце еще заливало ярким светом снежные просторы Замка, дарило лучи отвесным скалам Фагитора и многочисленным моренам вокруг озер, но пылающий диск уже клонился к гребню Чимтарги, собираясь спрятаться за высочайшую вершину Фан. Еще час, может, чуть больше, и придет тень, а там уже и до темноты недалеко…
На старой морене у северной, нижней оконечности озера, на камнях возле большого старого коша расположились два человека. Оба немолодые, но на этом сходство и заканчивалось. Один невысокий широкоплечий моложавый мужчина в старой авизентовой куртке, таких же штанах и армейской панаме времен войны в Афганистане, сидел, положив руку на голову большого черного пса. Пес, развалился возле ног хозяина и чуть слышно сопел, вывалив длинный розовый язык. Назвать человека стариком язык бы не повернулся, но выдавали глаза. Такой взгляд может принадлежать только человеку немало пожившему, и видевшему за свою долгую жизнь много плохого. Очень много.
Второй собеседник, повыше ростом и не так раздавшийся вширь, но немного сутулый, смотрелся старше. Полевой «горный» камуфляж российской армии, полковничьи погоны, и в диссонанс - бахилы, надетые поверх ботинок. Военный устроился напротив альпиниста, пристально вглядываясь в лицо.
- Думал, увижу тебя только в лагере, – тихо сказал Пилькевич, зябко пряча руки в карманы куртки - всё-таки, сын нашелся, и у внучки горе.
- Ребята сказали, что ты сюда идешь. Решил вот дождаться. Один день ничего не решит. От Бори Ира не отходит. А Санечка… - Юринов вздохнул, - ей сейчас никто не в силах помочь. Только время… Внучка сильная, справится…
- Собаки так много значат? – Пилькевич погладил пса. Тот оглянулся и понимающе улыбнулся уголком пасти…
- Словами и не объяснишь. Проще все назвать психологическим симбиозом. Наукоподобно и, в принципе, верно. – Виктор помолчал немного. – Твой пес для тебя – как член семьи. Кусочек твоей души, что ли. Всегда гордился, что умею объяснять, а тут не могу. Это надо чувствовать... Санечке очень плохо… Хуже только Пусику.
- Это кто такой? – полковник запустил ладонь в густую шерсть.
- Пес погибшей девочки. Скорее всего, перестанет есть и умрет. Так обычно бывает. Лишь один раз удалось спасти собаку. И то, суку, у которой щенки были. Кобеля – ни разу.
- Настолько верные?
- Дело не в верности. Точнее, не только в верности. Хозяин для них – центр мира. Да, наверное, так правильнее всего. Центр вселенной. И если он гибнет – мир рушится. А зачем жить в разрушенном мире? Вот и умирают…
- У людей так же?
- Похоже. Только человек заставляет себя выжить. Такая он тварь, что выживает где угодно. Как тараканы… Видишь, наш мир разрушили Войной. Всё равно выжили. И в Душанбе, по которому долбанули. И здесь, между Бодхани и голодом…
- Неужели не было другого выхода, Витя? – спросил Пилькевич, - Двенадцать лет, это очень много! Я был уверен, что вы погибли. Неужели не было другого выхода? - повторил он еще раз.
- Какого? - спросил Юринов. - Думаешь, все эти годы себя не спрашивал? И не раз. Первой же мыслью было спуститься вниз. Кое-кто попытался…
- И что?
- Девчонок спасли. Парней не успели. Ахмадов пришел на третий день. На тот момент даже не все еще вернулись с восхождений.
- А вы отбились. Почти без оружия…
- Нас не ждали. И повезло. Расспроси Олега или Потапова. Они там были. Какой мир с Бодхани после того кишлака? Да и до – тоже. А еще через неделю Олег отстрелил ему руку. Так что… А воевать не хотелось. Некому у нас было воевать…
- Но хоть сообщить…
- Как? Отправить кого-то через горы? Возможно. И что дальше? Ты помнишь, чем вы тогда занимались?
- Да. Не до войны было…
- То-то и оно… А уже через год на Анзобе заминировали туннель. И перевал укрепили. Согласился бы Рюмшин класть ребят ради горстки каких-то альпинистов?.. Нет, конечно. Да и не до того вам было. А к кому еще? Чем один бек лучше другого? Может, если бы я вовремя вспомнил Фарруха. Но не вспомнил…
Собеседники замолчали. Тишина стояла долго. Пока Виктор, пристально вглядывающийся куда-то в облака, не продолжил:
- Понимаешь, Андрей, у нас была только одна защита – инкогнито. Если бы кто-нибудь пронюхал – нам конец. Бодхани задавил бы.
- Сейчас же отбились! – возразил Пилькевич. –даже сами его спровоцировали. А тогда он был слабее…
- Мы двенадцать лет готовились к этой войне. Очень серьезно готовились. А тогда, с тремя десятками условных бойцов… Нам нужны были вы. Прикидывался вариант уйти в Душанбе. По тому пути, что прошли «ребенки» неделю назад. Даже успели бы до первого пургеня. До семнадцатого августа вариант был. Пока главной трудностью было мое сердце и Руфина Григорьевна. Сложности, по большому счету, небольшие и решаемые. Но после Пасруда добавились кишлаки. Женщины. Дети. Как их было тащить через перевалы? Историю эвакуации Баксана помнишь?
- Но здесь же нельзя жить! Невозможно!
- Мы жили…
- Как? На супе из двухвосток?! - Пилькевич в раздражении ударил по камню. Поморщился. Удивленно лизнул разбитые костяшки. Снизу неодобрительно смотрел пес…
- И на супе тоже… Андрей, мы не видели другого выхода. Я не утверждаю, что его не было. Мы его не видели. Понимали, что никто не решит наши проблемы. Ахмадов мешал всем, но только нам его существование угрожало полным уничтожением. Даже Матча могла сложить оружие, и признать власть Зеравшана.. А мы не могли. Кто-то должен был умереть, либо Ахмадов, либо Лагерь. Вот и спрятались за легендами, ушли в тень. И готовились к бою. Громоздили ловушки, минировали проходы, интриговали внизу. Натаскивали бойцов. Не думали, что ими станут дети. Собирались воевать сами. Увы, себя мы переоценили. А деток наоборот… Без них не справились…
- Витя! Посмотри, кого вы вырастили! Дело не в том, какие они бойцы. Для армии это находка! Но… Они же не люди! Они дикари! Звери! Садисты! Я был в Зиморге… А на южном входе спецназ блевал! Мужики всю жизнь на войне. И блюют. А ваши «ребенки» шутки шутят. И песиков своих вычесывают. И жрали, даже не вытерев кровь с лиц и морд! Что люди, что собаки… Это же звери!
- Обманули тебя. – безразлично ответил Виктор заведшемуся полковнику.
- В смысле? – резко сбавил тон Пилькевич.
- Псов сначала отмывают до чистоты, потом только кормят. «От шаков любую заразу подцепить можно» - ненарушаемое правило. Первое дело после любой схватки – собак почистить.
- Ну, может и так. – согласился с аргументом спасатель. - Непринципиально. А на Большом Алло? Ахмадовцы сдавались! А ваши детки взяли, и всех расстреляли. Хладнокровно дождались, пока вылезут до последнего человека, и положили безоружных. И проконтролировали. Собаками. И никто из взрослых их не остановил. Даже не дернулся. – Пилькевич отвернулся.
- «Ребенки» пленных не берут! Ты знаешь, откуда возникло это правило? Сколько нам жизней это стоило? Пять! По масштабам страны – мизер. А для нас – это пятеро наших! Бесценных людей. Я тебе сейчас могу про каждого рассказать! – Юринов от волнения даже встал. - Серега Долженко попробовал вступить в переговоры. Хотел шугануть, мол, мы вас не тронем, а вы сюда не суйтесь. Думаешь, с ним стали разговаривать?! Сразу из трех автоматов! И всё. А ведь Серега не только альпинист был и лучший наш пулеметчик. Как он на гитаре играл! И пел изумительно! Сколько песен знал! И каких! Заменит его сотня неубитых джигитов? Или тысяча? Даже, если не на нас смотреть, а на весь Таджикистан?
- Да я не об этом…
- А я об этом. Ты знаешь, чем мы заплатили за эту войну? Наши потери тебе известны?
- Знаю. Два человека.
- Ты думаешь, это мало? Не отвечай, - остановил Юринов. - По всем военным понятиям и раскладам – мизер. Только у нас другие понятия. И расклады другие. Операция провалена. Мы потеряли Антона, Гюль и Коно. Три жизни. Прекрасного геолога, гениальную шахматистку и отличного пса. Антон хоть успел жизнь увидеть... А Гюль было только шестнадцать. Больше всего на свете любила шахматы. Сама, без учителей и книжек, доросла до уровня хорошего камээса. Мечтала с гроссмейстером сыграть. Вот он, гроссмейстер, сам пришел. А Гюль нет… Да насрать мне, сколько джигитов убито! Понимаешь, насрать! Всех бы их собственными руками!..
- Если она была такая уникальная, то почему ее в тылу не держали?
- Потому что у нас все уникальные. Для нас. Мы с Олегом и так смухлевали, спрятали Саньку. Помогло? Коно погиб, сама чудом жива…
- А вот это? – Андрей ткнул пальцем в сторону брезентового мешка, пристегнутого к стоящему рядом рюкзаку. – Сколько этой девчонке? Пятнадцать?
- Четырнадцать.
- Четырнадцать! И она без всяких эмоций отрезает человеку голову!
- Не человеку. Трупу. Ты думаешь, это месть? Ничего подобного, чистая целесообразность. Предъявить дехканам мертвого баши – правильная идея. Но не тащить же всё тело.
- Я не знаю, смогу ли я отрезать трупу голову. Скорее всего, смогу. Но после этого идти, стреляя глазками, и перебрасываться шутками с мальчиками, небрежно помахивая мешком с отрезанной башкой, уже точно не получится.
- Тебе и не положено. Возраст не тот. И ты давно уже не девочка…
- Витя, не передергивай. Прекрасно же понимаешь, о чем я!
- Понимаю. Но и ты, Андрей, пойми, они не звери! Они другие. Совсем другие. Вот и все. Отрезать головы трупу? В чем проблема для человека, который десятки раз потрошил барана? Кровь всего лишь жидкость, текущая по сосудам. Тебя же не тошнит при виде раздавленной мухи. Для них нет разницы между джигитом Бодхани и одичавшей собакой.
- И убивают человека так же легко, как собаку или барана?
- Легче. Когда режут баранов девчонки, бывает, плачут. Редко, но бывает.
- То есть, с шуточками перехватила пару глоток ножом, а потом искренне порыдала над трупом невинно убиенного барана?
- Где-то так. Граница проходит не по линии зверь-человек, а по линии свой-чужой. За своих они готовы на всё. Внучка собиралась в одиночку держать Восточный Казнок. Думаешь, не понимала, что без шансов? Отлично понимала, но хотела выиграть лишний час. А потом рванула в Зиндон. С той же целью. Разве что, шансов было много…
- В смысле много? Одна против восьмерых.
- Ей трижды не повезло. Заметили на снежном склоне. Заклинил автомат. А в трофейном не оказалось патронов. Даже после этого шансы были… Не очень много, но... Ты считаешь, что люди, ввосьмером охотящиеся на четырнадцатилетнюю девочку достойны пощады? Коно решил иначе.
- Я ж не об этих. А о тех, кто сдавался!
- Скажи, Андрей, а что бы вы с ними сделали?
- Ну… - глубокие морщины избороздили загорелый лоб. Пилькевич соображал долго. Виктор не дождался:
- Без «ну». Тюрем нет. И не ожидается. Работать эти граждане не будут. Месяц-два, и расползутся по мелким бандам по всей стране. Оружие в заначках есть, можешь не сомневаться. Потом ты вылавливал бы эти группки по одной и расстреливал. Теряя людей. Так?
- Возможно. Даже весьма вероятно…
«Ребенки» посчитали так же. И приняли превентивные меры. Жизнь врага для них не стоит ломаного гроша. В головах нет ни одного предрассудка из забитых в нас тысячелетним воспитанием. Ни гуманизма, ни ценности абстрактной человеческой жизни, ни прав человека, ни презумпции невиновности. Есть враг. Врага надо убить. Есть друг. Друга надо спасти. Все! Всех остальных - не трогать, пока не станет ясно, друг это или враг. Не «доказано», а «ясно»! Каждый сам и прокурор, и адвокат, и судья. И палач. Разбирательство проходит в доли секунды, а приговор приводится в исполнение немедленно и обжалованию не подлежит. Но поверь, он бывает и положительным. Патрули сначала стреляют, потом разговаривают. Но ни один из бежавших в Пасруд дехкан не убит. Понимаешь, ни один! «Ребенки» не агрессивны, они целесообразны. Они люди, но совсем другие люди. Мы, те, кто их такими вырастили, их понимаем. Не до конца, но понимаем. Тебе на это дико смотреть. Но они такие, какие есть…
- И вы собираетесь их выпустить в большой мир? Каждый, кто наступил «ребенку» на ногу – враг! Потребовавший денег за еду – тоже! А про патруль, решивший проверить документы, просто молчу! Да они вырежут половину Душанбе в первый же день!
- Многих зарезали «языки» Ирбиса? Это те же «ребенки». И на Анзобе их было достаточно много. Молчишь? Андрей, пойми, они люди. Не дикари, не звери, не садисты. Они знают, что такое Правила. Понимают их необходимость. Умеют по ним жить. Да, умеют убивать. И ни малейших терзаний по этому поводу не испытывают. Не убивать тоже умеют. И хорошо понимают, что такое необходимость и дисциплина. А без гуманизма и прав человека – проживут как-нибудь.
- Ну, без этого мы и сами переживем. В двенадцатом ни то, ни другое никого не спасло...
- В восемьдесят втором, я действовал так же, как они. Поэтому мы с тобой живы. До сих пор живы. Сейчас «ребенки» спасли Лагерь. Еще они спасли Матчу и сберегли немало жизней твоих бойцов. Надо хорошо подумать, Андрей. Может быть, именно они – Люди?
Виктор снова встал с камня. Тут же поднялся и пес.
- Пойдем, до темноты еще успеем спуститься в Лагерь. Тем более, твоя телохранительница все твои шмотки утащила. А внучка - мои. Взамен Фарида мешок оставила… А ведь я знал! Чувствовал, что когда-нибудь придется тащить на горбу Бодхани Ахмадова…

Отредактировано ВВГ (05-03-2012 23:46:24)

28 августа 2024 года

Таджикистан, окрестности Айни, чайхана.

- Аллейкум ассалам, уважаемые!
- Ваалейкум ассалам, Мустафа!
- Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
- Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет? – ответил Вагиз, - сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.
- Это хороший совет, - произнес старик, устраиваясь на дастархане, – Но всё же, уважаемые, есть ли новости?
- Есть, Мустафа, есть! – усмехнулся Вагиз, - как может не быть новостей, если мир сошел с ума и катится в сторону Джанахама быстрее, чем мы успеваем наполнять пиалы.
- Поделись с нами открывшейся тебе мудростью, досточтенный, - произнес Абдулла. – Что привело тебя к таким выводам?
- Уже несколько дней, как всё вокруг кишит солдатами. Где это видано, чтобы правоверные и урусы всё делали вместе, как братья?
- Ты меня удивляешь своей плохой памятью, Вагиз, - горько усмехнулся Мустафа, - так было еще сорок лет назад. И семьдесят лет подряд перед этим! Правоверные жили в мире и союзе с урусами. Все, кто не выжил из ума, помнят, что даже страна называлась тогда «Союз»…
- Это было совсем другое! – не растерялся Вагиз. – И уже сорок лет, как этого нет! А сейчас всё не так. Кого только нет в Айни в последние дни! Матчинцы. Пенджикентцы… А как починили мост – еще и урусы пришли…
- Ты зря беспокоишься, Вагиз, - вступил в разговор Абдулла, отставив пустую пиалу - я тоже думаю, что жизнь потихоньку налаживается. Вчера я видел в Айни альпинистов. Это говорит о том, что войны больше не будет. Тем более что продавший душу Иблису мертв, а значит…
- Я бы не был так в этом уверен. Никто еще не принес его голову и не положил в пыль дороги перед чайханой… А где джигиты нашего баши? Не показываются! Они поголовно вступили в армию Аджахи! Она крепнет с каждым днем…
- Не уверен, что ты прав, Вагиз. Та самая вдова слышала от урусов, что всех джигитов убили какие-то их союзники.
- Как это всех! Так не бывает! Никому не под силу уничтожить армию Аджахи!
- Кроме оросов, уважаемый. Как ты думаешь, кто еще мог быть этими союзниками?
- Всё равно. Пока я не увижу… Смотрите! – лицо Вагиза вытянулось от удивлении, - вернулся!
В чайхану, тяжело опираясь на посох, вошел тот, кого аксакалы за глаза называли «железным». Шамси огляделся и направился к дастархану аксакалов.
- Салам алейкум, домулло, - почтительно произнес Мустафа.
- Салам, - кивнул Абазаров, - что, придумываете новые сплетни?
- Как можно, Шамси-джан, как можно. Пытаемся понять, что происходит в мире. И не более…
- Тогда я принес вам кое-что для лучшего понимания. Хотя скорее всего, вы это используете, как пищу для новых сплетен.
Старик развязал мешок, ругая перепутавшийся шнурок. А потом, вывалил содержимое на дастархан…
- Узнали?
- Но это же… - с трудом выдавил Вагиз.
- Правильно, – сухо сказал Шамси. - Через час это будет выставлено на городской площади. Чтобы никто не сомневался в его смерти. Но лично вам я решил предъявить доказательства отдельно. Достаточно?
Аксакалы часто закивали головами. Так часто, что казалось еще немного, и стариковские шеи порвутся. А головы хозяев окажутся на одном дастархане с головой Бодхани Ахмадова… Шамси усмехнулся, завязал мешок и покинул чайхану.
Молчали долго…
- Вот, Абдулла, а ты говоришь: «стареет «железный» Шамси», - Мустафа очень похоже передразнил товарища. – Как видишь, он еще в состоянии справиться с кем угодно. Считаешь чужие годы, уважаемый, а не понимаешь самого главного. Шамси воевал еще с немцами! Что ему слуги Иблиса? Недостойная внимания мелочь…

Отредактировано ВВГ (05-03-2012 23:47:40)

2025 год

Афганистан, окрестности Кундуза

Смерть пришла на рассвете.
Ничто не предвещало беды. Утром малик Себгатулла вернулся из налета на узбеков. Давно надо было пощипать этих жирных барашков за отвисшие курдюки. И так затянули. Налет удался: проклятые наследники шурави не ожидали нападения. Лашкар взял богатую добычу, а потерял лишь троих.
Малик хотел договориться с Гульбеддином, ханом каума, и устроить большой поход на север. Себгатулле слишком не нравилось происходящее там. Узбеки сумели объединиться, и это очень плохо! И таджики тоже! Эти трусливые шакалы легли под шурави! Если они договорятся между собой, да еще и туркменов позовут…
Но это потом, может даже завтра. А сегодня пир! Праздник в честь удачного похода получился на славу. Радовались до утра.
А на рассвете пришла смерть.
Себгатулла был опытным командиром. Он воевал еще с шурави, в отрядах Ахмад Шах Масуда. И его моджахеды не были детьми. Посты выставили по всем правилам. И ни один часовой не спал. Не спасло.
Охранение умерло, не издав ни звука. По селению промелькнули бесшумные тени. И Джаханам ступил на землю. Враги входили в дома и убивали всех. Не стреляли. И не было слышно их радостных криков… Моджахеды узнавали о нападении, когда смерть уже брала за горло. В хижру, где спала большая часть лашкара, ворвались какие-то чудовища. Мало кто успел проснуться, и никто - схватиться за оружие.
Через час всё закончилось. На центральной площади селения высилась гора трупов. Мужчины, женщины, старики… Они лежали вперемешку. Женщины с открытыми лицами… Мужчины с собственными членами во ртах… Безголовое тело малика бросили на самый верх пирамиды. Малик лишился головы, но всеобщего унижения не избежал. Разве что из двух соединенных частей отрезана была другая…
Хель Себгатуллы потерял не только жизнь и лашкар. Он потерял нанг, честь пуштуна…

Отредактировано ВВГ (05-03-2012 23:48:41)