Ша, Серый. Тормози. Что это с тобой?
Не лезь на рожон. Спокойней будь, все ж возможная будущая родня. Сам решал благосклонности старца искать? Вот и ищи!
Вот так, вдохни, выдохни и веди беседу дальше.
- Протекций не было, ваша светлость. Мои скорые эполеты, сиречь обер-офицерский чин – счастливый случай, не более. Награды же – итог службы, все добыты собственной кровью и потом.
История вкратце такова.
Через короткий срок от поступления в службу попал в обстоятельства, когда от меня требовалось решение одной чрезвычайной задачи, поставленной моими командирами. Никого более осведомленного в тот момент рядом просто не оказалось, так что пришлось работать мне за совесть, да и за страх тоже. Кабы не справился с задачей, была бы для меня смерть. Но, то невеликая потеря для державы. Отчизне мог случиться значительный урон, что гораздо хуже. А также могла произойти смерть моих боевых товарищей. Вот и пришлось барахтаться, как лягушке в кринке со сметаной.
Либо – тони, либо - масло сбей.
Чудом да с Божьей помощью справился, правда, сил едва-едва хватило.
После... Ну…, служил.
Увы, слово обязывает меня хранить в тайне подробности. Тут я не волен… Простите, ваше сиятельство. Но старался служить на совесть, за что отметили меня золотым Анненским оружием и еще одним внеочередным чином.
А минувшим летом, на Дунае за ряд дел с турком отмечен «Георгием». Командующий лично счел меня достойным представления. Сейчас прямо из действующей армии следую.
Вот и все.
Глаза в глаза. Нет, князь, я не выскочка-пустышка. Я - офицер. Я – человек. Я – Горский. А на гонор всегда найдется гонор, и на силу - сила.
Пока мостик взаимопонимания пытаюсь строить честно. А вы?
Ты, конечно, кремень, дед, и я тебя уважаю, но не стой у меня на пути. Топтать не буду, но – одолею. Как Бог свят – одолею. Давай лучше жить дружно. А? Ты любишь Анюсю и я люблю Анну. Давай, а? Ради нее…Ну?
- Чего вы хотите, поручик? Чего добиваетесь? – Наверное, некоторые из моих мыслей князь по лицу прочел. Вон. Уже и интерес в глазах под нахмуренными бровями…
- Хочу? – А действительно. Чего? Да много чего. Жадный я к жизни стал.
- Я солдат. Стал им, и иной судьбы себе не вижу. И потому – служу. Судя по тому, как меня отметили наградами – служу хорошо. Этого требует моя честь, и, чего греха таить, мое честолюбие. Я добиваюсь положения…
Для чего? Для того чтобы иметь возможность служить еще лучше и быть еще более полезным своей Отчизне. В первую очередь это. Но не только… - набрал воздуха в грудь. Эх…
- Я надеюсь стать достойным вашей внучки, как мужчина, как дворянин и как личность. Я хочу просить у вас, как у опекуна пани Анны и как у самого близкого ей человека дозволения быть подле нее. Я, да простит Господь мою дерзость, желаю иметь шанс, дабы вы не смогли отказывать мне в праве, просить руки пани Анны, если она сама, конечно, будет согласна. Я… - только сейчас заметил, что почти кричу, но отчего-то кричу очень тихо, почти шепотом. Бешеный напор и тихие слова.
- Я счастья хочу, пан Зигмунд. А без пани Анны его теперь не мыслю. – Мне перехватило горло. Да, чего уж теперь…
Потому тихо и уже без напора добавил.
- Вы спросили, ваша светлость, и ждали откровенного ответа. Я – ответил.
Счас чегой-то будет. Ой будет… Или-или…
Мирский откинулся в кресле и прикрыл глаза.
- Дерзок…
Но смел. Везде успел. Всех задел… - А ведь дословно, с нашей первой встречи, говорит. Во, память у деда.
- Так что? Наказать за дерзость, или наградить за смелость молодца. А, поручик?
- Испытать, ваша светлость. – Я тоже не забыл наш первый диалог и отвечаю дословно, как и тогда.
- А испытаю…
Князь открыл глаза и устало взглянул на меня. Все-таки он – стар. Крепок для своего возраста, но…
И горд. Держит спину, хоть и тяжело. И еще что-то…
В глазах, в самом краешке… Стариковская слеза? Улыбка? Снисхождение? Воспоминание? Любовь?
Теперь понятно, за что тебя любит Анна.
Ты…
Ведь только для нее и живешь. Верно, дед?
Но это длилось лишь один момент. Кадр в клипе.
Миг и все. Ушел дед. Передо мною снова князь Мирский.
Жестокий и волевой человек. Политик. Патриарх. И если есть в глазах что, так это властность и ехидство.
Ее-то ты любишь, дед…
А вот меня – совсем даже наоборот.
Однозначно.
- Испытаю, но думаю, что испытание вам придется не по вкусу, поручик. Скажу честно, я опоздал вас…, скажем так, убрать от Анюси. И когда только вы успели пролезть ей в душу? Ведь уехали же почти сразу.
Я недосмотрел. М-да… Ошибся.
Повторюсь, иной судьбы хотел для внучки. Но! Вы уже в ее сердце. И значит, пока вы живы, это место в ее душе будет занято. Вами.
Но если вас не станет? А? Молчите? Вот и я – не знаю. Убил бы своей рукой, да поздно… Не простит мне такого, Анюся.
Оттого, пусть будет по Божьей воле.
И немного по моей…
Сейчас я вам, поручик, кое-что расскажу.
Только между нами.
Хочу быть честным с вами до конца. Condemnarentur - licet scire (приговоренный – имеет право знать (лат.)). Не так ли?
Некоторое время тому я стал замечать изменения в Анне. Она стала прежней веселой и озорной, словно и не было черных дней траура и неприятия общества. И в то же время, своего первого мужа она не забыла. Постоянно поминает его в своем Храме. Просто он остался светлой грустью о первой любви. Ушел в прошлое. Меня это весьма порадовало, поскольку способствовало моим планам.
Я предложил ей партию…
Во всех смыслах отличную партию. Человек был ей не противен, и я это знал. Они даже дружили в детстве, да и по положению…
Но, увы…
Анна, со свойственной ей прямотой заявила мне - нет. Что любит вас и именно вы стали причиной ее возврата к жизни. И если я ею дорожу, то должен смириться с ее выбором.
Я же, не изверг. Любит? Что ж, для меня это серьезный довод. Врагом вам я не стану. Нет. Она просила - я пообещал. Но…- Держит паузу. И губа чуть брезгливо кривится. Плохо. Кажется, любящий дедушка, сейчас ты мне скажешь «приятность». Чувствую.
- Но за собою я оставил право доказать, что вы не достойны ее любви. Каким образом? Ну, способов много… Я, видите ли, богат. И знатен…
Мне достаточно было только выказать свое неудовольствие вами. Исполнители? Они найдутся сами. Пан Заремба – тому пример. А ведь он только первый.
Право. Мне даже любопытно, кто и как вас сломает, поручик.
Но сломают…
Это может быть скандал, клевета, сплетня, навет, дуэль. Даже случайная смерть во время ограбления или в бою. Вопрос времени.
Как вам мое испытание?
Вот как?
Ну, вот все и определилось. Не хочешь ты мне быть другом, пан Зигмунд. Не хочешь…
Даже не так.
Не желаешь. Не по чину. Невместно. Западло. Выбирай слово на вкус, смысл один. Для вида смирился. Но не более.
А знаете, злость – лучшее средство против харизматичных личностей. Особенно холодная злость. Словно пелена с глаз.
Ладно…
- Согласен с вами, князь. – Эк покоробило то тебя обращение «князь». А получи. На равных - так на равных, официально - так официально, теперь никаких «светлостей». Это тебе за «поручика». Вон как брови приподнял вопросительно.
- Согласен, что сломают? – Едкая усмешка.
- Нет. Что вопрос времени. Пытаться будут. Возможно даже долго. Потом перестанут. – Ага! Удивился. Даже озабоченность мелькнула. Нет, дед, крыша у меня не поехала. Но пару ласковых я бы тебе сказал. Не для протокола. Ты не зря подобрался.
- Вы, князь, – опытный политик. Сильный и умный человек. Единственный, кого бы я не хотел видеть в числе своих врагов. И вы говорите, что мне - не враг. Чудесно. Остальные мне не интересны и тем более не страшны. Так. Легкое неудобство. – Я широко улыбнулся. А ведь и действительно, вряд ли я по зубам местным интриганам.
- Вы, не слишком ли самоуверенны, пан Горский? – Ого, уже «пан». Даже отодвинулся слегка.
Да что ж вы олигархи за народ такой, что только наезды и понимаете? Или на «слабо» меня брал? Ну-ну…
- Ничуть. Пан Зигмунд, легкомыслие и самоуверенность свойственны молодости, но ей же свойственны и свершения.
Опять тихо в комнате. Руки старого человека все так же лежат на набалдашнике трости, лицо задумчиво, глаза прикрыты веками. О чем задумался, старый магнат? Ну, не обессудь. Такой уж я есть. Странный…
- Tak! (да) - Зигмунд Мирский перешел на польский язык. Наверное, он больше с собой разговаривал, чем со мной.
- Я, наверное, слишком зажился на этом свете, пан Горский! Часто ошибаюсь. Ошибся с Анюсей. Ошибся с Фролиным. Боюсь, что и с вами ошибся, пан Горский.
Смешно, но вы неожиданно напомнили мне меня самого, только полвека тому назад. Я жил так же, как вы только что говорили. Любил – как горел, ненавидел – ураганом все крушил. Жизни нектар пил полной чашей.
До сих пор вкус того нектара на губах.
Неожиданны мне ваши откровения. Но уже ничего не изменить. Испытаний вам не избежать. Хотя…
- Нет, пан Зигмунд. Не отступлюсь.
Испытать желаете? Извольте. Пусть будет по-вашему. Вы всеми средствами доказываете, что я не достоин пани Анны. Я доказываю обратное. Не ей. Вам и только вам.
Схлестнуться с судьбою? Чудесно!
Мне не привыкать выходить на Арену.
Profectus ad morituri te salutant … (идя на смерть приветствую тебя).
Мне всегда легко давалась латынь.
- Что ж. Ответ достойный. Дерзкий и вызывающий. Но достойный. – Князь опять вернулся к русскому языку с легким акцентом. – Пусть будет так. Но некоторая договоренность все же нужна. Я не люблю ставить себя в рамки, не те у меня и возраст и положение. Но боюсь иначе я не смогу поставить в рамки вас.
Я не возражаю, против ваших встреч с Анной. Я не возражаю против вашей переписки. Дозволяю быть гостем в этом доме. Но не более.
Пока не докажете...
Со своей стороны подтверждаю намерение не вредить вам лично.
И, знаете? Это может стать даже забавным.
Старик кивнул головой, словно в ответ каким-то своим мыслям.
- Я в таком возрасте, что Господь может призвать меня в любой миг, но и вы, как человек военный, под его сенью ежеминутно ходите. Но перед смертью я хотел бы устроить судьбу Анюси. А война…
- А война, не за горами, пан Зигмунд. – Подхватил я. - Вот вам и отсчет времени нашего спора. С нашей победой все и решится и я приду просить руки пани Анны. У нее и только у нее, не спрашивая вас. Согласны?
- Вашей победы? Это не шведы и не турки, победы над которыми вам несколько вскружили головы. Забыли Аустерлиц и Фриндланд?
- Нет. Помним. Бонапарт действительно гений. Наверняка нам придется выдержать не одну тяжелую битву, но войну мы выиграем.
Это Россия. Вы имеете о ней представление. Он - нет. Оттого и будет идти вперед и вперед со своими войсками, сам себя загоняя в ловушку. Побеждая и захватывая города, но не находя там продовольствия и фуража. В селах не будет людей, на полях не будет хлеба, крестьяне, что не смогут вывезти – сожгут. Скотину уведут в леса.
Потом придут дожди. Потом морозы. Потом снег. Фуражировка станет невозможной, а еды нет. Зато есть казаки. Гусарские и драгунские летучие отряды. И селяне с топорами. И русская боеспособная армия, стоящая на горизонте, но не принимающая боя на условиях гения, при этом не позволяющая просто развернуться и уйти.
От бескормицы падут кони. Без тяги останется артиллерия. Добыча будет оттягивать спины в солдатских ранцах, отнимая силы, необходимые для боя. Ее будут выбрасывать, но уже станет поздно.
Испанская гверилья – детское баловство по сравнению с русской народной войной.
В одну сторону границу перейдут свыше шестисот тысяч солдат. В обратную сторону выйдет меньше полусотни тысяч.
Вот как будет.
- Вы видите будущее? Вещаете подобно Кассандре?
- Иногда вижу. Но тут не нужно быть предсказателем, достаточно проанализировать факты. Наполеон – гений, но Александр – упрям и на своей земле. Он не уступит. Кроме того, наш Государь имеет счеты с корсиканцем. Личные мотивы бывают порой сильней политических резонов, согласитесь. Вы слышали о покушении? И это только одна из причин.
В дверь постучались. Уже приглашают к столу. Вот и два часа пролетели. Содержательно я их провел.
Слегка поцапался с дедулей. Он меня хотел шугануть, но, кажется, это я его удивил. Впрочем, я не обольщаюсь, тут просто сработал факт нестандартного поведения.
Ага. Забил стрелку и наехал. Но получил облом, а к обломам не привык. Правда Мирский так легко не сдастся. Не тот характер.
Мне обещана веселая жизнь за то, что сломал его планы. Это – плохо.
А с другой стороны - Анна.
Вот и пусть начинают бояться те, кто намерен стать препятствием между нею и мной.
- Меня не ценят, это – минус. Но и не гонят – это плюс. – Промурлыкал я голосом Караченцева в спину чинно удаляющегося князя. Тихонько. Но у князя ритм стука трости о паркет сбился.
Ха! И кто сказал, что у стариков плохой слух…?
Отредактировано mitra (23-11-2012 14:53:20)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
