Спасибо, незнал, нашёл в яндекс-фото...

Не ошибаетесь, танковая атака 63-го полка 32-й тд производилась без пехотной поддержки.

Давайте разберемся. Яйцо влетело в трубу ствола. Пусть даже оно не достигло казенника, но в казенной части уже находится выстрел 53-УОФ-350 (750 гр тротила). Снаряд от разрыва гранаты априори завелся. Детонация отнюдь не расталкивает окружение, как порох (как вы считаете), она дробит его.

Вот сравнительные примеры действия метательного ВВ (горение) и бризантного (детонация):

Иначе накладной заряд ничего бы не делал тому, на что накладывается). Потому казенная часть совершенно точно разлетится на сотни осколков разной формы и размеров. Как-то так:

Один из осколков пробил гильзу другого выстрела и поджег в нем пороховой заряд (может и не поджечь, но редко). Выстрел завелся и распатронился. Снаряд сдетонировал (наши 45-мм и 76-мм снаряды (особенно с взрывателями старых образцов почему-то часто детонировали при распатронивании, или нагреве от огня). Разрыв снаряда вызвал детонацию соседних в укладке. Аллес.
Это только один из сценариев взлета башни. Второй вариант - осколок угодил в тело снаряда и расколол его по детонатору. Детонация априори.
Третий вариант. Осколок большой массы угодил в стакан снаряда и от вибрации детонатор завелся...
У немцев до 1943-го танковые башни летали редко. Скорее корпус разворачивало, чем башня улетала. Много причин и полик есть и крепление у башни более крепкое и БК не под ней. А вот у наших башни летали часто и исправно (в том числе и при воспламенении от пожара только пороховых зарядов), что отмечали и наши и немцы и что подтверждают фото подбитых танков.

И зря считаете. Алексей пишет то, что ВИДИТ немец. Всего он видеть не может. Он может что-то предположить, но он не господь Бог. Он видит, что в ствол втолкнули яйцо и вскоре башня взлетает на небо. Все. Причинно-следственная связь железобетонная. Нужно ли, как в случае со смертью Виттмана исследовать маршруты пролета "темпестов", вооруженных кумулятивными гранатометами и проезда польских танкистов на Кромвелях?
Потому я сторонник загрубления знаний главного героя, чтобы было похоже не настоящий бой, в котором многое происходит не благодаря, а вопреки
Пример. Пуля ударила меня практически в лоб. Я остался жив со ссадиной на лбу, хотя обязан был подохнуть. Это факт. Есть только предположения, почему оно случилось так? Что вроде как расстегнул ремешок шлема перед этим, что возможно, пуля была выпущена с солидного расстояния, но точной причины я не знаю. Нужно ли подводить под все это солидную теоретическую базу, или все упростить?

Отредактировано Дьяк (05-08-2012 03:00:36)

Ночь с 27 на 28 июня. Окрестности Дубно. Панцершютце Макс Штайнер и шютце Вальтер Бирхофф.

Немецкие части потеряли управление. Хаос, местами паника привели к тому, что солдаты просто потерялись в мешанине городских боев.
В итоге, Бирхофф и Ковальски, затаившись в брошенном жителями доме, дождались ночи и под покровом тьмы попытались выбраться из горящего города.
Положение осложнялось тем, что лейтенант Фойгель никак не умирал. И в сознание не приходил. И рядовому, и унтер-офицеру не раз приходила мысль: оставить лейтенанта, надежно припрятав, а потом вернуться за ним с подкреплением. Но… Но как-то это не по-товарищески. Хотя Фойгель не нравился солдатам. Слишком он был высокомерен и как-то отстранен от взвода, полагаясь на командиров отделений. Дворянин, как никак. Но все равно: как-то неловко получается.
Ковальски время от времени прислушивался к неровному дыханию лейтенанта, надеясь на героическую смерть от болевого шока и кровопотери. Но морфий и молодое здоровое тело сопротивлялись смерти как могли.
Тем временем, бой то затихал, то снова вспыхивал.  Иногда из окна были видны пробегавшие мимо красноармейцы. То в одну сторону, то в другую. Немцев видно не было.
Ковальски строго-настрого приказал огонь по русским не открывать:
- За минуту накроют тут. Оно тебе надо? Ну, положишь ты сейчас русского? И зачем? Нет, сынок, помни главный закон войны. На войне главное не убить врага, а в живых остаться. Поэтому сиди ровно на своей заднице. Пожрать есть чего?
Бирхофф кивнул. Консервы он сохранил, не сожрал как Толстый в первый же день.
Быстро подкрепившись, Ковальски сползал на другой конец дома. Быстро вернулся, приняв решение.
- Как стемнеет, уходим огородами, возьмешь мой карабин, я понесу лейтенанта. Потом махнемся. Сможешь его тащить?
Бирхофф неуверенно пожал плечами.
- Да сможешь, сможешь. Он сейчас на руку легче, - хохотнул Ковальски.
Остаток времени так и просидели, не высовываясь, наблюдая за русскими. Один раз по улочке проскочил советский легкий танк, беспрерывно стрелявший куда-то из пулемета. Такие Бирхофф видал на учебных плакатах, которые солдатам показывали еще днем двадцать второго. Длинный такой, стремительный даже в статичном рисуночном положении. «БТ» называется. За ним продребезжал бронеавтомобиль. Да… Русские даже на автомобили пушки умудрились запихнуть. В принципе, можно было попробовать обоих гранатами, только вот гранат у солдат остались три штуки на двоих. Плохо. И с патронами не очень. По десятку обойм на брата, если не считать «Люгер» Фойгеля. Но пистолет тут мало поможет.
Когда стемнело, начали прорыв к своим.
Правда, стемнело лишь на небе.
Город горел и на открытой местности солдат было видно как на ладони. До ближайших деревьев пришлось ползти. Хорошо, что месяц еще молодой. Впрочем, при такой иллюминации «ночной фонарь» бесполезен.
В рощице уже встали в полный рост. Ковальски взвалил Фойгеля на спину, Бирхофф зашагал впереди, выставив карабин перед собой.
Метров через сто унтер-офицер приказал остановиться.
- Тяжелый, сволочь! – тихо ругнулся Ковальски.
Мог бы и не тихо. Под грохот близкого боя можно по-тирольски петь и по-баварски плясать, ни один русский не услышит.
После небольшого отдыха дальше пошли.
Прошли немного.
Бирхофф разглядел каким-то чудом, а может просто учуял, большевистских солдат. 
Те лихорадочно окапывались. Их командир что-то нервно говорил в полголоса. Наверное, торопил.
- А чего это они прямо в лесу окапываются? – шепнул Бирхофф.
- Дорогу перерезали опять. И отходить, на этот раз, не собираются, - прошептал Ковальски. – Фланги укрепляют. Ползем в обход. Помоги лейтенанта тащить! Вот, сукин сын, сдох бы уже…
Земля пошла под уклон. Потянуло сыростью. Понятно. Тут, значит, ручеек. И болотинка. Танки тут не пойдут, если что. А от пехоты надо прикрыться.
Из ручья с наслаждением напились, поползли дальше.
И когда выбрались на сухой мох, тут на них и навалились. Черные фигуры выскочили из-за деревьев, прыгая на двух солдат. Молча, без крика Ковальски увернулся от удара сапогом по голове, схватил нападавшего за ноги и повалил на землю.
Бирхофф бросил раненого, схватился за карабин, вскочил на колени и едва не выстрелил, но услышав:
- Стоять! Руки вверх! – опустил ствол.
- Вальтер?
- Макс, собачий ты ублюдок… Кёллер, это наши!
Унтер-офицер и наводчик продолжали бороться. Танкисты и Бирхофф еле разняли двух тяжело дышащих солдат.
- Совсем уже обалдели? На честных немцев бросаетесь, - заругался Ковальски. Под глазом его стремительно набухал синяк.
Кёллер держался за разбитые губы.
- Ну, извини. Мы думали это русские ползут, - развел руками Мюллер.
- Русские там, за ручьем, - махнул рукой лежащий унтер-офицер. Через мгновение лежали все, потому как из-за ручья, видимо, услыхав шум, раздался рокот пулемета. Очередь пошла высоко, сбивая ветки и зелень на землю.
- Так, танкисты, молча и очень тихо. По земельке брюхом и задницы не отклячивать, за мной! Раненого прихватите!
Через полчаса остановились. Скомандовал опять Ковальски. Опытные бойцы из танкового полка беспрекословно подчинились, понимая, что в данном случае пехота главнее. Оглядевшись, впрочем, скорее прислушавшись, унтер-офицер заговорил первым:
- Вы кто такие?
- Обергефрайтер Мюллер. Танкисты мы.
- Оно и понятно. А танк где?
Мюллер грустно махнул рукой:
- Долгая история. А ты кто?
- Унтер-офицер Ковальски. Этот полудохлый мой командир взвода. А этот юноша мое отделение.
- А остальные?
- Один Господь знает, - на этот раз махнул рукой Ковальски. – Хаос какой-то. Как русские ударили: все и смешалось.
- Да уж…
Лейтенант вдруг застонал, но глаза не открыл.
- Лихо его, - подал голос Зингер.
- Да уж. Как у вас с оружием? – спросил пехотинец.
- Да никак. По полтора-два магазина на человека.
- Херово. Впрочем, и то радость. Ночью в лесу лучше ваши «эмпешки», чем наши дубины. А наши где?
- Понятия не имеем. И вы не в курсе?
- Никак нет. И что делать будем?
- Разрешите, господин унтер-офицер? – подал голос Бирхофф.
- Ты чего такой официальный? – удивился Ковальски.
- Я думаю, надо на запад прорываться. Русские отрезали нас, это очевидно. Но пока линия окружения нестабильна, можно просочиться. Тем более, нас придали танковому полку, остальная пехота там, - кивком показал в сторону Польши Бирхофф. - Не успела подойти к городу. Думаю, завтра наши нанесут контрудар. Лично я бы предпочел ночью выйти к ним, чем дожидаться здесь.
- Почему?
- Во-первых, лейтенанту срочно нужна медицинская помощь. У нас морфия еще на укол. Во-вторых, здесь завтра разгорится бой. И мы окажемся между молотом и наковальней.
- Пацан прав, - кивнул Мюллер. – Накроют гаубицы, а на десерт люфтваффе добавит. Уходить надо.
- Согласен, - кивнул Ковальски. – Уходим. Так, гефрайтер, своих дели на пары.
- Обергефрайтер, - вежливо поправил Мюллер.
Унтер-офицер потрогал щеку:
- Да и хрен с ним…
- Тихо! – сдавленно крикнул Штайнер, упав на брюхо. – Идет кто-то!
Все замерли, Бирхофф, на всякий случай, зажал Фойгелю рот.
Действительно, кто-то шел. Причем, не просто шел, а ломился сквозь кусты, треща ветками так, что заглушал бой в Дубно.
Пожалуй, в первый раз Бирхофф мысленно поблагодарил вахмистров из учебного лагеря в Хемнице. «Оружие должно быть смазано как хорошая баба!» Прижав карабин телом, одной рукой он мягко взвел затвор.
На полянку вывалилась большая, неуклюжая фигура.
- Толстый, мать твою! – облегченно выдохнул Ковальски.
- Я, - ответил рядовой и рухнул на землю, после чего икнул, густо обдав окружающих перегаром.
- Да он нажрался! – жалующимся тоном сообщил Зингер.
Ковальски покачал головой:
- Сын шлюхи… Ты ходить-то можешь?
- А что я сейчас делал, ик! – громко возмутился Толстый.
- Не ори! – вполголоса зашипели на него солдаты.
- А я и не ору! – на полтона тише ответил Толстый.
- А еще есть? – поинтересовался Зингер.
- Немножко, - кивнул пьяный. – Вот…
Фляжку опустошили моментально.
- Только раздразнил, - погрустнел Зингер, которому досталось полглотка.
- Орать будешь, прирежу, - погрозил кулаком Ковальски. – Отстанешь, твои проблемы, понял?
Толстый развел руками и с грохотом уронил карабин на землю.
- Тьфу, скотина… Ладно, идем, а то мы тут как на Вильгельмштрассе в пятницу вечером. Только и знай, раскланивайся со знакомыми дамами.
Через несколько минут солдаты покинули полянку и отправились на запад. Направление определял Штайнер, который, к всеобщему счастью, не потерял походных навыков, полученных еще в «Гитлерюгенде». Заодно и другим прочитал лекцию о звездном небе.
К своим вышли к рассвету. Больше хлопот доставлял не раненный лейтенант, а пьяный в стельку Толстый, который придумал блевать на каждом шагу. Пришлось отобрать у него карабин. Заодно нашли у него еще одну фляжку со спиртом. Хоть в голове и зашумело после очередной порции, но зато ноги зашагали быстрее.
Как выяснилось, таких групп было много. Солдаты и офицеры шестнадцатой и одиннадцатой танковых дивизий, а также пехотинцы приданных им частей выходили из окружения в течение всего следующего дня.
Бои под Дубно продолжались…