28 июня 1941 года. Утро. Окрестности Дубно. Панцершютце Макс Штайнер
Запыхавшийся Штайнер прибежал, сияя улыбкой сильнее украинского солнца:
- Парни! Парни, у меня хорошие новости!
Зингер приподнялся на локте. Радист вообще предпочитал лежать, резонно предполагая, что в таком положении он менее заметен для смерти.
- Мне прислала письмо Ольга Чехова?
- Нет, еще лучше!
- Ты хочешь сказать, что она ко мне приехала?
- Нет же…
- Дай я угадаю, - перебил заряжающего Мюллер. – Наш мальчик на побегушках несет прекрасные вести о предстоящем обеде. Скажи, мальчик, сегодня гороховый суп на копченых ребрышках или бобовая похлебка с салом?
- Мюллер, ты опять готов выиграть для нас главный приз? – хихикнул Зингер. – Ты же настоящий дивизионный чемпион по танковому пердежу.
- Конечно! – важно кивнул Мюллер. – Я мог бы участвовать в армейском соревновании.
- Нет, же, парни! Нас не отправляют в тыл! – подпрыгивая от нетерпения, выпалил Штайнер.
- Это ты назвал хорошей новостью? – удивился Кёллер. – Камрады, да он пьян!
- Вот еще, - обиделся Макс. – Там убило экипаж. Советы бросили бомбу – шмяк! И всех в лепешку, даже хоронить нечего. А танк целехонек. Представляете?
- А твою голову в лепешку не разбомбило? – буркнул Мюллер.
Ему, как, впрочем, и остальному экипажу, совершенно не улыбалось лезть в пекло. Шанс вернуться в Германию и хорошенько оттянуться в тылу, ожидая новую машину с завода, стремительно исчезал.
- Я сообщил командиру батальона, что мы готовы заменить павших товарищей на поле сражений, - продолжил Штайнер.
- Добровольно? Не верю своим ушам, - Зингер аж потряс головой, словно вытряхивая воду из ушей.
- Яволь! – продолжал радостно улыбаться Макс.
- Камрады, в нашем экипаже идиот, - вздохнул Зингер. – Его зовут Штайнер. Он был зачат в пасхальную ночь пьяным папашей. А мамаша, сразу после рождения, хотела выкинуть его в Рейн, но, как известно, оно не тонет. В итоге Штайнера подобрал бродячий табор и там в него метали ножи на цирковых представлениях. Коронным номером было кидание гири в башку этому малолетнему ублюдку. Увы, но гири ломались о его голову. Номер пришлось отменить. По всей Германии нет такого количества гирь. Поэтому этого идиота отправили в танковые войска. Штайнер, мы привяжем тебя в качестве дополнительного экрана на лоб. Советские бронебойные снаряды будут раскалываться о твою безмозглую башку. Так и победим. Их заводы надорвутся, а испуганная тевтонской костью Красная армия утопится в Тихом океане. Штайнер, когда ты умрешь, тебя похоронят стоя. А голову оставят на поверхности. Ко лбу припаяют табличку, приколотить не получится. На табличке же напишут: «Об этот лоб разбились Советы».
Кёллер и Мюллер захлопали проникновенному монологу радиста.
Штайнер обиделся:
- Я хотел как лучше! Как мы можем покинуть фронт, когда наши боевые товарищи сражаются с большевиками? Здесь же, прямо сейчас, решается судьба Европы!
- Макс, тебе надо идти в пропагандисты. Ты обчитался партийных брошюр? На, покури, - Мюллер протянул пачку сигарет «Жюно».
- Мальчик не знает, что у богини победы нет головы, - ехидно добавил радист.
- А давайте его побъем? – меланхолично сказал Кёллер. – И нам весело, и ему полезно.
Однако, этот метод воспитания применить не успели. Вестовой из роты подтвердил «радостные» новости Штайнера. Экипаж действительно посадили на оказавшийся бесхозным «Т-3».
Правда, командира им не дали: боевых офицеров не хватало, а сажать в танк командира хлебопеков никто не собирался. Даже боевыми пекарями надо руководить. Функции командира принял на себя Кёллер. Видимость с его места была, конечно, ниже, чем с командирского. Но наводчик может руководить в бою.
Принципиально «тройка» не отличалась от «четверки». С точки зрения, экипажа, конечно. Даже был ряд преимуществ: «Дритте» быстрее и маневреннее, нежели «Фюрен». Орудие такое же: пятисантиметровый окурок.
Штайнера за излишнюю инициативность экипаж наказал. Не допустил к трофеям, оставшимся от внезапно погибших камрадов. Шнапс немедленно поделили на троих. Офицерский «Парабеллум» на белой веревочке, цеплявшейся через плечо, достался Кёллеру. Наводчик немедленно завернул его в промасленные тряпки и сунул в кобуру. Потом залез на свое место, проверить оптику.
Мюллер же немедленно сунулся проверять мотор, баки, уровень масла, электродвигатели поворота башни и прочие кунштюки. Зингер уселся за рацию. Унылого Штайнера заставили протирать снаряды. Сначала его хотели заставить выгрузить и снова загрузить боекомплект, но Макса спасло то, что пришел приказ о выступлении. Пришлось отложить воспитание молодого до вечера.
В довершении всех бед «Тройку» Кёллера отправили в головной дозор, вместе с десятком мотоциклистов и бронетранспортером, прибившимся к кампфгруппе из одиннадцатой дивизии.
Перед тем, как забраться в танк, Мюллер недовольно окинул белое от жары небо:
- Штайнер! За небом следи. Никак запогодить не может…
- Что сделать? – не понял Макс.
- Облаков, говорю, нет.
- Ох уж этот ваш нижнегерманский, - вздохнул Зингер. – Запогаживает, распогаживает…
Над северным горизонтом медленно ползла на восток эскадрилья «Хейнкелей». Больше самолетов видно не было.
Колонна двинулась.
Через несколько километров нагнали какие-то русские телеги. Крестьяне, зачем-то, решили уйти из зоны боев. Им не повезло, они оказались на самом пути кампфгруппы. Лучше бы дома сидели.
Мотоциклисты открыли стрельбу над головами беженцев. Люди побежали в разные стороны, бросая коров и лошадей прямо на «панцерштрассе». Времени на расчищение дороги не было. Зингер запросил штаб кампфгруппы, и ответ был прост, жесток и неизбежен: устранить препятствие! Снаряды не стали тратить. Просто поехали вперед, давя гусеницами телеги, скотину и замешкавшихся людей. Это война, что тут сделаешь? Треск пулеметных очередей смешался с хрустом костей и дерева. Обозленный на товарищей Штайнер тоже дал несколько очередей в спины убегающих русских. Несколько фигурок в белых одеждах упали. Обдавая синим дымом раздавленные трупы, фырча мотором танк, а за ним полугусеничный бронетранспортер, спешили на восток. За ними ехали мотоциклисты, виляя, чтобы не наткнуться на очередное пузатое тело убитой коровы или лошади.
В пыльной траве у обочины сидел бесштанный, в серой рубашонке мальчишка лет трех. Он ревел, растирая грязь и слезы по пухленьким щекам. Рядом с ним лежала, лицом вниз, женщина, светлые волосы которой шевелил ветер, подымаемый проезжавшими машинами.
В конце концов, мальчишку срезал короткой очередью какой-то сердобольный мотоциклист в очках-консервах на пол-лица. Срезал, чтобы пацаненок не мучился. Все равно же умрет, а так быстро хотя бы.
Макс с досадой посмотрел вниз, на мелькающие траки гусеницы. Опять эти пацифисты заставят танк с мылом мыть. Сволочи!
А через пару километров, после того, как дозор проскочил через небольшой, но крепкий, мостик, перекинутый над таким же небольшим ручейком, немцев обстреляли. За грохотом мотора Штайнер не расслышал выстрела. Он лишь увидел, как один из мотоциклистов вильнул и, потеряв управление, свалился в придорожную канаву. Откуда и кто стрелял: было совершенно неясно. Вначале, Макс даже подумал, что мотоциклист просто не справился со своим двухколесным конем. Однако, другие мотоциклисты моментально спешились, бросив машины на дороге и открыли беспорядочный огонь во все стороны. Открыл огонь и Зингер. В конце концов, куда-то, по видимой ему одному цели, бахнул осколочным и Кёллер.
Зацепили они стрелка или нет, осталось невыясненным. Однако, больше выстрелов не было. Потому понеслись дальше, когда труп незадачливого мотоциклиста оттащили с дороги, предварительно сломав жетон. Мотоцикл привязали к моторному отделению танка. За потерю исправного имущества сами знаете, что бывает.
«Тройка» вела себя вполне прилично, погибший экипаж аккуратно ухаживал за ней. Мотор лишь иногда взрёвывал на подъемах. И переключение передач совершенно не ощущалось: машину не дергало. В повороты входил плавно и на ухабах не особо трясло. Хорошая машинка. Надежная. Все же «четверка» слегка сыровата. Трансмиссию инженеры так до ума и не довели. Мюллер раньше при каждом удобном случае лез проверять КПП. Полноценно ее перебрать было невозможно без ремонтников: необходим был подъемный кран, чтобы вытащить двигатель, так как коробка находилась под ним.
Похоже, с «тройкой» у Мюллера проблем особых не будет. Хотя перевод на этот танк Штайнер воспринял как некое унижение. В первых рядах атаки уже не пойдут. С другой стороны, хоть и унизительное, но доверие от командования. Макс даже и не догадывался, что на чувства панцершютце командиру полка было совершенно наплевать. Ему нужны были танки и экипажи, а что уже они там думают: дело десятое.
А вот Мюллер искренне радовался. «Тройка» ему была очень хорошо знакома. По Франции он именно на ней и гонял. И, слава Богу, гонял пехоту с кавалерией. На французские танки он не нарывался, хотя и слышал разные истории о чудовищной, непробиваемой броне французских «Бисов». Хотя, солдатские глаза всегда велики. И байки солдатские надо делить на два и вычитать десять. Тогда будет близко к истине.
В конце концов, дозор вышел на точку прибытия. Высота, поросшая кустарником и небольшими деревьями. Пологий уклон к очередной русской речушке, берега которой поросли камышами. За речкой зеленый длинный луг, заканчивавшийся лесом. Вдоль леса шла петляющая змеей грунтовка, выходившая к востоку к небольшой деревеньке: белые домики тонули в густой листве садов. Кёллер внимательно осмотрел деревню из бинокля:
- Бабы ходят. С ведрами. Дети бегают, собаки. Ох ты, сколько черешни-то, а? – командир, он же наводчик, сглотнул слюну. - Поросята есть. Дааа… Сейчас бы на реквизицию…
Однако, подкрепиться свежатинкой не получилось. Молоденький лейтенант-мотоциклист приказал немедленно занять позицию на высоте и дожидаться основных сил кампфгруппы. И тут случилось страшное. Кёллер приказал Штайнеру вырыть танковый окоп. Одному. Как самому инициативному. И быстро, пока русские не атаковали. Ибо. Невозможно одному? Для немецкого солдата нет ничего невозможного. Ведь он же немецкий солдат, а не какой-то там жидо-большевик.
Сами немедленно занялись своими делами. Зингер поймал волну колонны и стал передавать доклад, принятый от мотоциклетного лейтенантика. Тот, кстати, отправил двоих своих в деревню. «Повезло. Свежими яйцами подкрепятся», - мрачно и завистливо подумал Штайнер, лениво ковыряя лопатой сухую землю. Кёллер устроился на вершине холма и продолжил разглядывать горизонт. Мюллер, все же, полез в моторное. Потому как надо. Хорошо работает мотор, плохо: не важно. Важна привычка. Один раз расслабился после марша и не проверил – жди беды.
- Штайнер! – рявкнул вдруг Кёллер.
- Я!
- Слушай, Штайнер, канонада с севера приближается или удаляется?
- Какая канонада? – не понял заряжающий.
- Обычная. Не слышишь, что ли?
И только в этот момент Макс понял, что где-то на севере грохочет бой. Бог мой! Это он уже так привык к войне, что не обращает внимания на ее музыку?
- Слышу. Вроде на месте стоит.
- Копай давай, копай, негр. Строй хижину дяди Тома.
- Какую хижину? – не понял Макс.
Кёллер махнул рукой, посмотрел на запад:
- Наши идут!
Действительно, к высоте, нещадно пыля, выползала медленная колонна кампфгруппы.
- Отставить копать! – весело скомандовал Кёллер.
Макс уныло посмотрел под ноги. Ну почему в армии все так… Нелогично? Должно же быть наоборот…
- А теперь ведра в руки и бегом за водой. Гусеницы мыть.