ПМСМ - Служу Великому Рейху!
Хотя, лучше спроси у Артёма... он по-любому - в курсе.

Где? В приведённом продолжении?
В описании обыденного скотства?
Пиши как пишется... не обращай внимания на моё брюзжание.

8 июля 1941 года. Западнее Старо-Константинова. Обершютце Вальтер Бирхофф.
- Бирхофф!
- Чего? – отозвался Вальтер, усердно трахая жену. В смысле, протирая ершиком канал ствола карабина.
- Со мной пойдешь. Вызывают к командиру полка, - рядом присел Ковальски.
- Твою мать, а когда я чистить буду? Сам же приказал, приготовить оружие к осмотру.
- Потом почистишь. Давай собирай свое барахло.
- Слушай, Ковальски… - вдруг забеспокоился Вальтер. – Это за вчерашнее, что ли?
- Вряд ли. Хотя все возможно. Собирай свои манатки.
- Тебя одного вызывали?
- Одного. Но… Как-то не люблю я штабы. Мне с тобой спокойнее.
Бирхофф хмыкнул:
- Понимаю. Лучше уж в атаку сходить. Хорошо. Уболтал, командир. Сейчас соберу барахло.
- Быстрее только. Нас машина ждет.
- О! Да ты важная персона!
Каково же было удивление Бирхоффа и Ковальски, когда обещанная машина оказалась бронеавтомобилем командира полка.
- Это все очень нехорошо, - заворчал Ковальски, устраиваясь на месте полковника. – Это предвещает очень, очень нехороший день!
- Ковальски, не ворчи, - ответил Бирхофф. – Тебе чего не нравится? Доедем с ветерком.
- Сынок, в армии таких солдат как мы с тобой любят только тогда, когда их надо бросить в мясорубку. Понял?
- Да понял, понял…
До штаба добрались с ветерком, как говорится. Ну и. как водится, еще два часа прождали у крыльца. Командир полка занял самое большое и новое здание в селе. Похоже, школу, потому как под окнами валялись карты, книги, глобус и портреты каких-то бородатых мужиков.
- Наверное, это члены их правительства. Или какие-нибудь основатели коммунистического бреда, - разглядывая портреты сказа унтер-офицер.
- На Маркса никто не похож. Вот этот похож, но он лысый, хоть и бородатый. А Маркс был кучерявый. Вон как тот мулат. Видишь? Только у Маркса шевелюра пышнее и он без бакенбардов.
- У них что, негры в правительстве заседают? Во дают, большевики! И как его зовут?
- Я только две знакомые буквы вижу. Игрек и ка. Кстати, ты знаешь, что у русских нет министров?
- Да? – удивился Ковальски. – Как же они правят своей страной?
- У них комиссары у власти. Типа, народные.
- А, ну да. Я и забыл, что у Советов повсюду комиссары.
- Это не комиссар, - раздался голос за спиной. - Это их великий русский поэт. Что-то типа нашего Гейне.
Солдаты обернулись. Перед ними стоял незнакомый обер-лейтенант:
- Кто из вас Ковальски? Пройдемте со мной.
Комвзвода скрылся в длинном здании, с крыши которого свисал солдат и методично долбил топором по большой красной звезде. Получалось у него не очень. Рубить приходилось, свесившись вниз головой, а за ноги его страховал напарник. Почему солдаты не забрался по лестнице, Бирхофф понятия не имел. Дураков хватает везде. Причем в тылу их, почему-то, больше, чем на передовой.  Да и черт с ними.
Вальтер присел на корточки над кучей книг. Смотри-ка, у них даже анатомические атласы есть. И на латыни! Зачем в сельской школе анатомические атласы на латыни? Боже! Учебник немецкой грамматики! Бирхоффа аж передернуло от ненависти. О! А вот и книжка негра-поэта. Стрелок с любопытством раскрыл ее. Не, ну язык не понятный: кто надоумил славян испортить латинский алфавит? Ну, хоть картинки посмотреть. Богатые картинки. Талантливая манера письма у иллюстратора, хотя и немного непривычная. Очень много ярких цветов. Немецкая манера более острая, угловатая и краски более реалистичные. У славян все как-то избыточнее в цветах. И линии округлые, женственные. Да уж. Действительно – германский дух оплодотворитель славянского лона. Ух ты! Вот это фантазия! На поразившем Вальтера рисунке возле огромной бородатой головы, торчащей из земли, стоял всадник, опустивший копье. На следующей иллюстрации по желтого цвета цепи ходил здоровенный толстый кот. Цепь была намотана на большущий дуб, в ветвях которого пряталась обнаженная русалка. Хм… А что русалка на дубе делает? Лорелея, как помнится, из воды не выходила, заманивая к себе своими прелестями. Интересно было бы почитать. Жаль, язык не знаком. О, а вот и книжка бородато-лысого. А здесь у нас что? В этой книге иллюстрации Вальтеру не понравились. Тут наполеоновских солдат рубили и нанизывали на пики казаки. Неправильная книга. Каждый нормальный немец знает, что Наполеона победили черные гусары фельдмаршала Блюхера под Лейпцигом. Русские там, правда, немного помогали вместе с англичанами. Фу! А это что за маньяк? Зачем в школу отправлять книгу, в которой явно написано про убийцу с топором? Вот он, советский милитаризм во всей красе.
- Бирхофф! Зачитался? – окликнул обершютце знакомый голос.
Ковальски стоял рядом с давешним обер-лейтенантом. Обер-лейтенант был грузен и толстоморд.
- Картинки смотрел, - приподнялся Бирхофф.
- Двигаем в расположение. У нас спецзадание.
- Обер-лейтенант Оберлендер, - представился офицер.
- Обершютце Вальтер Бирхофф! – вытянулся во фрунт стрелок.
Оберлендер кривовато улыбнулся:
- Спокойнее, рядовой. Меня не интересует ваша строевая подготовка. Меня интересует ваше подразделение. Охарактеризуйте его в двух словах.
Вальтер вопросительно посмотрел на Ковальски. Тот многозначительно поднял брови.
- Ну… Обычный взвод. Ничем особенным не отличаемся. Ару дней назад приняли пополнение. Вернулись легкораненые, еще добавили солдат из тыловиков. А что?
- Насколько выдержаны ваши товарищи?
- Да нормально выдержаны. Не, ну про тыловиков ничего сказать не могу, они в бою еще не были. А фронтовики все нормальные ребята. Не трусы. Но и…
- Что «но и»? Договаривайте.
Вальтер замялся:
- Не знаю как правильно выразится, герр обер-лейтенант, чтобы вы меня правильно поняли. Мы готовы выполнить любой приказ. Но с умом. Мы не бежим вперед, сломя голову.
- Хорошо, хорошо. Вашего командира мне рекомендовали в полку как весьма толкового солдата. Это так?
Бирхофф хмыкнул. Дурацкий, честно говоря, вопрос. Вернее, вопрос-то нормальный, но когда на тебя пялится рядом стоящий командир взвода,  ответить иначе как:
- Прекрасный командир! – невозможно.
Так рядовой и ответил.
- Ну, ну, - неопределенно ответил Оберландер. – Я надеюсь. Унтер-офицер, едем в расположение. На месте отберете солдат, бывших в бою. Тыловиков оставите на месте. Мне нужны обстрелянные бойцы. Без нервов.
- Мы оставили сердце в Германии, герр обер-лейтенант! - лихо ответил Ковальски.
А книжку негритянского поэта Вальтер взял с собой. Пригодится еще. Бумага на фронте не менее важна, чем табак.
А задание и впрямь оказалось странным. По приезду в расположение, обер-лейтенант, пока Ковальски отбирал солдат, переоделся. В советскую форму переоделся. Причем в форму комиссара: у них большая звезда на рукаве. Прямо руки зачесались его пристрелить. В такой форме и повел их Оберлендер в лес. Причем, строго-настрого приказал открывать огонь только по команде, чтобы ни происходило.
В лесу рассыпались цепью, что нервировало. Все время казалось, что ты один. Хотя и кусты трещат, вот и Гансы мелькнули. Но палец пляшет на спусковом крючке. От греха подальше Вальтер поставил «Маузер» на предохранитель. Это нервировало еще больше.
Именно это его и спасло от выговоров, разжалований и прочих расстрелов, когда из небольших кустов прямо на Вальтера выскочил здоровенный голубоглазый красноармеец. На спине он тащил тяжелораненого. Несмотря на приказ, Бирхофф автоматически прицелился из карабина. Русский осторожно положил раненого на землю и поднял руки, улыбаясь. А потом, на чисто немецком сказал:
- Не стреляй, рядовой. Я военнослужащий вермахта.
Вальтер негромко свистнул три раза, как приказывал Оберлендер, но «Маузер» не опустил.
Постепенно полянка заполнилась людьми. С одно стороны в немецкой форме, с другой в красноармейской.
- Опустите оружие. – скомандовал обер-лейтенант. – Это наши.
- Фельдфебель Мельник! – отрапортовал красноармеец.
- Что у вас случилось? – отрывисто бросил офицер в форме комиссара.
- Ваши же самолеты и обстреляли, Золотько убит, Мокренко язык прострелили.
- Не ваши, а наши, Вирус. Как язык прострелили?
- А я знаю? Пуля, видимо, отрикошетила и щеки насквозь. Ну и по ногам еще прошлись.
- Остальные где?
- Взвод ждет в указанном месте. Сергиев за старшего остался.
Один из Гансов тихо шепнул на ухо Бирхоффу:
- Вальтер, это кто?
- Понятия не имею, - ответил обершютце.
Оберлендер оглянулся на разговор:
- Эти украинские соловьи наши союзники.
- Почему соловьи? – удивился Ковальски. 
- Не нужна вам эта информация, унтер-офицер.
Тот пожал плечами. Не нужна так не нужна. Больно надо с абвером связываться. А оттуда и до гестапо недалеко…
Офицер и «соловей» Мельник отошли в сторону, тихо переговариваясь. Взводный же санитар бросился к раненому. Вколол ему укол морфия, а бинты трогать не стал. Смысл?
- Ковальски! – рявкнул вдруг обер-лейтенант. – Ко мне.
Унтер вразвалочку подошел к двум диверсантам в красноармейской форме. Он вообще никогда не бегал. Разве что в бою.
- Слушай меня внимательно, Ковальски… Очень внимательно!

Геббельс исключил Гейне из энциклопедического словаря. Нацисты поэта не больно жаловали. Сомневаюсь, что лейтенант употребил имя именно Гейне. Лучше заменить на другого поэта.

Пару

что бы

одной

Тебе виднее. Но надо быть Розенбергом (Или кто там специалист?) чтобы в гравюрах 36-го года рассмотреть негра.