21 июля 1941 года. Панцершютце Макс Штайнер. Село Монастырище.
- Это что за дыра? – спрыгнул с танка Штайнер.
- Очередное село, которое мы освобождаем от большевистской заразы, - зевнув, ответил папаша Мюллер.
- А зачем мы здесь?
- Не задавай дурацких вопросов, - ответил Вейнингер тоже отчаянно зевая.
Впрочем, зевали все.
Ночью полк подняли по тревоге и – бегом, бегом, сукины дети! – отправили в марш.
К рассвету танки Хубе ворвались в Монастырище. Сопротивления им никто не оказывал, если не считать какого-то дурного местного милиционера, палившего по танкам из «Нагана». Тратить на него патроны посчитали не нужным, один из танков, отвернув башню, просто развалил хату, из которой стрелял безумец. Вот и вся война на сегодня.
- Сынок, ты бы нашел чего пожрать? Только не кухню. Местной еды раздобудь. Хорошо?
- Да не вопрос, - согласился Макс и вопросительно посмотрел на командира.
- Дуй, - милостиво разрешил Вейнингер. – Сала найди. Сало тут замечательное…
Макс, сдвинув пилотку на затылок и насвистывая «Эрику», отправился на охоту. Сей процесс был весьма завлекателен, но сложен. Нет, сами-то крестьяне не сопротивлялись – попробуй с «МП» поспорить, просто орда танкистов и пехоты моментально рассыпалась по хатам, выискивая солености да копчености. Всем уже надоело однообразное солдатское меню. Первым делом пристреливали собак. Куснет еще… Молчаливые крестьяне печальными статуями замерли возле своих домиков.
А вообще интересно – чем дальше от границы, тем богаче русские живут. Общественные дома везде новые – школа, больница, опять же. Смотри-ка, библиотека двухэтажная… Надо же!
- Стоять!
Макс, свернув за угол, едва не напоролся на штык.
- Запретная зона. Проход запрещен.
Перед танкистом стоял дюжий эсэсовец в камуфляже.
- Че это вдруг? – не понял Штайнер.
- Давай, давай, дуй отсюда! – повелительно сказал пятнистый. – Сказано же, запретная зона.
Эсэсовец говорил с легким непонятным акцентом.
- Да ладно тебе, - мирно ответил Штайнер и сделал шаг назад. В этот момент за спиной эсэсмана раздались сухие выстрелы. Стреляли залпами.
- А чего там?
- Не твое дело, проваливай.
- Уж и спросить нельзя, - буркнул Макс и пошел обратно. Однако, разыгралось любопытство. Хоть оно и погубило не одну кошку, но… Но Макс же не кошка!
Он осторожно перелез через плетеный забор и пополз по грядкам, стараясь, чтобы между ним и часовым была хата. Не удержавшись, выдернул из земли морковку, обтер ее о комбинезон и захрустел. Сладкая!
За хатой, возле пруда, густо росли кусты, низко склонившие зеленые ветки. Макс раздвинул их, тихо ругнувшись: с листьев душем за воротник упали дождевые капли.
На пруду плавали туда-сюда гуси. Они громко гоготали, ныряли, расправляли крылья, хлопая по воде.
Макс облизнулся. Ага, вот она, запретная зона… Ничего, сейчас покажем цвету германской расы, на что способны танкисты. Пусть мы ростом и не вышли, но возьмем хитростью. Хм, а как бы приманить гуся к берегу?
Макс сунул руку в брючный карман. Немного крошек есть. Сейчас подползем к берегу и…
Еще один винтовочный залп заставил его замереть. Чего это братья по оружию тут стрельбище устроили? Макс приподнялся на локте, пытаясь разглядеть: что там за прудом?
В затылок ему ткнулся холодный ствол.
- Встать!
Вздохнув, Штайнер встал, подняв руки.
- Солдат, что ты тут делаешь?
- Так гуси же! – виновато ответил заряжающий.
Перед ним стояли двое. Роттенфюрер и оберштурмфюрер, если Макс ничего не напутал в знаках различия СС.
- Роттенфюрер, отведи его к нашим гусям.
- Но…
- Без но. Пока мы чистим нашу землю от жидовской заразы, вермахт жрет гусей.
- Но там…
- Геноссе Вирусу скажешь, что я приказал.
- Зиг хайль!
Роттенфюрер вскинул руку в партийном приветствии.
Макс ничего не понял:
- К какому еще вирусу?
- Сегодня каждый из нас вирус. Смертоносная бацилла. Идите, танкист. Это приказ…
- Но…
- Давай, давай, камрад.
За плотными кустами…
За плотными кустами перед глубокой ямой стояли пятеро голых. Двое мужчин, одна женщина и девочка с мальчиком лет одиннадцати-двенадцати. Женщина прикрывала руками груди и пах. Мужчины стояли спокойно, только губы их тряслись. Девочка визжала и норовила сесть, ее за локоть удерживал мальчик. Все они были черноволосы и черноглазы. Из ямы же доносились тихие стоны.
- Герр фельфеб… Тьфу! Геноссе гауптшарфюрер! Вот…
- Это еще кто?
- Доблестный камрад из танкистов. Оберштурмфюрер приказал, чтобы он поучаствовал.
- Как тебя зовут, сынок? – к Штайнеру подошел высокий сероглазый эсэовец.
- Панцершютце Макс Штайнер, второй бата…
- Не надо так официально, Макс. Между нами, арийцами, не должно быть чинопочитания и козыряния. Ваши косные генералы никак это не могут понять. Согласен?
- Ну… Не знаю! – Штайнер продолжал стоять вытянувшись по стойке «смирно».
- Дайте ему карабин, - скомандовал гауптшарфюрер. – Давай, Макс, докажи преданность Фатерлянду.
- А это кто? – кивнул панцершютце на голых людей.
- Это? Жиды, Макс. Жиды, большевики и партизаны.
- Все?
- Все, Макс, все. Помоги нам выжечь эту землю для Германии. Это просто клопы.
Макс сглотнул ком в горле и облизнул внезапно высохшие губы.
- Боишься? Как же ты воюешь?
- Но…
- Для грязной работы подходят только самые чистые люди. Или ты не чист перед фюрером?
- Я? Да я…
- Тогда вставай!
И Штайнер встал в ряд с пятнистыми.
- Целься!
Макс поднял карабин. Но мушка расплывалась. Он никак не мог выбрать: в кого стрелять? В женщину? В девочку? В мужчин?
Вдруг мальчик отпустил свою подругу или сестру и, подняв кулачок, что-то грозное закричал на своем варварском языке.
- Огонь!
Карабин сильно толкнул отдачей в плечо. Мальчик упал как подкошенный, кровь плеснула из его затылка вместе с обломками костей. Мужчины так и упали молча, а вот женщина… Пуля пробила ее руку и грудь. Она упала на колени, потом на четвереньки, ее кровь текла по белым грудям, задевавшим землю. Она попыталась встать, но тут гауптшарфюрер, сделав несколько быстрых шагов, подошел к ней, достал пистолет и одним выстрелом в затылок уронил ее на землю.
А девочка еще осталась жива и даже не ранена.
- Красивая жидовочка, - со вздохом сказал стоящий рядом с Максом эсэсман. – Жаль, побаловаться нельзя. Скверна на ней.
Гауптшарфюрер вдруг заорал на расстрельную команду:
- Почему в нее никто не стрелял? Пожалели? Пожалели, да? А они? Они жалели ваших жен, ваших матерей, высасывая кровь из немцев? Ты! – ткнул он пистолетом в Макса. – Бегом ко мне.
Ослушаться Макс не решился.
- Держи, - протянул офицер «Вальтер» рукояткой вперед. Рифленая рукоятка легко легла в руку.
- Убей ее. Убей жидовку! Спаси Германию!
Девочка вдруг закричала. Закричала страшно, как зверь, в крике ее билась предсмертная тоска.
Макс зажмурился и…
И выстрелил.
И сел рядом.
Он сидел, пока эсэсовцы, подшучивая друг над другом и, особенно над Штайнером, скидывали тела в яму. Он сидел, когда они добили в этой яме стонавших раненых. Он сидел, когда они посыпали тела хлоркой. Он сидел, когда они начали закапывать яму.
Потом его резко затошнило. 
- Из тебя выйдет хороший эсэсман, парень, - похлопал его по плечу гауптшарфюрер. – Вставай, мои парни тебе выловили гуся. Если надумаешь о переводе, найди меня. Похлопочу за тебя. Я – Вирус.
- Я запомню… – не понял Макс, тяжело вставая.
- Запомни. У меня много имен и званий. А ты помни так. Хорошо?
- Да.
- Stas, komanduj! Еhat pora! – вдруг раздался русский крик.
Макс вздрогнул и схватился за… За гуся.
Гауптшарфюрер Мельник подмигнул Штайнеру и через несколько мгновений о расстреле не напоминало ни что. Только свежая земля большого могильного холма.
В этот день Макс так и не стал есть. Даже гуся. Днем тошнило, а вечером…
А вечером русская «черная пехота» пошла в атаку на Монастырище.
И было уже не до еды.