23 августа 1941 года. Между селами Монастырище и Оратово. Панцершютце Макс Штайнер.
Странно, но русская «черная пехота» выбила немецкие танки из Монастырища. Гибельные удары советских артиллеристов один за другим выбивали «панцеров». И те попятились.
А за ними побежала и пехота.
После того, как была отбита железнодорожная насыпь, прямо под огнем немецких танков подходили к полю боя русские эшелоны. Из вагонов выпрыгивали те же «черные» и сразу, не останавливаясь, шли в атаку.
Благодаря хитрости папаши Мюллера, «Блудный сын» вовремя отполз с передней линии. Главное выжить. Об остальном будем думать потом.
Штайнер подавал и подавал снаряды наводчику. Ныли руки, болела спина. Покидай-ка по шесть, почти, килограмм в полусогнутом положении… Вентиляция едва справлялась с пороховыми газами: слезились глаза. Голова гудела от бесконечного грохота орудия. Время от времени рядом с танком взрывались русские снаряды. Град барабанящих по броне осколков добавлял «радости» от боя.
Мюллер ни секунды не останавливался. Он вертел машиной, стараясь предугадать падение очередного советского снаряда. Вейнингер ругался сквозь зубы. Он никак не мог сосредоточиться на какой-то определенной цели. Танков у русских было мало, а пехота стремилась войти в плотный контакт с немецкими стрелками. Зато радист неутомимо поливал свинцами по видимым ему целям. Попадал? А Марс его знает…
Зато Шёнинг вовсю пел. Флегматичный, словно тюлень, в бою он превращался в настоящего дьявола. Он орал песни, радовался каждому выстрелу: удачному или не удачному, ругался на каждый близкий разрыв. Каждый во время боя сходит с ума по своему.
В конце концов, очередной русский снаряд ударил так близко, что танк развернуло на одной гусенице. Вторая же длинной змеей распласталась по земле.
- КУРВАААА! – заорал, почему-то по-польски, Мюллер. – Демке! Штайнер!
Те уже открывали люки и прыгали на дымящуюся землю.
Штанер ползком, а Демке на четвереньках поползли к разбитому концу гусеницы.
- Трак придется менять, - заорал сквозь грохот боя радист заряжающему.
Штайнер кивнул. Потом они схватили с обоих сторон трак и потащили к танку. Тот продолжал вести огонь с места. Били оба пулемета, рявкало орудие. На счастье, у русских было немного орудий. Они продолжали бить по площадям, совершенно не обращая внимания на вставший немецкий танк.
Да, если бы у них…
Выскочил и Мюллер. Оценив повреждение, тут же метнулся к запасному траку. Молча, только гэкая, выбил кувалдой разбитый палец, затем второй.
- Куда, нахер. Другой стороной! – дал он подзатыльник Демке, положившему на гусеницу новый трак.
- Раз, два… Три! Раз, два… Три! – продергивали они гусеницу по каткам. Слава богу, их не разбило…
В конце концов, гусеница встала на место.
Штайнер уже забирался на полку, когда из-под низких облаков вдруг выскочила тройка русских бипланов. Верткие самолеты поливали огнем поле боя. Ведущий заметил стоящий танк и понесся прямо на него. Демке, тем временем, обегал «Блудного сына» к своему люку. Макс как завороженный уставился на две строчки фонтанчиков, бегущих к их машине.
Правая строчка сбила Демке с ног. Он упал, заорал, пополз куда-то в сторону, приподнимаясь на локтях. Пулеметы хвостанули по броне. Мюллер едва успел закрыть люк. Радист перевернулся на спину и схватился за колени.
Макс прыгнул с брони дернувшегося назад танка.
- Демке! – и посмотрел на небо.
«Крыса» заходила на вираж. 
- Демке, куда тебя…
Три пули пробили правую голень, две вторую. Из рваных дыр торчали белые как сахар кости.
Штайнер с хрипом взвалил радиста на плечи и побежал к медленно ползущему танку. Со стороны кормы заходил в атаку русский истребитель.
- Мюллер! Мюллер стой, сволочь! – орал Штайнер, догоняя танк.
«Крыса» открыла огонь, и в этот момент Мюллер резко остановил машину и чуть дернул ее вперед, прикрывая бронированной тушей бегущего Макса. Демке продолжал орать. Просто орать, на одной ноте и беспрерывно. Пули русского высекли искры из брони, биплан мелькнул тенью над Штайнером.
Пока он разворачивался, радиста кое-как запихнули в башню. Вслед за ним забрался и Штайнер и вовремя, потому как еще одна очередь прошлась по танку.
Вейнингер приказал немедленно отступать.
Демке сдали на перевязочный пункт, где санитары в окровавленных халатах, сновали между ранеными. Глянув на радиста, все еще не потерявшего сознание, санитар что-то черкнул на бумажке и приколол ее к грязному комбинезону, после чего побежал было. Но тут его остановила железная рука Мюллера:
- Куда? На операцию парня! Укол ему дай, сделай что-нибудь.
Санитар бессмысленным взглядом окинул водителя, похлопал белесоватыми ресницами:
- Оглянись, танкист…
Вокруг хрипели, стонали, кричали, ругались десятки раненых.  Самые везучие лежали на носилках, остальные просто валялись на земле. От распоротых животов несло вонью, от обгорелых лиц жареным мясом. Кровь стекалась в багровые лужи. Еще один санитар вышел из палатки с ведром. Из ведра торчали аккуратно отпиленные конечности.
«Скотобойня…» - вдруг отрешенно подумал Макс.
- Он же кровью истечет! – продолжал орать Мюллер.
Санитар обернулся и молча кинул водителю бинт. Шёнинг, тем временем, хлопнул себя по лбу, и побежал к танку.
Мюллер, грязно ругаясь, начал бинтовать раздробленные ноги Демке прямо поверх штанин. Бинты стремительно набухали кровью. Радист заорал еще громче, но его крик тонул в ругани и стонах других раненых.
Вернулся наводчик и тут же вкололол в бедро морфий. Через несколько минут Демке успокоился, только дышал тяжело.
- Парень, парень… - склонился над ним Мюллер. – Нормально все у тебя. Царапина, кости не задело. Отлежишься в госпитале, там медсестрички, вино, говорят, дают. Слышишь, Демке?
К танкистам подбежали двое санитаров. Оттолкнув Мюллера, быстро перекинули на носилки раненого.
- Э! – возмутился Мюллер. – Аккуратнее с ним, коновалы.
Когда они скрылись в хирургической палатке, экипаж зашагал к танку.
- Отвоевался парень, - хмуро сказал Вейнингер.
- Почему? – не понял Макс.
- Ампутация, - пояснил Мюллер. – Кости в хлам. Ты же видел.
- А… Да? А чего ты тогда ему?
- Тебя я тоже успокою, когда время придет.
- Спасибо, - саркастично сказал Штайнер. – Дай лучше сигарету.
- Держи.
Шли не оборачиваясь.