Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Алексея Ивакина » » Ich hatt' einen Kameraden (У меня был товарищ)
И они успели ударить во фланг отходящим советским солдатам.
Через месяц катастрофа под Уманью ударит по Киеву. Ударит косвенно, как это часто бывает на войне.
вместо первого - выйти
30 июля 1941 года. Линия обороны Монастырище-Оратово. Панцершютце Макс Штайнер.
- Пиво привезли! – Макс спал под танком, поэтому от крика ударился головой о дно. Больно ударился. Шишка будет.
Последнюю неделю танкисты провели в тылу. Пехота сидела в окопах, отбивая достаточно вялые русские атаки. Иногда, конечно, приходилось выползать на передний край… Но, в основном, панцерводы сидели в тылу, берегли технику. Вернее, не сидели. Как сказал Вейнингер, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. А когда есть возможность спать, то спать. Вдруг Сталин капитулирует, пока ты спишь?
Сон – святое дело. Пожрать можно оставить. А поспать – нет.
А Мюллер добавлял, хмыкая, что лучше ехать, чем бегать там и прыгать.
- Пиво привезли! – опять заорал кто-то.
Макс окончательно проснулся и выполз из-под танка. Погода стояла на удивление хорошая, что плохо. Если с неба не мочит, то с неба бомбит.
Протерев заспанные глаза, Штайнер увидел, что стоит «Бюссинг», возле которого беснуется толпа солдат. С грузовика тыловки раздавали темные бутылки.
- По две! По две в руки!
- Штайнер! Очередь займи! – высунулся из люка Вейнингер.
Макс с низкого старта дернул к толпе жаждущих. Пользуясь своим мелким телосложением, тут же боком скользнул между тел, боднул в бок одного, толкнул локтем другого. Навстречу прорывались счастливчики с бутылками в руках. Пихаясь и толкаясь, он постепенно прорывался к грузовику.
- Всем хватит, сукины вы дети! – орал из кузова седоусый лейтенант.
- Герр Бетрункен! – узнал ветерана Штайнер. – Герр Бетрункен, это же я! Мы вас шнапсом поили!
При слове «шнапс» волосатый кадык Бетрункена непроизвольно дернулся. Лейтенант посмотрел на Макса.
- У меня там… Экипаж! Мне на всех!
- У всех экипаж, - взревел над ухом голос какого-то блондина. Макс нырнул под удар. Блондин попал локтем в ухо длинноусому соседу.
- Ах ты скотина! - заорал длинноусый и попытался замахнуться.
Макс, пользуясь стычкой, протиснулся чуть дальше.
- Сколько вас? – подмигнул Бетрункен Штайнеру.
- Как обычно, пятеро!
- Держи!
Ветеран протянул Максу ополовиненый ящик:
- Бетрункен своих помнит! Все остальным по две в руки! Не толпиться!
На Штайнера кидали завистливые взгляды, тянули руки к ящику, пытались толкнуть. Но на взгляды он рычал, пару рук умудрился укусить, а толкающие… А где тут падать-то?
Он уже выбрался из толпы, когда его окликнули:
- Штайнер, сукин ты сын!
Макс оглянулся:
- Зингер! Зингер, Иисус тебя раздери!
Улыбающийся Зингер обхватил Макса руками:
- Давай помогу, у тебя тут связи, что ли?
- Есть немного. Ты как?
- Нормально! А ты?
- И я! – радостно закричал Штайнер.
Бутылки в ящике тихо позвякивали в такт шагам.
- Отто! Отто! Я Зингера привел! Мюллер! Смотри кто…
В последние дни они начали называть друг друга по имени. Но только при своих. Поэтому Вейнингер резко оборвал Штайнера:
- Смирно!
Штайнер резко вытянулся, но ящик из руки не выпустил.
- Представьтесь, - резко скомандовал командир Зингеру.
Тот повел бровями, посмотрел на замершего Штайнера, присвистнул заряжающему. Они опустили ящик с пивом и только после этого Зингер лениво приложил руку к пилотке:
- Гефрайтер Зингер, ваше высокопревосходительство, герр обер-фельдфебель.
Вейнингер шевельнул тонкими синеватыми губами:
- Шутник?
- Радист. Я работал на таком танке, - кивнул в сторону «Блудного сына» Зингер.
- Ральф, сукин ты сын, - не выдержал Мюллер. – Это и есть ТОТ танк.
- Да ладно? – удивился Зингер. – Он же…
- Спасся, в отличие от командира.
- Брандт?
- Арестовали. За проёб казенного имущества.
- Вот шлюхи…
Вейнингер внимательно наблюдал за диалогом:
- Вы воевали вместе с Штайнером и Мюллером?
- Так точно, - сунул руки в карман Зингер.
- Я команды «Вольно» не давал.
- Хе! Если меня пошлете под арест, то я буду не против. Только пиво свое выпью…
- Герр командир, - открыл было рот Штайнер, но Вейнингер перебил его:
- Наглый. Наглый, значит живучий. Нам нужен радист. Ты где сейчас?
- Да нигде. Утром из госпиталя прибыл.
- Был ранен? Куда?
- Русские пытались мои яйца сжечь. Не получилось.
Штайнер фыркнул.
- Черт с тобой, открывай пиво.
Пост 532
После «Машиненгеверка» «Маузер» казался ему пушинкой.
машиненгевера... (это уже не первый раз в твоих текстах)
Вальтер в очередной раз зашипел, когда перетаскивал свое тело через поваленное дерево.
долго объяснять... но - слишком натужно, даже, пмсм, выспренно, проще написать: перебирался, переползал...
Пост 535
заметит угрозу окружения и даст приказ на отход своим 6 и 12 армиям.
Был дан приказ срочного отхода на линию
номера армий - лучше прописью, и правильнее.
повтор, ну и "приказ срочного отхода" как-то не по-русски...
Пост 537
Но, в основном, панцерводы сидели в тылу,
ВоТовский новояз, не?
Ветеран протянул Максу ополовиненый ящик:
Есть сомнения... я знаю, что в то время в Германии пиво могли фасовать в ящики и на 30 бутылок...
30 июля 1941 года. Линия обороны Монастырище-Оратово. Панцершютце Макс Штайнер.
- Пиво привезли! – Макс спал под танком, поэтому от крика ударился головой о дно. Больно ударился. Шишка будет.
Последнюю неделю танкисты провели в тылу. Пехота сидела в окопах, отбивая достаточно вялые русские атаки. Иногда, конечно, приходилось выползать на передний край… Но, в основном, танкисты сидели в тылу, берегли технику. Вернее, не сидели. Как сказал Вейнингер, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. А когда есть возможность спать, то спать. Вдруг Сталин капитулирует, пока ты спишь?
Сон – святое дело. Пожрать можно оставить. А поспать – нет.
А Мюллер добавлял, хмыкая, что лучше ехать, чем бегать там и прыгать.
- Пиво привезли! – опять заорал кто-то.
Макс окончательно проснулся и выполз из-под танка. Погода стояла на удивление хорошая, что плохо. Если с неба не мочит, то с неба бомбит.
Протерев заспанные глаза, Штайнер увидел, что стоит «Бюссинг», возле которого беснуется толпа солдат. С грузовика тыловики раздавали темные бутылки.
- По две! По две в руки!
- Штайнер! Очередь займи! – высунулся из люка Вейнингер.
Макс с низкого старта дернул к толпе жаждущих. Пользуясь своим мелким телосложением, тут же боком скользнул между тел, боднул в бок одного, толкнул локтем другого. Навстречу прорывались счастливчики с бутылками в руках. Пихаясь и толкаясь, он постепенно прорывался к грузовику.
- Всем хватит, сукины вы дети! – орал из кузова седоусый лейтенант.
- Герр Бетрункен! – узнал ветерана Штайнер. – Герр Бетрункен, это же я! Мы вас шнапсом поили!
При слове «шнапс» волосатый кадык Бетрункена непроизвольно дернулся. Лейтенант посмотрел на Макса.
- У меня там… Экипаж! Мне на всех!
- У всех экипаж, - взревел над ухом голос какого-то блондина. Макс нырнул под удар. Блондин попал локтем в ухо длинноусому соседу.
- Ах ты, скотина! - заорал длинноусый и попытался замахнуться.
Макс, пользуясь стычкой, протиснулся чуть дальше.
- Сколько вас? – подмигнул Бетрункен Штайнеру.
- Как обычно, пятеро!
- Держи! Тут чуть больше…
Ветеран протянул Максу ополовиненый ящик с пятнадцатью бутылками :
- Бетрункен своих помнит! Все остальным по две в руки! Не толпиться!
На Штайнера кидали завистливые взгляды, тянули руки к ящику, пытались толкнуть. Но на взгляды он рычал, пару рук умудрился укусить, а толкающие… А где тут падать-то?
Он уже выбрался из толпы, когда его окликнули:
- Штайнер, сукин ты сын!
Макс оглянулся:
- Зингер! Зингер, Иисус тебя раздери!
Улыбающийся Зингер обхватил Макса руками:
- Давай помогу, у тебя тут связи, что ли?
- Есть немного. Ты как?
- Нормально! А ты?
- И я! – радостно закричал Штайнер.
Бутылки в ящике тихо позвякивали в такт шагам.
- Отто! Отто! Я Зингера привел! Мюллер! Смотри кто…
В последние дни они начали называть друг друга по имени. Но только при своих. Поэтому Вейнингер резко оборвал Штайнера:
- Смирно!
Штайнер резко вытянулся, но ящик из руки не выпустил.
- Представьтесь, - резко скомандовал командир Зингеру.
Тот повел бровями, посмотрел на замершего Штайнера, присвистнул заряжающему. Они опустили ящик с пивом и только после этого Зингер лениво приложил руку к пилотке:
- Гефрайтер Зингер, ваше высокопревосходительство, герр обер-фельдфебель.
Вейнингер шевельнул тонкими синеватыми губами:
- Шутник?
- Радист. Я работал на таком танке, - кивнул в сторону «Блудного сына» Зингер.
- Ральф, сукин ты сын, - не выдержал Мюллер. – Это и есть ТОТ танк.
- Да ладно? – удивился Зингер. – Он же…
- Спасся, в отличие от командира.
- Брандт?
- Арестовали. За проёб казенного имущества.
- Вот шлюхи…
Вейнингер внимательно наблюдал за диалогом:
- Вы воевали вместе с Штайнером и Мюллером?
- Так точно, - сунул руки в карман Зингер.
- Я команды «Вольно» не давал.
- Хе! Если меня пошлете под арест, то я буду не против. Только пиво свое выпью…
- Герр командир, - открыл было рот Штайнер, но Вейнингер перебил его:
- Наглый. Наглый, значит живучий. Нам нужен радист. Ты где сейчас?
- Да нигде. Утром из госпиталя прибыл.
- Был ранен? Куда?
- Русские пытались мои яйца сжечь. Не получилось.
Штайнер фыркнул.
- Черт с тобой, открывай пиво.
А потом завязался долгий разговор: что, кто, где да как. Зингер заодно похвастался шрамами на заднице. Потом пожалели Брандта и выпили за его здоровье. Больше всех трепался, естественно, Зингер. Шёнинг, как обычно, сидел в сторонке. Мюллер наслаждался пивом и время от времени вставлял свои крестьянские поговорки в ход беседы. Когда пиво кончилось, Вейнингер отправился в батальон, выпрашивать себе радиста. Без него и впрямь, не очень удобно воевать. Говорят, русские совсем без радиосвязи работают. Как? Да флажками. Прошлый век какой-то. Впрочем, надо отдать должное, воевали русские храбро. Порой даже за гранью безумия.
- Со мной лежал парень. Тоже заряжающий, как ты Макс. Обгорелый был, что негр. Как жив остался, непонятно. Глаза и те обгорели. Думали, помрет вот-вот. Но нет, дышал. Хотя в сознание так и не пришел. Отправили потом в тыл. Ну, сгорел и сгорел. У нас, танкистов дело привычное. А потом санитар рассказал о нем историю. Представьте, на «тройке» парень работал, ага. Шли маршем, и тут русские атаковали. Наши развернулись, естественно. А у большевиков одни танки типа «Виккерс». Штук пять. Пехоты нет. И не стреляют. Только маневрируют. Один подожгли, другой, третий. А двое добрались до колонны. Четвертый застрял в канаве придорожной. А пятый, последний, тараном в нашего. Как долбануло… Там, думали никого живого нету. Пока там русских из танков повытаскивали, пока то, да се… У них снарядов не было. Вообще. И патронов не было. Просто перли на таран, понимаешь? Пятеро в атаку пошли без снарядов. И ведь знали, что не дойдут все. Лишь один доберется. И вот зачем они так? Какой смысл, менять пятерых на одного? Сдались бы, как французы. Ну ладно, варвары они, в плен не хотят. Но рассудок-то надо иметь? Бросили бы эти танки, пробрались бы к своим. Новые бы танки получили. А не получили бы, можно же по другому воевать?
- Азиаты, - пожал плечами вернувшийся Вейнингер. – Зингер, остаешься у нас, песни петь.
- Хорошо, - согласился Ральф. – Но что, у азиатов нет головы на плечах?
- Знаешь, чем отличаются арийцы от азиатов?
- Разрезом глаз?
Вейнингер по-турецки сел рядом с новым-старым радистом.
- Нет, не разрезом. Дело совершенно не в этом. Ариец – это рассудок, разум, мудрость. Азиат – это чувство, порыв, страсть. Поэтому мы и победим. Потому как разум всегда обуздывает страсти, - Вейнингер взялся за любимую тему.
- Не согласен! – хмыкнул Зингер. – Вот я, например… Азиат или ариец? Как пример, нам в дивизионный госпиталь местных баб пригнали. Некоторые молоденькие. Ну там, кальсоны постирать, утки выносить. А некоторые – ничего такие. Жопки на месте, сисечки. Мордашки опять же. А я уже ходил. Ну и к одной так по-французски: лямур, тужур, все дела. Она ни бе, ни ме в ответ. Ну я руками. Руки-то они интернационалисты. Вобщем, угладил я ее в темном углу прачечной. Прижал к стенке ягодку… Эх!
- Это ты к чему?
- Член-то у меня еще от ожогов отходил! Больно, же! Вот, понимаешь, трахаю и плачу, трахаю и плачу. А нет бы мозгами раскинуть, подожди, мол, Ральф, до полного выздоровления.
- Мозгами ты раскинешь, когда тебя русский снайпер в прицел поймает, - хмыкнул Мюллер.
- Цыц, папаша! Это мы всегда успеем! Так вот, командир, я кто? Азиат, который головкой чувствует, или ариец, который головой думает?
- Ты? Ты – радист, который должен проверить состояние своей рации, потому что через два часа выступаем маршем, - приподнял бутылку с пивом Вейнингер. – Пехота, наконец, пробила брешь в русской обороне.
- Да без проблем, - отмахнулся Зингер. – Так все же?
- Ариец. Потому как, невзирая на трудности, внес семя разума на чувственную почву. Девке-то понравилось?
- Забыл спросить, - хохотнул Зингер. – А у меня еще спирт есть…
- Спирт перед сном. По местам!
время от времени вставлял свои крестьянские поговорки в ход беседы.
в ход беседы можно вмешаться, можно его прервать или нарушить... но вставляют - обычно - в саму беседу.
А не получили бы, можно же по другому воевать?
через дефис
что лучше ехать, чем бегать там и прыгать.
Папаша Хем, говоря об одном танкисте: "Он любил идти в бой сидя..."
30 июля 1941 года. Гефрайтер Вальтер Бирхофф. Монастырище.
Над головами противно свистели минометные мины. Они шлепались где-то там, видны были только густые всплески грязи. Да водяной пар поднимался к тусклому небу.
Вальтер все еще прихрамывал. Стыдно ему было с таким ранением валяться, когда камрады сражаются.
Уже неделю шли бои с переменным успехом за эти проклятые села. То немцы вышибут русских, то русские немцев. Горело все, что могло гореть. Но, до сих пор, не сгорало.
«Mazanka» - так назывались эти глинобитные дома у русских. Они и горели. Вроде бы, чему там гореть… Глина да побелка. Ан нет. Продолжали полыхать.
Черный дым застил небо, и без того пасмурное. Иногда тучи сгущались и начиналась гроза. Гром смешивался с грохотом разрывов, молнии сверкали словно трассеры, ливень смешивался с потоком крови.
Но даже у русских кончаются силы. В конце концов, истощенная «черная пехота» начала отходить от железнодорожной насыпи, отбиваясь от наедавших немецких стрелков.
Взвод Ковальски отправили на зачистку территории.
А далеко из тыла била по отходящим русским дальнобойная артиллерия.
Пехота открывала огонь на любое шевеление, на любой подозрительный звук.
А улицы… Улицы были усеяны телами. И русских, и немцев. Большинство – убитые. Часть раненые. Русских раненых добивали. Немцев оттаскивали в тыл.
Противно дымили какие-то доски. Хуже нет запаха, чем мокрый дым горелого дерева. Нет, горелые тела еще хуже, но их чуть меньше. Чуть, да.
Вальтер работал в паре с Виннету. А больше было не с кем. Викинг таскал ящики с лентами за Гансом, а Юпи забрал к себе Ковальски.
- Слишком большая честь для гефрайтера – иметь у себя личного радиста.
Оно и понятно. На всех раций не напасешься.
Да уж… Все отделение – четыре солдата. Роскошно… И пополнений не предвидится. Ну что ж… Перемелем русские армии здесь, под Уманью, и облегченно вздохнем. Дальше только прямой путь на Москву. Впрочем, Вальтер догадывался, что в Москву он попадет только после победы, туристом. Пока придется вдоль Черного моря путешествовать. Бирхофф очень надеялся, что побывает в Крыму. Говорят, там очень красиво. А еще говорят, что в Крыму поселят наиболее отличившихся на войне солдат. Конечно, Вальтер не привык к жаре. Северная Вестфалия – страна туманов и дождей. И люди там суровые. Не чета баварским неженкам. Недаром футбол Вестфалии считался лучшим по всему Рейху. Гельзенкирх – вот настоящий чемпион!
Не сказать, чтобы Бирхофф был заядлым болельщиком, он предпочитал уединенное созерцание ору трибун. Но Макс при любой возможности вытаскивал Вальтера на матчи вестфальской команды «Шальке-04». Команда Мюнстера рвала всех подряд в гаулиге и Штайнер не мог пропустить очередной разгром какой-нибудь «Баварии». «Кобальтовые горняки» выдавал такие матчи, что даже Бирхофф заразился футболом. Нет, все-таки есть в спорте какая-то красота. Одно время Вальтер даже пытался написать портреты игроков. Причем, не обычные, а чтобы в динамике. Как вратарь отражает пенальти, как через себя бьет центрфорвард… Но получалось очень плохо. Он не мог поймать движение. Эти рисунки Бирхофф сжег в печке. Как-то упомянул о них Максу, так Штайнер долго ругался на Вальтера.
- Стой! – поднял руку Швайнштайгер.
Бирхофф замер.
- Слышишь?
Над головой прошелестел очередной снаряд.
- Что? – машинально пригнулся Вальтер, хотя снаряд был «не их».
- Голоса, вроде.
- Где?
Швайнштайгер показал карабином на полуразваленную мазанку, окна которой были завалены ломаными бревнами крыши.
Гефрайтер прислушался.
- Страхуй, проверю…
Он осторожно обошел небольшой домик, переступая кучи мусора и обгоревшие доски. Под ногами что-то похрустывало.
Дверь болталась на одной петле, слегка поскрипывая на ветру.
Бирхофф долго всматривался в темноту. Вроде бы никого. Или?
Из хаты донесся тихий стон, а сквозь него писк.
- Что там, - не выдержал нетерпеливый Виннету.
Бирхофф не ответил, осторожно шагнув в дом.
Постепенно глаза привыкли к темноте.
По углам лежали тела. Как изломанные куклы, они причудливо раскинули конечности. Из-за груды кирпичей, бывших когда-то печкой, опять послышался стон. И писк.
Под сапогом хрустнуло стекло. Машинально Бирхофф посмотрел вниз. Фотография. В центре старый дед с крестами на груди. Возле него строгая бабка. По бокам стоят сыновья. Тоже серьезные. Не улыбаются.
Гефрайтер отопнул разбитую рамку, сделал еще шаг. Потом поднырнул под рухнувшую одним концом балку. Оперся на нее рукой. Еще щагнул.
Вторым концом балка упала на молодую женщину, почти девочку. Лицо ее было белым, без кровинки. Губы слегка шевелились. На губах надувался тонкий красный пузырь.
Глаза ее приоткрылись.
Бирхофф шагнул еще ближе, выставив перед собой карабин.
Взгляды встретились.
Она тихо приподняла трясущуюся руку и взялась за ствол. Потом чуть сдвинула его в сторону. Что-то шепнула и застонала. Пузырь на ее губах лопнул. Посмотрела вниз. Вальтер проследил за ее взглядом.
Под кучей кирпичей лежал ребенок. Виднелась только его голова. Остальное было завалено обломками. Голова время от времени поворачивалась в разные стороны и тихо пищала. Иногда открывала глаза, взгляд был синий и бессмысленный. Женщина направила ствол на голову ребенка.
- Что там, командир?
Вальтер зажмурился и нажал на спусковой крючок. Выстрел бахнул так, что посыпалась штукатурка с разбитых стен. И еще один выстрел.
- Что там? – встревоженно крикнул Швайнштайгер, входя в дом.
- Мизерикорд, - прошептал Бирхофф.
- Чего? – не понял Виннету.
- Ничего.
Стон и писк прекратились. Вальтер развернулся и пошел на выход, волоча карабин за ремень так, что тот громыхал по дощатому полу.
- Все нормально? – забеспокоился Швайнштайгер, увидев бледное лицо командира. – Вальтер…
Бирхофф вышел на воздух и сел на крыльцо. Дышать было нечем, он расстегнул верхнюю пуговицу кителя, оттащил вниз ворот легкого свитера. Все равно было нечем дышать.
- О! Русские! – обрадовался из хаты Виннету. – Ты зубы им смотрел, Вальтер? Золотые есть?
Или неуда дышать?
- Викинг говорил, что русские любят золото в рот вставлять, - крикнул Швайнштайгер. – Не, а что? Я считаю, он прав. Они все равно уже дохлые. А я маме ожерелье закажу.
Вдоль плетня пробежали огнеметчики.
- Эй, обершютце! – Вальтер еще не успел поменять знаки различия. – У вас все чисто?
Бирхофф медленно поднял голову.
- А, - махнул рукой старший из огнеметчиков и побежал дальше.
Гефрайтер не смог разглядеть ни его лицо, ни звание. Он смотрел внутрь. Внутри было пусто и темно.
Взревел фламменверфер. Загудело пламя, сжигающее очередную хату.
- Не, эти нищие. Нет золота, - вышел разочарованный Виннету.
Вдалеке коротко отработал пулемет. Опять закапал дождь.
- Эй! Идем! – толкнул в плечо Швайнштайгер.
Бирхофф медленно повернул голову.
Виннету испугался его взгляда:
- Эй, командир, ты тут?
Бирхофф молчал, не мигая. В черных зрачках, отражаясь, плясало фламме.
Рядовой шагнул назад и едва не упал, споткнувшись о доску:
- Санитар…
- Не надо санитара, - хрипло ответил Бирхофф и приподнялся. – Не надо санитара.
Сделал пару шагов, пошатываясь и повторяя:
- Не надо санитара, не надо…
Потом передернул затвор и побежал, закричав:
- Не надо санитара!
Но сделал только несколько шагов, как сообразивший Швайнштайгер догнал его в одном прыжке и сбил с ног. Вальтера затрясло, лицо исказила гримаса, по пепельным щекам белыми разводами побежали слезы:
- Не надо санитара!
- Да не надо, не надо, - уговаривал его Швайнштайгер, одной рукой обхватив голову командира и прижимая ее к себе, второй торопливо отстегивая фляжку. – Глотни, глотни, Вальтер!
Обжигающая жидкость потекла по подбородку, шее, отчасти и в рот. Он не чувствовал вкуса, он просто глотал и глотал спирт. И чем больше спирта попадало в желудок, тем быстрее возвращалось сознание. На всякий случай, Виннету пару раз ударил командира по щекам.
Взгляд слегка прояснился.
- Живой? – спросил рядовой.
- Да, да… Слезь с меня…
Швайнштайгер отполз в сторону.
Бирхофф сел, скинул шлем, схватился за виски, нагнулся. Посидев чуть-чуть, блеванул себе на ноги. После чего закашлялся, упал на бок, съежился как зародыш, опять перевернулся, разогнулся, выпрямился, затих.
Где-то взорвался очередной снаряд.
Швайнштайгер молчал.
Бирхофф встал. Посмотрел на ноги. Вдруг захихикал. Хихикнул и Виннету.
- Что, вождь, - продолжая смеяться, сказал Вальтер. – Время собирать скальпы, да?
Потом встал, поднял каску, долго смотрел внутрь ее, надел, не прекращая хихикать. Вдруг осекся, посмотрел темным взглядом на Швайнштайгера:
- Слушай, у нас же котенок был. Куда он делся?
- Какой котенок? – не понял вождь.
- Ну такой… Дымчатый. Мы его подобрали. Помнишь?
- Где подобрали?
- Не помню… Ай, не важно.
Бирхофф взял карабин и, пнув калитку, вышел на дорогу.
- Раз, два, три, четыре, пять: мы выходим убивать! Десять, девять восемь, семь: смерть несем сегодня всем. Ой, я шесть пропустил. Шесть... Шесть? А дьявол с ними, с шестерками. Кто не спрятался – я не виноват!
И выстрелил в воздух.
Виннету вскочил и побежал за командиром.
В этот день Вальтер стрелял, пока не кончились патроны. На любой звук, на любое шевеление. И шептал:
- Я твой мизерикорд, Господь мой!
1 августа 1941 года. Где-то в украинских степях. Панцершютце Макс Штайнер.
К утру остановились в каком-то хуторе. Весь день неслись так, что не было возможности перекурить. Был дан четкий и грозный приказ: не останавливаться ни при каких обстоятельствах. Вперед! Только вперед!
Пехоту рассадили по танкам, где-то позади на повозках ползли снабженцы и ремонтники. Грузовики же стояли, неспособные пробраться по черной украинской грязи.
Если кто-то падал, уснув с брони: дальше добирался сам, на свой страх и риск. Если, конечно, не ломал себе шею при падении. Сломавшиеся танки просто сталкивали в сторону. Авось дождутся помощи. Скорость, скорость, скорость – залог победы!
Перерезать пути снабжения русских – и все. Дальше открытая дорога на восток. Офицеры говорят, что это последние советские армии. Уничтожим их – Советский Союз сдастся. Аксиома войны. Не надо захватывать территории, надо уничтожать живую силу. Эта тактика не подвела в Польше, Франции, Югославии. Почему она должна подвести здесь? Впрочем, пусть над этим генералы думают, у них головы большие. Вон какие фуражки носят.
Мрачный старик выдал танкистам соломенные тюфяки и молча удалился спать в сарай. Больше никого на хуторе не было. Мюллер рухнул спать не раздеваясь. Зингер попытался было потрындеть, но ответом ему был общий храп. Он не обиделся, достав из сапога плоскую стеклянную фляжку, обильно глотнул из нее и тут же сам упал. Спали без приключений и без сновидений. Охрану несла пехота.
А утром командир батальона распорядился вместо завтрака выдать танкистам панцершоколад: по плитке на брата.
Пехотинцы только злобно пооблизывались на лакомство.
Штайнер сначала не понял, что это. А вот Зингер обрадовался:
- Макс! Это же вещество в веществе!
- Кант? – поинтересовался Вейнингер, разворачивая обертку.
- Найн. Их! – гордо ответил Зингер. – Макс, если жрать не будешь, отдай мне. Я тебе за нее свой коньяк отдам.
Штайнер сильно удивился словам радиста. Тот был готов бабу на алкоголь променять, а не наоборот. Он даже завтракал исключительно бухлом, не закусывая. Еще Брандт пытался с этим бороться, но… Но никто еще не видел Зингера пьяным. Так, чтобы падать, шататься, драться или беспорядки наводить. Не, этот был лишь в приподнятом настроении. Мрачнел он лишь тогда, когда запасы начинали заканчиваться. А когда они у него заканчивались, один черт знал. По крайней мере, он всегда был готов достать из кармана очередную бутылочку. Надо отдать должное, Зингер никогда не жадничал. Есть – поделится, нет… Что ж, достанет. Вейнингеру же свое пристрастие новый-старый радист объяснил просто: объективная реальность, есть психическое расстройство, вызванное отсутствием этанола в крови. Вейнингер хмыкнул, но согласился с Зингером.Вернее, не согласился, а разрешил потреблять алкоголь. Лишь бы работал нормально парень. А как он расслабляется, не Вейнингера дело. И тут Ральф предложил махнуть шоколад на коньяк? Мир перевернется же!
- Ага. Как же! – Макс по примеру командира и водителя зашуршал оберткой. Один Шёнинг флегматично сунул плитку в нагрудный карман и полез на свое место. Этого вообще ничего не интересовало, кроме возможности пострелять.
- Давай, давай, парень, - подмигнул Штайнеру Зингер. – Только все сразу не жри. Две трети оставь, а то с непривычки.
Вейнингер положил кусочек на язык и закрыл глаза. Мюллер по-крестьянски откусил полплитки и яростно зажевал полным ртом. Зингер нюхал, наслаждаясь запахом.
Макс откусил небольшой кусок. Пожевал. Хм… Шоколад как шоколад. Привкус странноватый, правда. Такой… Как будто… Еще кусочек. И еще. Вдруг мир вздрогнул. Привычно размытые грани пасмурного утра неожиданно обострились, словно невидимый киномеханик прибавил резкости на экране. Забилось сердце. Шевельнулось мужское. Мир начал пульсировать, наливаясь яркостью. А еще кусочек? Тело словно развернулось, питая собой окружающее. Максу вдруг показалось, что он источник жизни этого мира. И что он давно знал это, но забыл и только сейчас вспомнил. И он вдруг осознал, что может шевелением пальца этот мир изменить. Что именно от него, от панцершютце Штайнера, зависит все. Вот стоит ему захотеть… Вдруг развернулась пружина силы, которая дремала до определенного часа. Он понял, что ему лишь надо захотеть. А он хотел. Он ощущал себя мужчиной, раздвигающим податливую плоть Вселенной.
- Ну как тебе первитинчик? – сквозь плоть донесся голос Зингера.
Штайнер выдохнул:
- Мощная штука…
- Не жри все. Когда отходняк начнется, пригодится.
- Что начнется?
- Узнаешь.
- Что это? – вдруг напрягся Вейнингер.
Сквозь пелену первитинового опьянения Макс услышал звук мотора. Он даже не успел сообразить, как тело само запрыгнуло на броню танка. И вовремя, так как из-за небольшого пригорка к хутору выскочил русский броневик.
Размешивая колесами грязь, он поливал из пулеметов расслабившуюся немецкую пехоту.
Макс встал было на полке, собираясь кулаком снести броневик с дороги, но тут его самого кулаком сбил Вейнингер:
- На место, д’Артаньян!
Очухавшись, Штайнер прыгнул на свое место.
Пехота тоже очухалась и открыла огонь по наглому броневику. Но пули лишь цвиркали по броне, высекая искры. Два пулемета били без остановки. Кто-то прыгнул через плетень и кулем повис на нем, кто-то завертелся юлой, крича от острой боли в животе. Танки же разворачивали башни, пытаясь поймать в прицел наглеца.
Очередь сбила с ног пехотного гауптмана, откинув того на окровавленную стену мазанки.
Выстрелил один танк, потом другой – оба мимо, поторопились. Броневик нырнул в лужу, обдав уцелевших пехотинцев волной грязи. Выскочил, надсадно гремя мотором. Взвизгнул электромотор башни «Блудного сына».
- Бронебойный! – заорал Вейнингер и поднял кулак. Макс схватил снаряд и сунул Шёнингу.
- Выстрел!
Бамм! В упор, с двадцати метров…
Удар был такой, что броневик опрокинулся, продолжая реветь двигателем и вертеть колесами с надетыми на них цепями.
- Почти в упор, - усмехнулся Штайнер. Он все еще чувствовал себя властелином мира.
Вместо ответа Вейнингер, нагнувшись, посмотрел на заряжающего:
- Я тебя чего просил?
- Бронебойный…
- А ты чего дал?
Макс посмотрел под ноги… Цум тойфель! Как он попутал боеукладки? Макс высунулся из люка. Так и есть. Осколочно-фугасный попал точно в башню русскому броневику, но… Но зацепил и пехоту.
- Потом разберемся, идиот - свирепо рявкнул Вейнингер, высунувшись из командирской башенки.
Убитых похоронили за хутором. Раненых оставили на попечение мрачному старику. Заправили из своих канистр танки. И помчались дальше на юг. Время от времени, чтобы уберечься от волн депрессии, Макс жевал первитиновый шоколад.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Алексея Ивакина » » Ich hatt' einen Kameraden (У меня был товарищ)
|
|