Пост 544

фраза не закончена, либо завершить, либо поставить многоточие после этих слов.

неоправданный повтор

наседавших

штамп, низкопробный...

пнул, если по-русски, а не по-вяццки

оттянул

2 августа 1941 года. Первомайск. Гефрайтер Вальтер Бирхофф.
В конце концов, мотопехоту бросили вслед за танками. Мото…
Больше толкали и шли, чем ехали. Проливные дожди окончательно превратили дороги в непролазную кашу из чернозема.
Но шли, шли, шли, поскальзываясь и падая в жирную грязь. С криками, стонами, руганью – шли. Что ни говори, но немецкая пехота - лучшая в мире. Кто еще так сможет? За ночь девяносто километров? Так не бывает: скажет любой из историков. Но так – есть. С ходу, не раздумывая об отдыхе, их снова бросили в атаку на городок Первомайск. Бирхофф понятия не имел, зачем этот городок был ему нужен.
Вот лично ему, Вальтеру – зачем этот город, названный в честь праздника весны? На это ответить могут только…
…В ту предмайскую ночь тридцать девятого года он долго пыхтел, пока волок березу, выкопанную около отцовского сада. Честно говоря, отец сам ему помогал выкопать. Первое мая – праздник молодежи. Парню пора посадить дерево, чтобы девица утром набросила на него венок. Если она бросит, значит… Значит, парень ей симпатичен. А если выставит пустую корзину перед воротами – все. Никаких надежд. А еще… А еще дерево перед воротами избранницы может быть только одно.
А мама долго стояла, скрестив руки на груди, наблюдая, как ее мужчины выкапывают деревце. Потом сын скрылся за забором, а муж усмехался, докуривая трубку. Она же ворчала, пока муж не обнял ее так крепко, что она только смогла пискнуть. Потом отец потащил мать в спальню, а сын потащил березку к известному домику на берегу реки.
А там уже стоял Макс со своей березкой.
- Ты?
- Я, - твердо ответил Вальтер.
Два друга стояли лицом к лицу перед закрытыми воротами. В руках у каждого было по березке и лопате.
- Вальтер…
- Макс, я не уйду.
- Я не хочу тебя бить!
- Это я не хочу тебя бить!
- Мальчики! – дверца приоткрылась и на пороге появилась Урсула. В руках она держала две корзины. И обе пустые. А отец Урсулы, довольно ухмыляясь, выкатил за двери бочонок пива:
- Хорошей ночи, мальчики! – и утащил Урсулу домой, жестко схватив ее за локоть. Та попробовала было дернуться, но ворота закрылись, громко хлопнув.
- Вальтер! Спишь, что ли? – хлопнул по каске Ковальски. – Видишь мост?
- А? Да, командир! Вижу! – заорал Бирхофф, придя в себя. – Что за река?
- Южный Буг. Сливается с какой-то Синюхой. Там русские заминировали мост. Задача ясна?
Бирхофф вздохнул:
- Почему опять мы? А саперы?
- Пионеры в тылу застряли. Все сладости только для пехоты, - засмеялся Ковальски. – Давай, Бирхофф, вперед. Мы тебя прикроем.
- Яволь, - зло сплюнул гефрайтер. – Отделение! За мной!
Низкие и поросшие густым кустарником берега Южного Буга давали возможность тихо подойти к мосту. Но что толку от этого «тихо», когда танки дивизии начали атаку на окраины Первомайска? Того и гляди выскочат навстречу красноармейцы.
Однако, шаг за шагом, отделение постепенно приближалось к деревянному мосту.
- Интересно, зачем командованию этот мост? – заворчал Викинг. – Мы же на восточном берегу.
- И? – буркнул Вальтер.
- Чего и? Выбить из города русских, а мост потом восстановить. Делов-то?
- Приказ есть приказ, Викинг.
Впереди, пригнувшись, шел Швайнштайгер. Он вдруг остановился и поднял левую руку вверх.
Отделение замерло. Вальтер сделал осторожный шаг, второй… Виннету стоял как статуя в Сан-Суси.  Рядом ухнул снаряд, обдав кусты комками земли. Осколки просвистели поверху.
- Чего там, Вождь?
Подбородком Швайнштайгер показал на мост. Мда… И подберись к нему…
На высоком деревянном мосту орала суматошная толпа. Несколько  грузовиков и легковых автомобилей пытались двигаться на восток. Навстречу им, в сторону Румынии, перла толпа пеших гражданских и военных. Впрочем, были и телеги. Лошади ржали, люди орали друг на друга, стреляли в воздух, взревывали моторами грузовики. Отчаянно сигналил санитарный, судя по красным крестам, автобус. С восточной стороны моста сидели растерянные зенитчики: ствол их орудия уткнулся в низкое серое небо. Рядом с ними бегал офицер, сдвинув фуражку на затылок. Он тонко кричал и стрелял из пистолета или револьвера: не разглядеть. На него никто не обращал внимания. «Восточные» бежали на запад, «западные» на восток.
«Отличная цель», решился Бирхофф.
- Ганс! Ко мне! Занимай позицию!
Пулеметчик мгновенно оценил позицию. За считанные секунды пулемет был установлен, лента заряжена.
Ганс дал короткую очередь над головами.
- Ты чего? – повернулся к нему Викинг, держащий ленту.
- Разогрелся, - хищно улыбнулся Ганс и, ткнувшись плечом в приклад, нажал на гашетку.
«Как в тире», - ошеломленно подумал Вальтер, наблюдая, как пулеметная очередь буквально рвет толпу на мосту.
Люди кувыркались через перила и шумно падали в воду. Многие падали на мосту и по ним, еще живым, топтались ногами. Толпа взревела и попыталась снова побежать, но бежала она с двух сторон через центр моста. Под ее напором не выдержали перила, люди горохом посыпались в воду, чудовищно крича. Многие всплывали, махая руками. Сосредоточенный Виннету тут же поднял карабин и начал методично стрелять по черным горошинам голов на блестящей поверхности реки. Русские офицеры пытались навести порядок, но их сбивали с ног. Из грузовиков посыпались солдаты, прыгая с другой стороны моста. Многие бросали винтовки, лишь бы уйти из-под убийственного огня. Одна из очередей прошлась по борту первого застрявшего грузовика, выщербнув белые щепки из досок. Этой же очередью убило шофёра, он упал на руль. Грузовик немедленно и тоскливо загудел.
- Ленту! – бешено заорал Ганс. Викинг тут же подал вторую.
У санитарного автобуса открылась дверца, высунулся человек в белом халате и тут же согнулся от пули в животе.
- Слева! Крикнул Вальтер и сам начал стрелять. Русская зенитка начала срочно опускать ствол и разворачиваться. Но не успела. Убийственный огонь отделенного пулемета и двух карабинов мгновенно уложил расчет ничем не прикрытой зенитки.
Из стоящей около моста черной легковой машины выскочили четверо в фуражках и с портфелями. Ганс без команды перенес огонь на них. Со ста метров… Трое легли сразу, четвертый побежал от моста прочь. Но по дороге. Выстрел Швайнштайгера бросил беглеца лицом вперед.
- Ствол! – Викинг сноровисто надел асбестовую перчатку и сменил раскаленный ствол пулемета.
С восточной стороны моста рванул снаряд. Толпа, наконец, побежала. Те, кто еще мог бежать. Побежали на запад, потому как с востока неторопливо выезжали, ломая белостенные хаты, немецкие танки. Первый из них дернулся вперед, ускорив движение. Он беспрерывно стрелял из пулемета. На борту его белела закопченная надпись «Блудный сын». Танк куда-то гулко ухнул из короткого орудия. Потом он въехал на мост, сминая горящие грузовики и сбрасывая их в воду. Санитарный автобус попытался развернуться, но застрял поперек моста, чуть накренясь.
- Справа! – заорал Ганс и немедленно перевел огонь на западный берег.
Двое красноармейцев спрыгнули с насыпи. Один из них, нагнувшись, поднял какой-то провод, второй побежал вперед. Первого очередь сбила сразу. Второй скакнул как олень и скрылся в кустах.
- Огонь! – заорал Бирхофф, меняя обойму одну за другой. Но русского уже не было видно. – Вождь, за мной!
Вальтер и Виннету бросились в холодную воду. Течение неумолимо сносило их к мосту. Сапоги, карабины, амуниция и намокшая одежда тянула вниз.
«Это мы уже проходили!» - мстительно подумал Вальтер и вспомнил учебный лагерь. Швайнштайгер же скинул каску.
В этот момент танк наехал на советский санитарный автобус, пытаясь снести его с моста. Из автобуса дико кричали. Кричали и люди, ползающие по мосту, попадающие под гусеницы танка. Тот застрял, громко фыркнул синим, сдал назад, опять ударил широким лбом автобус, сминая его как гармошку. Тот задней своей частью уперся в постепенно кренящийся телеграфный столб. Красный крест на борту медленно превращался в красный кол. 
- Вальтер, я тону!
- За мной, швайнехунд!
- Ууууппп, блблбллл…
Очередь русского автомата  выплеснула длинные фонтанчики воды. Совсем рядом, совсем…
В какой-то момент Вальтер почувствовал, что и его теряют силы, но как раз в этот момент появилась земля под ногами. На западном берегу они упали, тяжело дыша. Потом подняли ноги вверх, выливая воду из коротких голенищ.
- За мной, - прохрипел гефрайтер. – За мной!
Швайнштайгер, стоя на четвереньках и тяжело кашляя, смахнул трясущейся рукой мокрые волосы со лба.
Русский лежал недалеко. Ему перебило ноги. Штаны были темны от крови. Но дрожащими руками он держался за провод и пытался ползти вдоль него.
Виннету нагнулся, опершись на винтовку и, тяжело дыша, высморкался длинной соплей. Сопля низко повисла и никак не могла оторваться от носа. Он несколько раз провел по носу, потом стряхнул соплю с руки, разогнулся.
- Ферфлюхте… Я из-за тебя чуть не утонул. Ннна!
Двумя руками он схватился за ствол карабина и резко ударил прикладом по голове русского. Потом еще раз. Потом еще. Потом сел рядом с еще гребущей землю рукой мертвого русского.   
Вальтер сел рядом, покосился на затихшую руку, зажавшую в кулак горсть песка.
С моста, наконец, упал автобус. 
2 августа 1941 года. Первомайск. Панцершютце Макс Штайнер.
Первитин, все же, оказался полезной штукой. Не хотелось есть, не хотелось спать. Организм работал как идеальная машина. И танк, благодаря Мюллеру, тоже работал как часы. Знай, топлива из канистр подливай.
При подходе к Первомайску колонна развернулась с ходу. Все ждали нового жестокого боя. Но скорость сделала свое дело. Русские не ждали немцев. Их орудия даже не были укрыты. Так и стояли на голой земле. Да и было-то тех орудий… Три выбили сразу, русские даже очухаться не успели. Четвертое было живучим, успело сделать целых три выстрела. Двумя промазало, третьим подожгло грузовик, но уже пустой. На четвертое снарядов не тратили. Подкравшаяся с фланга «тройка» просто раздавила расчет вместе пушкой. Потом было чуть сложнее: движение танков в городе всегда опасно.
Но русские просто побежали. Макс даже удивился этому. Обычно они дрались до последнего бойца. А тут… Даже скучно. В основном, работал из своего пулемета Зингер, да Мюллер давил гусеницами зазевавшихся.
Макс же время от времени лишь подавал осколочно-фугасные Шёнингу. В один момент Штайнер захотел было высунуться из башни, но кулак Вейнингера под нос остановил его. Да и пули иногда цвиркали по броне, царапая краску. Впереди танка бежала пехота, прикрывая машины от бешеных русских гранатометчиков. Вернее, бутылкометчиков. Русские, от бедности, видимо, предпочитали водочные бутылки с бензином, нежели нормальные гранаты. Особенно волновался по этому поводу Зингер, тщательно выцеливая бегающих советских пехотинцев. Жалел свою жареную задницу.
А бронетехники тут и не было. Поэтому, когда танк вставал, Макс, не дожидаясь команды, подавал очередной фугас. Пороховые газы заполоняли кабину, но вентиляторы работали на «единицу», а интенсивность стрельбы и рядом не стояла с боями под Дубно. Там как-то Штайнер аж сознание потерял от выхлопа орудия. Ненадолго, правда. Брандт тогда быстро его в сознание привел. Кулаком в морду, потом под ребра. Да, там некогда дышать было…
Остановка!
Фугасный!
Бах!
Близкий разрыв. Макс сунул в смотровую щель «МП» и дал короткую очередь по скользнувшей тени. Собака? Кошка? Русский? А вот не насрать…
Потом вдруг танк замер. Только Зингер продолжал и продолжал поливать свинцом ему одному видимое. Макс было схватился за очередной снаряд, но тут танк снова дернулся. На этот раз поехал медленнее.   
Макс приник к смотровой щели. Ага. Мост. Виднелись поручни, больше ничего. О! Две головы на реке. Наши или русские? Очень уж торопятся. Один вроде в каске? В какой? Не разглядеть, глаза слезятся от пороховых газов. Да…
Штайнер снова высунул ствол в щель и дал очередь в сторону пловцов. Господь разберется. Потом панцершютце снова выглянул, но тут танк тряхнуло, заряжающий больно ударился головой о броню. 
- Мюллер! Шишка же будет! – взвыл Штайнер, но никто его не услышал.
Танк вдруг сдал назад, потом снова резко дернул вперед. И снова ударился о препятствие, скрежеща гусеницами по металлу.
Кто-то где-то тонко кричал. Где? Кто?
Еще удар, двигатель взревел, заскрипело дерево. Сквозь грохот донесся гулкий всплеск и танк, яростно заревев, помчался вперед. 
И, как всегда это бывает в бою, упала тишина.
- Отбой алярму, - довольно скомандовал Вейнингер.
Штайнер открыл люк и высунулся из башни, сделав глубокий вдох. Потом выкарабкался на гусеничную полку. Посмотрел вниз:
- Ну, Мюллер!
- Что?
- Опять мне кишки смывать… - заныл заряжающий, разглядывая гусеницы.
Вейнингер, высунувшись по пояс из башни, достал бинокль и принялся разглядывать горизонты.
- Командир, ну, дай отдохнуть сегодня, а? Я завтра все сделаю.
- Завтра, завтра, не сегодня. Так говорят все ленивые люди, - меланхолично ответил Вейнингер, не отнимая бинокль от лица.
- Вот задница, а? Зачем я на заряжающего учился?
- Гусениц мыть, а чего? Ух ты! Макс, ты посмотри! – Зингер ткнул в сторону кормы.
Штайнер оглянулся.
Лучше бы и не оглядывался. Мост шевелился. Шевелился людьми, часть из которых все еще была жива, и кричала, и стонала. Один с лицом, замотанным пятнистыми желтыми бинтами, бесконечно садился и падал, опираясь забинтованными же руками о трупы. Он… Сидел? Можно сидеть без ног? А несколько минут ноги еще были, пока Мюллер не проехал по ним. Внезапный выстрел успокоил раненого, сбив с его бело-желтой головы танкистский шлем.
Штайнер резко дернулся.
Прямо к их танку карабкались по невысокой насыпи два немецких пехотинца. Один был без каски, второй, опуская карабин, посмотрел на Макса.
- Вальтер, сукин ты сын!
Второй посмотрел пустым взглядом на Штайнера:
- А… Макс…
- Хо! Ты уже гефрайтер?
Вместо ответа Бирхофф похлопал себя по карманам. Вытащил нечто бумажное, сочащееся водой и выкинул это в сторону.
Есть сигареты?
- Не, я ж не…
Громко свистнул Зингер:
- Держи, пехота! – и кинул пачку.
Вальтер распечатал мокрыми трясущимися руками пачку, губами вытащил сигарету.
- Огонь?
Штайнер машинально дернулся к башне, но, вдруг, сообразил, что не ТОТ огонь нужен другу.
А вот Зингер сообразил:
- Что, гефрайтер, промок? – поднеся огонек зажигалки ко рту Бирхоффа, сказал радист
Тот кивнул в ответ и повернулся ко второму пехотинцу. Тот, кашляя, двумя пальцами вытащил сигарету изо рта Бирхоффа и сам жадно затянулся. И опять закашлял, согнувшись в приступе.
- Что с ним? – спросил Зингер.
- Нахлебался, - все еще тяжело дыша, ответил Бирхофф и достал губами вторую сигарету.
- Натерпелись ребятки… - вздохнул Мюллер. – Командир, ну что?
- Тихо пока.
Бирхофф упал спиной в грязь и уставился в небо, продолжая дымить сигаретой, не выпуская ее изо рта. Пачка лежала на земле. Штайнер взял ее и повертел в руках.
- Зингер! – вдруг заорал Вейнингер. – Рацию на прием!
Радист вскочил, взялся руками за борт.
- Э! Пачку! – оглянулся Штайнер.
- Оставь ребятам.
- Ага. Вальтер, ты ранен?
- Отвали, Макс, - флегматично ответил Бирхофф и прикрыл глаза. Его потрясывало от холода.
- Слушай, у меня есть такой шоколад…
- А шнапс?
- Ну… Найдем. Но…
- Дай.
- Зингер!
Из люка высунулся Ральф в наушниках натянутых на пилотку. Впрочем, одно ухо у него было свободно. А в руках он держал фляжку:
- Дай парням. Тут хорошая штука.
- Зингер! – рявкнул Вейнингер с башни.
- Приказано занять оборону, герр командир! – заорал радист, прячась в танке. – До подхода основных сил.
- По местам!
Бирхофф, тем временем, глотал, как воду, спирт из фляжки. Струйки сбегали по его щетинистым щекам.
Штайнер легко запрыгнул на полку, затем в люк. Танк дернулся в сторону, потом вперед. Макс кинул взгляд на друга. Тот оторвался от фляжки и протянул ее второму пехотинцу.
А после стало некогда. Пока укрытие для машины найдешь, пока ее окопаешь. Одно было в радость: мыть гусеницы в этот день не пришлось.

13 августа 1941 года. Взгляд сверху. Умань.
Дождь лил как из ведра. Словно Один и Юпитер решили устроить пир на всю Украину.
Тот, который с усиками, завершил совещание. Да, все шло хорошо. Да, гигантские цифры военнопленных и уничтоженной техники Советов внушают уважение всему миру. Нет, уважение не перед Сталиным. Перед Объединенной Европой.
- Мы смогли! Мы сломали хребет большевикам. Осталось нажать еще чуть-чуть и этот колосс на глиняных ногах рухнет. Рухнет! И нам, наследникам Священной Римской империи, останется лишь пройти по этим хрустящим обломкам.
Бритый, с волевым подбородком, согласно кивнул: мол, мы такие.
Когда совещание закончилось, бритый подхватил усатого за локоть:
- Фюрер…
Усатый дернул руку. Он не любил, когда его трогали.
- Мой фюрер. Я бы хотел обсудить с вами кое-что. С глазу на глаз. Без референтов и секретарей. Только переводчики.
Фюрер посмотрел на бритого:
- Мой дуче, между нашими народами не может быть секретов!
Бритый улыбнулся:
- Пойдемте. Я кое-что вам покажу…
Малозаметные в общей толпе офицеры охраны переглянулись. Два вождя удалялись через рощицу к дороге. Двое офицеров шагнули за ними. Остальные… Остальные побрели к дороге.
Да, лес вычищен. И не только тут. И не только от мин. Никому – даже вождям! – невидимая охрана мгновенно взяла фюрера и дуче в кольцо.
- Бенито! Что вы хотели мне сказать?
- Адольф, мы на «ты», когда нет лишних ушей? Нет ли у тебя мыслей, что Михай и Антонеску не слишком… Не слишком надежные союзники.
- Бенито? Давайте без ваших южных экивоков. Я человек Севера. Я не люблю намеков. Мне нужно прямо.
- Мне нужен порт на Черном море, - хмыкнул Бенито. – Крым вы мне не отдадите, я знаю.
Усатый вздохнул. Устало вздохнул:
- Вам Африки мало, дорогой дуче?
- Достаточно! Но! Когда мы победим… Когда это все закончится.... Я думаю о будущем, Адольф! Когда мы победим, куда я буду везти товары? Мне нужен порт для торговли с Восточной Германией. В Западной вы и так все можете. Ну, кроме вина, конечно. А сюда? Здесь будет нужда во всем. Вы сами видели эти негостеприимные земли. Мне нужна Одесса. Или любой другой порт.
- Готланд я не отдам.
- Ради чего тогда мои батальоны сражаются вместе с германцами на Востоке? А эти потомки римлян так нужны на Юге!
- Кончайте. Мы не на митинге.
- Тогда я отзову свои войска с Украины.
- Дуче, дорогой… Чем вас не устраивает Кавказ? Батуми? Туапсе? Что там пока еще есть у русских?
- Одессу. Отдайте мне Одессу. Или этот… Как его? Новороссийск?
- Одессу я обещал Антонеску и Михаю. А ваши альпийские стрелки мне будут нужны на Кавказе.
- Что они могут? – театрально закрыл руками лицо бритый.
- Альпийские стрелки?
– Нет, румыны! Они себя римлянами зовут, но римляне это мы!
Усатый подумал было про румынскую нефть, но промолчал. Потому как дуче и фюрер вышли к дороге. Там их уже ждали с зонтиками офицеры охраны.
- Смотрите, мой фюрер!
- Смотрю…
По размытой бесконечными дождями дороге полз мотоцикл. Водитель, заляпанный грязью по макушку, вилял по глине, стараясь держать равновесие. Изредка он протирал пальцем огромные, как у стрекозы, очки. Впрочем, это помогало ему мало. На очередном повороте, не удержавшись, он упал в жижу. Но поднялся. Мотор взревел, чихнув бензином, мотоцикл дернуло. Водитель удержался, широко расставив ноги. Заметив сквозь грязь стоящих людей, отдал честь, попытался дать газу, но снова упал.
А за ним, карабкаясь по рытвинам, ползли автобусы. Дождь оставлял потеки на их бортах. Из-под маскировочной тусклой краски выплывали странные яркие НАДПИСИ:
- Лянча! Только итальянское качество!
- Чинечитта! Косметика для кинозвед. Ты кинозвезда?
- Траттория Джованни. Лучшая паста Неаполя.
Стрекотала камера. За автобусами шли солдаты, скользя ботинками с высокими обмотками по грязи. Уныло, но настойчиво они пели «Джиовинеццу». Личный гимн Муссолини и гимн его партии:
Юность, юность,
Весна красоты
Время превратностей жизни
Твоя песня звучит и идёт!
Это все ради Бенито Муссолини,
И ради нашей славной родины,
Эйя Эйя Алала
Эйя Эйя Алала
 
Под «эйяэйяалалу» легионеры медленно, но настойчиво падали в грязь.  И также поднимались.
Потом опять автобусы, потом пара грузовиков, толкаемых солдатами, потом какие-то быки с какими-то пушчонками за хвостом.
- С начала войны идут. Автотранспортируемая дивизия «Торррино» между прочим! – раскатисто пронеслось картавое итальянское «р» над мокрыми полями Умани.
- Почему автотранспортируемая?
- Что найдут, на том и едут. Шутка! – расхохотался дуче.
Фюрер промолчал и отвернулся.
Два оберста переглянулись. Один криво улыбнулся:
- С такими войсками и врагов не надо, да, Герберт?
Второй шепнул одними губами:
- Тише, Джованни, тише…
Щека фюрера задергалась. Как тогда, в госпитале…
- Дуче, давайте мы войну закончим, хорошо?
- Все войны заканчиваются, фюрер.
- Когда закончим, тогда и поговорим.
Усатый резко отвернулся и побрел к машинам, изредка поскальзываясь.
За ним стремительно зашагал бритый. Едва не упал в грязь.
За двумя диктаторами, тоже поскальзываясь, бежала свита с зонтиками. 
Один из грузовиков, все же, занесло. С борта его посыпались ящики с красным вином. Часть бутылок разбилась.
Рубиновое медленно перемешивалось с коричневым.

Скинь ка ты мне, братец, файл