Бочки тоже возили в грузовиках.

Только почтой прислать Усе запаковано и скотчем замотано

24 июня 1941 года. Западная Украина. Макс Штайнер.

Судьба…
Судьба это суд Божий – говорят одни. Другие говорят, что судьба в руках человека. Третьи говорят, что судьбы нет. Четвертые, уверены в том, что судьба предопределена.
Кто из них прав?
Люди спорят об этом веками, совершенно не понимая одной простой вещи.
Судьба это песчинка, проникшая через воздушный фильтр танкового мотора.
А еще судьба – это недрогнувшая рука безымянного красноармейца, влепившего из дота бронебойно-зажигательную пулю в бочку с бензином. И тылы 11 танковой дивизии, растянувшись на шестьдесят километров, намертво забили единственную дорогу через Крыстонополь.
Каждый из нас чья-то судьба.
Малые песчинки ломали немецкий двигатель «Барбароссы».
Макс сидел на своем месте заряжающего и грустил. Вот уже час они тряслись сначала через переправу, потом по пыльным дорогам, а ни выстрела, ни обзора. Только сидеть и ждать. И чего там происходит?
В смотровую щель видно немного – только пыль от впереди идущего танка. А рации в шлемофоне нет. Да, вот так. Внутренняя связь в «Т-4» полагалась лишь командиру, наводчику, водителю и радисту. А заряжающий лишь жестами командира пользовался.
Не, ну можно было высунуться из бортового люка… Но опять – пыль, пыль, пыль…
  Скучно! Макс даже умудрился задремать под рев 'Майбаха'. Еще бы! Не спать уже сутки...
- А? - очнулся он от внезапно рухнувшей тишины.
  - А... Приехали! - засмеялся командир. - Господа, следующая станция Лемберг!
  Макс вылез, наконец, из вонючей башни любимого своего Т-4.
  Тихий западно-украинский городок горел. Бой был, похоже, серьезный. Пехота возилась долго - танки пошли в прорыв лишь в час дня. И вот он - первый вражеский город, в который вошел победителем Макс.
  Первый, но не последний!
  - Сладок запах победы? - улыбнулся ему обергефрайтер Клаус Мюллер - механик-водитель высочайшего класса. Он прошел и Польшу, и Западную кампанию, и Югославию. Макс ему отчаянно завидовал. Еще бы!
  - Покурим? - танкисты расселись кружком. Один Макс остался стоять, разглядывая, как пленные русские стаскивали в кучу трупы своих погибших товарищей.
  - Эй, Макс! Еще успеешь наглядеться на них! Вся жизнь впереди! - засмеялись камрады.
  - По машинам! - подбежал командир танка, унтерфельдфебель Вилли Штраус. - Идем на юго-запад.
  - В бой? - Макса почему-то едва затрясло. И хотя он пытался скрыть дрожь, командир все-таки ее заметил.
  - Дыши глубже, парень!
  Все-таки жаль, что ни черта не видно с места заряжающего. Куда, что, как?
  Всего через полчаса танк вдруг как-то странно затарахтел, дернулся, взревел и заглох.
  - Коробка передач, командир!
  - Черт бы ее побрал... - ругнулся командир. И стал вызывать отделение ремонтников. А Макс, мягко говоря, расстроился. Он уже предвкушал бой всем телом, разминая руки, чтобы без передышки и сбоя подавать снаряды.
  - Выходим... - буркнул командир по внутренней связи. - Ремонтники будут неизвестно когда. Танк Пабста тоже встал. И тоже что-то с коробкой. С ним разберутся - к нам поскачут. Пистолеты наготове. Русская деревня рядом.
  По одному они покинули танк. Клаус тут же полез смотреть двигатель.
  - Так и есть! - через непродолжительное время воскликнул он. - Зубцы шестерней полетели к чертовой матери!
  Чумазый как черт, он спрыгнул на землю.
  - Смотрите! Русские!
  От деревни, утопавшей в зелени, шла толпа. Впереди шагал важный мужик, почему-то с цветами.
  Танкисты схватились за свои пистолеты-пулеметы.
  - Нет. Нет! Вы не стрелять нас! Мы вас кушать! - на ломаном немецком произнес мужик.
  Из толпы выбежала девушка с букетом цветов, подбежала к самому высокому из экипажа - наводчику Отто Кёлеру - и чмокнула его в щеку. Рыжий Отто немедленно покраснел, но букет взял.
  А Брандт, вполголоса, сказал:
  - Что значит 'мы вас кушать'? Мы в сказке братьев Гримм?
  - По-моему, он нас хочет пригласить пожрать, командир. Пойдем, а? Смотри, какие тут девушки... - водитель подмигнул одной красавице.
  - Просить, просить! - сказал мужик и призывно замахал рукой.
  - Пошли, командир, а? - Стрелок-радист Ральф Зингер любил поесть. Куда влезала еда в его тощее тело - не знал никто. И он сам. За неделю до начала войны с Россией - в прошлое воскресение - он как-то поспорил на пять бутылок польского бимбера с радиоремонтником, что съест восемь литров супа с хлебом. Из расчета на каждый литр сто грамм. И ведь съел. И бимбер для всего экипажа заработал. Правда, пить его не стал. Потому что ушел в кусты блевать. Там и уснул на четвереньках - лечь не мог.
  Командир секунду подумал и...
  - А пошли! Только ты, Зингер, здесь останешься.
  Тощее лицо радиста вытянулось от изумления.
  - Я?? Почему...
  А в ответ получил холодный взгляд командира и смешок водителя:
  - Потому что ты нас без еды оставишь!
  И пошли, но пистолеты-пулеметы держали наперевес. Все-таки это Россия.
  - А красиво тут... - они шли по зеленой улочке. Белые стенки домов, умопомрачительный запах пышных садов…
  - Да... Я бы тут жил, - сказал Клаус, сам из крестьян Вестфалии, славящейся своей шикарной ветчиной и таким же шикарным пивом.
  - Смотри-ка! - удивленно сказал Макс, когда они вышли на небольшую площадь.
  Длинный ряд столов, укрытый белыми, праздничными скатертями - ломился от блюд и бутылок.
  Тут тебе и копченое сало, и жареные гуси, и свиные окорока, и стеклянные бутыли с вином, и кувшины с молоком. И даже моченые яблоки. За столами никто не сидел. Толпа крестьян, в самых праздничных своих одеждах, почтительно ожидала дорогих гостей.
  - Жаль, что Зингера мы оставили... - пробормотал Кёллер. - Нас тут едой убьют...
  - Положительно! Мне нравится война в России, - улыбнулся Мюллер. - Это тебе не Югославия! Там стреляли из каждого куста!
  - А Франция?
  - Француженки очень капризные. Пока французскую девчонку уломаешь, сойдет столько потов, что больше ничего уже не хочется... Хотя вина неплохие, да...
  - Это еще не Россия. Это еще Польша, - напомнил им командир. - Вернее, уже Германия. Где стоит немецкий солдат - там и есть Германия.
  Важный мужик в старомодном сюртуке, видимо староста, замахал руками, приглашая танкистов к столу:
  - Садитесь кушать, пожалуйста! Битте, битте!
  - Командир...
  Брандт коротко кивнул. Плох тот солдат, который откажется от дармовой еды и выпивки!
  - Нет! Не пить! - пресек командир попытку механика потянуться за стаканом с бимбером. - Черт его знает, этих русских. Что у них на уме?
  Кёллер недовольно взял кувшин с молоком, но подшутить над командиром не забыл:
  - Мы же в Германии, командир, а? Откуда тут русские?
  - Поляки, югославы, русские... Славяне, один черт! Вероломный народ! В глаза улыбаются, а за спиной нож держат. Макс, что там сегодня нам говорили утром, почему началась война?
  - Превентивный удар по предателям, - быстро ответил Макс Штайнер. - У нас был союз, но Сталин изготовил свои дикие орды для удара в спину, пока мы высаживаемся на туманный Альбион.
  - Устами младенца... А потому не стоит верить этим русским...
  Староста сидел рядом и пытался понять, что говорят танкисты. Получалось у него плохо, но слово 'Руссишен' он все же разобрал. И замахал руками, как мельница:
  - Нет. Русские мы нет. Украина. Украинцы. Мы не есть большевик, не поляк. Мы есть Украина!
  - Украина... - словно попробовал на вкус незнакомое слово Макс. - А это еще кто такие?
  - Черт ногу сломит в их родственных связях. Наверное, те же русские, только не хотят русскими называться, - ответил Мюллер. - В Югославии так же - сербы, хорваты, македонцы, чер-но-гор-цы, - с трудом произнес он сложное для немецкого языка слово.
  Староста яростно замотал головой.
  - Украина, мы есть Украина. Мы друг! - он поспешно плеснул вина в большие стаканы.
  Мюллер и Кёлер жалобно посмотрели на командира. Тот сдался. В конце концов, ром - молоко солдат. Кажется, так писал запрещенный ныне Ремарк?
  - По стакану! Мы все-таки на вражеской территории... Прозит!
  Пиршество шло своим ходом. На дальнем конце стола кто-то уже затянул что-то заунывное. Вдруг староста засуетился, выскочил из-за стола и закричал что-то на своем варварском. Шум застолья тут же стих.
  - Сюрприз, сюрприз! - взволнованно зашептал он немцам. - Чудесно! Подарок! Сюрприз!
  - Не люблю я сюрпризы... - заворчал Мюллер и положил руку на кобуру.
  Староста этот жест заметил:
  - Да, да! Стреляйт! Вот. Большевик! Юде!
  К столу подвели крепко связанного высокого парня неопределенного возраста. Неопределенного - потому как его избитое, опухшее лицо было синюшного цвета.
  - Пиф-паф! Стреляйт! Битте! Юде!
  - Командир... Я что-то его плохо понимаю... - насупился рыжий Отто.
  - Он нам предлагает расстрелять этого еврея-большевика.
  - Да, да! Комиссар! - радовался староста.
  - Я сейчас этого урода... - завелся вдруг Отто. - Мы солдаты. Ты, скотина славянская, мы - солдаты, а не палачи! Понимаешь?
  - Да, да! Стреляйт! Юде!
  - Вот урод... - стал вставать наводчик.
  - Кёллер! - рявкнул командир. - Сидеть!
  А потом он встал сам, поправил кобуру и подошел к старосте:
  - Мы - не СС. Мы - танкисты. Мы солдаты. Придет гестапо, оно и будет разбираться. Вы меня поняли?
  Староста разобрал, похоже, только два слова - СС и гестапо. И закивал, схватив Брандта за рукав. Тот высвободил руку резким движением:
  - Чертов сукин сын... Читай по губам - Я СОЛДАТ! Я не стреляю в безоружных. Понятно?
  Внезапно еврей подал голос:
  - Он не хочет вас понимать. Он хочет меня расстрелять. – сказал он на чистом немецком.
  Брандт помолчал. А потом подошел к большевику:
  - За что?
  - За то, что я не такой как они.
  - Коммунист?
  - Нет, комсомолец.
  - Это еще кто?
  - Считайте меня коммунистом. Если нравится.
  - Еврей?
  - Нет. Украинец.
  - Почему староста держит на тебя зло и называет тебя евреем? - Брандту действительно было интересно разговаривать с парнем.
  Тот пожал плечами:
  - Потому что я коммунист. Почему же еще?
  Теперь пожал плечами Брандт:
  - Может, ты обрюхатил его дочку и не желаешь на ней жениться...
  - Если б у этого красавца была дочка, я бы обходил ее стороной...
  Староста и впрямь красотой не отличался. Косорылый какой-то. И косоглазый.
  - Немецкий откуда так хорошо знаешь?
  - Нас хорошо в школе учили.
  - В сельской?
  - Я из Киева.
  - Мы скоро там будем, - уверенно пообещал танкист.
  Парень усмехнулся:
  - Это вряд ли. Сутки не прошли, как вы напали на нашу страну. Завтра Красная Армия вернется за мной. Вот увидите.
  От этих слов Брандту стало жутковато. Таким уверенным тоном они были произнесены. Но танкист себя переборол:
  - А почему ты не в армии?
  - Я - учитель.
  - Немецкого?
  - Нет. Истории.
  - И чему историк учит здесь?
  - Тому, что кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет.
  - Как тебя зовут?
  - Андрей.
  - Ты смелый парень, Андрей. Передай этому недочеловеку, что мы - солдаты, а не гестапо.
  - Он не 'уберменш'. Он человек. Просто темный.
  - Этот человек тебя хочет убить! - удивился Брандт.
  - Я же говорю, он темный. Необразованный. Многое не понимает.
  - Удивительно... Так вот передай. Мы не расстреливаем безоружных. Тыловики подтянутся - разберутся с тобой. И с ним.
  Парень переводил, почему-то не отводя взгляда от лица немца. На старосту он даже не смотрел. Староста по-птичьи склонил голову, выслушивая учителя.
  - А тебе совет - беги отсюда.
  Парень улыбнулся разбитым ртом и покачал головой:
  - Нет. Русские - не бегают от врага.
  - Ты же не русский. Ты украинец!
  - Ну и что?
  'Молодой фанатик' - мелькнула мысль у командира танка. - 'Молодой коммунистический фанатик. Как парни из 'Гитлерюгенда' Такие же!'
  - Мюллер, Келлер, Штайнер! - рявкнул Брандт. - Соберите еды для Зингера. И бутыль прихватите. Вино очень уж хорошо... И самогона! Пригодится.
Староста вдруг опять залопотал, хватая за руки командира танка.
- Отвяжись, скотина, - поморщился Брандт, брезгливо оттолкнув косоглазого. – Эй! Андрэ!
Паренек с оплывшим лицом не ответил. Он, почему-то смотрел в небо.
Танкисты машинально посмотрели туда же.
А там…
А там крутилась карусель.
Четыре стройных немецких истребителя гоняли по голубому небосводу какой-то русский биплан.
Тот заметно уступал немцам в скорости и наборе высоты, но невероятная маневренность по горизонтали позволяла уходить от росчерков пулеметных трасс. Пулеметы стучали, как швейная машинка, но прошить не успевали. Похоже, русский пилот был весьма опытен. Он успевал отворачивать в последний момент. Иногда скорость «Мессершмидтов» даже была ему на руку. Он успевал притормаживать невероятным образом и очередной немец проскакивал мимо, не успевая прицелиться. Казалось, что русский даже мог зависать в небе.
Сам он не стрелял – или патроны кончились, или просто экономил.
В какой-то момент Штайнер даже поймал себя на сочувствии к русскому.  Один против троих… Но тут же подавил в себе это чувство. Это враг и его надо убить. Иначе он убьет тебя. 
Шея даже стала затекать...
Вдруг русский дал короткую очередь и один из «Мессеров» судорожно отвернул в сторону, из его брюха потянулся сначала слабый, а потом все более густой черный дым.
Он потянулся пологим снижением на запад, а русский, тем временем, буквально развернулся на воздушном пятачке и ударил винтом по хвосту второго «Мессера».
Тот камнем, дико визжа и кувыркаясь, пошел вниз,
Вспыхнул и русский, вращаясь вокруг своей оси. Через мгновение из немецкого истребителя выпал небольшой комочек, и одуванчик парашюта раскрылся в белом от зноя небе.
Второй одуванчик выпал из русского истребителя.
Оставшиеся два «худых» словно ножницы разошлись в небе, перевернулись в какой-то там фигуре пилотажа и зашли…
- Что они делают? – шепнул Брандт.
Шепнул так громко, что Андрей услышал его:
- Выходят на линию атаки, герр, как вас там.
- Зачем?
- Вы, фашисты, всегда убиваете тех, кто слабее. Но этот советский летчик оказался сильнее вас. Вот они и мстят.
- Заткнись, - взревел Штайнер. – Мы не фашисты! Мы – нацисты!
- А какая разница? – пожал плечами комсомолец.
Тем временем, два немецких истребителя, ревя моторами на форсажах, порвали небо очередями. Купол русского вдруг схлопнулся, стух и…  Летчик камнем понесся вниз.
Немец же продолжал спокойно спускаться.
Его братья барражировали кругами над ним.
Тут Брандт словно очнулся:
- Эй! Красный! Быстро переводи этому косоглазому, пусть всей деревней собираются искать нашего пилота.
- Не буду, - ответил Андрей.
- Что? – не понял немец.
- Не хочу переводить. Я вдруг слова все забыл.
Вместо ответа Брандт ударил русского по лицу:
- Переводи, я сказал!
Комсомолец пошатнулся, сплюнул кровью на пыльную землю… Не попал. Кровавая ниточка слюны потекла по подбородку:
- А я слова забыл, - усмехнулся Андрей.
- Я тебе сейчас… - Брандт было замахнулся, но вдруг остановился, споткнувшись о взгляд русского учителя.  – Штайнер!
- Я!
- Бегом к танку, пусть Зингер вызывает подмогу там, сообщи, что немецкий пилот в квадрате «Аш-17»,  требуется эвакуация и все такое.
- А…
- БЕГОМ!
Макс понесся к танку, что было сил.
- Слышь, косоглазый, тебе говорю. Понимаешь? – повернулся Брандт к старосте.
- Ферштеен, ферштеен, - торопливо закивал старик.
-  Хорошо. Собирай своих идем лес прочесывать. Небо, летчик, упал, лежит, помощь. Понятно?
- Нихт ферштеен!
- Богородицу тебе в задницу… - выругался Брандт и потер свой длинный нос.
Мюллер поморщился, а Кёллер хохотнул.
Кое-как, буквально на пальцах, Брандт смог пояснить старосте, что от него требуется.
Через пятнадцать минут западно-украинская деревня в полном составе двинулась в сторону падения немецкого летчика-истребителя.
Русского комсомольца снова заперли в каком-то подвале.
Зингер сидел на башне, болтая босыми ногами, и орал песни.
Макс, тяжело дыша, подбежал к танку:
- Ральф! Ральф!
- И что мы так орем? – лениво потянулся голый по пояс радист.
- Командир приказал срочно вызвать подмогу. Там сбили нашего летчика, ты видел?
- Ага, - согласился Зингер. – Видел. Русский был великолепен. Будешь?
И Ральф протянул Штайнеру фляжку:
- Бимбер, чистый как слеза валькирии.
- Ральф!
- А чего Ральф? Сами ушли, а мне тут что делать? Скучно же…
- РАЛЬФ!
- Не ори, Макс. Сейчас вызову…
Неловко карабкаясь и расплескивая самогон по башне, Зингер забрался в башню и начал передачу.
Штайнер нетерпеливо прыгал вокруг танка.
Войну он представлял несколько по другому, да…
Яростные бои. Враг бежит, девушки с цветами наперевес…  А тут какие-то крестьяне, сломанная коробка передач да пьяный радист.
Наконец, Зингер высунулся из танка.
- Приказано ждать, солдат. По возможности эвакуриро… Тьфу! Э-ва-ку-и-ро-вать, - произнес радист по слогам трудное слово. – Летчика своими силами.
- Доннерветтер, - ругнулся Штайнер. – Дай фляжку.
- Лови!
Фляжка больно стукнула по пальцам. Макс сделал большой глоток и бимбер немедленно обжег горло. Крепка ж ты, польская самогонка.
- Держи!
Пьяненький радист фляжку не поймал. Она стукнулась о броню и отлетела в кусты, покрытые серой, придорожной пылью.
- Свинья ты, Макс, - грустно сказал Зингер.
- А ты как думал? – зло ответил заряжающий и помчался обратно.
В деревне никого не было.
Только пустые дома, гавканье собак да ор петухов и стол, безобразно украшенный объедками и полупустыми бутылками.
Все куда-то делись…
Макс потоптался, несколько раз посмотрел по сторонам, поправил пистолет-пулемет. Прямо тайна «Марии Целесты». Потом, глянув на жареный бок поросенка, уселся на лавку. Не пропадать же добру, в самом деле?
Вот она – мечта солдата.
Много еды и спирта. Сейчас бы еще девку какую, чтобы податливую и мягонькую. Чтобы просто полазать по ней руками и уснуть на мягкой груди под жарким солнцем… И чтобы никого вокруг.
И «чтобы никого вокруг» не получилось. Только Макс поднес ко рту ровный кусок мяса, подцепленный ножом, как рядом со столом нарисовался староста.
Макс моментально схватил автомат и направил его на русского.
- Нихтс, нихтс! – испуганно поднял руки тот и сделал пару шагов назад. – Ком цу мир, битте, герр фашист!
- Я не фашист! Я – национал-социалист! – возмутился Штайнер. – Ну еще не формально, но… Где наши?
Староста что-то залепетал. Из его речи – смеси польского, русского и еще какого-то варварского с вкраплениями немецких слов – стало ясно только одно. Командир экипажа ушли « туда». Ага… В лес отправились, не дождавшись Макса. Вместе с деревенскими, летчиков искать. Ну и ладно.
- Ком цу мир, герр! – схватил танкиста за локоть старикашка.
- Да отвяжись ты от меня, косоглазый! – отмахнулся Штайнер. – Что пристал-то?
Но староста оказался прилипчив как навозная муха. Сплюнув от досады, молодой танкист, закинув за спину пистолет-пулемет, пошел за ним. Тот семенил, суетливо оглядываясь и, бормоча что-то под нос, махал рукой.
Подвел к беленькому дому, оглянулся и извиняюще поклонился:
- Айн минутен, битее!
Макс напрягся и взял в руки «МП», на всякий случай, сняв его с предохранителя. Что-то ему тут не нравилось.
- Айн минутен! – и старик скрылся во дворе.
У Макса почему-то пересохло во рту и он сделал шаг назад. Тишина… Только птички свистят, подзывая подруг. И ветер шелестит листвой вишни, густо усыпанной бордовыми ягодами. Где-то лениво брешет собака.
Добротная калитка снова скрипнула, из двора вышел давешний комсомолец с подбитым глазом. В спину его тыкал древней двустволкой староста, бормоча какие-то ругательства, судя по тону.
- Шиссен, битте, герр зольдат!
- Что?
- Он просит вас расстрелять меня, - усмехнулся Андрей.
- Я сейчас эту падлу шлепну, - обозлился Штайнер.
Учитель пожал плечами:
- Делайте как знаете. Меня все равно убьют они. Темный народ. Не понимают.
- Что не понимают? – не понял Макс.
- Мы освободили их от власти панов.
- Вы их завоевали.
- Завоеватели не строят школы и больницы. Сколько школ вы построили в Варшаве?
- Понятия не имею. Я обычный танкист.
- Нет, не обычный. Ты такой же, как этот старик. Такой же темный. Тебе промыли мозги в твоем гитлерюгенде.
- А тебе в комсомоле! – крикнул Макс, раздув ноздри.
- Поэтому я учу детей, а ты их убиваешь.
- Заткнись!
- Когда ты поймешь правду, то бросишь оружие и вместе с нашей армией свергнешь гнет Гитлера. Ваш фюрер лишь марионетка в руках империалистов.
Макс рассвирипел:
- А ну шаг назад! Быстро!
- Я, я, шнель! – мелко закивал головой старичонка.
- Впрочем, правду ты можешь понять слишком поздно. Очнись, солдат.
Макс передернул затвор. Русский бесил его. Спокойной усмешкой, уверенным взглядом. Почему он ведет себя так, будто в плену Штайнер?
- Страшно, солдат? Ничего, будет еще стра…
Договорить русский не успел, староста выпалил из своего ружья, попав учителю в живот. Грохот ударил по ушам и Макс от неожиданности нажал на спусковой крючок, дернув автоматом.
Очередь разорвала грудь комсомольца, пошла левее и...
Каким образом одна пуля попала старику в голову, Макс так и не понял. Он вообще ничего не понял. Просто стоял и тупым, бессмысленным взглядом смотрел на два тела, валяющиеся под ногами.
Из ступора его вывел сильный удар по плечу:
- Что за хрень, Штайнер?
- А?
- За каким чертом ты ухлопал старика с этим евреем?
- А… Я…
Штайнера вдруг затрясло.
- На минуту нельзя оставить… Командир, тут это…
Бабы, только что притащившие из леса сломавшего ногу при приземлении летчика, увидели лежащего окровавленного старика и дружно завыли. Какая-то старуха с грудастой толстомясой девкой бросились с криком на ошалевшего Макса, и только Мюллер с Келлером кое-как остановили их.
- Уходим, - отрывисто бросил Брандт. – Быстро, быстро, быстро! Несколько очередей над головами охладили толпу, собравшуюся было растерзать Штайнера: бабы с визгом, зажав уши, побежали в разные стороны, дети заверещали, мужики присели.
- Я не хотел, я не хотел, - молитвой повторял Макс, когда экипаж бегом тащил носилки, реквизированные в новенькой больнице, с ругавшимся вполголоса летчиком.
- Да заткнись ты, - огрызнулся Мюллер.
Но Штайнер все бормотал:
- Я не хотел…
Слава Богу, прибыли ремонтники. При звуке выстрелов в селе они разлеглись по кустам, держа на изготовку карабины.
Протрезвевший Зингер высунулся из люка:
- Командир, разреши по этой банде из орудия бахнуть?
- Я тебе бахну, - буркнул Брандт. Носилки положили на траву, летчик зашипел от боли в ноге.
Толпа же, при виде танка и толпы солдат подалась назад и тихонечко рассосалась по домам.
К вечеру танк был готов. Можно было догонять полк.
Перед отправкой Макс подошел к Брандту и тоскливо сказал:
- Командир это случайно получилось…
- Да и черт с ними, с этими русскими. Но один так больше не делай.

слитно

шестерен

Мессершмиттов

четверых