Кордно, лето 6447 от Сотворения Мира

Буревой вошел совершенно бесшумно. Не взвизгнула петлями хорошо смазанная свиным салом дверь, не заскрипела предательски половица под ногой. И шаг у скрытника волчий, по должности положенный. Истинно скрытный шаг. Ни звука. Ни шелеста ветерка. А Ярослав всё одно обернулся, неведомо как ощутив появление человека. И не просто обернулся, почуяв. Тем же неведомым образом, в руках князя оказался висящий до этого на стене кончар. Буревой в очередной раз восхитился умениям русинов. Впрочем, восхищение восхищением, а не за тем шел.
- Слышь, княже, там выборные от кузнечной слободы пришли. Встречи просят.
Ярослав повесил на место клинок хазарской работы.
- Что за выборные? - князь приглашающе махнул в сторону стола. Присаживайся, мол, друже. Чай, ноги не казенные, чего их трудить попусту.
- Скрытень не стал изображать ломающуюся девку и за стол сел, нимало не чинясь. И ножку у скромной утки, зажаренной с яблоками, отломал совершенно без пиетета перед начальством.
- Мышата со товарищи явились. С утра под кремлем сидят, - буркнул Буревой, набив рот мясом. - Хотят с тобой говорить. А о чем – молчат. Хотел яйцы дверью поприщемлять, да подумал, что перебором будет.
- Партизаны чертовы, - недовольно ответил русин, - проси, что ли.
- Что такое черт, я от ромейских лазутчиков знаю. Они его поминать очень любят, когда яйцы в двери пихаешь, - ответил скрытник, - а что за партизаны такие?
На память Буревой не жаловался, незнакомые слова повторял без ошибок. Хоть и многовато их начало звучать в последнее время. Совсем русины беречься перестали. Правильно делают, в общем-то. Кругом — свои.
- Долго рассказывать, - отмахнулся Ярослав, но, встретив насмешливый взгляд, пояснил. – Была у нас большая война. Враг силен, отступали поначалу. А народ, кто в тылу остался, в леса уходил. И гадил захватчикам в силу своих умений. Враги ругались: «запарили, мол!» Вот их партизанами и называли. Считается, что на допросах никого никогда не выдавали. Вообще не разговаривали. Разве что, в дупу пошлют. Оттуда и поговорка.
Все? – поднял бровь Буревой. - Не бывает так. Дверь закроешь, все и хрупнет. Сразу все расскажешь. Что было, что не было...
- Заело тебя на двери на той?! - недовольно рявкнул Ярослав. - Достал уже!
- Прости, княже! - повинился Буревой. - Как Серый говорить любит - профессиональная деформация личности! - с удовольствием проговорил скрытник. - Я же только с рабочего места. Не отошел еще.
- Отходи. А то слушать противно, - поморщился князь. - А что до молчания, знаю, что не слишком на правду похоже. Легенда, конечно. Но простой человек, не воин, дерущийся с врагом до самой смерти достоин подобной легенды.
- Пожалуй, - согласился скрытник. - И другим пример хороший. Как начнут пихать в дверь... Фу, блин! - скрытник остановился сам. - Прости, княже, действительно, заело.
- Ладно, зови, - устало сказал Ярослав. - Попусту ждать - не наш метод.
- Как и дверь! - неудачно пошутил Буревой. Неудачно, потому как от затрещины уклониться не сумел.
Выборные вошли, поклонились в пояс, смущенно терзая зажатые в руках шапки, и поглядывая на трущего затылок скрытня. Вот ведь, странное дело! Кузнецы – народ уважаемый, самостоятельный. Цену себе знают и кому попало не кланяются. Когда пришлым дружинником был, максимум на кивок мог рассчитывать. Перед тем как руку пожать, и то мордой крутили бы. А как князем стал… Хотя причина и в другом крыться может. Видать, большая нужда привела.

Кордно, лето 782 от взятия Царьграда

Ждан Ярославов самобега в личном пользовании не имел. Не потому, что не мог себе позволить. Мог и не один приобрести. Не самый бедный человек в Княжестве. Знатец предпочитал ходить пешком. И любил кордновскую подземку. Разве может какой-нибудь «Дон»* или даже «Русич»* сравниться с ней по удобству? Тащишься по дороге, заполненной самобегами, стоишь перед каждым перекрестком... А в подземке хорошо. Прохладно, удобные сиденья, расслабляющее покачивание несущегося поезда, еле слышный перестук колес…
Хочешь – читай, хочешь - смотри новости. А как думается в пути!..
Сегодня Лютый размышлял, устроившись на пределе слышимости зерцала*. И закрыв глаза. Так, чтобы вроде и слышно, и не отвлекает. Мысли крутились вокруг последнего месяца, когда его вновь попросили вернуться на службу. Попросили, не приказали! Ждан мог и отказаться. Право имел. Тем более звали не в родную Знатницу, а к воинским! Никогда к ним не относился. Кроме срочной службы, конечно. Но мысль об отказе в голову даже не пришла. Лютый уже давно имеет полное право на заслуженный отдых, но...
А верно поступили, снизив срок обязательной державной службы* до двадцати лет. Людям иногда надо пожить и для себя. В молодости – некогда. Сначала учишься, потом в дружину, поиск места в жизни. Потом жены идут, дети… В старости – разве жизнь, если болячки одолевают. А они все равно победят, несмотря на все успехи лекарей. А когда тебе сорок пять или пятьдесят лет – самое оно. Дети выросли, Княжеству своё отдал. И по миру поездить можно, и чем-то другим заняться. Хоть фантастику пиши! Желание не пропало дальше работать – никто не мешает. Многие служат и по тридцать лет, и больше.
Но это лишь по зову сердца. Насущной необходимости нет. Производительность труда постоянно растет. И всё меньше и меньше нужно Княжеству рабочих рук. Сейчас можно большую часть населения освободить от работы. А кого в первую очередь? Самое логичное – тех, кто хорошо послужил. Нет, конечно, и молодых никто силой работать не заставляет. Не хочешь – не надо. Вот только никто тебя кормить не будет. Никаких «пособий по безработице»*. Нужны деньги – два пути: служба и татьба. А к татям милосердия нет. Кто случайно ошибся, и преступление не слишком тяжкое, еще может малым наказанием* отделаться. А если что-то серьезное учудил, или по второму разу – пощады не будет.
Да и не уважают в стране бездельников. А вот когда отслужил своё – другое дело. Да и сама природа пример дает. Женщины. У них одна работа: дети. Нет, девки незамужние любят на службу устроиться. Чтобы в обществе быть, да и кругозор расширить никому не мешает. И мужа хорошего найти проще, нежели когда сиднем сидишь. А замуж выйдут – мигом увольняются. Интерес пропадает. Иногда работают до первого ребенка. Но редко. При первой беременности с четвертого месяца плата идет, как будто ребенок уже родился. Молодые работники меньше получают. А дети выросли, считай - отслужила. Вот и с мужчинами так же. Те же двадцать лет...
Ждану вспомнился мир русинов. Что за сумасшедшие порядки там существовали! Зачем заставлять женщин работать всю жизнь? А кто воспитывать детей будет? А по дому работа? Еще и ограничение числа супругов! Это же личное дело! И потом… Пока дети не подросли, его женам и втроем нелегко приходилось. А тут одна! И всё на ней - дом, дети. Еще и работа! Даже слов нет, чтобы описать степень глупости той системы. Понятно, что они рожать не хотели!..
Какая-то фраза из зерцала навязчиво пробилась сквозь размышления. Что-то важное... Ждан не успел уловить смысл. Прислушался, но начался другой сюжет. Попытался вспомнить, что же так зацепило, не смог и бросил. Само всплывет. Похоже, имеет отношение к русинам. Странно, в новостях…
Надо будет обязательно сказать спасибо Буриньке. Не забыл старика, привлек к теме. И к какой теме! Нет, Ждан всегда был уверен, что загадка русинов на поверхности не болтается, но чтобы такое! А ведь он когда-то высказал подобное предположение! Сгоряча, правда, сам не веря до конца в сказанное. Но высказал. Старопень до сих пор издевается. А ведь правдой оказалось!
Для Ждана вопрос истинности написанного в Книге не стоял. Задачу группы он понимал иначе: найти доказательства. Но это, ох, как непросто. Нужно доводы такой убойности подобрать, чтобы даже такой пень, как Старопень признал!
Поезд затормозил на «Княжеском Тереме». Розмысл вышел на улицу. Обычно оставшийся путь до Гридницы занимал десять частей. Сегодня – двадцать. И половину этого времени Ждан стоял столбом рядом с вывеской отлично знакомой едальни*. А по приходу на службу, пробежал по коридору, на бегу здороваясь с сослуживцами, и с головой ушел в зерцало счетной машины*…

Примечания

«Дон», «Русич» - марки автомобилей
Зерцало – телевизор.
Зерцало счетной машины – монитор компьютера.
Державная служба – работа в нашем понимании. В абсолютном большинстве случаев – на госпредприятиях, госсектор в экономике очень велик. Но и работа в других формах собственности засчитывается. До наработки стажа, достаточного для ухода на пенсию, служба считается «державной», после – «добровольной». Пенсия начисляется не по возрасту, а по стажу.
«пособий по безработице» - Ждан Ярославов перечитал Книгу и приложения к ней. Понятие «безработица» малознакомо в Княжестве. Понятие «пособие» - практически незнакомо, то, что мы называем зарплатой, жалованием, пенсией и пособием за уходом за ребенком в языке этого мира называется одним словом (которое надо придумать и вставить в этот комментарий). А идея платить деньги бездельникам для русичей просто дика.
Малое наказание – это по их понятиям наказание малое. А по нашим…
Едальня – столовая, кафе