Ничего подобного. Это Нахаб Черниговский индейцев и обхамил, и обжулил. Надо отметить, наглец был первостатейный...

Окрестности Киева, лето 6449 от Сотворения мира, сухий

Пепелище выжжено чуть ли не до камня. Не диво — раз в седмицу горел тут огонь. Лето ли, зима — все равно. Тянулись к небу языки пламени, унося ввысь радости и горести, просьбы и благодарности...
А земля становилась все тверже и тверже, уподобляясь камню. Или, если по-новому - «стали»...
Вот и сегодня, не успела еще спрятаться с небосклона Луна, как пришли люди. Много. Не один десяток, а может и не одна сотня. Где-то неподалеку в загонах ревела и мычала скотина, предназначенная в жертву. Чуяла, видать, что скоро блеснет начищенный металл ножа, и дымящаяся кровь, тяжелыми каплями упав на раскаленные камни, зашипит, возносясь в вирий.
Подготовить костер легко...
Уложить пригоршню невесомой древесной паутины, наструганной трудолюбивыми помощниками. Сверху - шалашик из тоненьких, чуть толще конского волоса, веточек. Потом — потолще, и так пока не лягут поверх здоровенные поленья. Точный порядок не нужен, но есть положенное. И его обязан выполнять каждый!
Искра — только кремень о кремень! Никакого огнива! За тобой следят сотни глаз. И никто не допустит покушения на обряд. Искра появилась - подуй на нее, раздувая. И отправляя жар огонька вглубь, туда, где прячется до поры несколько иссиня-черных капель, несущих в себе чуточку Изначального Огня...
Вроде бы не первый раз, но всегда, как первый... Впрочем, сегодня особый день. Язычок пламени коснулся гладкого бока капли. И ревущий поток выбрался из многолетнего заточения, затрещало в огне пожираемое голодным костром дерево. Волна жара охватила со всех сторон, но не обожгла — лишь ласково коснулась...
Услышав легкий вздох за спиной, улыбнулся. Большинство воинов видели подобное. Но и для них каждый раз — как первый. Похоже, кто-то из русинов не сумел удержать удивленный возглас. Ну что ж, им в диковинку видеть человека, стоящего в пламени. Пусть смотрят. Не все же им удивлять. Мы тоже умеем...
Мерные удары в бубен выстраивают нехитрую вязь. Узор ложится за узором, шаг следует за шагом, лицо сменяется лицом. Особая сложность в нехитром — проходя, должен видеть всех. И каждого. И каждому заглянуть в помыслы, в думы, в прошлое и настоящее. Повезет — в будущее.
Шаг, второй, третий, четвертый... Из горла начинают рваться священные слова. Они тоже ложатся в нужном порядке, как и все происходящее здесь и сейчас.
Мерное дыхание окружающих, стук многих сердец, ворушение тьмы мыслей, шелест листьев священной рощи, клекот сокола, падающего в синеве раскрывшегося над головой купола...
Из начавшего сливаться в одно целое кольца воинов вдруг вычленился один. Из русинов. Тот самый, что охнул, пораженный невиданным зрелищем.
Глаза посмотрели в глаза. И из темноты карих чужих глаз, навстречу вдруг выплеснулась вода. До окоема. Пахнуло солью и гнилью, по ушам резанул скрип дерева об дерево. И встало пламя. Но не легкое, как от костра, а тяжелое, с черными шапками чада. Оно не грело. Сжигало, до костей обгладывая тело...
Удивительное дело, но земля, вроде бы истоптанная тысячами ног, пахла цветами. Теми, что растут на черноте опушек, только-только освободившихся от гнета тяжелых сугробов. И кружилась, кружилась, кружилась...
И полыхал священный костер Перуна, принимая самую большую жертву. Добровольную…

Отредактировано ВВГ (03-12-2012 22:35:28)

Кордно, лето 6449 от Сотворения Мира, березозол

Приходит вечер. И снова корчма заполнена до отказа. Отдыхает честной люд, расслабляется после дневных забот. Почему не пропустить по кружечке меда в дружеском кругу, да не узнать последние новости и своими не поделиться?
***
- Говорят, Угрюм, вы в том году хрукт неведомый сажали, от русинов полученный?
- Картошка? Было дело.
- И как?
- Ты что, Первак, до сих пор ее не пробовал?
- Так где ж я попробовать мог? - удивляется собеседник.
- Тю! То в прошлым летом ее лышень Голодуповка да Волчья Сыть сажали. А нонешним - многие. И мы не дурнее других! Да хоть здесь! Красава! Принеси нам картошечки жареной!
- Мигом, дядя Угрюм!
Дочка Зубаря исчезает на кухне и возвращается с двумя тарелками, доверху наполненными светлыми ломтями с аппетитной поджаристой корочкой. Угрюм расплачивается, выкладывая по одной монетке на протянутую ладошку
- По две куны порция?! - удивляется Первак.
- Ешь, - усмехается Угрюм. - Угощаю.
- Разбогател, что ли? - не спешит бородач пробовать дорогущее блюдо. - С чего?
- Ну разбогатеть не разбогател, но с голоду не помрем. Ей, картошечке, спасибо! Да князю и дружине русинской, что диво такое привезли, да нас, глупых, попробовать уговорили! Да ешь, говорю!
Первак осторожно отправляет в рот первый ломтик незнакомого яства…
***
- Нет, ну ты послушай, а! Я ж ему говорю, что ж ты, пигалиц малолетний, тятьке делом заниматься мешаешь! Видишь, посчитать надо, сколько зерна на посев оставить, а остальное на всё время поделить. Оттого ж зависит, сколько лебеды в хлеб добавить! А он мне, мол, то не дело, тятя, а так, на три мига развлечение. И ведь посчитал, паршивец. Я уж думал, придется вожжи брать, чтобы не хвастал понапрасну. А он и в самом деле за четверть части справился!
- Верно малец сосчитал, а Осока? Или ошибок напустил?
- Так в том и дело, что верно. Я ж до самого утра проверял да пересчитывал. Зернышко в зернышко! Это что ж получается, а? Яйца курицу учат? Разве дело то? Нет, ну хоть ты скажи, Зубарь, то дело?
Корчмарь неохотно поворачивается к спросившему:
- По мне, так и у мальцов поучиться не вредно, коли есть чему. Пригодится. А что княжьи люди детей учат, то дело хорошее, я тебе еще когда говорил. Только ты у нас ничему не веришь, все на зуб пробуешь. - Смотри, Осока, русины детей еще и бою оружному учат! Про вожжи забывать придется, а то сам промеж глаз схлопочешь. Впрочем, тебе же работы меньше!..
***
- Судиша, - ноет булгарин, - имей совесть, мы же старые товарищи! Сколько я тебе товара возил! И арабского, и византийского. И цены всегда честные давал! Что ж ты грабишь меня совсем?! Где это видано, куна за наконечник! Ты ж вдесятеро цену задрал!
- Ты говори, да не заговаривайся, - степенно отвечает купец, - те, что десяток за куну идет, нашим не чета. Почитай, такого железа и нет нигде больше. Мо-но-по-ли-я у нас! Слышал такое слово?
Торговый гость грустно качает головой. Судиша пренебрежительно машет рукой: «Темнота!» и продолжает:
- Ладно, тебе, как старому товарищу, отдам за девять кун десяток.
Булгарин идет пятнами:
- Ну хоть за пять! Я ж пустой уйду! Денег не хватит корабль набить!
- А ты картошки возьми, - советует купец. - Она, чай, подешевле будет. С большой выгодой продашь. Не знают ее в ваших краях.
- Какой картошки?
- От, темнота, - улыбается Судиша, - Красава!..
***
- Ты что, до сих пор не понял? Действо должно быть непрерывным! Иначе закозлишь домну, замучаешься чистить!
- Да понял я, понял! Меда налей! А лучше пива!
- Держи! Но чтобы такую сталь, как у русинов, делать, надо куда больше домну ставить и конвертер не такой.
- Фигню гонишь, там просто присадки другие. Нет их у нас.
- Присадки будут. А печи…
- Эй, петухи, - останавливает спор могучий кузнец. - Кончай шум! Вы лучше подумайте, как такой величины печи строить, да откуда те присадки добыть. Зря вас, что ли, в княжьем дворе учат!
- А что тут думать? - удивляется первый подмастерье. - Завтра у Прилука спросим!
- И что он ответит? - ехидно осведомляется второй. - То же, что мастер Мышата сказал: «Придумай!»
***
Шумит корчма… Гудит гулом голосов, звенит сталкивающимися кружками, шаркает десятками ног… Стучит кулаками по столу и ладонью об ладонь… Шумит корчма… Зеркало Кордно… Его настроение…