Разбор первого дня расследования затягивался. Исправнику даже пришлось сделать небольшой перерыв, пока ждали Верещагина. Лопухин, воспользовавшись выпавшей передышкой и понимая, что беседа с Кириллом Андреевичем, возможно,  продлиться долго, выпросил разрешения покурить. После соизволения Косолапова, ушел на балкон.
- Ваше благородие, - обратился к Серафиму Григорьевичу Ремизов, - мы вам с Бычковым еще нужны?
Исправник задумался. Посмотрел сначала на Чавчавадзе, затем на Лопухина и сделал вывод, что – нет.
- Вы свободны, Акакий Акакиевич, - проговорил он, - если понадобитесь, я вас позову.
- А Миша?
- Он тоже.
Князь оторвался от изучения отчетов Ремизова и улыбнулся.
- Может чайку? – Поинтересовался он, когда эксперты ушли.
- Я непротив, - донесся с балкона голос урядника.
Серафим Григорьевич вызвал дежурного и приказал принести для всех чая.
Минут через десять подъехали Максимов и Верещагин. Сразу же поднялись в кабинет.
- Рад вас видеть, Кирилл Андреевич, - проговорил Косолапов, здороваясь с фабрикантом. – Жаль только при таких обстоятельствах. – Он указал рукой на свободный стул и произнес: - присаживайтесь.
Вернулся с балкона Лопухин, занял свое место и открыл блокнот. Сегодня ему предстояла стенографировать разговор. Кирилл Андреевич достал портсигар и поинтересовался, может ли он закурить. Получил категорическое – нет. Слегка расстроился, но папиросы убрал в карман. Чувствовалось, что он нервничал.
Лопухин оказался прав. Разговор с Верещагиным затянулся. Кое-как, принесенный поваром чай, скрашивал беседу.
Исправник сейчас интересовало многое. Во-первых, Серафим Григорьевич желал знать, что за человек был сторож. Мог ли он быть соучастником преступления? Впустил душегуба в дом, а тот, посчитав, что Семеныч свидетель убрал его.  Кирилл Андреевич гневно взглянул на Косолапова и произнес:
- Да, как вы смеете, ваше благородие! Семеныч это чистейшей души человек, - замолчал, перекрестился и добавил: - был.
- Его могли просто ввести в заблуждение, и он открыл дверь…
- Не верю, -  молвил Верещагин. – Семеныч был в курсе, что ему будет, если он ночью кого-нибудь впустит в дом. Он бы не стал рисковать репутация дороже. Да и уезжать он сегодня собирался на отдых в Крым.
- Он сам это захотел? – Полюбопытствовал князь.
- Нет. Взять отпуск на месяц предложил сторожу я. Утром он должен был сдать смену смотрителю и уже вечером уехать на поезде в Москву, а оттуда, через Киев, в Крым.
- У него в Крыму родственники? – Спросил Косолапов.
- Нет. Родственники, если мне не изменяет память у него в Киеве.
- Кто? – Полюбопытствовал князь.
Пришлось Кириллу Андреевичу рассказывать о стороже все, что он знал. Где жил и с кем общался. Лопухин только и успевал делать отметки в блокноте.
- А почему вы уволили бухгалтера, Кирилл Андреевич? – Спросил вдруг исправник.
Верещагин побледнел, взглянул на Косолапова и произнес:
- Боюсь, это не имеет никакого отношения к ограблению.
- Это уже нам решать, Кирилл Андреевич. Вполне возможно, что ограбление было всего лишь прикрытием…
- Похищение картин стоимостью… - Верещагин назвал сумму, в которую эксперты оценивали рисунки, - прикрытие? Каким глупцом нужно было быть.
- И все же я хотел бы переговорить с бухгалтерами.
- Я не помню наизусть их адреса, - молвил фабрикант.
- У нас они есть. Вы лучше скажите, почему вы уволили первого, и кто вам порекомендовал второго? Ведь не в газете же дешевых объявлений вы его нашли.
- Вы в какой-то степени правы. Я его нашел в газете бесплатных объявлений. Пригласил, побеседовал. Понял, что он мне подходит, и предложил службу в моем доме.
- А рекомендации? – Уточнил Косолапов.
- Были у него рекомендации…
Верещагин назвал несколько имен. Лопухин тут же внес их фамилии в блокнот.
- И все-таки, почему вы, Кирилл Андреевич, уволили первого бухгалтера? Неужели терпение кончилось?
- Кончилось, - признался Верещагин, но отчего-то в искренность его слов Косолапов не верил. Будь он на месте фабриканта, то уволил бы того сразу же, как только понял, что тот не аккуратный человек. – Хотя, как специалист он был очень хороший.
- Был? – Не понял Серафим Григорьевич и удивленно взглянул на Верещагина.
- Для меня он уже не интересен, как бухгалтер. – Пояснил тот: - Поэтому и был.
- Ну, а как человек, какой ваш бухгалтер? – Полюбопытствовал Чавчавадзе.
- Да как человек то он довольно душевный. Может из-за того, что характер у него покладистый и что мастер своего дела, я его и терпел столько лет. А тут в один день не выдержал.
- Почему? – Спросил исправник.
- Сам не знаю. Накатило. Может, настроение было не подходящее.
- Не сожалели, что уволили? – Полюбопытствовал князь.
- Сожалел. Да только так и не решился обратно позвать. Демьян Прокопьевич человек гордый.
- Забавно, - проговорил  исправник. – Такой мог и на преступление пойти…
- Да что вы. Он ведь и мухи не обидит, - перебил Косолапова Кирилл Андреевич.
- И все же из числа подозреваемых мы его, как впрочем и второго, исключать не будем. Кстати расскажите нам поподробнее о втором.
Увы, но нечего существенного о бухгалтере Верещагин сказать не смог. Тот только к делам приступил пару дней назад. Пока с завалами разбирался - не до бесед было.
- Не густо, - проговорил исправник. Встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Вот тут, какой вопрос возник, Кирилл Андреевич,  - молвил он, - а картинами этими никто не интересовался?
- Да купить эскизы Василия Васильевича желающих много. Тот же Гальской интересовался. Хотел приобрести.
- Именно похищенными картинами? – уточнил Косолапов.   
- Нет. Ему было всё равно какие… Он ведь коллекционер.
- А, понимаю. – Серафим Григорьевич кивнул, и Лопухин сделал пометку в блокноте. – А еще кто?
Верещагин назвал пару-тройку фамилий. Не одна из них до этого не фигурировала в разговоре. Надежда, что среди них окажется один из тех, кто рекомендовал бухгалтера, растаяла как дым.
- А кто это такие? – Задал вопрос князь.
- Один из Москвы, другой из Санкт-Петербурга, а третий так тот вообще из Екатеринбурга.
Надежда на то, что картина не уехала на восток, лопнула в один миг. Косолапов побледнел.
- А, что если не успели… - Прошептал он.
Чавчавадзе взглянул на исправника. Без слов понял, что имел в виду Косолапов. Ираклий пододвинул к себе открытки похищенных картин и полюбопытствовал:
- А, что это самые ценные картины из коллекции, Кирилл Андреевич?
- Да нет…
Разговор продлился еще минут десять. Наконец исправник выписал пропуск и Верещагин ушел.

В тени огромных лип, что росли вдоль улицы Лесопильной, от которой до речки Шексны рукой подать, возвышался двухэтажный деревянный дом с резным палисадом. Аккуратненький сосновый забор, окрашенный в желтый цвет, прятал он посторонних глаз небольшой вишневый сад да несколько огородных грядок, на которых росли укроп, петрушка, сельдерей и репчатый лук. Когда-то здесь находился еще и небольшой сарай, но со временем он начал гнить и жители дома, а ими являлись коллежский регистратор – станционный смотритель – Егор Алексеевич Белкин и исправник местного отделения полиции – Косолапов Серафим Григорьевич, решили построить на его месте гараж, в который можно было поставить (как минимум) два автомобиля. Вот только станционный смотритель предпочитал машине – мотоцикл. По утрам, когда он уезжал на железнодорожную станцию «Череповец-1» было слышно, как работает двигатель стального коня. Супруга Егора Алексеевича была женщина начитанная и несла службу в городской больнице, до которой отсюда было рукой подать. Двое детишек, младшему из которых было восемь лет, учились в гимназии №8. Косолапову нравилось, когда на улице или со двора, раздавался детский смех, и скрипели старенькие, слегка проржавевшие от времени, качели.  К сожалению, но Серафиму Григорьевичу и Наталье Николаевне (так звали супругу исправника) бог наследников не дал. Попытки изменить ситуацию пока были безрезультатны.  Вот и сегодня (по мнению фельдшера Владимира Алексеевича Лебедева, что бывал в доме коллежского регистратора) у них были благоприятные дни для зачатия. Вот только, увы, жизнь внесла коррективы в планы. Утренний звонок заставил исправника уехать по делам. То, что причина отъезда в воскресный день на службу значимая спрашивать у Серафима она не посмела, да и по лицу супруга было видно, что так оно и есть. Косолапов довольно быстро собрался и укатил на служебной машине. Ей и слова не сказал, видимо не желая расстраивать. Но она все равно психанула и разбила вазу, отчего горничной Клаве пришлось тут же искать веник и подметать. В слезах просидела у окна, затем не выдержала и отправилась гулять в ближайший парк, что находился недалеко от церкви Рождества. Красивое место в данном районе города. Прямые, словно лучи солнца линии, пешеходных дорожек. Аккуратненькие лавочки, дивные, радующие глаз, фонари, выполненные местными умельцами с завода «Звезда», что когда-то принадлежал Милютиным, а теперь находился в частной собственности Гальских, в ретро-стиле. Один край парка, примыкает к улице Лесопильной, что тянется аж до Панькино, а второй упирается в песчаный берег реки. Оттуда доносится смех и радостные крики горожан. Наталья отправилась в беседку, где обычно отдыхали матроны, когда их детишки баловались по соседству, играя в игры. Именно там супруге Косолапова и удалось узнать, что случилось. В небольшом городке слухи распространяются довольно быстро. Женщины обсуждали преступление, что произошло накануне ночью. Выяснилось, что убили сторожа в доме фабриканта Верещагина.  И ко всему прочему, душегуб, вынес из дома ни много ни мало, а почти все картины нарисованные художником-баталистом. Просидев полчаса в обществе сплетниц, Наталья Николаевна, наконец, не выдержала, и прошептав: Да это же полный бред, ушла домой. Не верилось ей, что убийца вот так вот один смог унести все картины, что находились в музее. Каким же Иваном Поддубным он должен был быть, чтобы сподобиться на такое. В отличие от Серафима Григорьевича она пару раз посещала экспозицию и имела понятие, что она собой представляет. Чтобы увезти все нужно много времени и как минимум «Полуторку», а это привлекло бы внимание того же городового.
В обычное время Косолапов домой не вернулся, и Наталья начала уже было верить, что вполне возможно, что слухи не лишены под собой почвы. Она позвала Клаву и велела на всякий случай подогреть щи, что были сварены кухаркой накануне. Сама села на табуретку у окна, что выходило на Лесопильную, и стала ждать супруга.
Когда же появился, а был уже седьмой час, быстро ушел, ничего не сказав, к себе в кабинет. Наталья проводила его взглядом. Вздохнула. Полицейский автомобиль, что доставил супруга, в то же мгновение уехал. Детишки, что в этот момент выскочили на улицу, поглазеть, что там происходит, проводили его с шумом и криками, преследуя аж до поворота. Наталья Николаевна только покачала головой.
Из кабинета Серафим Григорьевич вышел минут через десять. На нем теперь был бордовый халат, из-под которого виднелись брюки и домашние туфли. Опустился в кресло и потребовал, чтобы Клава приготовила ужин. Затем взглянул на супругу, поинтересовался:
- Ну, что там бабы говорят?
- Где, родной? – Спросила супруга.
- Да в парке. Вот только не говори мне, Наташа, что ты весь день дома просидела дома. Мы же с тобой женаты не первый год…
Наталья Николаевна засмущалась. Отпустила глаза и прошептала:
- Насчет чего, Серафимушка?
- Да насчет сегодняшнего преступления. Слух-то, поди, по городу разошелся?
Наталья призналась, что так оно и есть.
- Говорят, сторожа убили, да все картины из музея похитили… - Начала она, но супруг перебил:
- Ну, не все, а парочку похитили.
Женщина побледнела. Она рассчитывала, что про картины дамы насочиняли, а оно вон как вышло. А, что если ее супруг не поймает этого душегуба да не вернет их владельцу. Что тогда будет? И она Серафима спросила.
- Ничего не будет. – Проговорил Косолапов, встал с кресла и прошелся к столу, куда Клава уже поставила тарелку со щами. – Найдем мы этого  душегуба, да и картины сыщем.
- А если не найдете?
- Молчи, дура! – Вспылил исправник. – И думать не смей. Сказано найдем – значит - найдем, а иначе… - Серафим Григорьевич опустил глаза. Замолчал, но супруга и без слов поняла его.
Механизм поиска уже был запущен. Словно отлаженные швейцарские часы, он должен был сработать достаточно четко. Когда ушел Верещагин, Серафим Григорьевич распределил между сотрудниками работу. Не повезло приставу Максимову. После того, как стало известно, что Верещагин все-таки выпросил из столицы человека в помощь, Евгению Васильевичу было приказано сопровождать сыщика. Не хватало еще, чтобы питерец куда-нибудь, по своему неведению, вляпался. Сунется в одиночку, не дай бог, в «Убей-городок» и тогда греха не оберешься. Там ведь не посмотрят доморощенный это полицейский или гость заезжий.
Хотел, поручить Мишке Лопухину проверить бухгалтеров, но в последний момент Серафим Григорьевич передумал. Урядник и так занимался одним делом, и нагружать его дополнительной работой пока (по крайней мере) было глупо. И то до ума не доведет и на этом полностью не сосредоточится. А ведь там-то осталось совсем ничего – взять мошенника, а значит - нужно было постоянно быть в полицейском управлении, а не мотаться по городу. Хорошо (с одной стороны) еще, что сегодня все пока в этом плане было тихо. Человек, что должен был подать знак, в участок  не звонил, а это значило, что мошенник в указанном месте так и не появился.
В итоге бухгалтеры, выпали на долю князя Чавчавадзе. Тот конечно был недоволен, но выбирать не приходилось. Еще один урядник должен был обойти все прилегающие к усадьбе Верещагиных дома и узнать, не видели ли в последнее время подозрительных людей. Ведь не с бухты-барахты грабили музей. Душегуб явно действовал по заранее разработанному плану (в который вряд ли входило убийство сторожа), но что получилось то получилось. Одно ясно брал тот определенные картины и, причем, когда проник в дом, прямиком направился именно в кабинет художника, а не куда-нибудь еще.
- А, что еще говорили, дамы? – Неожиданно спросил Серафим Григорьевич, понимая, что среди кучи всей этой шелухи слухов всегда можно отыскать нечто такое, что сможет подтолкнуть следствие.
- Может, что-то и говорили, - проговорила супруга, - да вот только я ушла.
- Жаль…
Несколько раз, с помощью таких вот слухов, его людям удавалось раскрыть преступления. Сейчас у него вдруг вспыхнула надежда, но супруга разочаровала. Исправник доел щи и потянул руку к рюмке с водкой. Остановился и, взглянув на Наталью, поинтересовался:
- Есть свежие газеты, Наташа?
- Клава! – Позвала горничную супруга. Девушка не заставила себя ждать. – Принеси сегодняшние газеты, - попросила Наталья Николаевна.
«Речь» и «Голос Череповца» две газеты, что выходили в городе вот уже более семидесяти лет. Если первая появилась сразу же после победы в Великой войне, то вторая существовала еще при Милютине. Увы, но «Голос» ничего о сегодняшнем дне просто не мог написать. Газета выходила раз в неделю по воскресеньям – утром. В основном городские сплетни, несколько статей, перепечатанных из столичных журналов и афиша. Зато «Речь» выходила к полудню и в ней иногда (в этот раз Косолапов ничего не обнаружил) в ней печатали криминальную хронику. Серафим отложил газеты в сторону, взглянул на супругу и спросил:
- Вроде у нас были какие-то планы на сегодня?
- Были. – Вздохнула его супруга.
- Так, может, попробуем? Зачем терять день.

Отредактировано Pretorianes (29-09-2012 22:47:14)

Глава III.

13 августа 1989 года. Российская империя. Санкт-Петербург.

В лестничном пролете в воскресное утро было пусто. Эхом возвращаются уходящие вверх звуки шагов штабс-ротмистра, что сейчас поднимался на третий этаж, где находился кабинет обер-полицмейстера. Обычно в будни тут волей-неволей с кем-нибудь, да и столкнешься. То бригада спешит на выезд, то какой-нибудь эксперт торопится на совещание. Сейчас же во всем здании, кроме дежуривших полицейских, никого. Вот и задумаешься, с какого это перепуга Федор Гедеонов-Черкесский (так звали штабс-ротмистра) мог понадобиться в выходной день начальнику. Пристав Галим Исмагилов, что дежурил сегодня на первом этаже, ничего сказать Федору не смог. Со слов дежурного, Ипполит Матвеевич (так звали обер-полицмейстера) сам приехал только что. Поднялся к себе в кабинет, а Исмагилову сообщил, что ждет только штабс-ротмистра. Выходило, что произошло нечто такое, что заставило изменить планы чиновника, а ведь Ипполит Матвеевич Голенищев (об этом знали все в полицейском департаменте) собирался в выходные уехать на Сестрорецкий разлив, где у того находилась дача. Не в правилах у обер-полицмейстера менять свои планы.
Воскресный день псу под хвост. Штаб-ротмистр Гедеонов-Черкесский тяжело вздохнул. А ведь суббота ничего такого не предвещала, тянулась как обычно. Он даже с дамой сердца договорился о том, что они на следующий день сходят в самый дорогой кинотеатр города и посмотрят кинофильм. Американцы сняли нечто грандиозное и теперь показывали по всему миру. Поговаривали, что «Мы — не ангелы» очень интересная комедия. В главных ролях Шон Пенн  и Деми Мур. Анастасии понравился фильм в свое время с участием актрисы - «Огни святого Эльма». Вот и решил сделать ей сюрприз, даже с батюшкой ее, статским советником Нехлюдовым договорился. Пообещал, что вернет суженую, а они уже обручились и свадьбу наметили на конец года, целой и невредимой.
- Ты гляди у меня, Федор, - молвил вчера Афанасий Карлович, когда он уходил от них, - что случится, сгною. Не посмотрю, что ты ей по сердцу пришелся.
Вот и сейчас, когда по лестнице поднимался, думал, а что он скажет им. Настя само собой смирится, а вот отец? Надеялся штабс-ротмистр, что удастся его убедить, то в том, что поход в синематограф (так он в шутку именовал кинотеатр) состоится во вторник. Работа, а то, что его обер-полицмейстер не ради красивых глаз на Адмиралтейский проспект пригласил, Федор не сомневался.
- Эх, - вздохнул он, - нужно было самого утра на рыбалку махнуть. Так нет. Решил к кинотеатру подготовиться.
Успел только костюм отгладить. Столь щепетильное дело горничной Гедеонов-Черкесский доверить не решился. Нагладил. К сожалению, для Федора, ближе к полудню за ним на черном «Руссо-Балте» приехал человек из «конторы». Привез приказ. Обер-полицмейстер незамедлительно требовал штабс-ротмистра к себе. Сначала у князя даже самооценка поднялась. Не каждый раз за тобой машину присылают, но потом, подумав, понял, что что-то тут не так.
- А говорят еще понедельник день тяжелый, - проворчал штаб-ротмистр, останавливаясь перед дверью ведущей в приемную. – А воскресенье не лучше. Хотя с другой стороны, - подумав, произнес Федор, - понедельник начинается в субботу.
Афоризм, придуманный им только что, ему очень даже понравился. Решил, что при возможности запишет, а потом подарит знакомому журналисту.
Прежде чем войти в приемную, штабс-ротмистр остановился. Поправил мундир. Пальцами убрал с кителя волосок и отворил дверь. Адъютант Голенищева (вот тоже потревожили человека) взглянул на него и произнес:
- Что же вы заставляете себя ждать, Федор Емельянович? Вас уже господин обер-полицмейстер заждался. 
Гедеонов-Черкесский даже рот не успел открыть, чтобы сказать что-нибудь в оправдание, как сидевший адъютант поднялся из-за стола. Открыл для полицейского дверь.
Обычно все происходило по-другому. Адъютант вставал и направлялся в кабинет. Докладывал и только потом разрешал посетителю зайти. Сейчас всего этого не было.
Штаб-ротмистр удивленно взглянул на адъютанта и вошел в кабинет.
Огромный просторный зал с высокими потолками, в котором ощущаешь себя мелким и никчемным. До стола, за которым сидит обер-полицмейстер, еще достаточное расстояние и его нужно преодолеть. Причем вышагивать так словно ты на плацу. Замереть в нескольких метрах и стоять ждать, пока его высокоблагородие не обратит на посетителя внимание. А Ипполит Матвеевич, что сидел сейчас под громадным портретом императора (от пола до потолка), на него даже не взглянул.
На вид обер-полицмейстер Голенищев мужичок щупленький. Такого, как на первый взгляд кажется, одним ударом можно на небеса отправить. Но это только на первый взгляд. В свое время Ипполит Матвеевич был чемпионом по  английскому боксу среди полицейских управлений двух столиц. Поговаривали, что он в одиночку таких «бугаев» брал… Но после того, как его император самолично на должность обер-полицмейстера назначил, об погонях и спорте пришлось забыть. Согласно уставу, носил Голенищев темно-зеленый мундир с красным воротником. На гордой груди Ипполита Матвеевича красовались два имперских ордена: Анна четвертой степени и Александр.
После доклада, что он прибыл, Федору еще минуту простоял, не шелохнувшись. Казалось, обер-полицмейстер просто не услышал его. Наконец Голенищев оторвался от бумаг и взглянул на него.
- Рад вас видеть, штаб-ротмистр, - проговорил он, поднимаясь со стула и подходя к Гедеонову-Черкесскому. (Увы, но чувство это было не обоюдное, Федор предпочел бы увидеть обер-полицмейстера завтра, да и то издали). – Я бы не стал вас тревожить, князь, в такой прекрасный летний день, - проговорил Ипполит Матвеевич, как бы делая одолжения штаб-ротмистру, - да только просил меня князь Юсупов выделить самого толкового в нашем департаменте полицейского. Должен вас обрадовать, штаб-ротмистр, но выбор пал на вас. Более толкового человека в департаменте кроме вас у меня, увы, нет.
Льстить, когда нужно, Ипполит Матвеевич умел. Таким уж выдающимся сыщиком, каким был Гедеонов-Чркесский, тот не являлся. Да вот только выбирать сейчас не приходилось.  Этот хоть головой любил работать, остальные же были простыми служаками и обычными исполнителями. Увы, но для поручения, что нужно было выполнить, они не подходили. Федора жизнь заставила научиться анализировать ситуацию. Просчитывать все возможные варианты развития тех или иных событий. Этакий Шерлок Холмс питерского разлива. Побывал в свое время на Кавказе. Там же отличился в операции по ликвидации группировки в Карачаево-Черкессии, за что и получил к и без того славной фамилии Гедеонов приставку – Черкесский.  Какой–никакой, но опыт. Может, вряд ли в Череповце пригодится. Там нужен сыщик другого типа поведения и с большим опытом. Был такой в Санкт-Петербурге, звали его Исаак Полушкин. Ищейка, одним словом. Да только в данный момент находился он в Екатеринбурге по делам.  Голенищев взглянул на штабс-ротмистра и вздохнул. Выбирать не приходилось. Федор, вытянувшись по стойке смирно, стоял и ждал, что все-таки скажет обер-полицмейстер.
- Вам предстоит выехать в Череповец, штабс-ротмистр, - проговорил, наконец, Ипполит Матвеевич.
Щека невольно дернулась, что не ускользнуло от опытного взгляда Голенищева.
- Понимаю. Дела, планы. – Проговорил тот, дружески похлопывая Федора по плечу, - да только я ничего изменить, не могу. Не в моей власти. Дело на особом контроле государя. Престиж страны.
Гедеонов-Черкесский еле сдержался, чтобы не кивнуть. Он и так уже один раз оплошал, выдав свои чувства, а ведь не имел права. Приказ есть приказ. Увы, но Федор это прекрасно понял, а поход в кино на фильм «Мы — не ангелы» откладывается на неопределенный срок. Штабс-ротмистр понимал, что за два дня он дело вряд ли распутает. Там нужно работать и еще раз работать, а ведь он пока даже не знает, с чем оно связано.
- Что за дело, ваше высокоблагородие? – Не выдержав, спросил он.
- Увы, но, как и вы, штабс-капитан, - проговорил Голенищев, похлопав еще раз Федора по плечу, - я не в курсе. Мне позвонили и приказали найти лучшего. Я свое дело выполнил, теперь ваша очередь не посрамить честь мундира.
Князь прекрасно понимал, какого мундира честь он не должен был посрамить.
Обер-полицмейстер вернулся к столу. Сел и попросил, чтобы штабс-ротмистр подошел поближе.
- Вот вам командировочный, штабс-ротмистр, - проговорил он, когда Федор подошел.
Протянул пачку ассигнаций. Затем взглянул на часы и добавил:
– Увы, но ближайший экспресс на Череповец уходит в 20:30. Купе для вас уже заказано.  К сожалению большего для вас в данный момент я сделать ничего не смогу.
Дальше следовали инструкции как себя вести и как поступать в той или иной ситуации.
- Запомните, штабс-ротмистр, честь мундира - прежде всего.
На этом аудиенция закончилась.

Отредактировано Pretorianes (07-10-2012 10:43:58)