Еще один фрагмент пятой главы:

Глава 5. 1941-й

5.3.

Вот в эту реальность и окунулась Нина в мартовском Ташкенте 1942 года. Карточки, прикрепление к магазину, где нужно выстаивать очередь за пайкой хлеба, эвакуированные, большинство из которых голодает, и которые вынуждены тесниться по несколько человек в выделенных им комнатах, беженцы, которыми вообще никто не занимается… Беженцам остается лишь два способа выжить – найти работу, или воровать. Впрочем, второй способ крайне рискован: хотя милиции на улицах стало совсем немного, но, попробуй, укради что-нибудь, а особенно – на базаре! Если там заметят вора, весь базар оглашается криками «Вайдот! Вайдот!», в руках у узбеков появляются острейшей заточки пчаки, с клинками, отливающими темной синевой, и пошла потеха! Счастье ему, если ноги успеют унести вора куда подальше, а если нет… Будет труп с перерезанным горлом и не будет свидетелей.
Горе тому, кто потерял карточки, или стал жертвой воров, промышляющих в очередях. Нет, это еще не голодная смерть – если есть много денег, если еще осталось, что продать или обменять, если могут поддержать родственники или друзья, то выкарабкаться можно. Но человеку одинокому, не имеющему такой поддержки, не позавидуешь.
Вещи… Каждая вещь теперь имеет другую цену. И до войны не слишком изобильная, торговля промтоварами вовсе прекратилась. На промтовары с апреля тоже введены карточки, но по ним почти ничего не выдают. Большая часть скудных фондов распределяется по специальным ордерам, поступая на военные заводы для поощрения передовиков, ну, и по записочкам для начальства. Поэтому, если у вас есть неплохие вещи, радуйтесь: не придется ходить в обносках и в опорках, а при случае можно выменять на рис, на хлеб, на сухофрукты (ибо сахар редок, только из-под полы, и неимоверно дорог).
И все-таки жизнь продолжается. Большинство ухитряется как-то протянуть на свои карточки. Детей немножко подкармливают в школе. Конечно, «затируху» из небольшого количества муки особо сытной не назовешь, но, похлебав горяченького, все же чувствуешь, что голод на какое-то время отступает. В заводских столовых кормят, конечно, малость получше. Фронту нужно оружие, и рабочий должен быть, по крайней мере, в состоянии выдержать смену у станка.
А дети… Дети есть дети. И во время войны – тоже. Постоянное желание что-нибудь съесть не заставляет их оставить свои шумные игры в школе, на улицах, во дворах. Играют же они, разумеется, в войну.
На улице Кафанова самой приметной фигурой в этих играх стала… Вот и не угадали! Вовсе не Нинка Коновалова по кличке «Гюрза», а уже знакомая вам белая хрюшка Фатька. Своей компании Фатька давала то, чего не было у других стаек ребят, тоже игравших в войну – наша хавронья изображала танк. Танк из нее получился, надо сказать, отменный, обладающий мощной пробивной силой. Любо-дорого было смотреть, как Фатька, окруженная кучкой ребятишек, с визгом несется «в наступление», сопровождаемая громким лаем Джека, подпрыгивающего вокруг нее, смешно размахивая своими длинными висячими ушами.
Желающих, играть «за немцев», конечно, найти было невозможно, но выход из положения нашелся просто – компании ребятишек менялись ролями. Сегодня «немцев» изображает вы, а завтра – мы. Куда как сложнее оказалось отыскать кого-либо на роль Гитлера. Тут уж все упирались до последнего. Легко догадаться, что в конечном итоге эта роль досталась самому хилому и безответному мальчишке.
Игра началась, и, само собой, «наши победили». Изловили «Гитлера» – и дальше что? А дальше его, вне всяких сомнений, надо повесить. Не без труда, но отыскали веревку, прицепили ее к перилам прямо в подъезде школы, накинули «Гитлеру» петлю на шею, и кто-то из ребят в азарте игры выбил у него из-под ног ящик…
Все замерли, плохо соображая, что же в такой ситуации делать, а кто-то просто ничего не мог сообразить от страха. К счастью, это был все-таки школьный подъезд, а не какое-то более глухое место. Кто-то из персонала школы случился поблизости, и несчастного мальчишку, уже и не хрипящего передавленным горлом, успели вытащить из петли, пока еще не стало поздно.
Другие развлечения младшеклассников были гораздо более мирными. Например, вечерами они ходили в кино. Если вы представите себе, что они шли в кассу, выстаивали очередь, покупали билеты, и чинно занимали отведенные им места, то вы опять целиком ошибетесь. Мальчишки считали ниже своего достоинства платить за билеты (да и получить карманные деньги удавалось далеко не всегда и не всем). Девчонки вовсе не хотели отставать от мальчишек, и Нина, вместе со своими подружками, – татаркой Фирузой, узбечкой Гюльнарой и еврейкой Миррой, – присоединялась к большой компании, направлявшейся в парк Кафанова. Достигнув кинотеатра «Ударник», ребятишки далеко огибали кассы и вход со строгим билетером, направляясь в кусты, росшие вдоль стены летнего кинотеатра.
Заросли акации – не самое комфортабельное место.
– Ой! – нередко слышалось оттуда. – Нинка, да отцепи ты ее, она мне всю рубаху порвет! Что я мамке скажу? – да, колючки длиной в палец то и дело заставляли кого-нибудь пищать, а то и взвизгивать. Но это препятствие героически преодолевалось. И в самом деле, зачем платить за билеты, если у летнего кинотеатра есть щели в заборе? Приникнув к ним, можно было и расслышать потрескивающий, слегка дребезжащий звук, доносившийся из динамиков, и разглядеть то, что происходило на экране.
Однако акация немало затрудняла просмотр киносеанса – хотя бы тем, что вызванный просачиванием через колючки шум привлекал строгого билетера…
– А ну, брысь отсюда, сорванцы! – раздавался его крик. – За билеты не плачено, так нечего и на кино пялиться! Сейчас вас в милицию сдам!
Тут уж приходилось смываться побыстрее: хотя в быстрое знакомство с милицией никто не верил, но вот быть пойманным и представленным пред родительские очи, чтобы наверняка отведать ремня, не хотелось никому.
Через некоторое время ребятня обнаружила, что так полюбившиеся им щели в жиденькой дощатой стене аккуратно заделаны. И как же быть?
– Полезли на акацию! – предложила Нина. – Если повыше забраться, то поверх стенки глядеть можно!
Хорошее дело! Ребята, выбирая деревца посолиднее, дружно принялись карабкаться по ним, подсаживая друг друга и вполголоса проклиная вездесущие колючки. Впрочем, помимо этого недостатка, у акации были и достоинства. В пору созревания стручков, если их раскрыть, то внутри они оказывались покрыты слоем клейкой, прозрачной, медово-сладкой массы. Когда других сластей вдруг совсем не стало, это хоть как-то возмещало детям недостаток сладкого.
Оседлав акации, действительно, можно было снова наслаждаться зрелищем на киноэкране. Но акация коварна не только колючками. Древесина акации легко колется вдоль волокон, и сучья ее не выдерживают сколько-нибудь солидный груз – обламываются.
– А-а-а-а! – кто был первым в деле использования колючих деревьев для просмотра кино, тот первый и сорвался вниз. Сучок под ногой Нины резко обломился, и она кубарем полетела с дерева, по пути собирая в себя все попадавшиеся навстречу колючки… Сколько из нее вытащили заноз дома – ей было не до подсчетов. Больше суток она провалялась в горячке, но, едва она прошла, Нина снова носилась по улицам, щеголяя многочисленными пятнами зеленки по всему телу.
Да, с акацией вышло не очень удачно. Но оставались запасные варианты – «Зеленый театр» у Комсомольского озера, где тоже можно было совместными усилиями вскарабкаться на стенку, и летний кинотеатр в Парке культуры и отдыха железнодорожников, рядом с их Домом культуры. Последний был хорош тем, что там помощником киномеханика работал знакомый дяди Кости, который мог запустить ребят в помещение за экраном, где можно было прекрасно, с большими удобствами устроиться. Одно плохо – туда нельзя было запустить всю их большую компанию, и потому Нина пользовалась этим способом лишь тогда, когда в кино собиралась не слишком большая толпа.