Знаете, примерно в те-же годы, в Молдавии, был как минимум один случай, когда после "происшествия" пришли милиционеры опрашивать свидетелей, а потом оказалось что они ("милиционеры") были теми-же бандюками

Ещё пара страниц

      Старший сержант "Иван Никодимович" когда задумывался,  теребил левую сторону своих больших казацких усов. Это действие заменяло ему почесывание затылка, в ожидании прихода нужных мыслей.
       Наконец, ещё раз окинув взглядом место событий, он повернулся к Генриху.
       -Как считаете, с чего будем начинать, товарищ старшина?
       -С выставления охраны и вызова эмгэбешников. Листовки это их епархия. Нам главное следы не затоптать.
       Под злым взглядом старшего, "гуляющие" по улице, как у себя во дворе милиционеры, перестали "портить" место происшествия и, сгрудившись чуть в стороне от "бугров", начали крутить самокрутки.
       Только вот перекурить не удалось. Сделав "правильные выводы" из тактичного замечания нового коллеги, "старший" начал "занимать подчиненных полезными действиями":
       -Стародетский, Гончаров бегом на телефон. Звоните и вызывайте "архангелов".
       - А где он, тот телефон?
       -Не найдете, побежите в отделение.
       -Вот как всегда, самых молодых нашли...
       -Не "молодых", а шустрых. Всё бегом, бегом...
       -Саша, бери Егора и Мишу, оцепляйте место происшествия.
       Два же начальника начали светскую "беседу за жизнь".
       А чё ещё делать пока приедут...?
       "Смежники", о своем приближении, оповестили пятнами фар в начале улицы. В отличие от милиционеров, петлять по проулкам им не было нужды.
       И началось: кто старший, почему вызываете нас, где убитые и иное всяко-разное. В сторону Генриха "старший" махнул пару раз рукой, и бросили пренебрежительный взгляд господ..., тьфу ты, товарищ майор МГБ. Он ему чем-то напоминал одного немца - "языка", захваченного под Сумами.
       С важностью большого начальника эмгэбешник подошел к листовке, колупнул край, вчитался и тут произошла метаморфоза. "Весь такой из себя" исчез и появился "наскипидаренный".
       От команды, скорее похожей на рев носорога, трое от машины бегом примчались получать "ЦУ".
       Один из них, длинный лейтенант, тут же укатил в автомобиле. Полноватый старшина, с подхалимским лицом, взялся "увеличивать радиус оцепления". Старлей открыл планшетку и, морщась от неверного света луны, начал что-то писать или чертить, обходя перекресток по кругу.

Примерно об этом...

Конец главы.

-Случайность. Детей спасал. - Едва слышно прошептал Шац, а вслух отчеканил: - В ходе осмотра местности наткнулся на вражеские действия и пресек доступным способом.
Серега только покачал головой – Вот скажи Генрих,  кому не спится в ночь глухую….
Сема хохотнул:
- …А эхо «…ую...! ...ую!» - изображать из себя здорового и тупого Нечипоруку всегда нравилось.
- А в морду?
-Это  не ко мне, это к командиру! – ржал приятель, продолжая насмешничать.
- Сема, к командиру за делом, а тебе по делам!
- Да ладно ты, не дуйся. Что с рукой?
Уже куда-то двинувшийся Адамович, внезапно обернулся и, усмехаясь чему-то своему, не то процитировал, не то прокомментировал:
- А ерунда, бандитская пуля.
- Да не, царапина – сообщил Генрих спине командира. Начальство не ждало ответа. У него бывает иногда. Грустная такая улыбка и вроде обыденные слова, а за ними понятный только ему подтекст.
Сема думал так же. Пихнул приятеля плечом и показал глазами на неспешно шагавшего командира.
Оба пожали плечами и умастились на траве смотреть «фильму».

Сергей обошел перекресток по кругу. Невзирая на суету и шум, стоявшие вблизи дома так и не «ожили». Ни луча света, ни одного любопытного лица. Выводы были грустные. Обыватель - запуган. Смертельно запуган. Заповедь «меньше знаешь, крепче спишь» вбита накрепко.
Прибывшие машины с включенными фарами разместили по углам, отчего освещенный центр с внешним темным окружением и людской суетой внутри, полностью стал походить на съемочную площадку. Только «снимаемый фильм» был настоящим - смертельно реальным.
Одна из машин развернулась фарами на ближайший дом, давая свет автоматчикам, едва не выбивавшим прикладами дверь: начинался « по дворовой обход и опрос возможных свидетелей». Испуганные вскрики, плачь младенца, «Шевелись сука недобитая!», жалостливо-заискивающий лепет по-белоруски: «Не вем, пане, моцно спали…». В Серегином детстве про такие звуки говорили «кино и немцы». Здесь и сейчас не было кино, не было немцев…
Сжав зубы, так что напряглись желваки,  Адамович пошел прочь, к своим бойцам.