г. Батуми.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ НКВД.

Кахабер Вашакидзе сидел за столом и внимательно изучал документацию. Для него, послужившего в системе погранстражи Грузии, многое было знакомо. Но кое-что удивляло или казалось устаревшим. Тогда он брал заранее приготовленный листочек бумаги и писал на нем свои соображения, а потом закладывал нужную страницу. Иногда он делал перерыв. Обычно в такой момент всплывали воспоминания о поездке заграницу, покупке и перегоне машины, пароме и встрече с сослуживцами из прошлого со своей родной заставы. О подвигах которых он раньше столько читал. Вот и сейчас он вспоминал встречу с главным чекистом Батуми…
- Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!
Рядовой Ломидзе, высунувшись из окна каптерки, кричал, словно Георгий не сидел в двух метрах от него, а находился на противоположном конце города. Аж уши заложило.
- Что случилось?
- Вас товарищ капитан к телефону требует.
Старлей подошел к окну, забрал у рядового трубку. Провод дотягивался на пределе, но обходить было лень. Да и к чему время терять?
- Старший лейтенант Вашакидзе!
- Каха, - голос Тучкова в трубке был слышен хуже, чем орущий Ломидзе. – Там милиция девчонку на берегу задержала. Вроде, как из вашего времени. Ты бы съездил в горотдел, проверил, что к чему. У меня Титорчук пошел, но как бы дров не наломал! Бывает у него. Временами...
- И тебе гамарджоба, товарищ капитан! Съезжу, конечно. Время есть. Ломидзе, - отомстил он голосистому дежурному, - ворота открывай!
Открыть ворота – это вам не просто так! Процесс! Засов снять, в сторону отложить, тяжелые створки в стороны развести... Забраться в машину, повернуть ключ и прогреть движок – дело куда более быстрое. Хотя что там прогревать по такой жаре? «Галка», только вчера выгруженная с парома и перегнанная на территорию заставы, радостно заурчала, предвкушая прогулку, и, легко повинуясь хозяину, выкатилась из ворот. В одиночестве пришлось ехать недолго. Цепкий глаз пограничника не пропустил сержанта ГБ Титорчука, целенаправленно шагавшего по Чавчавадзе в одном с Кахой направлении. Притормозил:
- Петро! В горотдел?
- Так точно, товаришу старший лейтенант!
- Садись, подброшу.
Довольный сержант полез в машину. Конечно, идти здесь недолго, но кто же откажется проехаться на машине из будущего? Да и прохлада внутри, всяко лучше жарищи снаружи.
Горотдел встретил сонной тишиной. Только дежурный, позевывающий за конторкой, лениво встрепенулся на звук открывающейся двери, а, увидев входящих, даже встал и вытянулся, спросив на ломаном русском:
- Слюшай, за дэвочка, да?
- Ты лучше по-грузински говори, - засмеялся Кахабар.
- Приехали за арестованной, товарищ старший лейтенант? – радостно перешел на родной язык милиционер. – Второй этаж, комната семь. Капитан Тамразов ей занимается!
- Мадлобэли вар, сержанто, - поблагодарил Каха и двинулся к лестнице.
Седьмая комната встретила удивительной картиной. Немаленький канцелярский стол был задвинут в самый угол. На столешницу водружены четыре стула. А большая часть достаточно просторного помещения завалена самыми разнообразными вещами. Туристский рюкзак, две характерные «челночные» сумки, кусок полиэтилена, шерстяные одеяла с черным штампом в углу, обгоревшая консервная банка из-под ананасов, женская и детская одежда, довольно стильная, пара дождевиков из клеенки, кусок толстой веревки, два спасательных жилета, косметичка, пара весел и миниатюрная дамская сумочка. Венчали этот натюрморт полусобранная байдарка, сориентированная из угла в угол комнаты. И матрас у окна, на котором безмятежно спала девушка совершенно невероятной красоты, которую не смогли испортить ни растрепавшаяся прическа, ни пятна морской соли на обветренной коже осунувшегося лица, потрескавшиеся губы, мешки под глазами. Не говоря уже о грязных потрепанных джинсах, заляпанной бурыми пятнами засохшей крови рубашке и забинтованных кистях рук. Правая рука обнимала девочку лет семи. Выглядел ребенок точно так же, и точно так же дрых без задних ног, уткнувшись носом в высокую грудь девушки.
Два человека в милицейской форме ползали на коленях вокруг байдарки, видимо, пытаясь ее собрать.
- Вот эту хреновину, товарищ капитан, - говорил средних лет старшина, тыкая какой-то железкой внутрь байдарки, - надо засунуть вон в ту хрень, а вторым концом по тому же месту, но на этой хрени! Я так думаю, да…
- Мы по твоим фиговым советам, Вэпхвиа, уже третий раз всё переделываем, - возмущался капитан, - никуда твои хреновины не вставляются!
Имя старшине шло. Действительно, настоящий медведь!
- Гамарджобат, амханагэбо, - поздоровался Кахабар. – Старший лейтенант погранвойск Вашикидзе и сержант госбезопасности Титорчук. Как-то у вас, - он попробовал подобрать слово, - необычно.
- Гагимарджот, - ответил запыхавшийся капитан, поднимаясь с пола, - видишь, собираем плавсредство задержанных, - он кивнул на спящих, - и запоздало представился, - капитан Тамразов. Вы же из будущего, товарищ старший лейтенант? Наверное, знакомы с этой конструкцией?
- Нет, к сожалению, незнаком. Может быть, введете в курс дела?
Капитан отряхнул пыльные брюки:
- Снимай стулья, старшина, - и, не дожидаясь выполнения приказа, начал рассказ. - Значит так, товарищи. В восемь утра поступило сообщение о появлении на пляже у реки Чорохи странных людей на необычной лодке. Прибывший через полчаса наряд обнаружил женщину примерно двадцати лет и ребенка, - капитан кивнул на спящих. – По утверждениям свидетелей, подозреваемые прибыли на неопознанной разборной лодке с юго-западного направления. К моменту прибытия наряда плавсредство с помощью свидетелей было разобрано и упаковано в рюкзак. Во второй рюкзак подозреваемые уложили вещи, находившиеся в лодке. На прибытие наряда женщина отреагировала… - капитан запнулся, - странно отреагировала. Сначала предложила купить у нее валюту. Потом байдарку. На предложение проехать в горотдел ответила согласием. В машине заснула.
- И шо? – спросил Титорчук.
- И всё, - прогудел старшина. – Спит до сих пор, - и тут же поправился. - Обе спят. И толкали их, и трясли, и водой прыскали. Врач пришел, руки забинтовал. Спят! Врач сказал – не будить. А еще сказал, что у них это, как его?
- Истощение, - вернул инициативу капитан. – Вот все факты, которые прямо сейчас нельзя потрогать руками. Остальное лежит вокруг. Найденные при задержанных документы – на столе. Умприани!..
А старшина, оказывается, из сванов…
- Да сидите, сами посмотрим.
Кахабар подошел к столу.
- Так. Заграничный паспорт Российской Федерации. Евсеева Елизавета Андреевна. Одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого рождения, – Гэга присвистнул. – Ничего себе, двадцать шесть лет. А я думал ей двадцать от силы! Выдан в Ярославле. Последняя виза – Турция, Трабзон. Выездной нет. Так… Евсеева Дарья Егоровна. Две тысячи третий год рождения. Двадцать шестого июня, кстати. Выдан там же. Визы. Та же картина. Разрешение на выезд от отца. От матери нет. Что тут еще? Чеки из магазинов. Неинтересно. Хотя… Двадцать четвертое июня. Ого, Трабзон! Карточка отеля. Квитанция. Банковские карты, российские, можно выбросить... Петро, а что за штампы на одеялах?
- Не по-русски все…
Каха подошел сам.
- Получается так. Двадцать четвертого июня вечером, а скорее двадцать пятого утром гражданка России Евсеева с несовершеннолетней дочерью сели в байдарку в городе Трабзон, Турция и к утру двадцать седьмого прибыли в Батуми, пройдя за двое суток более двухсот километров. Бред?
- Без мотора не пройдешь, - уверенно сказал старшина.
- Я бы не был уверен, - не согласился Вашакидзе. - Байдарка куда быстрее любой лодки.
- Вчера шторм был, - сообщил Тамразов. – Не слишком сильный, но этому недоразумению, - он кивнул на байдарку, - хватило бы за глаза.
- Тем не менее, вероятность есть. Кстати, а что с руками у них?
- Врач сказал, стерты. До мяса. У девушки были обрывки мокрого бинта. Руки ребенка она на пляже перебинтовывала.
Вашакидзе задумался:
- Смотрите, что получается. Мать и дочь. Сестру без разрешения матери не выпустили бы. Да и отчества разные, и по возрасту подходит. Въехали в Турцию седьмого июня. Подтверждено визой. Выездной визы нет, значит, покинули страну неофициально. Двадцать четвертого были еще в Трабзоне, покупали продукты. Последний чек в девять вечера. Одиннадцать нашего. Одеяла взяты из отеля. Из денег есть евро, американские доллары, турецкие лиры и российские рубли. Всё в небольших количествах. Что получается? После переноса девочку достали турки. Прижало так, что пришлось бежать. Где-то достала байдарку и доплыла. Надо поинтересоваться ходовыми качествами этой штуки.
- А я гадаю, що усе инакше було, - сказал Титорчук, – турецкая шпионка вона! А малая — прикрытие! Подвезлы на машине поближче до кордону и дали подплыть. Щоб заморылись и руки стерли. Мы примем, легализуем, паспорт советский выдадимо, а вона вредить начнет. Арестовывать треба!
- Да ты что, сержант! – возмутился старшина. – Да какая же баба специально ребенку руки изуродует!?
- Це ты шпыгунив не бачив! - рассудительный хохол начал выдавать свою версию произошедшего. - Та и не ее ця дивчина! Подобрали похожую, документы справили, да и выдали за дочу. А на чужую ей плевать! И дело ясное. А кроме того, - Титорчук начал загибать пальцы. – Валютой иностранной торговала. Плавзасиб, також продать намагалась. То спекуляция. Границу, знов же, незаконно пересекла! Чому не поплыла до порта? Почему на пляж й усе? Так что и без шпионажу лет на десять хватит!
- Не, это ты хватил, товарищ сержант, - поддержал начавшего бледнеть старшину, капитан Тамразов, - ее словам на пляже значения придавать не надо. Совсем девчонка плохая была. Да оно и сейчас видно. И бредит она, Егора зовет какого-то. А дочка-то, Егоровна. Мужа, выходит.
- Во-во, - оживился сван, - и при задержании всё говорила: «Найдите мне мужа». Мы-то посмеялись, как, мол, замуж невтерпеж. Оказалось, она к своему так рвется.
- Эх, товарищи, не хватает вам ще пролетарской бдительности, - уверенно заявил Титорчук. – Побачылы красивую дивчыну, й расслабились. А враг и намагается использовать таку оболочку! Знает наши мужские слабости. Правильно я говорю, товаришу старший лейтенант?
- Не думаю, товарищ сержант, - ответил Кахабар, сдерживая смех. Слишком уж уверенно рассуждал сержант. И слишком уж рассуждения не вязались с фактами. - Конечно, надо проверить все версии. Но если эта девочка дошла за два дня от Трабзона, да еще в шторм, не ты ее посадишь, а она тебя, а может и морду набьет. Я думаю, пусть спит. А мы пока подготовим документы на ее передачу в спецгруппу по иновременникам. Происхождение задержанных сомнений не вызывает...

г. Харьков.
Максим Петрович Присталов, водитель-дальнобойщик.

- Ты в порядке, Петрович?
- Нормально, - Присталов натянул спецовку. – Вы идите, мне еще со сцеплением повозиться надо.
Проводил взглядом водил, дружно направившихся к воротам завода.
Ничего не нормально. И не будет никогда. Но зачем портить мужикам настроение. Все одно не поймут. Молодые, глупые. И, чего уж, приспосабливаются быстро. Не чета ему, старику.
А он… Всю жизнь возил на лобовом стекле фотографию Сталина. Сколько лишних шмонов за то поймал. Искренне верил, что уж Виссарионович навел бы порядок в российском бардаке. Да и… И сейчас верит. Вождь пришел. И не помогут пиндосам ни ядрен батоны, ни холодная война. Это вам не с престарелым Брежневым бодаться. И не продажных сук раком ставить за зеленые бумажки.
Наведет порядок товарищ Сталин. Как пить дать наведет.
Вот только ему, Максиму Петровичу Присталову, без разницы. Потому как не фотографией под стеклом лобовым он жил. И не ненавистью к пиндосам и наглам. Не в том смысл был. А теперь нет смысла. Никакого.
Страна перенеслась. Да не жалко ту страну, вот ни разу не жалко. Но с той страной перенеслась и обшарпанная «хрущевская» пятиэтажка. И двушка на третьем этаже заплеванного подъезда. И те, кто в этой двушке находились. Самые близкие люди. Единственно близкие. Петрович отдал бы всё за то, чтобы находиться с ними рядом. Неважно где, на фронте с фашистами или в динозавровых лесах. Лишь бы с ними. С Оксаночкой ненаглядной и с маленьким Вовиком. Но… Они где-то там, неизвестно где, а он здесь, в Союзе, который надо поднимать, попутно давая по морде обнаглевшим пиндосам. А ему начхать и на Союз, и на пиндосов… Сколько лет мотала жизнь старого водителя по всему бывшему Союзу, как долго счастье гуляло где-то далеко от него. И вот, когда оно, наконец, пришло…
Это было как вспышка. Безумие! Ей двадцать четыре. Ему пятьдесят три. Ослепительная красавица с точеной фигуркой и крепким телом спортсменки. Хорошая должность в крупной компании. На подходе второе высшее. Блестящие перспективы. Поклонники, штабелями складывающиеся у ног. Молодые, красивые, богатые… И начинающий седеть водила-дальнобойщик. Невысокий, жилистый, смуглый от никогда не сходящего загара. Восемь классов плюс автомеханический техникум еще в советские времена и многие тысячи километров, намотанные за долгие годы по дорогам Европы и Азии. Металлические зубы. Не все, конечно, и даже не половина, но среди передних – три. Руки, потемневшие от въедшегося масла. Вечный запах соляры. Не нищий, но далеко не миллионер. Что она нашла в нем? Почему решила отдать ему свою молодость? «Девочка, я же старый, я сломаю тебе жизнь» - «Глупый, какое это имеет значение? Я тебя люблю» - «Я тоже тебя люблю»… Кем она была для него? Любимой женщиной? Последним шансом? Неожиданно найденной дочкой? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Наверное, всего понемногу…
Ее внезапные визиты, сумасшедшие ночи, уходы в рейс, возвращения, попытки порвать отношения, опомнится, и новые встречи… Разборка с каким-то претендентом на руку и сердце. Тот заявился с двумя дружками. Рослые, широкоплечие, молодые… Зеленые… До драки не дошло, монтировка в руках и кровожадный оскал битого жизнью волка объяснили домашним изнеженным щенкам ближайшие перспективы. И те ретировались, звериным чутьем ощутив свою несостоятельность. Объяснение с ее отцом, вылившееся в грандиозную пьянку. «Неправильно это, Петрович!» - «Знаю, Степаныч! И ничего не могу с собой поделать!»…
Свадьба… Рождение сына… Вовки… Еще года не прошло… Его первый шаг… За день до выезда… И счастье… Невероятное, всеобъемлющее счастье…
Во всем виновата жадность. Зачем был нужен этот рейс? Хотел же завязать, продать фуру и осесть на месте, изредка «бомбя» на старом «Фольксвагене». Того, что лежало в банках и денег за грузовик хватило бы. Плюс Ксюшино пособие на ребенка. Гроши, но… Звали механиком на сервис… Уже решился, а тут звонок Фимы. Хороший рейс, знакомый заказчик, щедрая оплата. Фридлендер никогда не жался, выторговывая копейки у работяг. Охрана, не надо судорожно всматриваться в темные кусты на ночных обочинах… И обратный груз до Харькова... Неделя... Или чуть больше... Всего неделя… Ставшая вечностью. Петрович не сразу врубился в произошедшее. Странная задержка на ночной границе, люди в доисторической форме, беготня, суматоха, разговоры обалдевших водителей... Отъезд Фимы… Собрание водил, на котором сказали… Мгновенная радость, ну теперь-то мы покажем этим гадам!.. И вдруг, как обухом по голове, осознание: Ксюшенька… Вовка… Как же так?
Он верил. Надеялся. Ждал. Вот сейчас всё вернется обратно. Тот, наверху, который устроил это безобразие, исправит ошибку. И вернет к семье. Или перебросит их сюда. Или… Так же нельзя! Невозможно! Они должны быть вместе!!! Но прошли дни разборок на границе. И путь в Харьков по не рассчитанным на тяжелые и громоздкие фуры дорогам. И разгрузка на «Харвесте», нет опять на заводе имени Косиора. Ничего не менялось. А вчера, глядя на мальчишек, гоняющих мяч по пустырю, где когда-нибудь вырастет родная «хрущевка», Присталов понял: это всё. Навсегда. Ничего не вернется… И он никогда не увидит жены и сына… Счастья судьба отвела всего два года…
Со сцеплением всё было нормально. У Петровича с машиной всегда и всё было нормально. Просто разгрузка закончилась, и теперь он был чист перед Фимой. Всё, что обещал – выполнил. Загрузил. Привез. Разгрузил. Правда, не получил оплаты, но это неважно. Взгляд упал на фотографию Сталина. «Ты уж разберись с этими падлами, Виссарионыч»…
Петрович открыл тайник «крайнего случая», который не мог найти ни один мент на всех дорогах Европы, вытащил пистолет, передернул затвор и приставил дуло к виску…