Октябрь. Забайкальская железная дорога.
Группа советских летчиков.

Мерно перестукивали колеса, вагон покачивался на стрелках разъездов, мелькали за окном телеграфные столбы, проплывали редкие облачка темного паровозного дыма да сливались в бесконечную бело-зеленую ленту таежные ели, уже накрытые первыми снегопадам сверкающим одеялом. Скорый поезд шел на восток. За двое суток в вагоне установился тот знакомый всякому русскому человеку железнодорожный быт, с бесконечными разговорами и бесчисленными стаканами рубинового чая в подстаканниках, которые только и успевал разносить солидный усатый проводник в белом кителе. Впрочем, оказавшийся в том вагоне сторонний наблюдатель сразу бы заметил отличия от обычного дорожного порядка. По коридору не носились разыгравшиеся детишки, а их не успокаивали обстоятельные мамаши в домашних ситцевых платьях. Потому что и в этом, и еще в трех других купейных вагонах поезда ехали только молодые мужчины, в военной форме с голубыми петлицами. Но вот знаки различия на этих петлицах были очень разными, у кого - скромные лейтенантские кубари (впрочем, таких было совсем немного), у кого - генеральские звезды. Но больше всего было шпал, числом от одной до четырех. Впрочем, стоявший человек в вагонном коридоре совсем еще молодой человек со спортивной фигурой относился к меньшинству. Собственно, он был один такой - мало того, что петлицы накинутого на плечи кителя украшали две звезды генерал-лейтенанта. На груди кителя гордо сверкали две звезды Героя Советского Союза, а таких людей в стране можно было пересчитать по пальцам. Человек глубоко задумался. Дым от тлеющей папиросы вытягивался в щель приоткрытого окна, но за несколько минут он так и не сделал ни одной затяжки. Лязгнула дверь купе, в коридор вышел еще один мужчина — чуть постарше, плотный, коренастый, с явно намечающейся лысиной, одетый в спортивные шаровары и лыжную куртку на молнии. Встал рядом, помолчал.
-Что, Гриша, тридцать седьмой вспомнился?
-Именно так, Леша, именно так, товарищ генерал-майор. Только тогда поезд шел в Алма-Ату, а не в Хабаровск. И Чанчунь разве что ребята Полунина могли увидеть, и то только в бомбовые прицелы. Хорошее было время... Я - капитан, ты - капитан, знай, летай да бей япошек. А теперь у меня никак в голове не укладывается. Для нас-то всего четыре года прошло... Но что мы с тобой тогда в Китае видели? Нищета, забитый народ, своего ничего нет, ни оружия, ни летчиков толковых, ни самолетов. Мы же для них небожители были. Помнишь, как в день рождения микадо налет на Ухань отбивали и двадцать самураев с неба ссадили? И как китайцы в газетах разливались, «орлиная схватка»,  «плач чертей и рев богов в небе»? А теперь, говорят, величайшая промышленная держава. И нас учить будут, как на новой технике летать...
- Гриш, ну ты же понимаешь, что она только для нас новая. Китайцы свои базы хранения перетрясли, нафталин с этих своих «Цзянь-шесть» постряхивали и нам отдают. А у них планеры постарше нас с тобой будут...
- Да все я знаю... Зато - почти семь сотен сверхзвуковых машин получим, и будет у нас материальная база, на которой можно летный состав учить. И ты подумай только - Сверх! Звуковых! Вдвое быстрей, чем поршневые «Яки» и «МиГи», которые мы недавно выпускать начали. И втрое быстрей, чем «ишаки». А штурмовики эти, «Фантаны Ку-5», у них и у самих пока на вооружении стоят, хотя тоже, говорят, заменять их собираются. С перехватчиками «Цзянь -7» и «Цзянь-8» такая же история. Но кому я завидую - это вот им. - Генерал-лейтенант Григорий Пантелеевич Кравченко, командир группы отправляющейся на обучение в КНР пилотов, кивнул в сторону купе, откуда раздавались громкие голоса и взрывы хохота. - ЛИИшная группа, говорят, действительно современные машины осваивать будет, «Супер-7 Гром». А пойдем к ним, а? Ты же там многих знать должен, хоть и недолго в испытателях числился, а кого не знаешь, с тем познакомлю по старой памяти. Зря я, что ли, три года в ЛИИ протрубил? Ты же по-прежнему в широких штанах, никто и не заметит, что у тебя от одного слова «сверхзвук» коленки дрожат!
Оба генерала дружно рассмеялись. Пристрастие Героя Советского Союза Алексея Сергеевича Благовещенского к казацким шароварам «шириной с черное море» было хорошо известно всему контингенту советских добровольцев в Китае, равно как и его абсолютное бесстрашие. Воевал Благовещенский расчетливо и хладнокровно, имел семь сбитых на личном счету и шестнадцать — в составе группы, причем командовал так, что его группа всегда имела минимальные потери. Но на вопрос, чем ему так полюбились широкие штаны, капитан Благовещенский с неизменно мрачным выражением лица отвечал, что в них подчиненным не видно, как у него от страха дрожат колени.
В купе у испытателей действительно было накурено, шумно и весело. Эти парни не боялись ни черта, ни бога, ни начальства, так что прибавление в компании в виде двух генералов веселью нисколько не помешало. Самый молодой из них на вид по-гусарски щелкнул каблуками щегольских сапог с голенищами «в гармошку», вытянулся, отрапортовал: «Капитан Попельштейн! То есть, Попельнюшенко! Рразрешите взгромоздиться на верхний эшелон?» - и тут же лихо запрыгнул на верхнюю полку. Вслед за ним полез и Алексей Гринчик, сбросив свои знаменитые туфли на белой каучуковой подошве, мечту всех модников сороковых.
«Держал площадку», то есть травил летные байки, сидевший у самого окна Стефановский, своей могучей фигурой действительно напоминавший «медведя средней величины».
- Дело было так. Даром что мы испытатели, так ведь то и дело приходится воздушным извозчиком поработать,  куда-нибудь какое-нибудь начальство отвезти. И вот иду я, значит, себе спокойно, собираюсь забраться в кабинет и со штопорной программой по «сотке» поработать. И тут  ловит меня за пуговицу начальник летной части и говорит, мол, чтоб я срочно собирался, хватал У-2 и вез какого-то деятеля в Тулу. Захожу я в летную, а он уже там. Во френче, портфель желтый такой, здоровенный, как лыжа от «эр-пятого». «Что это вы, говорит, товарищ летчик опаздываете, я вас уже десять минут жду, и спешу очень». Ладно, говорю, сейчас полетим, вот я только позавтракаю. А у нас в шкафу графин стоял, с водой. Ну что вы ржете, вон Шиянов не даст соврать - с обычной кипяченой водой.  Почему его за дверки всегда прятали - черт его знает. Ну я беру стакан, наливаю полный, выпиваю залпом, крякаю этак натурально и говорю - все, мол, я готов, полетели. Смотрю, начальник-то лицом аж побелел... Может не надо, мол, лететь сегодня, вы устали и нездоровы... Давайте, мол, завтра полетим. Я так смотрю на него внимательно, потом на графин, и говорю: «А, ты об этом? Что ж ты думаешь, я завтра ЗАВТРАКАТЬ не буду?» И пошел наш начальник к У-2, ссутулившись, как на эшафот...
Дружный хохот грохнул с такой силой, что в дверь на секунду заглянул испуганный проводник.
Они были молоды. У них была любимая и опасная работа, но никто из них не думал об опасности. Они просто готовы были сделать все, что нужно для страны, и еще немного. Поезд шел на восток.

Январь следующего года. Артиллерийский полигон где-то на Украине.
Огневой расчет первой ракетной батареи.

Огромный восьмиколесный монстр выскочил из-за леса и, почти не снижая скорости, помчался по полю, поднимая за собой снежный шлейф. В бинокль можно было различить, как в кабине, беззвучно открывая рты, подпрыгивают, явно держась за все, что попало под руку, люди в танкистской форме. За ним, держась левее, чтобы не попасть под снежный вихрь, мчались два  броневика. Заметно было, как они первоначально отстали от подвижного многоколесного аппарата, но затем водители сумели нагнать и даже начать постепенно обгонять транспортер. Колонна уверенно приближалась к стоящим у заснеженной рощицы автомобилям, возле которых можно было, присмотревшись, заметить позиции отделения охранения.
- Успеют? – продолжая следить в бинокль за передвижением, спросил, ни к кому персонально не обращаясь, человек в каракулевой папахе и в шинели со знаками различия маршала в петлицах. Рядом с ним стояло еще несколько человек, столь же внимательно разглядывающих ранее не виданное зрелище.
- Так точино, товарис марсал, время есть, - с заметным  акцентом ответил стоящий неподалеку невысокий азиат в зимней куртке, надетой поверх зимнего комбинезона, напоминавшего лётный, только защитного цвета. Несмотря на теплую одежду и натянутую шапку-ушанку, заметно было, что он мерзнет. Опустив бинокль, маршал повернулся к отвечавшему и, заметив его состояние, сказал. - Э, так не пойдет. Идите в палатку, погрейтесь, - и добавил, чтобы пресечь возможные возражения. – Считайте, что это мой приказ, товарищ Цой.
Козырнув, кореец четко, как на параде повернулся и пошел к установленной невдалеке большой армейской палатке, из торчащей над которой трубы вился дымок. Некоторые из присутствующих с явной завистью посмотрели, как инструктор-ракетчик скрывается в теплой, защищенной от ветра внутренности штабной палатки, но тут же повернулись назад.
Как раз в этот момент колонна остановилась и из кабин на площадку, уже отмеченную маркерами, посыпались бойцы. В бинокли было видно, как два броневика БА-64, обогнавшие в последний момент транспортер, занимают заранее подготовленные точки неподалеку от выбранной пусковой площадки.
Выстроившиеся в ряд у пусковой установки бойцы напряженно смотрели на командира огневого расчета. Капитан несколько мгновений смотрел на стоящую напротив него короткую шеренгу, словно ожидая привычной команды инструктора, после чего будничным голосом скомандовал сам:
- Расчет, цель учебно-боевая, готовность номер один. К бою! Расставить приборы наблюдения!
Расчет ответил дружным, – Есть к бою, - и, развалив строй, помчался по местам. Словно по мановению волшебной палочки, появились и разместились на своих местах приборы наведения, по командам старшего оператора номера расчета, действуя с наработанной тренировками четкостью, подготовили пусковой стол и ракету к подъему, после чего последовал доклад:
- К подъему готовы!
Тем временем двое бойцов, подбежав, отдали капитану красные заглушки, которыми в походном положении закрывались датчики баровысотомера. Капитан, держа в их в руке, быстро обошел пусковой стол, проверив правильность выполнения подготовительных работ, и скомандовал:
- Поднять ракету!
Первый номер перебросил тумблер на пульте и огромная махина, весом почти в шесть тонн, начала медленно подниматься, словно стараясь найти в небе нужную ей точку. Наконец, уставившись строго вверх, ракета застыла на полностью развернутом пусковом столе.
- Словно орган торчит, - с усмешкой вырвалось у кого-то из свиты за спиной маршала. Тот даже не обернулся, только дернул щекой, продолжая следить за действиями расчета. На пусковой тем временем приступили к самому ответственному моменту, отделению стрелы, удерживающей ракету в вертикальном положении. Если пусковой стол выставлен неровно, то ракета, не удерживаемая на нем ничем, кроме собственного веса и ветровых болтов, просто упадет на головы расчета. Но все прошло благополучно, ракета стояла, словно приклеенная и только работающие рядом бойцы показывали, что еще не все готово к пуску.
Но вот расчет отбежал по сторонам и неожиданно откуда с боку до Тимошенко донесся спокойный голос корейца:
- Двенатсать минут. Отличное время, товарисч марсал.
- Молодцы, - ответил тот и только потом заметил. – Я же приказал вам греться, товарищ майор.
- Согрелся, товарисч марсал, согласно ваш прикас, - ответил майор Цой. Разговор прервал сильнейший рев, заставивший многих напряженно пригнуться и приоткрыть рты.
Огромная туша ракеты, окруженная дымом и паром от расплавившегося снега, медленно – медленно оторвалась от стартового стола, на мгновение, меньшее, чем удар сердца, застыла на столбе истекающего из хвоста пламени и, внезапно резко ускорившись, исчезла в небе.
Едва опал поднятый пуском снежный вихрь, как к позиции подъехала пара «эмок». Из первой к успевшему выстроиться расчету выбрался нарком обороны маршал Тимошенко. Скомандовав, - Смирно! – руководивший пуском капитан сделал несколько строевых шагов и доложил слегка охрипшим на морозе голосом:
- Товарищ маршал Советского Союза! Пусковой расчет номер два первой ракетной батареи первой инженерно-артиллерийской бригады особого назначения произвел успешный самостоятельный пуск изделия «Эльбрус»! Докладывает командир расчета капитан Флёров!

Прошло еще полгода. Памир. На границе с Афганистаном.
Ганс Клосс (Нойнер), сержант-контрактник ПВ СССР.

Несмотря на заверения высокопоставленных лиц, ноты и дипломатические переговоры, мир и спокойствие на границе с Афганистаном никак не наступали. Особенно трудно приходилось постам, расположенным в горах Памира.  Небольшие, мобильные банды наркоторговцев, исламистов, просто бандитов, желающих попробовать установить свои порядки у этих бессильных шурави и их пособников, старались просочиться через слабоохраняемые горные перевалы. Запуганное местное население не всегда помогало пограничникам, а на постах обычно дежурило не больше десятка бойцов. Да и оружие у шедших из-за границы было более современным, начиная от автоматов и заканчивая гранатометами.
О появлении басмачей первым сообщил на пост вернувшийся из разведки Куно Клинсманн.
- По Чертову ущелью продвигается банда человек в сорок.
Необходимо было срочно предупредить заставы и старшина Фриц, как старший на посту, решил связаться с ними по радио. Но в этих проклятых горах связь была настолько неустойчивой, что никакого ответа, выстукивающий ключом, словно дятел, радист так и не дождался. Тогда Фриц приказал отправиться к заставе Куно, как самому опытному, но тот вернулся через несколько минут, держа лошадь на поводу.
- На тропе к заставе тоже «духи». Я насчитал десяток.
- Занимаем оборону, радисту – передавай непрерывно, может быть достучишься, Ахмед с Романом – остаетесь здесь, если что – отходите к нам.
Они очень удачно остановились на отдых в небольшом домике старой зимовки. Обычно в бураны, в непогоду сюда забредали обогреться и обсушиться караванщики или пастухи. Место для него было выбрано очень удачно. Прижавшись к отвесной скале почти у самого края глубокого ущелья, домик как бы запирал горную тропу. Сложенный из крупных валунов он был по сути небольшой крепостью. Пограничники отпустили коней и стали готовиться к осаде. Занесли в домик оружие и припасы, окна заложили камнями, оставив лишь узкие бойницы для стрельбы.
Подошедшие бандиты попали под сосредоточенный огонь и, теряя людей и лощадей, залегли. Обойти пост по горам с грузом было невозможно. Пришлось им вызывать и свой передовой отряд. Тех неплохо проредили оставленные в засаде.
Попытку обстрелять обороняющихся из гранатометов отбили снайперским огнем Куно и Роман, вооруженные снайперскими СВТшками. Бой перешел в затяжную перестрелку, а радист все передавал и передавал в эфир сведения о банде, пока не села батарея.
Стреляли до вечера, ночью бандиты попытались еще раз атаковать, но пограничники заранее окружили домик веревками с подвешенными на них банками и атака сорвалась под ураганным огнем. Бои продолжался. Несмотря на обстрел из подствольников и ручных гранатомётов, несмотря на потери, небольшая крепость в горах держалась…
Пошел второй день. В живых остались лишь четверо, трое из которых держали оборону с фронта и один, с ручным пулеметом – с тыла. Трое из этих четверых были друзьями, в свое время перешедшими в СССР из Восточной Пруссии и согласившимися отслужить в погранвойсках для получения гражданства. Так не бывает, сказал бы какой-нибудь неискушенный наблюдатель, на что другой заметил бы, что в бою чаще выживает опытный, а опыта этим троим было не занимать.
Вот и сейчас, воспользовавшись передышкой они не теряли времени даром и готовились к следующему бою. Куно, приложившись к бойнице, наблюдал за бандитами, а двое других снаряжали магазины.
- Но я предпочитаю именно русский социализм, -  наступившая тишина настоятельно требовала заполнения, и Ганс возобновил свой старый, начатый еще в лагере переподготовки спор. Говорил он по-немецки.
- Здорово же тебе промыли мозги, - в ответ ехидно подколол Ганса Фриц – Я, например, до сих пор особых отличий не вижу. Ну, разве что русские все народы считают ровней, позволяя садиться себе на шею всяким обезьянам, а у нас в первую очередь заботились о немцах.
- А вот это ты зря, - продолжая укладывать патроны в магазин ППШ, ответил сержант особого отряда ПВ. – Вспомни, что нам говорили про христианские ценности, в том числе жалость, любовь, благотворительность, справедливость. Забыл? Напомню -  все это лишь проявления слабости и упадка. А теперь допусти, что коммунисты стали верующими христианами, тогда полученный результат можно было бы объявить величайшим достижением христианства за всю историю человечества в его стремлении к человеколюбию и воплощению заповедей в жизнь. Получается, что христианскую религию можно совместить с коммунистическими принципами, не совершая большого насилия над его экономическими и политическими целями, главным из которых является «братство всех людей». В сущности, можно сказать, что все, что строится в Союзе – земной вариант царства божия, как бы кощунственно это не звучало с точки зрения ортодоксов с обеих сторон. А вот национал-социализм с христианством несовместим, пусть даже армейцы и носили надпись «Бог с нами» на …
Громкий, словно взрыв, звук выстрела, заставил обоих занять места у бойниц.
- Куно, что там?! – громко, перекрикивая шум в ушах, проорал старшина.
- Одним «духом» меньше! - спокойно откликнулся Куно.
- И стоило нас ради этого прерывать, - проворчал Ганс, пытаясь крышку магазина, – такой интересный спор завязался, а тут какие-то дикари мешают... – продолжить сборку магазина ему пришлось уже лежа, укрываясь от пуль. Разозленные бандиты начали палить очередями из всех стволов. Пули ударяли в камень, высекая разлетающуюся во все стороны крошку. Подумав, что под таким прикрытием «духи» могут попробовать подобраться поближе, Ганс выставил в амбразуру ППШ и выпустил длинную, на весь магазин, очередь. Ответ не заставил себя ждать, разозленные туземцы, как только автомат смолк, перенесли, как казалось, весь огонь на него. Несколько пуль, более удачливых чем подруги, сумели даже влететь в узкую бойницу и несколько раз с визгом отрикошетировать от стен.
- Никого не задело?! – перекрикивая грохот стрельбы, спросил Ганс. Ответил только Куно. Извернувшись, чтобы не подставляться Ганс посмотрел, почему не отвечает Фриц и лишь молча перекрестился. «Лучше уж так, как настоящий боец, с оружием в руках, чем в петле английского палача».
Внезапно басмачи перестали обстреливать блокгауз, хотя интенсивность огня не снизилась. Донеслись характерные взрывы минометных мин.
- Наши пришли, - по-русски крикнул Куно. – А я уже думал, что Грета меня не дождется.
- Так вот куда ты бегал ночами. К нашему переводчику, - засмеявшись, ответил ему тоже по-русски, Ганс.
- К ней, - продолжая следить за боем, ответил Куно. – Она пусть и из Поволжья, но настоящая немецкая хозяйка. Так что через месяц приглашаю на свадьбу.