4.
Несмотря на поздний ужин, завтрак подали в восемь. Подали бы и раньше, но накануне генерал распорядился, чтобы в Рождество детям дали выспаться. До семи.
Елизавету разбудила горничная. За окнами было темно: небо – плотная завеса мрачных туч – опустилось едва ли не на кроны деревьев. Но ветер утих, и прекратился снегопад. "Интуиция", впрочем, подсказывала, что снег скоро пойдет опять, а к вечеру, как и предсказывал генерал, разыграется настоящая буря.
"Ох-хо-хо!" – подумала Елизавета, направляясь в душ.
Спать хотелось невероятно, да и голова побаливала. Вина накануне выпили сверх всякой меры, и разговоры затянулись почти до трех часов ночи. Следовало, однако, предположить, что, не случись в полночь явления герцога Тригерида, сейчас Елизавета была бы уже женщиной и, скорее всего, тоже смертельно хотела бы спать. Но ей казалось, что бороться с недосыпанием во втором случае было бы куда проще и приятнее.
- Погода испортилась, – бодрым голосом сообщил генерал, когда все собрались за столом и принялись за яйца, ветчину, горячие булочки, холодное масло и ароматный малиновый джем. – Но, думаю, можно съездить верхом в город, там должно быть теперь весело … - Он отхлебнул кофе из большой фарфоровой чашки и с интересом – сквозь наполнившийся вдруг алмазным сиянием монокль - посмотрел на блюдо с сырами. – Да, пожалуй… - Он отрезал кусок желтого, почти оранжевого сыра, поддел на вилку, обнюхал и с удовлетворенным видом опустил на тарелку. – Можно, разумеется, и на лыжах, но я бы не рекомендовал… Погода не благоприятствует…
Елизавета посмотрела на генерала, скользнула "робким" взглядом по Грете и Беате – те были невозмутимы и, кажется, вполне довольны жизнью, - и взялась за яйцо "в мешочек". Сейчас, после душа и прочих "утренних забот", она чувствовала себя гораздо лучше и даже начала испытывать легкое чувство голода.  Впрочем, известное дело молодость, как изволила выразиться однажды старая баронесса: аппетит, притом настоящий, а не "где-то так", тотчас обнаружился, стоило ей начать, есть. Два яйца, ломоть ветчины, сыры в ассортименте и белые булки с джемом и медом ушли под кофе со сливками нечувствительно, словно детский сон.
- У вас счастливая натура, сударыня, - покончив с завтраком, генерал перешел к коньяку и теперь раскуривал сигару. – Меня наши боги тоже не обидели, имея в виду, обмен веществ,  но приходится осторожничать. Вы когда-нибудь слышали про холестерин? Нет? Счастливое дитя! – он пыхнул сигарой, заставив ее кончик вспыхнуть оранжевым и желтым, и окутался сизым дымом с запахом степного пожара.
– Как страшно жить, - без тени улыбки констатировала Грета.
- А давайте, съездим на Волчий холм! – неожиданно предложила Беата. – Там, небось, опять будут ловить вервольфов!
- Оборотней? – тут же заинтересовалась Тильда.
- Понарошку, - охладила ее пыл Беата. – Это всего лишь народный обряд. Жгут костры, поют страшные песни и "ловят" волка-оборотня в чащобе у подножия скалы.
- Ну, не скажите, госпожа ротмистр, - ухмыльнулся в усы генерал. – Холм оттого и зовется волчьим, что с него волки на луну ночью воют, а последнего оборотня, как рассказывал мне покойный батюшка, поймали всего восемьдесят лет назад. Чащобы же те, да будет известно некоторым недостаточно образованным гражданам королевства, тянутся через всю Швабию до земель франков и угров, и еще древние римляне полагали алеманов народом склонным к колдовству и темным искусствам.
- Днем вервольфы не охотятся, - припомнила Елизавета.
- Оборотни и вовсе не охотятся, - бросила, как бы невзначай, Грета. – Они убивают. 

***
Конюшням замка Энтберг могли позавидовать любые две другие. На выбор и вместе. Они были великолепно устроены, но главное – населены невероятной красоты и стати животными. Генерал, как выяснилось, являлся знатоком и ценителем лошадей и держал небольшой, но преуспевающий конный завод.
- Боже! – воскликнула Елизавета, не сдержав эмоций. – Это же кнабсдруппер, ведь так? Я не ошибаюсь?
- Да, госпожа Кейн, - довольно улыбнулся в седые усы барон фон Байер. – Это настоящий фламандский кнабструп, - и он ласково погладил пофыркивающую лошадь-далматинца по щеке. – Однако мои конюшни славятся не этими редкими породами, а немецкими полукровными лошадьми. Впрочем, сударыня, если желаете, я могу приказать оседлать для вас именно Астарту. Какое седло предпочитаете, женское или обыкновенное?
- С моими-то юбками? – И в самом деле, о каком мужском седле может идти речь, если на тебе гобеленовое  платье-кафтан с подолом, подбитым мехом черно-бурой лисы, и две юбки – шерстяная и грогроновая , не говоря уже о прочем?
- Прошу прощения, сударыня, - в серых глазах генерала солнечные лучи пробили на мгновение туман, – не подумавши, брякнул, а зря! Значит, Астарта под дамским седлом!
- Благодарю вас, генерал! – ответила Елизавета, медленно и со вкусом "переваривавшая" великолепное генеральское выражение.
"Не подумавши, брякнул, ну надо же!"
- Виктор, Альберт! – между тем распоряжался барон. - Вы меня крайне обяжете!
Но оба конюха – и Альберт, и Виктор – уже были в деле. Им, собственно, и не требовались ничьи распоряжения, они свое дело знали и так. Впрочем, Беата, Грета, Дамаль и Людо оседлывали лошадей сами. Наблюдали за чужой работой только генерал, и Елизавета с Клотильдой. Генерал отошел в сторону, разговаривая о чем-то с управляющим, и девушки оказались предоставлены самим себе.
-  Ты хорошо ездишь верхом? – озабоченно поинтересовалась Тилли Шенк, и очки в тонкой металлической оправе немедленно съехали на кончик носа. – Я к тому, что меня только в манеже по кругу возили…
- Но правила-то ты знаешь? – забеспокоилась Елизавета.
- Это насчет, "Держать плечи развёрнуто и прямо, не сгибаться в талии"? – насупилась Тильда. - "Балансировать на правом бедре и не сжимать луки седла коленями", ты об этом? – едва не задохнулась она.
- Да! – остановила начавшую впадать в панику подругу Елизавета.  – Правила помнишь, ума хватает, поедешь, как миленькая!
- "Как миленькая", я из седла вывалюсь, и шею сломаю! – почти с гневом возразила Тилли. – Я… Она… А мне… И что теперь?
Как часто бывало с Тильдой, стоило ей расстроиться, как слова покидали свою хозяйку.  Но Елизавета понимала теперь не только Тилли красноречивую, но и Тильду горемычную, косноязычную, несчастную.
- Я маленькая, - вопила душа Тильды, - а лошадь большая, и падать с нее высоко и больно. Но и не ехать нельзя, если все собрались вервольфов ловить. И что мне теперь делать?
- Фюрстина! – возмутилась Елизавета. – А как же традиции? А как же Галич-Мерь?
- И что с того? – сверкнули изумрудами зеленые глаза Тильды ван дер Шенк. – Я в этой Мери в жизни не была, не знаю даже, как она выглядит, и языка их не знаю! Я вообще, может быть, норнанка по крови или алеманка, а там славяне живут, вот!
- Твоя кровь не молчит! – твердо ответила Елизавета, повторив собственные слова Тильды. – А к слову, норн  ты знаешь?
- Знаю, - очки вернулись на место, и зеленое пламя, словно бы, погасло. – И на алеманском говорю и читаю.
- На каком диалекте? – живо заинтересовалась Елизавета, сразу же забывшая о чуть не вспыхнувшей из-за пустяка ссоре.
- На альгойском , а что?
- Здравствуй, сестра! – сказала, тогда, Елизавета и радостно улыбнулась навстречу удивленному взгляду поверх очков. – Как поживаешь? Что нового в наших местах?
- Звучит знакомо, - призналась Тильда, - но это не мой диалект, хотя я тебя и понимаю. Почти.
- Это форарльбергский ! Мы соседи! – Воскликнула Елизавета и тут же начала декламировать стишок, который услышала как-то в детстве от одного из слуг тети Жозефины. – Wässerle, so kli und klar, ma ment, as künn nit si - und doch, es grift vertüfle a, ’s ischt Kriesewasser gsi!
- Вау! – обалдело ответила Тилли, тоже, вероятно, забывшая, о чем только что шел спор, и про страхи свои запамятовавшая. – Я тебя почти поняла. Там про вишневую водку, ведь так, и про то, как она в голову ударила. Я права?
- Ну, где-то так, - улыбнулась Елизавета, довольная так, словно, и в самом деле, встретила земляка.
- Барышни! – они и не заметили за разговором, что лошади оседланы, и вся компания дожидается их одних.
- Позволь, Лиза, я помогу тебе подняться в седло, - прозвучало несколько старомодно, но Людо умел превратить любую банальность во что-то такое, отчего перехватывало дыхание, и жар начинал подниматься откуда-то снизу куда-то вверх.
"Ох!" – воскликнула мысленно Лиза, но сильные руки уже подхватили ее вместе со всеми ее юбками, жакетами и меховыми шапками аля ногайский хан и вознесли, доставив прямиком в седло.
- Фрёкен Шенк! – Томас фон дер Тиц, никогда и никому не уступал в галантности, тем более, своему лучшему другу, и еще тем более, если речь шла о девочке Тилли. Елизавета отметила это краем сознания, целиком захваченного переживанием момента. Но все-таки заметила, увидела и поняла, что не у нее одной кружится голова.  У фрёкен ван дер Шенк от звуков ее имени, произнесенных приятным "лирико-драмматическим" баритоном , на скулах выступил румянец. Но, может быть, все дело в морозе.
"Так и есть, - вздохнула мысленно Елизавета, устраиваясь в седле, - все дело в морозе, не так ли?"
Правую ногу на верхнюю луку седла, левое бедро вперед. Сместить вес вправо, на правое бедро… Сидеть в седле, словно дышать – все получалось у нее как бы само собой, и лошадка ее, Астарта, - расписанный под далматинца кнабсдруппер – приняла ее сразу же, без возражений и сомнений. Лошади ведь умны и чутки, и понимают своих наездников гораздо лучше, чем те лошадей.
"Умница! – похвалила Астарту Лиза. – Красавица и умница!"
Лошадь чуть повела головой, словно соглашаясь, и тихонько фыркнула, возвращая комплимент.
"А как там Тилли?!" – испугалась вдруг Елизавета, но с фрёкен Шенк все было в порядке, и даже лучше.
Оказавшись в седле, Тилли вспомнила, должно быть, сколько поколений ее предков женского пола скакали по горам и долам, сидя в таких же самых седлах. Спина выпрямлена, подбородок поднят вверх…
"Фюрстина! И да, я права, кровь не молчит! Однако и помощь не помешает. Маленький подарок любящего сердца…"
Елизавета чуть развернула Астарту, послала на пару-другую шагов вперед, поравнялась с игреневой  лошадкой Тилли, и, как бы невзначай, провела ладошкой без перчатки по лошадиной морде. Нежно, невесомо, со смыслом.
"Она хорошая девочка, - "шепнула" Лиза Верити . – Правда, правда! - "улыбнулась" она, обыгрывая кличку лошади. – Истинная правда! Помоги ей, - попросила она. – Не урони!"
Лошадка подняла морду, взглянула искоса на Елизавету и опустила голову, принимая просьбу, как есть – то есть, без комментариев.
- А оружие? – спросил ни к кому, казалось, конкретно не обращаясь, Барон фон дер Вёгл. – Мы же на охоту собрались. На оборотня! Или вы забыли?"
- Мне не надо, - сразу же ответила Елизавета.
У нее на поясе висел в кожаных ножнах кинжал Людо, а что могло быть лучше старой стали и древнего серебра, если ненароком повстречал вервольфа?
"Только еще более древняя сталь и такое же темное от времени серебро…"

***
Как ни странно, только всадники выехали из замка, как распогодилось. Верховой ветер унес на юг тяжелые глыбы туч, снег заискрился под солнцем, и мир вокруг замка ожил, заиграл самыми, что ни на есть, рождественскими красками: белый снег и бирюзовый лед, темная зелень лесов, бурые и красные скалы, лазоревые небеса.
Лошади шли легко, пар вырывался с дыханием и таял в морозном воздухе. Дышали люди, дышали лошади. Дамаль гикнул вдруг и запел, его голос птицей поднялся  в небо, вернулся эхом, заиграл и заискрился, как солнечные лучи в кристаллах снега.
- А были они охотники, по делу ехали в лес… - тянул Дамаль.
- А в лесу зима, холод и снег! – подхватила напев низким с хрипотцой голосом Беата.
- А в лесу волки ходят, и медведь шатун не спит! – вплела в песню и свой голос Грета, а голос у нее оказался звучный и сильный, словно смычок прошелся по виолончельным струнам.
- А им и всего-то дела, что дичи набить на стол…
- Но волки собрались в стаю…
- Но волки собрались в стаю…
- Вожак их суровый вел!
Кони весело шли по дороге, взметая копытами снег. Ветер утих. В прозрачном, вкусном воздухе звуки старинной баллады играли в догонялки с солнечными зайчиками.
"Как хорошо! – восхитилась Елизавета. – Так бы и ехала, ехала…"
Но дорога кончилась раньше, чем песня. То ли дорога оказалась коротка, то ли баллады в иные времена писали длинные. Не успели выехать из замка, - так, во всяком случае, показалось Елизавете, - а уже въезжали в городок. А там свои песни, своя музыка, веселые крики и гомон ребятишек, ватагами, словно воробьи, снимавшихся с одного места и враз оказывавшихся в другом.
"Праздник! Праздник!"
- Яблоки в карамельном сахаре есть будем? – спросила Беата, дивно смотревшаяся в черном с серебром гусарском доломане, подбитом беличьим мехом, в черных же рейтузах и в желтом кивере с султаном, на поясе у нее висела польская сабля, а у луки седла укреплены были ножны с полутораметровым кончаром .
- Будем! Будем! – хором ответили всадники, причем генерал фон Байер кричал едва ли не громче своих юных спутников.
- Яблоки! Яблоки! В жженке! В карамели! Яблоки!
- Яблоки на снегу… – затянул, было, Томас, но все зашикали на него, засмеялись, загомонили, переговариваясь.
- Яблоко, госпожа? – Елизавета оглянулась.
Рядом с ней стоял высокий смуглый парень в овчинной безрукавке и толстом свитере. На черных кудрях лихо сидела тирольская фетровая шляпа с пером.
- Яблоко в карамели! – улыбнулся незнакомец и протянул Лизе пунцовое, облитое жженым сахаром, словно лаком, яблоко, нанизанное на тонкий деревянный шампур.
- Один пфенниг, госпожа, и счастье ваше! – темные, глубокие, словно ночь, глаза заглянули в глаза Елизаветы, и она почувствовала, что "плывет".
"Что же ты делаешь со мной? Зачем?"
- Я заплачу серебром! – засмеялась она, преодолевая слабость. – Каков товар, такова и цена!
- Серебром так серебром! – улыбнулся парень, показывая белоснежные зубы. – Ваше яблоко, светлая госпожа!
Елизавета, достала из внутреннего кармашка соболиного жакета серебряную монетку – одну из нескольких, на такой случай и припасенных, - и выщелкнула пальцами в воздух.
- Благодарствуйте! – парень, не глядя,  взял монетку из воздуха, оскалился и протянул Елизавете яблоко. – Цена заплачена, госпожа, товар ваш!
- Мой, - благосклонно кивнула Елизавета и приняла яблоко.
Оно было великолепно, насыщенного красного цвета, принесшее, казалось,  в зиму, в Рождество, ароматы и вкус осени.
- Ах! – сказала она в "расстройстве", "нечаянно" уронив яблок в снег. – Какая жалость!
- Ну, что же ты! – воскликнула обидевшаяся за подругу Тилли.
- Пустое! – отмахнулся генерал. – Можно подумать, последнее!
- Эй, ты! – крикнула Беата, подзывая торговца с лотком, на подобие тех, что носят коробейники, На лотке выложены были в ряд нанизанные на шампуры, облитые карамельным сахаром яблоки, желтые, красные, зеленые. – Беру все!
А парень все смотрел на Елизавету своим странным "долгим" взглядом, от которого начинала чесаться переносица, и сдавливало – легко, но ощутимо – виски.
"Взяла бы и зарезала наглеца!"
Но в нынешние просвещенные времена резать смердов за дерзость, было уже не принято.
"Либерализм, - подумала Елизавета в раздражении. – Что б его черти скрутили!"
- Держи! – Грета легко нагнулась с седла, в котором сидела по-мужски, подхватила с лотка яблоко и, разгибаясь, протянула его Елизавете. – На этот раз зеленое…

***
До леса добрались только в полдень. Пока лакомились яблоками в жженке, пока Беата – под дружный смех и воинственные клики – прыгала вместе с Людо и Томасом через костер, присоединившись к местным парням из деревень и фольварков, пока водили хоровод-плетенку и пели рождественские баллады на три голоса, ели жаренные на огне сосиски и пили состарившийся в глиняных чанах кирш , - в общем, пока суд да дело, солнце забралось высоко в зенит. Елизавета согрелась и заметно  раскраснелась. Да что она! Румянец выступил даже на безупречных скулах Беаты, не говоря уже о "штатских" Грете и Тильде!
Сначала они ехали по дороге, потом свернули к берегу озера, где между лесом и скованной прозрачным льдом водой петляла хорошо заметная тропа, и, наконец, въехали в лес. "Загонщики" на разномастных лошадках уверенно вели "охотников" по узкой, не более трех метров в ширину, просеке, уходившей прямо на север, к подножию горы. Впрочем, лес продолжался и там. Густо заросшая соснами гора была невысокой, напоминая скорее широкий двухголовый холм, но сразу за ней начинались куда более высокие горы, вершины которых снег покрывал, по-видимому, не только зимой.
- Ату его! Ату! – кричали "загонщики", весело лаяли увязавшиеся за кавалькадой собаки, ржали и пофыркивали лошади, в полный голос переговаривались между собой верховые. Шум и гомон стоял такой, что ни о какой настоящей охоте, речь, разумеется, не шла. Но где-то в лесу прятались "вервольфы" – городские парни, взявшие на себя эту неблагодарную роль – гоняться по заснеженному лесу, прятаться, скрадывать и путать следы.
Ездили по заваленному снегом лесу – искали следы и шли по следу – не менее часа. Съехали с просеки под густые кроны, пошли осторожным шагом по пробитой оленями тропе. А время шло, и где-то наверху, над их головами, за плотной завесой взметнувшихся ввысь сосновых крон, ветер снова нагнал снежные облака. Солнце скрылось, и под пологом древнего леса сплотились сумерки.
"Похоже на поздний вечер, но теперь едва ли больше двух, а скорее даже меньше…"
По ощущениям второй час, но и только.
"Посмотрим!" - Елизавета запустила руку под меховой жакет, просунула пальцы за ворот застегнутого на все пуговицы кафтана и, нащупав часы, висевшие на золотой цепочке на груди, потянула их наружу.
- Точно тебе говорю, час с четвертью, никак не больше! – бросила она Тильде через плечо и вдруг поняла, что разговаривает с пустотой.
Елизавета оглянулась - никого. Нахмурилась, посмотрела на зажатые в пальцах золотые часики и едва рассмотрела в плотных сумерках крохотные стрелки.
"Час и двадцать две минуты… Почти точно!"
Она прислушалась, поворачивая голову туда-сюда, но не услышала ничего знакомого: ни звуков речи, ни смеха, ни людских голосов. Получалось, что она оторвалась от других охотников, заплутала, занятая своими мыслями, и осталась одна. Как такое могло случиться? Отчего не окликнули ее ни Тильда, ни Людо? Как получилось, что Астарта пошла в лес, отставая от других лошадей? А, между тем, лес словно вымер: ни звука, ни движения. Сумрак, тишина, тревога.
"Тревога? – удивилась Елизавета. – С чего бы мне вдруг тревожиться?"
И тут она вспомнила о волках. Генерал определенно говорил, что здесь водятся волки, но Елизавета никак не могла вспомнить, охотятся ли они днем? Но, как говорится: помянешь черта, он и появится. Только подумала о серых разбойниках, а где-то слева за стволами деревьев промелькнула быстрая тень.
"Показалось?" – но Елизавета знала, не померещилось.
Самого волка она не почувствовала, но движение уловила, и в увиденном – пусть и краем глаза – не сомневалась.
"А может быть, это парни, что взялись изображать оборотней?"
Все может быть, вот только, когда это случалось, чтобы Елизавета не ощущала совсем ничего? Заметила, но не разобрала, - это нормально. Но так чтобы мертвое пятно? А между тем, тот, чье движение она уловила, словно бы и не существовал вовсе.
Шорох за спиной, ощущение движения, и лошадка ее – далматинец – тоже, наконец, уловила запах опасности. Пошла боком, вскинула голову, заржала нервно.
- Ну-ка, ну-ка! – зашептала Елизавета, поглаживая Астарту по голове. – Успокойся, девочка. Никто нам не сделает зла!
Движение справа она сразу же оценила,  как опасное, хотя и не успела даже сообразить, что происходит и в чем опасность. Елизавета действовала инстинктивно, то есть так, как ее учили. Не раздумывая, не сомневаясь, она отклонила тело влево, рискуя вылететь из седла, и действительно начиная уже сползать в сторону и вниз, и одновременно вскинула навстречу невнятному движению левую руку, на которой никогда не носила золота, с зажатым в пальцах кинжалом Людо. Механизм крепления путлища  в замке сработал, высвобождая ногу, вдетую в стремя, и Елизавета начала падать. Однако что-то случилось со временем и восприятием: падение оказалось медленным, замедленным, затяжным, словно движение и время увязли в меду или патоке. Темная масса возникла в воздухе, наплывая на Елизавету буквально ниоткуда, закрывая обзор, неумолимая, безжалостная. И единственной преградой между этим неведомым ужасом и Елизаветой стала ее тонкая рука, сжимающая древний клинок…
Удар о землю выбил из Елизаветы дух, а в следующее мгновение что-то огромное и мохнатое навалилось сверху и раздавило бы насмерть, если бы девочка не успела откатиться в сторону. Это было, как дышать: упасть, откатиться, осмотреться. Пахнуло – отвратительно и ужасно – запахом зверя, но Елизавета знала, этот волк ей уже не опасен. Узкое длинное лезвие вошло в тело волка где-то там, откуда в последний миг перед падением донеслось до Елизаветы мощное биение огромного сердца.
Она еще раз, для верности, перекатилась через плечо, заржала Астарта, и мир вернул себе обычные краски и звуки, и время пошло вперед. Елизавета приподнялась на руках и огляделась. Лошадка ее "пряталась" среди деревьев, но не убегала. А на снегу буквально в шаге от Елизаветы лежал мертвый волк. Он был огромен. Насколько Елизавета знала из курса биологии, таких волков в природе не бывает. Не вырастают они до таких размеров. Но он был, и он был мертв. Кинжал Людо поразил зверя прямо в сердце, убив на месте. Вернее, в полете.
"Ну, ничего себе, приключение!" – ужаснулась Елизавета, вставая на ноги.
"Ух, и здоров!" – оценила она истинные размеры волка.
А лес, между тем, снова наполнился множеством звуков. Заржала где-то лошадь, потом другая, и Астарта осторожно подала голос. И люди вдруг обнаружились. Загомонили, перекликаясь да аукаясь.
- Елизавета! – кричала близко за деревьями Тильда.
- Лиза! – а это, разумеется, был Людо. Ее Людо. Особенный, необыкновенный, единственный, и он шел к ней.
- Я здесь! – закричала она.
Но первым на поляну выехал генерал фон Байер.
- Ну-с, - сказал он, появляясь из-за деревьев на гнедом жеребце. – И чем же мы тут заняты?
- В Rotkäppchen  играем! – улыбнулась барону Елизавета.
- Однако! – сказал генерал, увидев волка. – Это он на самом деле такой большой, или я выпил слишком много граппы?
- Он такой, - ответила Елизавета.
- А у вас, барышня, крепкая рука, - задумчиво произнес генерал, вплотную подъехав к волку. -  И ножик интересный.  Я так понимаю, били с левой руки?
- Лиза! Ты цела?! – Тильда напрочь забыла, что не умеет ездить верхом. Растрепанная и красная от мороза и тревоги, она вылетела из-за деревьев и в два сильных скачка игреневой лошадки оказалась рядом с Елизаветой. – Ты… Я… Ого! … А он что?... Ты его как?... А он? – захлебнулась она вопросами.
- Все в порядке, - степенно ответила Елизавета и взмахом руки подозвала Астарту. Лошадь послушно подошла и встала сбоку.
- Позвольте, помочь вам подняться в седло? – Людо коротко окинул взглядом поле боя, спрыгнул в снег и подошел к Лизе.
Испугалась? – спросил его взгляд.
Да, - ответила она. – Он как напрыгнет…
Ты молодец!
Я такая!
- А большой-то какой! – воскликнула Беата.
- Я и не знал, что такие бывают… - оторопело произнес Томас.
- Ты его что?! – ужаснулась Тильда. – Так прямо взяла и зарезала?
- Это не волк, - покачала головой Грета.
- Я тоже так думаю, - кивнул генерал. – Кто-нибудь вытащите, пожалуйста, из него кинжал!
- Не возражаешь? – спросил Людо.
- С чего бы вдруг? – удивилась Елизавета.
- Ну, по-разному бывает, - непонятно выразился супруг и обернулся к зверю. – Да, это не волк, - сказал он через мгновение и, нагнувшись, выдернул кинжал.
- Ну, что ж, - констатировал генерал, пронаблюдав, как огромный волк с бурой – медвежьего оттенка – шерстью превращается в смуглолицего и черноволосого парня, - выходит, по сказанному сбылось. Поохотились-таки на вервольфа, и не сказать, чтобы неудачно…

5.
"А ведь он шел за мной! – в который уже раз подумала Елизавета. – Это не мы на него, а он на меня охотился!"
Ей не было страшно, вернее, ужас, растворенный в словах и жестах окружающих, ее, казалось, не затронул, даже не приблизился к ней в вплотную, но неприятная оскомина от инцидента осталась. Она раздражала, как и обычная оскомина, от кислого винограда, например, нервировала, вызывала невольный гнев.
- А оборотень-то за тобой охотился! – Тильда смотрела на Елизавету поверх дужек очков, и в ее изумрудно-зеленых глазах угадывался невысказанный вслух вопрос.
- Похоже на то, - как  бы меланхолично, словно бы издалека, откликнулась Елизавета. – Э… Петтер! – обратилась она к слуге, подававшему на стол. – Подайте, пожалуйста, вино.
Пожелание дерзкое, почти на грани приличия, без малого моветон. Будь за столом  "взрослые ", она бы себе такого не позволила, но ранний обед накрыли только для них. Четыре прибора на длинном мореного дуба столе выглядели сиротливо, потерянно, но на качество обеда отсутствие остальных обитателей замка никак не сказалось. Генерал и его дамы отправились с визитом к соседу, чей дом стоял на противоположном берегу озера, а молодежи подали бульон из атлантического осетра, слоеные пирожки с запеченной осетриной, свиные отбивные с картошкой и салатом… В общем, сытно, горячо и вкусно, а ведь еще и десерт предполагался с маковым штрицелем  и марципановым штолленом . А вот вина на столе не было, только вода.
Петтер просьбе не удивился, застыл перед Елизаветой, чуть склонив голову в знак внимания, спросил через пару секунд, как о чем-то само собой разумеющемся:
- Красное или белое?
- Красное, - предположила Елизавета.
- Могу рекомендовать троллингер  или баденский бургундер…
- Пусть будет троллингер, как считаешь? – ненавязчиво подсказал Людо.
"И откуда он все знает?"
- Да, - кивнула она слуге, - троллингер – это то, что нам нужно.
- Мы его будем пить? – спросила Клотильда.
- Нет, мы будем в нем купаться, - фыркнула Елизавета.
- Я к тому, что после встречи с оборотнем, я бы и от фриулийской граппы не отказалась…
- Ты ее, что, пила? – ужаснулась Елизавета, в общих чертах представлявшая, о чем идет речь.
"Это же водка, ведь так?!"
- Нет, я в ней купалась, - сварливым тоном ответила Тильда Шенк, и очки тут же сползли ей на кончик носа.
-  У дяди Рейнарта в погребе есть бочонок grappa stravecchia  из Фриули, - объяснила она после паузы, заполненной обиженным сопением вздернутого носика. – Она ароматная – из винограда сорта Prosecco, – но мой дядя патриот и пьет только картофельный шнапс. А я – в экспериментальных целях - пробую все подряд. У него там еще иберийский бренди есть, тоже вкусный…
- Ты меня удивила! – воскликнула восхищенная подвигами подруги Елизавета.
- Вообще-то, в замке тоже есть винный погреб… - ненавязчиво намекнул Томас. – Вполне можем наведаться после встречи с герцогом.
- Ох! - вспомнила Елизавета. – У нас же рандеву назначено.
И она посмотрела в окно. Там, за стеклами, было уже темно, и кружился снег, но буря, которую предчувствовало ее сердце, еще не началась. Она только собиралась…
"В полночь, наверняка, будет весело… Случайное совпадение?"
Однако в такие совпадения как-то не верилось, тем более что призраки, как будто, ближе к тайнам метеорологии, чем люди из плоти и крови.
"А сейчас уже часов семь с минутами…" – она бросила взгляд на настенные часы и с удовлетворением отметила, что не ошиблась: стрелки часов показывали одиннадцать минут восьмого.
- Вообще-то, только-только, - словно уловив ход ее мысли, заметил Людо. – Пока пообедаем, пока сходим к лекарю, вот полночь и настанет.
- Точно-точно! – воскликнула Тильда, довольная, по-видимому, сменой темы разговора.
- Ну, не знаю, - пожал плечами Дамаль. – Мне это не кажется хорошей идеей.
- Что именно? – сама Елизавета находила "идею" просто восхитительной: предвкушение предстоящих приключений кружило голову и бодрило кровь. Да, и в любом случае, ей ли бояться призраков после того, что она пережила в лесу? Встреча с волком-оборотнем, всяко-разно, приключение не для слабонервных.
- И то, и другое, - со вздохом признал Томас. – Эти привидения, это ведь не шутка. Они на самом деле, и мотивы их нам не понять, а возможности до конца не известны.
- Ты прав, - серьезно кивнул Людвиг, - но мне кажется, этот как раз тот случай, который нельзя упустить. Такие вещи раз в жизни случаются, да и не у всех к тому же. Но и случаются они, как я понимаю, неспроста. А значит, существует причина, и кроется она в судьбе одного из нас или, может быть, всех вместе. И это серьезный повод, чтобы рискнуть. Тригерид к нам ночью не случайно пришел, и предложение сделал не просто так.
- Значит, пойдем? – все-таки уточнил Томас.
- Ну, разумеется! – воскликнула Елизавета, чувствовавшая странный подъем и еще более странное, после всего-то пережитого в этот день, воодушевление. – Ведь мы же пойдем?
- Я уже высказался, - улыбнулся ее горячности Людо. – Идем.
- Мне еще надо спросить этого типа, откуда он про Галич-Мерь знает, - сказала, возвращая очки на место, Тильда. – И что он знает, - добавила она едва ли не шепотом, притом, что шепот этот получился вполне зловещим. Многообещающий шепот, одним словом.
- Ладно! – пожал плечами Томас. – Все идут, и я пойду.
- Дамы, - прервал их разговор, вошедший в столовую палату кастелян замка, - господа! Его высокопревосходительство генерал фон Байер вом унд цум Вёгл просил передать, что сегодня в замок не вернется. Он и сопровождающие его лица, ротмистр Тракаль и доктор д'Эвола, в связи с непогодой останутся в доме господина Дершау.
"И значит, мы теперь предоставлены самим себе, - отметила Елизавета. – Вот почему я попросила вина. Забавно!"

***
Ни граппа, ни коньяк Елизавете не понравились. Одним словом – невкусно. Но Томас смог разыскать бочку со швабским троллингером, запомнившимся ей с обеда, его-то она теперь и пила. Людо наполнил вином два серебряных кубка, прихваченных компанией по пути в погреб, и протянул их Елизавете и Тильде. Ну, а сами мальчики, попробовав то да это, остановились на киршвассере, но не злоупотребляли, разумеется, имея в виду приближение полуночи со всеми вытекающими из этого факта последствиями.
- А что на самом деле случилось с этим твоим предком? – Тилли сделала крошечный глоточек, и ее очки тут же соскользнули на кончик носа, позволив пламени свечей отразиться в ее глазах.
- Ну, кто же может знать наверняка, что там тогда случилось, - по-видимому, Томас залюбовался зеленым блеском глаз Тилли, но нить беседы не упустил, продолжая говорить. – Семь веков! Говорят, император послал его против Аспида, но Каген заманил герцога в ловушку около Триеста и разгромил. Так говорят, но, возможно, все было совсем не так. Вообще-то Яго Тригерид считался одним из лучших полководцев эпохи…
- Людвиг Каген не проиграл ни одного сражения, - заметила Елизавета.
- Так говорят, - согласился Томас. – Но правды не знает никто.
- Можно его спросить, - предложил Людо таким тоном, словно говорил о чем-то, само собой разумеющемся.
- Я бы не рекомендовал, - покачал головой Томас.
- Почему? – сразу же спросила Елизавета.
- Видишь ли, Лиза, - вмешалась в разговор Тилли. – Этого типа еще при жизни называли Правой Рукой Тьмы, а теперь он привидение, и длится это уже почти восемьсот лет.
- Ну, я бы не стал драматизировать, - чуть сдал назад Томас, уловивший, должно быть, тень беспокойства, возникшую в глазах Тильды. – Но что-то в этом роде я и пытался сказать. 
- Ладно! – Елизавета смочила губы вином, вдохнула его странный аромат, сделала маленький глоток.
"От вина пьянеют, не так ли?" – но благими намерениями вымощена дорога в Ад.
Так говорят, и, вероятно, неспроста. Во всяком случае, за первым глотком последовали второй и третий. Вино было вкусное, не сладкое, но пленительно многообещающее, если вы знаете, о чем идет речь.
- А кстати, - вспомнила вдруг Тильда и хихикнула. – Помните, Гретель спросила "Афину" Реомюр о принцессе Джеване и Черном Людвиге? Кто знает, что это за история?
- Ты что не знаешь? – Елизавете меньше всего хотелось усугублять "эту тему", но друзьям рот не заткнешь, и объясняться не хотелось.
- Нет! – покрутила своей чудной рыжей головкой фюрстина. – Честно-честно! А что это "до шестнадцати лет"?
- Ну, - замялся Томас и начал краснеть.
- Мне уже есть шестнадцать! -  когда Клотильда ван дер Шенк желала этого, она могла быть весьма убедительна.
"Особенно в глазах Тома фон дер Тица!" – усмехнулась мысленно Елизавета.
- Ну, если хочешь, в библиотеке замка есть экземпляр "Хроники Роз и Шипов Безымянного Монаха из Ковно". По-моему, семнадцатый век, но точно я не помню.
- Ты читал! – прозвучало как обвинение.
- Ну, да, по тем временам…
- Я завтра почитаю и сама решу, что там и как, "по тем временам" или "по этим"!
- Ладно, - Томас счел за лучшее не спорить, да и, в любом случае, что может случиться с Тилли, если она прочтет книжку для взрослых?
- А время-то позднее, - спохватилась Елизавета. – Нам далеко идти?
- Недалеко, но придется идти через двор.
- То есть на улицу выходить? – уточнил Людо.
- Да, это так, - развел руками Томас.
- У нас всего двадцать минут, -  встревожилась Елизавета. – Пока доберемся до комнат, пока переоденемся…
- Не думаю, что это смертельно, - отмахнулся Людо. – Снег идет, но ветра во дворе не будет, а мороз…
- Да, пожалуй, - согласилась Елизавета. – Одеты мы на самом деле не так уж и легко, да еще вина выпили…
- И с собой возьмем! – предложила Тильда.
- Э… - хотел было остановить их Людо, предпочитавший никогда и ни при каких обстоятельствах не терять головы, но, посмотрев на девушек, решил, по-видимому, не пережимать.
- А во что бы налить? – Елизавете, как ни странно, идея понравилась.
- А зачем наливать? – удивился Томас. – Тут и бутылки есть.
- А что-нибудь сладкое есть?
- Лиза, у нас нет времени! – запротестовал Людо.
- И искать не надо! – улыбнулся Томас. – У деда должен быть прошлогодний айсвайн  с местных виноградников.
Он метнулся куда-то в глубину погреба и вскоре вернулся с двумя пыльными бутылками.
- Девочкам айсвайн, нам – старый кирш, - объяснил он, поднимая бутылки перед собой. – Киршвассер градусов тридцать, не больше, а айсвайн – вообще как фруктовая вода, пять-шесть градусов!
- Тогда, пошли! – Людо забрал у Томаса бутылку с киршем и первым пошел к выходу.
Едва ли не бегом, они поднялись по винтовой лестнице, проследовали по длинному сводчатому коридору,  мимо рыцарских доспехов и темных квадратов картин, спустились на пол-этажа, чтобы пройти по еще одной галерее, на этот раз обставленной ужасающего вида – во всяком случае, в полумгле, - бюстами и торсами, и оказались в маленькой прихожей, обшитой темными деревянными панелями, и скорее напоминавшей кордегардию , чем фойе.
- Это не главный выход, зато и свидетелей не будет, - объяснил Томас, отпирая тяжелым ключом дверь.
На улице, то есть, разумеется, ни о какой улице речь не шла, поскольку друзья находились в замке, и соответственно, вышли они не на улицу, а в замковый двор. Так вот, там, снаружи, ветер закручивал снежные вихри, и температура воздуха, наверняка, была градусов на десять ниже нуля.
- Mein Gott! – Елизавета выдохнула это "боже мой" вместе с клубами пара, а холод стоял такой, что из глаз хлынули слезы.
- Бежим! – крикнул Томас и бросился в снежную круговерть.
"Бежим!" – Елизавета подхватила юбки и побежала за ним, радуясь, что хватило ума остаться в сапожках, а не поменять их на ни что не годные, кроме как покрасоваться, туфли.
Бежали по снегу, и снег валил на них сверху, норовя попасть за шиворот или еще куда-нибудь не туда.
"Ужас!" – но они уже почти добежали.
Пересекли двор, ворвались в короткую каменную аркаду, свернули куда-то, как показалось, прямо внутрь стены, поднялись по темной лестнице, буквально угадывая, куда ставить ноги, и оказались в залитом мраком гулком помещении.
- Зажигаем свечи! – распорядился Томас и, поставив бутылку на пол – ее днище клацнуло о камень – начал чиркать спички.
Еще пара мгновений, и загорелась первая свеча, потом вспыхнули вторая и третья. Свечи не оказалось только у Елизаветы, зато она взяла у Людо бутылку с айсвайном, а левую руку, сдвинув полу жакета, привычно положила на рукоять кинжала. После сегодняшнего приключения с оборотнем, движение это не казалось уже ни вычурным, ни мелодраматическим. Оно просто не представлялось лишним. А, между тем, Томас открывал уже тяжелую окованную железом дверь и приглашал всех, войти.
- Мы пришли! – объявил он, когда один за другим они переступили высокий порог. – Это здесь, - и Томас обвел рукой  просторное прямоугольное помещение, сложенное из битого темно-красного камня на растворе. Потолок терялся во тьме, мгла, отброшенная огоньками свечей, собралась плотными клубами по углам и вдоль стен.
– Красная башня, - пожал плечами Дамаль, по-видимому, расценив молчание спутников, как недоумение и разочарование. И он был недалек от истины: все они, и уж точно Елизавета, ожидали от Красной башни чего-то большего, чем это пустое, скучное помещение.
- Без трех минут полночь, - бросила Елизавета и прошла вперед, пытаясь рассмотреть детали, но смотреть здесь было совершенно не на что. Пусто, гулко и пыльно. И еще холодно, но хотя бы не задувал ветер и не шел снег. Что, впрочем, не сильно помогало: холод залезал под одежду, грыз кости, холодил кровь.
- Э… - сказала она, испытывая некоторую неловкость. – Сейчас мне не помешал бы глоток чего-нибудь более впечатляющего. Бренди, например.
- Держи! – протянул ей уже открытую бутылку кирша Томас.
- Я следующая! – тут же заявила Тилли. – Мне тоже холодно!
- Это не то место, - поняла вдруг Елизавета, уже поднеся бутылку к губам.
- Он сказал в Красной башне, - напомнил нахмурившийся Томас. – Может быть, выше или ниже?
- Ниже! Он сказал в казематах под башней! – Елизавета глотнула из горлышка и, передав бутылку Тильде, пошла во мглу, сплотившуюся у одной из стен. Ее вело чутье, ее странная "фантазия", позволявшая порой видеть и знать то, эго не видели и не знали другие люди.
- Здесь! – постукивание подковок ее юфтяных сапожек изменилось, был камень, стало дерево.
- Здесь должен  быть люк, - подошел к ней Томас. – Сейчас! – он нагнулся и зашарил по полу, подсвечивая себе огоньком свечи. - Вот!
Елизавета отошла на пару шагов в сторону, и Дамаль с усилием откинул крышку люка. Под ней клубилась первозданная тьма.
- Что там? – Людо присел на краю люка и опустил вниз руку со свечей.
- По-моему, зернохранилище… бывшее…
- Но нам надо еще ниже! – твердо сказала Елизавета.
- Ниже – только каземат Шиллинга, но там есть дверь с лестницей, - объяснил Томас. – Идемте!
- Поторопитесь! – добавила Елизавета, "прислушиваясь" к невнятному шуму, возникшему в ее душе. – У нас одна минута!
И все-таки, они спускались осторожно. В темноте, да на крутой скрипучей лестнице – дай бог, чтобы не сломать себе шею!  А внизу их ожидало такое же, как и уровнем выше, пустое и пыльное помещение, и всей разницы, что здесь по углам лежали сложенные пирамидками каменные и чугунные ядра.
- Где эта дверь?