Начинаю следующую главу:

Глава 26. Лес и костел

26.1.

В который раз боевка ZWV была поднята по тревоге. В одном из крупных сел банда разграбила кооперативный магазин, и сейчас милиции, пытавшейся сесть бандитам на хвост, требовались подкрепления для прочесывания близлежащего леса. Пока в центре повята уточняли маршрут, из местного отделения милиции выскочил паренек в зедвуэмовском галстуке и бегом бросился к грузовику, на котором приехала боевка.
  Только что…   с трудом переводя дыхание, выпаливал он,   позвонили с армейского поста! С шоссе! Со стороны деревни Попелярня слышна перестрелка! А наши туда ушли! Агитгруппа! У них всего две винтовки и пистолет на всех!
Дальше ничего объяснять было не надо. Роман крикнул на ходу, запрыгивая в грузовик:
  Дорогу покажешь?
Парень кивнул, и, повинуясь нетерпеливому жесту Ромки, залез в кабину. Минут пятнадцать по шоссе, потом еще столько же по тряскому проселку – и впереди показались крестьянские хатки, а над окраиной села поднимались клубы дыма. Выстрелов слышно не было. Тем не менее, Нина, как и остальные бойцы ORMO, держала свой ППШ наготове.
Грузовик помчался прямо туда, где поднимался дым. Полыхал большой сарай, откуда доносились отчаянные крики, почти заглушаемые ревом пламени. Неподалеку лежали двое убитых, а на утоптанной земле тускло отсвечивали зеленым стреляные гильзы
Подскочив к сараю, ребята обнаружили, что двери не только заперты на засов, но еще и заколочены крест-накрест двумя досками. Пока кто-то пытался сбить их прикладом винтовки, Михась вцепился в одну из досок пальцами и вырвал из двери. Затем настал черед следующей… Распахнув двери сарая, бойцы ORMO кинулись внутрь, прямо в огонь и повалившие навстречу клубы дыма. Кашляя и жмуря глаза от едкого дыма, они выволакивали наружу обгоревшие тела. Двое или трое сумели кое-как выкарабкаться сами. На них набрасывали пиджаки и куртки, чтобы погасить тлеющую одежду.
Двое ребят вынырнули из полыхающего сарая, волоча за руки молодую беременную женщину. Она была вся обожжена, одежда на ней сгорела почти полностью, но женщина была еще в сознании, и стонала сквозь прокушенные губы. Самое страшное Нина осознала мгновение спустя. Кожа на животе женщины обгорела до черноты, лопнула кровавыми трещинами, разошлась, и наружу вывалился плод.
  Закройте ей лицо! – срывая голос, заорала девушка, и сама бросилась вперед, чтобы хоть подолом платья заслонить от несчастной это страшное зрелище.
Поздно. Женщина успела увидеть и осознать случившееся. Такой нечеловеческий вой Нина не слышала ни разу в жизни…
Не успели товарищи прийти в себя после пережитого кошмара, как новая тревога. На этот раз поднимали отряды ORMO по всему Мазовецкому и Белостокскому воеводствам и бросали на помощь солдатам, отрядам милиции и Корпуса безопасности, прочесывавших Бебжанские леса. Банда захватила автобус с артистами известного танцевального ансамбля «Мазовше».
В 1948 году подобные дерзкие вылазки уже стали редкостью. Если в 1945-46 годах отряды вооруженного подполья то и дело нападали на армейские посты, отделения милиции, отдельные группы военнослужащих, устраивали засады против армейских подразделений и отрядов Корпуса безопасности, то уже к концу 1947 года ситуация значительно изменилась. Подпольных вооруженных групп стало меньше, они стали малочисленнее по составу, многие из них скатились к чисто уголовному бандитизму, а другие решались в основном на террор против гражданских служащих и активистов PPR, PPS и ZWM.
Мокотовской боевке ZWM, можно сказать, «повезло». Именно она натолкнулась в лесу на лагерь, куда пригнали захваченный автобус с артистами. Но там оказалась не привычная уже полууголовная банда, а хорошо вооруженный отряд, спаянный военной дисциплиной. Бойцов ORMO уже на подступах встретил организованный огонь немецких автоматических штурмовых винтовок и пулеметов MG. Силы были явно неравны, и зедвуэмовцы, в первые же минуты потеряв нескольких человек, откатились к проходящей неподалеку железнодорожной насыпи, заняв за ней оборону. Нина залегла рядом со всеми, кое-как перетянув простреленную правую руку и пытаясь левой кое-как вести огонь из ППШ.
В общем, дело было сделано, на грохот выстрелов неизбежно подтянутся многочисленные подразделения, прочесывающие лес неподалеку, и многократно превосходящие бандитов в количествен бойцов. Но до этого еще предстояло дожить. Бандиты прижимали добровольцев пулеметным огнем, пытаясь подобраться на гранатный бросок. И если им удастся это сделать, будет худо…
В треск автоматных и пулеметных очередей вклинился совершенно неожиданный для участников перестрелки звук – гудок паровоза. По железнодорожной ветке катил товарный состав. Повинуясь команде недолго размышлявшего Романа, зедвуэмовцы стали запрыгивать на площадки вагонов, прикрываясь составом от огня бандитов. Нина, закинув автомат на шею, тоже бросилась к поезду, прыгнула, хватаясь за поручень, и занося ногу на подножку.
Раненая правая рука не смогла выдержать не столь уж большой вес девушки. Поручень рывком выскользнул из ослабевших пальцев, нога слетела с подножки, и Нина кубарем покатилась по насыпи прямо под откос, в кювет, в зеленую болотистую жижу, украшенную порослью камыша. Мимо проскакивали вагон за вагоном, и вот уже последний вагон товарняка с сиротливо-пустой тормозной площадкой, погромыхивая на стыках рельс, с каждой секундой удалялся, пока вовсе не скрылся за поворотом. А потом и перестук колес затих вдали…
Стиснув зубы, Нина, погрузившись по шею в зеленую тину, заставила себя тихо сидеть на месте, наблюдая через просветы в камышах за обстановкой вокруг. Пальба вслед отходящему поезду уже смолкла, и бандиты, пройдясь по насыпи, и не обнаружив более противника, оттянулись в лес. Тем не менее, Нина продолжала сидеть, не шелохнувшись. Рядом с железной дорогой бандиты могли оставить наблюдательный пост, и потому покидать свое убежище, пусть оно и было чрезвычайно негостеприимным, девушка не торопилась. Лишь через час, когда в лесу легли глубокие тени от заходящего солнца, она решилась осторожно выползти из кювета, ползком добраться до кромки леса в стороне, противоположной той, куда ушли бандиты, и двинуться к шоссе, идущему параллельно железной дороге, чтобы выйти к ближайшему посту.

Продолжение главы 26:

Глава 26. Лес и костел

26.3.

В самом конце сентября позвонил отец, вызывая Нину к себе, в Быдгощ. Причина была достаточно банальная – надо было сопровождать его на очередную генеральскую охоту. Появившись в особняке командующего, девушка обратила внимание, что Якуб пребывает в некоторой растерянности – состоянии, вовсе для него не характерном.
– Папа, что случилось? – обеспокоенно спросила она.
– Да вот, – медленно вымолвил отец, – не знаю даже, плакать или смеяться. Пошли, покажу! – с этими словами он взял дочку за руку и повел в свой кабинет. В кабинете, подойдя к письменному столу, он выдвинул центральный ящик. Надо заметить, что Речницки имел обыкновение в ящике своего письменного стола держать немалый запас шоколадных конфет, которые он привозил из Москвы. И сейчас перед Ниной предстали все эти «Мишки косолапые», «Мишки на Севере», «Белочки» и прочие продукты советской кондитерской промышленности. Но в каком они были виде!
Каждая конфета была развернута, да еще и разломана пополам. Так что сейчас ящик заполнял ворох оберток и куча конфетных половинок.
– С одной стороны, тот факт, что какая-то сволочь смогла тайком проникнуть в кабинет командующего округом, возиться здесь черт знает сколько времени, а потом еще и уйти незаметно, наводит на грустные мысли, – произнес Якуб. – Охрана ни в дупу не годится! Но как представлю себе этого идиота, разворачивающего и разламывающего каждую конфету в поисках невесть чего, с риском в любую минуту быть застигнутым – хочется хохотать до слез. Дурак дураком, а ведь везучий: стоило ему попробовать вскрыть сейф, так непременно сигнализация сработала бы.
– Что же теперь, такую прорву шоколадных конфет выбрасывать? – с огорчением спросила Нина. – Когда мы еще из Москвы новых привезем!
– Зачем выбрасывать? – не согласился отец. – Отдай жолнежам из варты (warta – стража, подразделение охраны). Пусть порадуются, они же совсем еще мальчишки. Ну, а кто постарше, детишек своих может побаловать. Вряд ли им часто такие конфеты перепадают.
– Янка узнает – перепилит тебя пополам, – предупредила его дочка. – Она от жадности даже хлеб на семью не покупает, а тащит из пайка у варты.
– Что-о? – зловеще переспросил Якуб. В хозяйственные заботы жены он не вникал, и этот факт ускользнул от его внимания. – Ну, я ей покажу, как в солдатский хлеб руки запускать! Тоже мне, ясновельможна пани! Напомню, как она сама солдатской пайкой питалась!
В общем, на охоту генерал Речницки отправился не в самом лучшем настроении. Хотя, чтобы выходить на кабана с одним кинжалом, может быть, небольшая доза злости и не помешает?
На этот раз впервые пойти с Якубом Речницки на такой рискованный вид охоты и испытать свою способность встретить кабана один на один лишь с холодным оружием в руке решил генерал Бронислав Полтуржицкий. Именно ему Речницки вскоре должен был передать командование Поморским округом. Бронислав был невысокого росточка и весьма щуплого телосложения, но дружные попытки охотников отговорить его от схватки с кабаном не увенчались успехом – Полтуржицкий непременно желал самоутвердиться.
Результат оказался предсказуем. Секача охотники нашли на загляденье – здоровенного, матерого, клыкастого, с гребнем седоватой щетины по хребту. А вот генерал не сумел в последний момент правильно исполнить отработанный веками прием: отступить на шаг с пути раздраженного секача и нанести ему сбоку удар под левую лопатку, да так, чтобы кинжал не скользнул по ребрам и не застрял в них. Отскочить под носом у кабана в сторону у Бронислава получилось, а вот с ударом не вышло – кинжал угодил прямо в лопаточную кость и вывернулся из руки незадачливого охотника. Кабан вконец разъярился, подцепил генерала клыками под ремень и стал беспорядочно метаться с ним сквозь кусты и подлесок, используя генеральское тело в качестве тарана.
Никто из охотников не решался стрелять – слишком велик был риск угодить в Полтуржицкого. Якуб, не раздумывая, выхватил свой кинжал и кинулся в гущу кустов, где неистовствовал кабан. Несколько раз ему приходилось уворачиваться от мчащегося напролом секача, немилосердно обдираясь об кусты. Но Речницки все же подловил момент, и его кинжал угодил кабану точно под левую лопатку, погружаясь по самую рукоять. После нескольких конвульсивных рывков ноги у секача подломились, и он завалился набок вместе со своей жертвой.
Полтуржицкий оказался жив, хотя и пострадал немало: у него было сломано ребро с одной стороны груди и два – с другой, и вдобавок еще вывихнуто плечо. О многочисленных кровоподтеках и глубоких ссадинах, как и об изорванной в клочья одежде, нечего и говорить. Тем не менее, можно считать, что ему еще крупно повезло – стычка с разъяренным секачом могла окончиться для охотника и выпущенными кишками.
– Ну что, Якуб? – после того, как Брониславу оказали первую помощь и отправили на машине в госпиталь, начальник тыла Войска Польского генерал Евгений Цуканов подошел к поверженному секачу, не без восхищения рассматривая его. – Ты кабана завалил, значит, и туша твоя?
– Да ладно, поделимся, – великодушно отмахнулся Речницки.
– Может, прямо сейчас кусочек зажарим? – поинтересовался полковник Адольф Криштафович.
– Да ты что? – возмутился генерал Ян Роткевич, командующий Люблинским округом. – Он же жесткий, как воловьи жилы!
– Прошу простить, пане генерале, – подал голос один из польских егерей, – если мне дозволено будет дать совет… – и, видя, что никто из панов генералов его не останавливает, а Речницки даже поощрительно кивнул, продолжил:
– Мясо и в самом деле жесткое. Но поверьте моему опыту – нет ничего вкуснее колбасы из дика (дикого кабана). Добавить немного домашней свининки для сочности, сальца, чеснока, горных травок, чуточку перчика, прокрутить через мясорубку, да закоптить на буковом дыму – пальчики оближешь!
Так что пришлось значительной части кабаньей туши переселиться в особняк генерала Речницки в качестве домашней колбасы, подвешенной для хранения на специальной стойке в подвале.
По возвращении в Варшаву Нина узнала от одного из своих приятелей из числа молодых советских офицеров, служивших в Польше, Генки Чарнявского, что видеться им больше не придется. Отца Генки, инспектора артиллерии Войска Польского, генерала брони Болеслава Чарнявского, отзывали в СССР. Помимо обострившихся отношений с министром национальной обороны Михалом Жимерским («Роля»), сыграли свою роль и многочисленные сообщения о крайне нескромном поведении генерала. Оказалось, что Чарнявскому принадлежали магазины в целом ряде городов Польши, он обзавелся несколькими имениями с пахотными землями и скотом, в каждом из которых на него батрачили десятки крестьян.
Отделался Болеслав Чарнявский легким испугом – имущество было конфисковано, а сам генерал получил строгий выговор по партийной линии и был переведен начальником артиллерии в Одесский военный округ. Гораздо более серьезной была история, слухи о которой передавались шепотом в среде советского офицерства в Польше. Некий генерал из Группы Советских войск в Германии пытался протолкнуть в СССР сразу несколько вагонов с присвоенным им трофейным имуществом. На польской границе вагоны задержали, а генерал попал под суд и получил реальный срок. Нина никак не могла взять в толк: зачем боевой генерал, постоянно рисковавший жизнью на войне, сломал себе судьбу, пустил псу под хвост свою репутацию, свое доброе имя, свою карьеру, наконец, и все это – ради какого-то трофейного барахла?