В город ушли многие, но не все. Крис остался. Помогая наряжать ёлку, развешивать и раскладывать подарки, он так и не решился повесить свой заботливо склеенный и раскрашенный пакетик. Для Люси. Если… если бы ему удалось остаться одному у ёлки, он бы ещё рискнул, а при всех… И сегодня, когда вечером все соберутся в столовой и будут праздновать Рождество, Люся не найдёт его подарка. Вот тогда, представив себе, как она перебирает впустую колючие ветви, он и решил. Сегодня вечером он и сделает это. Сдохнет, а сделает. Крис лежал на кровати, одетый, поверх одеяла, только ботинки скинул. Вчера, в Сочельник, он сел так, что мог видеть Люсю. Что-то ел вместе со всеми, пил, даже говорил, но ничего не помнит, а она… она ни разу не посмотрела на него. Крис вздохнул. По оконному стеклу текут струйки. Не зима, а слякоть – так, кажется, по-русски? Да, правильно, слякоть. Все русские говорят, что зима здесь ненастоящая, гнилая, скорей бы уехать. И он согласен. Скорей бы. Здесь его ничего не держит. Чтобы не вздрагивать от прозвучавшего за спиной окрика, чтобы не бояться собственного лица и тела, чтобы по городу ходить, как по госпиталю – подняв голову и глядя в глаза встречным. А сейчас… Раненых стало меньше, больше местных, и сразу стало тяжелее. Раненые, никто, ни один, ни разу не назвал его цветным, словом на его прошлое не намекнул, не заметил, что он… а эти сволочи, беляки, сразу…Нет, думать о них – только душу травить. Скорей бы уехать. Там он пойдёт в школу для взрослых, будет работать и учиться, и после, получив, как его, а, да, аттестат, пойдёт учиться дальше, на врача. Чтобы работать рядом с Юрием Анатольевичем, доктором Юрой.
На столе нарядный пакетик. Брошка-цветочек. Ларри тогда ему подарил. Золотые руки у мужика. Как он там, в имении? Знал бы адрес, написал бы, поздравил с Рождеством. Ларри беспокоился о сыне, да, Марке. Редкое имя, никогда раньше не слышал такого. И всё Ларри повторял, что всего два дня они были вместе, что вдруг Марк забудет его. Глупо аж до смешного. Как же можно такое забыть? Если бы ему кто сказал, что вот его… отец, или мать, он бы разве забыл? Да ни в жизнь! Но он – спальник. А у спальника даже этого нет. Джо с Джимом молодцы, братьями себя назвали, и те, Слайдеры. И ещё. Те двое, что едва из «чёрного тумана» встали, ушли из госпиталя, даже имён своих не сказали. Только то, что они – братья. И ушли. Один хромал ещё, только-только ему гипс сняли, да, точно, щиколотка у него была разбита, разрыв связок, и второй его поддерживал. В обнимку ушли. А сам он не ушёл. Когда он решил остаться? Нет, что с ним такое, он понял гораздо позже. А тогда… да, он просто боялся остаться один. Как в том, накрытом бомбёжкой Паласе, где его засыпало в подвале, раненого, как он ещё кровью не истёк, не задохнулся… и там, в темноте, боясь шевельнуться, потому что сразу натыкался на острия и осколки, и вокруг шуршало и осыпалось… Сколько он там пролежал? Смену? Две? Больше! Наверняка больше, гореть же он там начал, его и нашли… по крику.
Крис облизал губы. Он и сейчас помнит, ощущает металл горлышка фляги на губах, вкус той воды. И помнит, как лежал и ждал выстрела. И, не дождавшись, закричал:
– Убейте, не мучайте! За что?!
Его корчило и выгибало в болевых судорогах, и любое прикосновение было болью, а его держали, зажимали руки, трогали раны, он боли туманилось в глазах, и он не различал лиц. Кто-то над ним сказал по-английски:
– Это спальник.
И он закричал:
– Да, да, спальник, убейте, сволочи, будьте вы прокляты!
Пытался сопротивляться, лишь бы добили. А его завернули во что-то жёсткое – плащ-палатку наверное – положили в кузов и привезли сюда. И всё потом было. И прошло, и жизнь наладилась. Если, конечно, не думать о… о Люсе. Конечно, он всё понимает. Люсе он не нужен. Что бы ни говорил доктор Ваня, но она – белая, а он – цветной, метис, раб, спальник. Перегоревший спальник никому не нужен. Он – вещь, его сделали, как любую вещь, для определённой цели. А вещь сломалась. Её можно приспособить для чего-то другого, а можно и выкинуть. Но сама по себе она уже не нужна. И место ей на свалке. В Овраге.
Крис почувствовал, как по щекам поползли слёзы, и рывком сел. Вытер ладонями лицо. Ладно. Надо дотянуть до вечера, и вечером, на праздничном ужине, когда все будут веселиться, он сделает задуманное. А дальше будь что будет. Жить без Люси он не может. И так, как сейчас – тоже. А пока… пока надо чем-то заняться, а то совсем свихнёшься.
Он ещё раз потёр лицо ладонями, обулся и подошёл к столу. Учебники, тетради, взятая в библиотеке книга, купленный в городе журнал. Да, этим он и голову забьёт, и польза будет. Крис решительно сел за стол и открыл учебник английского. Здесь у него даже хуже, чем с русским. Ну вот, страница тридцать семь, упражнение номер шесть. Крис придвинул черновую тетрадь, тщательно написал заголовок и стал сосредоточенно читать.
И напряжённое отчаяние постепенно отпускало его. А шум в коридоре так же далёк и неважен, как шум ветра за окном.
Упражнение пришлось переписывать дважды: в первый раз насажал ошибок, а во второй получилось грязно. И за русский он взялся уже совсем спокойно. И снова упражнение. Вставить пропущенные буквы и запятые…
– Мэрри Кристмас, Кир, – всунулся в дверь Дональд.
– И тебе того же, – вежливо ответил по-английски Крис, не поднимая головы.
Дональд подошёл к столу и насмешливо хмыкнул.
– Нашёл, чем в Рождество заниматься. Давай лучше в город смотаемся.
Читать по-русски, слушая английскую речь, Крис ещё не мог. Он отложил учебник, небрежно накрыв им подарочный пакетик, и снизу вверх посмотрел на Дональда.
– Думаешь, в городе веселее?
Дональд пожал плечами.
– Ну… ну всё-таки… Рождество же, а ты сидишь… как в камере.
Крис усмехнулся.
– Дурак или притворяешься? Если тебе заняться нечем…
Дональд ногой подвинул к себе стул и сел.
– Говорят, уже летом госпиталь свернут.
– Ну…
– Ну, так место себе искать надо.
– Я нашёл, – улыбнулся Крис.
– А я нет, – вздохнул Дональд. – И уезжать страшно, и оставаться… не с чем. Не нужны мы никому, Кир. Ни здесь, ни там.
– Я сам себе нужен, – нехотя ответил Крис.
Ответил просто так, лишь бы последнее слово не оказалось за Дональдом. Дональд уважительно посмотрел на него.
– Разве что так. Это ты здоров, конечно. Так… так в город не пойдёшь?
Крис мотнул головой.
– Позанимаюсь лучше.
Дональд задумчиво кивнул.
– Что ж… – и усмехнулся. – Каждый с ума по-своему сходит.
– Вали отсюда, – предложил Крис достаточно беззлобно, но твёрдо.
И Дональд ушёл.
Когда за ним закрылась дверь, Крис снова взял учебник. Но глаза бездумно скользили по строчкам… Никому не нужны… никому не нужны… никому… да плевать ему на всех, он Люсе не нужен. И вот с этим ему ничего не поделать…
В комнате стемнело, и Крис встал включить свет и задёрнуть занавески. Неужели уже вечер? Скоро начнут готовиться. Да, вон уже по-другому зашумели.
– Кир, – без стука заглянул Эд. – В душ пойдёшь? Помнёмся заодно.
– Бодрящим?
– Ну да.
– Иду, – Крис подошёл к столу и стал собирать учебники.
Вот и всё. Совсем незаметно день прошёл. И наступает вечер. Праздничный рождественский вечер, когда все будут в столовой, кроме дежурных в палатах, и он сделает то, что решил сделать. А там – будь что будет.
Из города возвращались уходившие погулять, выбирались из постелей отсыпавшиеся по старой привычке и дежурившие прошлой ночью, коридор заполнялся гулом голосов и смехом.
Крис быстро собрал банный мешок, вышел и запер дверь. Да, сейчас в душе будет не протолкнуться. Все повалили. Ну ничего. Как их Тётя Паша учила? В тесноте, да не в обиде…
Аналогичный мир - 3
Сообщений 141 страница 150 из 880
Поделиться14111-01-2014 06:09:30
Поделиться14212-01-2014 06:14:55
До Рождества снег, конечно, не долежал. А Санта-Клаус ездит в санях на оленях. Даже картинку такую в городе купили и на кухне повесили.
– Пап, – Марк горестно смотрел в залитое дождевой водой окно, – как же Санта-Клаус до нас доберётся? Развезло же всё.
– Санта-Клаус везде проедет, – улыбнулся Ларри. У него не простые сани.
Марк с надеждой смотрел на отца.
– Пап, а не пора идти?
– Сейчас я закончу, и пойдём.
Марк вздохнул. Дядя Стеф тоже говорил, что Санта-Клаус приедет, что ему дождь не помеха, а Роб говорит, что без снега на санях не ездят. А… а вот кто знает! Марк спрыгнул с кровати, на которой сидел, ожидая, пока отец закончит шитьё, и стал одеваться.
– Пап, я… я быстро, ладно?
Ларри кивнул, и Марк выбежал из их выгородки.
Уже смеркалось, и Марк изо всех сил побежал к конюшне. Он так боялся опоздать, не застать, ведь лошади рано засыпают, что не смотрел ни под ноги, ни по сторонам, ни даже куда бежит. И с разбегу врезался в выходившего из конюшни Фредди. От неожиданности Фредди покачнулся, чуть не уронив шляпу.
– Марк?!
Поняв, что же он натворил, Марк застыл в полном отчаянии.
– В чём дело? – следом за Фредди из конюшни вышел Джонатан. – Что случилось, Марк?
– Я… я… прошу прощения, сэр… я не хотел, масса… – задыхаясь, лепетал Марк.
– Так, – кивнул Фредди. – Это понятно. Так что случилось?
– Я… только спросить, масса, – наконец справился с прыгающими губами Марк.
– Так спрашивай, – улыбнулся Джонатан.
– А… а грузовик у Санта-Клауса есть? – замирающим голосом спросил Марк и быстро добавил: – Прошу прощения за дерзость, сэр.
Джонатан и Фредди переглянулись, и Фредди пожал плечами.
– А зачем ему грузовик, Марк?
– Ну, ведь без снега он в санях не приедет. Сэр, ведь нет снега, как же он приедет? И ещё подарки привезёт?
Фредди медленно глубоко вдохнул и выдохнул, удерживая смех. Джонатан как раз закуривает, заслонив лицо сложенными ладонями, а Марк смотрит на них с такой надеждой…
– Есть у него грузовик, Марк, – очень серьёзно ответил Фредди. – Не беспокойся, приедет.
– Ага, – радостно улыбнулся Марк и попятился. – Спасибочки, масса, благодарю вас, сэр, прошу прощения, что обеспокоил, спасибочки, – сыпал он усвоенными с питомника и услышанными от отца благодарностями.
Когда он стремглав умчался к бараку, Джонатан перестал зажимать себе рот и захохотал.
– Ну, голова! – смеялся и Фредди. – Ну, сообразил!
Джонатан продышался и кивнул.
– Если б ты сказал, что грузовика у Санта-Клауса нет…
– Он бы попросил меня его привезти, – закончил за него Фредди и очень серьёзно, даже с обидой добавил: – Охота мне сейчас за баранку садиться! Обойдётся старик своим транспортом, – и, не выдержав тона, заржал.
Марк влетел в барак и побежал к Робу. Перед торжественным обедом все разошлись по выгородкам привести себя в порядок и чтоб не мешать Мамми в хлопотах по кухне. Вообще-то все взрослые поодиночке сбегали на кухню, но на чуть-чуть, зайдут и выйдут, а Мамми как выгнала всех с ленча, так и не выходит.
Марк рванул дощатую дверь и закричал с порога.
– Роб! У него грузовик!
– У кого?! – сразу выбежал к нему в одной рубашке Роб.
– У Санта-Клауса, вот! Он и без снега приедет!
Роб радостно взвизгнул, но тут из их выгородки вышел Роланд и сгрёб Роба в охапку.
– Ты чего без штанов бегаешь?! А ну, марш на кровать!
Выглянул на шум и Ларри.
– Марк, в чём дело? Иди домой.
– Пап…! – обернулся к нему Марк.
– Иди домой, Марк, – повторил Ларри.
А когда Марк вошёл и стал снимать курточку, укоризненно покачал головой.
– Зачем ты так шумишь, Марк? И что это за история с грузовиком?
– Папа, у него есть грузовик, он приедет!
– Кто, Марк?
– Санта-Клаус! Масса Фредди сказали, что есть.
– Сэр Фредди сказал, – поправил его Ларри и удивлённо посмотрел на сына. – Так ты ходил к сэру Фредди?
– Да, – Марк наконец справился с сапожками и поставил их к стене. – Пап, я потом их оботру.
– Нет. Когда засохнет, это будет сложнее.
Марк кивнул и взял тряпку. Ларри помог ему обтереть сапожки и не запачкаться. Потом Марк сел опять на свою кровать и стал рассказывать, как он ходил к сэру Фредди и тот ему сказал, что у Санта-Клауса есть грузовик, и потому он обязательно приедет.
– Ты говорил вежливо? – строгим голосом, но улыбаясь, спросил Ларри.
– Ага, – кивнул Марк и тут же сам поправился. – Да, я всё сказал и поблагодарил.
– Тогда хорошо. А теперь, – Ларри улыбнулся. – Теперь давай переодеваться.
– И ботинки?! – выдохнул Марк.
– И ботинки, – кивнул Ларри. – Кто же за рождественским столом в сапогах сидит?
Марк торопливо потянул с себя чистую, но всё же обычную тёмную рабскую рубашку. Ларри помог ему переодеться. Белая рубашка на пуговках, на груди карманы с клапанами, брюки, настоящие, с застёжкой как у джинсов, с отглаженными в стрелку штанинами, длинные носки, блестящие ботинки на шнурках…
Уже одетый Марк стоял у двери, чтобы не мешать переодеваться отцу, а сесть он не решался, чтобы не помять ненароком новенькую рубашку. И под его восхищённым взглядом Ларри надел такую же ослепительно белую рубашку, брюки, носки, чёрные блестящие ботинки. Ларри тщательно оправил манжеты и воротник рубашки, улыбнулся сыну.
– Ну, пошли, Марк. Пора.
Марк открыл дверь, и они вышли в коридор почти одновременно с остальными. Без обычной толкотни и шума чинно прошли в отмытую до блеска, ярко освещённую, заполненную небывалыми запахами кухню.
Стол был сдвинут с обычного места, потому что у стены стояла большая – с Сэмми ростом – ёлка. Ёлка сверкала и переливалась, она была в игрушках, шарах и звёздах, пакетиках и кульках, а под ней лежали пакеты, коробки и коробочки. А на столе стояли тарелки! И чашки! Никаких мисок и кружек, всё как у белых. И люди все такие нарядные. Роланд, Сэмми и все мальчики в джинсах и ярких ковбойках, Стеф, как и Ларри, в белой рубашке и хороших брюках, и даже… даже галстук на шее! Молли в ярко-розовом с оборочками платье, а у Дилли платье зелёное в красную клетку и платок на голове такой же, и завязан по-особому, как у городских, это её Мамми научила, а у Мамми платье и платок синие-синие, яркие, а поверх платья белый фартук и тоже с оборочкой. И все без сапог, в ботинках и туфлях, и…
– Ну, весёлого Рождества всем! – дрогнувшим голосом сказал Стеф.
– А… а Санта-Клаус уже приехал? – растерянно спросил Том.
– А сейчас он где? – сразу поддержал его Джерри.
– Дальше поехал, – улыбнулся Стеф. – Ему всю страну объехать надо.
Малыши понимающе закивали. Ещё несколько секунд благоговейного созерцания, и Стеф сказал:
– Ну, посмотрим, что Санта-Клаус привёз.
Мамми грозным взглядом остановила рванувшихся вперёд Тома и Джерри.
Все пакеты и коробки завязаны красивыми лентами, скреплёнными бумажными сердечками с красиво написанными именами. Стеф и Ларри громко читали имена и пожелания весёлого Рождества и раздавали подарки. Смех, аханья, взвизги…
Стеф сразу заколол галстук полученной в подарок заколкой с выгравированной монограммой и, улыбаясь, кивнул Ларри.
– Спасибо.
– Весёлого Рождества, – улыбнулся в ответ Ларри.
Молли воткнула в волосы нарядный с блестящими камушками заколку-гребень. Стеф помог Ларри завязать на шее нарядный, переливающийся красным галстук. И Марк получил в подарок, правда, не галстук, бело-красный шнурок с кистями, и ему тоже тут же повязали как галстук. Очень нарядно! Билли и Роб тоже получили шнурки, а Том и Джерри – ярко-красные шейные платки, настоящие ковбойские, и азбуки – большие нарядные книжки с картинками. Дилли накинула на плечи большую ярко-жёлтую шаль в красных и зелёных птицах и с бахромой, а Сэмми, сосредоточенно сопя, тут же вдевал в джинсы новенький пахнущий кожей пояс. А ещё куски дорогого мыла, у Мамми как… как роза, вот! И стопки носовых платков, клетчатых для мужчин и с цветочками для женщин. И красивые рождественские картинки, чтобы повесить в выгородке на стену. А у Мамми тоже платок на плечи, только красный с цветами. А у Молли браслет-змейка с красными глазками. И у Роланда новый пояс, а у Ларри блокнот с ручкой, и у Стефа такой, и Мамми… книга? Ну да, поваренная, ух, и поедим теперь…!
Слова о еде заставили от оторваться от ёлки и повернуться к столу. Книги и шали, ну, и остальное, с чем за стол не сядешь, убрали опять под ёлку и расселись по местам. Мамми важно, давая всем прочувствовать значимость события, разложила по тарелкам… салат! Самый настоящий, как у господ было. А Стеф… Стеф достал бутылку и разлил по чашкам что-то пузырящееся и вскипающее пеной. Всем взрослым. А мальчишкам из другой бутылки, но тоже пенное.
– Шампанское? – удивлённо спросил, беря свою чашку, Ларри.
– Да, – кивнул Стеф и объяснил всем: – Это праздничное вино. Сегодня большой праздник. А детям лимонад. Ну, с Рождеством всех, весёлого Рождества всем.
Подражая Стефу, все взяли свои чашки и выпили, многие поперхнулись с непривычки. Съели салат. И Мамми положила всем… по куску мяса, жирного, жаренного, и не с кашей, а с жаренной нарезанной ломтиками картошкой. Ели, как всегда, сосредоточенно, а из-за боязни посадить пятно на новенькую рубашку или платье – жир-то отстирывать замаешься – и медленно. Да и куда спешить? Праздник же. Доели мясо и… рыба?! Мамми гордо показала всем большую рыбину на сковородке, и Стеф помог ей разложить специальной лопаткой уже готовые куски по тарелкам. Рыбу почти все ели впервые в жизни, а после рыбы… Мамми поставила на стол блюдо с зажаренным гусем, и восторженный многоголосый вопль потряс стены. Тут уж поневоле пошли в ход руки…
…Фредди, полулёжа в кресле перед камином, задумчиво покачивал в руке стакан с коктейлем.
– Джонни, ты когда в последний раз праздновал Рождество?
– Мм… до Аризоны, это точно.
– Ясно, – кивнул Фредди и прислушался. – Петь начали.
Джонатан кивнул.
– Слышу. Ну, там Стеф.
– Потому и поют, – хмыкнул Фредди.
В комнате еле заметно пахло хвоей. Ёлочку они поставил на каминную полку, и тёплый воздух снизу покачивал ветви, заставляя вращаться лёгкие блестящие шарики.
– А неплохо готовит Мамми, – разнеженно сказал Джонатан.
– Угу, – согласился Фредди. – Карпа там не осталось?
– После тебя что-то остаётся? – удивился Джонатан.
– Это да, – согласился Фредди и рассмеялся.
Рассмеялся и Джонатан. Зимний ветер за окном, далёкое нестройное пение, в котором с трудом, но различимы знакомые, памятные с детства рождественские мелодии, запахи хвои и смолистого дыма в камине…
– Двадцать седьмого в Колумбию? – лениво спрашивает Фредди.
– Да, – так же лениво отвечает Джонатан. – С утра пройдёмся по точкам, и с вечера в «Порт-о-Пренсе».
– Не круто для начал?
Джонатан покачал головой. И, помолчав, сказал:
– Жить будем в «Атлантике», и до Нового года надо присмотреть квартиру. Нам уже можно.
– Д-да, – качнул стаканом Фредди и продолжил уже уверенно: – Резонно, Джонни. И легковушку с офисом, так?
– Так.
– Тогда «Порт-о-Пренс» в самый раз будет, – кивнул Фредди, залпом допил свой коктейль и встал. – Давай на боковую, лендлорд. А то дойку проспишь.
– Раскомандовался, ковбой, – пробурчал Джонатан, вставая.
Поделиться14313-01-2014 06:11:33
В самый разгар праздничного ужина Крис незаметно выскользнул из-за стола. Вроде никто внимания на него не обратил. Не одеваясь, он вышел во двор, где его сразу обдало ледяным и по-зимнему резким ветром. Но разгорячённый вином, необыкновенно вкусной едой и собственной смелостью, он этого даже не заметил.
Бегом вдоль корпуса, первый угол, второй, теперь он с тыльной стороны, ряды тёмных окон – все в столовой – крыло парней, так, пошли окна «врачебного» крыла, второй этаж, пятое от угла… Ошибиться он не мог. Столько раз он, прячась за деревьями, выглядывал её, уходя только после того, как её окно гасло.
Крис подошёл к ближнему от окна дереву, подпрыгнув, ухватился за толстый сук и полез наверх, стараясь особо не шуметь. Но с дерева дотянуться до её ока оказалось невозможно. Он попробовал ещё раз и чуть не упал. Придётся… придётся по водосточной трубе и по карнизу. Опасно, конечно, но другого варианта нет.
Он быстро спустился на землю и побежал на угол, к водосточной трубе. Ну, если труба сорвётся, то шума, точно, много будет.
Но труба выдержала его вес. Крис добрался до второго этажа и встал на тянущийся под окнами узкий карниз, распластался по стене. Первое окно… ему нужно пятое… пальцы впиваются в стену… чёрт, какая же она гладкая… левую ногу вбок… дотянуться до следующего окна… есть! ... теперь левую руку… есть… правую руку… правую ногу… есть второе окно! После гладкой стены и пустоты под ногой оконный карниз был восхитительно устойчивым. Крис перевёл дыхание и пошёл дальше. Третье окно… Рубашка липнет к мокрому от пота телу, но он не замечает этого, как и холодного ветра… Четвёртое окно… Он отдыхает, упираясь лбом в оконное стекло… не сбиться бы со счёта, а то ещё влезет в чужую комнату… ну… ну вот и пятое окно.
Крис перевёл дыхание и осторожно толкнул форточку. К счастью, она была не заперта, а только прикрыта. Крис держался теперь за раму и чувствовал себя увереннее. Держась одной рукой, он другой достал из кармана брюк заветный пакетик и… бросить на кровать? Нет, в темноте он не попадёт, да и не знает, где её кровать, они втроём в одной комнате. Он разжал пальцы и услышал стук упавшего пакетика. Ну, даже если не на подоконник, а на пол упало, то… то будем надеяться, что найдут. Ну, всё… он попытался прикрыть форточку… нет, не получается… ну, ладно, хоть чуть-чуть, чтобы не выстудить комнату… теперь… теперь…
И тут он не так понял, как почувствовал, что обратный путь до трубы у него не получится… нет, ему не пройти… сорвётся… так что? Прыгать. Пока не застукали, прыгать. Крис с силой оттолкнулся от окна и спрыгнул вниз, по-кошачьи извернувшись в воздухе, чтобы упасть не спиной, а на руки и на ноги. Дожди были, и земля внизу, не асфальт, так что не расшибётся.
Упав, он тут же вскочил на ноги, быстро обшарил взглядом тёмные окна. Нет, не заметили. Теперь бегом обратно, пока не хватились. Да и холодно. Крис вдруг ощутил, что замёрз и дрожит, да, от холода дрожь бьёт. И опрометью бросился обратно.
А вбежав в нижний холл, увидел себя в зеркало и ахнул: грязен он… в таком виде на праздник не сунешься. Прыгая через три ступеньки, он взлетел на второй этаж и бросился в свою комнату. И только успел содрать с себя грязные рубашку и брюки и взять мыло, чтоб умыться по-быстрому, как в дверь стукнули.
– Кир, ты здесь?
– Чего тебе? – узнал Крис голос Андрея.
Андрей открыл дверь и вошёл. И удивлённо заморгал, увидев Криса голым, в одних трусах.
– Ты чего, Кир? Там же весело так, ты чего ушёл?
– Не твоя печаль! – рявкнул Крис, выталкивая Андрея обратно в коридор. – Брысь, малявка, не мешай! – и побежал в уборную.
Андрей оторопело посмотрел ему вслед, пожал плечами и заметил отпечаток ладони Криса на своей белой рубашке. Лицо его сразу стало обиженным, он попытался стряхнуть грязь, но только размазал её. Ах ты… незадача какая. Андрей круто повернулся и пошёл к себе сменить рубашку. Хорошо – есть запасная. Не белая, правда, клетчатая, но светлая, песочная с серым. Где это Крис так вывозился? Вообще-то интересно, но… ладно, не сейчас.
Когда Крис бежал обратно, в коридоре было уже пусто. Он торопливо натянул джинсы и зелёно-жёлтую ковбойку, обтёр мокрой тряпкой ботинки и обулся. Ну вот, остальное он потом, теперь вниз, пока остальные не заметили. Зря он, конечно, Андрея так шуганул, надо будет теперь подладиться, чтобы малец сильно языком не трепал, звон совсем ни к чему.
В столовой как раз шёл разбор подарков с ёлки. Было шумно и очень весело. Крис с ходу замешался в толпу у ёлки, к тому же его уже выкликали. Получив кулёк с надписью: «Кириллу Пашкову», Крис отошёл к своему месту, где недоеденная им курица уже подёрнулась слоем белого жира, положил рядом с тарелкой пакетик и… и стал есть. Как это никто его тарелку не очистил, пока он бегал? Да и чего-то сразу так есть захотелось.
– Тебя где носило? – сел рядом Сол.
– Переодеваться ходил, – нашёлся Крис и, чтобы уже не было никаких вопросов, пояснил: – Рубашку соусом залил. И брюки.
– Ага, – понимающе кивнул Сол и утешил: – Отстираешь, соус не жирный. И тока не будет, не старые времена.
– Это точно, – улыбнулся Крис, очень довольный тем, какую удобную отговорку придумал.
Помимо одинаковых пакетиков для всех – как объяснили парням «от профсоюза» - были, ещё, тоже именные кому-то от кого-то или просто кому-то неизвестно от кого. Хотя эти немудрёные загадки тут же сообща с шумом, смехом и подначками разгадывались.
Крис смеялся, шутил и галдел со всеми. Он сделал, что хотел, а теперь… теперь будь что будет.
* * *
1997; 13.01.2014
Поделиться14414-01-2014 06:18:48
ТЕТРАДЬ СЕМИДЕСЯТАЯ
* * *
Один за другим шли праздничные, необыкновенные, сумасшедшие дни. Двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое… Мягкий, щекочущий щёки снег, неожиданно приятный мороз, редко проглядывающее и от того ещё более приятное солнце. И каждый день что-то неожиданное, новое…
Сразу после завтрака решили сходить поздравить бабу Фиму. Собрали нарядный пакетик гостинцев, Женя накинула на плечи свою золотую шаль, Алису всунули в ботики и пальтишко поверх нового платьица. И пошли.
Коридор был уже наполнен снующими из квартиры в квартиру людьми, двери жилых квартир то и дело хлопали и даже будто вовсе не закрывались. Носилась празднично разодетая ребятня. Алиса шла, держа Эркина и Женю за руки и поздравляя всех встречных с Рождеством сразу на двух языках.
Крохотная – кухня и жилая комната – квартирка бабы Фимы была такой зелёной от множества цветов, что Эркин даже не сразу выглядел маленькую ёлочку и не на крестовине, а, как и остальные цветы, в горшке. Неужели… живая?
– Живая, живая, красавица моя, – перехватила баба Фима его взгляд. – Второе Рождество вместе встречаем. Ну, спасибо, милые мои, уважили старуху. Вот и чайку из самовара сейчас попьём.
Чай из самовара был необыкновенно вкусным, и Эркин укрепился в мнении, что им самовар нужен и после праздников стоит если не купить, то хотя бы присмотреться. Пока пили чай, к бабе Фиме заглянули из соседних квартир ещё две старушки. Одна – маленькая, как баба Фима, но сухонькая, а другая – большая, осанистая. Баба Лиза и баба Шура. Посидели немного все вместе. Алиса спела про рождественские колокола, сама пела, Эркин чуть-чуть подтягивал, чтобы не сбивалась, а так как бабушки не знали английского, то пересказала – с маминой помощью – на русский. Бабушки умилились и восхитились. И заговорили о церкви, о церковном пении, какой там хор, ну, прямо ангельский. И церковь хорошая, тесно было, правда, но уж в светлый-то день грех не пойти. А уж пели-то, пели как…
И при первой удобной паузе Женя встала, а за ней сразу и Эркин с Алисой. Ещё раз поздравили друг друга и попрощались.
– Мам, – спросила Алиса, когда они шли уже по своему коридору, – а мы в церковь пойдём?
– А тебе хочется? – ответила Женя вопросом.
– Ну-у-у, – неопределённо протянула Алиса и покосилась на Эркина.
Его лицо не выразило ни малейшего желания такого похода, и Алиса решила, что идти туда не стоит.
– Не-а, не хочу.
– Ну, – пожала плечами Женя, – тогда и говорить не очем.
Эркин согласно кивнул. В самом деле, это ж не Джексонвилль, а если здешний поп и припрётся к ним, так ничего сделать им не сможет. Не прежние времена.
На Центральной площади – все её так называли, хотя на всех указателях и табличках было написано, что это площадь Победы – стояла высоченная ёлка с большими игрушками и лампочками вместо свечей. И там в полдень представление для детей, а вечером, когда стемнеет, представление и танцы для взрослых.
Они решили пойти на детское. И уже возле магазинчика Мани и Нюры нагнали Тима, тоже со всей семьёй. И ещё шли от их дома. С детьми. И всё туда же.
Эркин удовлетворённо отметил, что Женя и Алиса одеты не хуже других, и сам он – вполне на уровне. И перехватил такой же удовлетворённый взгляд Тима. И улыбнулся. Тим понимающе кивнул.
Так все вместе и пришли на площадь. Там, где-то в толпе, играла гармошка и было столько взрослых и детей, что Алиса крепко ухватилась за руки Эркина и Жени. Но Дим вырвался у Тима, схватил Катю за руку и ввинтился в толпу, волоча сестру за собой и звонко крикнув:
– Алиска! За мной!
– А ты не командовай! – завопила Алиса.
И, бросив Эркина с Женей, помчалась вдогонку.
– Ох, и боевой же парень, – сказал кто-то рядом с Тимом.
– Тихим будешь – так забьют, – возразил мужчина в ватной рабочей куртке с закутанным в платки до шарообразного состояния малышом на руках.
– Забьют, не забьют… – тут же возразили.
– А кто смел, тот и два съел…
Но Тим уже лез к ёлке, и Зина едва поспевала за ним, держась за его полушубок. Рядом туда же, но не отодвигая людей, а протискиваясь между ними, пробивался Эркин, заботливо проталкивая Женю.
Когда они продрались к ёлке, там уже крутился детский хоровод, которым командовал седобородый старик в синем длинном… халате, что ли? Вообще-то он походил на Санта-Клауса, но женщина рядом с ним в бело-голубых шубке и шапочке и с длинными светло-жёлтыми косами, это кто? На гармошке играл парень в клоунском костюме. Алиса, Дим и Катя упоённо прыгали в общем кругу, и Эркин с Тимом одновременно перевели дыхание.
Теперь они вчетвером стояли рядом и с неменьшим интересом смотрели представление.
Поделиться14515-01-2014 06:04:38
Эркина сзади хлопнули по плечу. Он резко обернулся и увидел Кольку-Моряка.
– Привет, с Рождеством вас!
– Привет, – улыбнулся Эркин. – И тебя с Рождеством.
– Свою привёл?
– Ну да, вон прыгает.
– Ага, вижу.
– А ты чего?
Колька ухмыльнулся.
– Вон, видишь, колобок катается. В моём ремне.
– Ага, – кивнул Эркин, найдя взглядом маленькую и действительно круглую фигурку, перетянутую ремнём с якорем на пряжке.
– Братишка мой, – самодовольно сказал Колька. – Во, какой пацан!
Колька улыбнулся Жене и за локоть потянул Эркина к себе.
– На два слова.
– Ага, – Эркин отошёл за Колькой. – Чего случилось?
– Слушай, мы завтра стенку заводим. Придёшь?
– А чего ж нет? – кивнул Эркин.
Что такое «стенка» он уже представлял и не видел причин для отказа.
– Тогда к полдню на пруду.
– А он где?
– За Старым городом. Найдёшь.
Эркин кивнул.
– Идёт.
– И вот что, – Колька хитро подмигнул. – Все всё знают, но не звони. Усёк?
Эркин улыбнулся.
– Ежу понятно. К полдню буду.
Когда он вернулся к Жене, она, словно не заметив, что он отходил, самозабвенно смеялась над двумя клоунами. Хоровод уже распался, и Алиса с Димом и Катей были тут же. Тим быстро искоса посмотрел на Эркина, но ничего не сказал.
После представления они ещё немного погуляли по площади все вместе. Посмотрели, чем торгуют в палаточках и с лотков, выпили по стакану горячего, пахнущего мёдом и пряностями, напитка – он назывался сбитнем, и, к удивлению Тима и Эркина, Зина с Женей тоже впервые его попробовали. Купили шарики со снежинками – Кате зелёный, Диму красный, а Алисе синий. Шары, чтоб не потерялись и не улетели, привязывались за конец нитки к пуговице на пальто. Больше ничего покупать не стали, хотя глаза так и разбегались, но нельзя же все деньги в один день потратить, и всю площадь за раз тоже не закупишь.
К себе, в «Беженский корабль» возвращались удовлетворённые и немного усталые. Впереди, держась за руки, шли Дим, Алиса и Катя, Дим посередине, крепко держа девчонок. Зина и Женя следом, вполголоса обсуждая какие-то кухонные проблемы, и Тим с Эркином невольно на шаг отстали от них.
– Ты про стенку слышал? – тихо спросил Тим.
Эркин кивнул и улыбнулся.
– Позвали, что ли?
– Пойду завтра, – не очень уверенно ответил Тим и неохотно пояснил: – Сорваться боюсь.
– Я тоже перед олимпиадой трухал, – как и Тим, Эркин перешёл на английский. – А оказалось… Когда без злобы и голова ясная, руку удержишь. Не проблема.
– Ну… Может и так, – задумчиво сказал Тим. – На тренировках же редко когда увечили, если только… – и оборвал себя.
Но Эркин понял и про себя закончил фразу: «Если только хозяин велел». Но Тиму его понятливость не понравилась, и он, уже насмешливо, спросил:
– Не сдрейфишь беляку двинуть?
– А я против тебя встану, – сразу ответил Эркин.
Тим изумлённо посмотрел на него и тут же кивнул.
– Точно, тогда без проблем.
Они прибавили шагу, нагоняя своих. Тем более, что малыши затеяли возню, толкая друг друга в сугробы, и их пришлось разобрать по взрослым. Всю заснеженную Катю Тим отряхнул и взял на руки. Алиса немедленно и очень выразительно посмотрела на Эркина и была тут же вознесена к нему на плечо. Дим презрительно, явно кому-то подражая, хмыкнул:
– Девчонки-неженки.
И завёл светскую беседу с Женей о том, кто, по её мнению, главнее: Дед Мороз или Санта-Клаус. Женя с удовольствием хохотала, слушая его рассуждения, что Санта-Клаус приходит на Рождество, а Дед Мороз на Новый Год, но, в общем-то, старики живут дружно и специально так поделили, чтоб не толкаться зараз у одной двери. Когда Дим убежал вперёд, Женя сказала:
– Умненький какой мальчик.
Зина гордо улыбнулась и ответила:
– Да уж. Мне бы в жизни до такого не додуматься. Выдумщик он у нас, – и оглянулась. – Правда, отец?
– Это да, – улыбчиво хмыкнул Тим.
Вокруг, то обгоняя их, то навстречу шли люди, знакомые и незнакомые, и все поздравляли друг друга с Рождеством, желали здоровья и счастья.
А уже совсем возле дома они повстречали ряженых и немного постояли, посмотрели и посмеялись, и уже окончательно пошли домой, сердечно распрощавшись на лестнице у дверей в коридор второго этажа.
Поделиться14616-01-2014 06:14:27
А когда вошли в квартиру, вдруг увидели, что день-то уже кончается.
Пока Женя раздевала и переодевала Алису, Эркин поставил разогреваться обед. Ужин был вчера, конечно, необыкновенный, и завтрак тоже. Так что обед может быть и простеньким.
Раскрасневшаяся от мороза Алиса сначала болтала без умолку, а потом чуть не заснула прямо за столом, и Женя увела её спать. Эркин знал, что ему надо встать убрать со стола, но не мог заставить себя подняться. Приятно горело лицо, истома во всём теле. Он сидел, положив руки на стол и глядя на синеющее окно, на фиалку на подоконнике. Синий сумрак в кухне… Это не усталость, совсем другое это…
Неслышно сзади подошла Женя, положила руки ему на плечи, и он, медленно поворачивая голову, поцеловал эти руки.
– Устал, милый?
– Нет… – так же медленно ответил Эркин. – Не знаю.
По-прежнему стоя за ним, Женя обняла его, скрестив руки на его груди. Эркин обеими руками прижал её ладони к себе…
– Ох, – вздрогнул Эркин. – Убрать же надо. Я сейчас….
– А гори оно синим огнём, – беззаботно отмахнулась Женя. – Успеем.
– Мгм, – не стал спорить Эркин и легко встал, так ловко повернувшись, что Женя оказалась в его объятиях.
Женя тихо засмеялась, обнимая его за плечи. Эркин подхватил её на руки и понёс в спальню.
В спальне он поставил её на кровать – Женя по дороге совсем по-детски болтала ногами и, конечно, потеряла тапочки. И из шлёпанцев он шагнул к ней на кровать. Женя, всё ещё смеясь, стала расстёгивать на нём рубашку. Эркин подставлял себя её рукам и сам, мягко водя ладонями по её телу, расстёгивая, развязывая, сдвигая и распахивая, помогал ей, когда она не сразу справлялась, скажем, с его пряжкой. Кровать пружинила под ними, раскачивала их, а Женя всё смеялась, и голова у него кружилась от этого смеха, от чего же ещё, как не от этого? Ногой Эркин незаметно столкнул на пол сброшенную одежду.
Они не задёрнули штор, но и не зажгли света, и в синем сумраке белые хризантемы на окне казались голубыми, а тело Жени… нет, он не знает, как это называется ни по-русски, ни по-английски. Нагнувшись, Эркин поцеловал её в ложбинку между грудями. Руки Жени на его плечах. Она гладила его, целовала, вздрагивала и потягивалась в его объятиях, но он чувствовал сонную тяжесть в её теле. Женя хотела спать, но ещё не понимала этого. Страшным усилием удержав себя на грани, за которой его настигала горячая чёрно-красная волна, Эркин не стал будить её тело. Они топтались на кровати, и, незаметно для Жени, Эркин ногами собрал и столкнул на пол ковёр, выгреб из-под подушки край одеяла, сдвинул его и, мягко потянув Женю вниз, уложил её и укрыл.
– Ка-ак это у тебя? – удивилась Женя.
Эркин тихо засмеялся, вытягиваясь рядом.
– Хорошо?
– Ага-а, – совсем как Алиса согласилась Женя, обнимая его за шею.
Эркин счастливо вздохнул, натягивая на себя край одеяла. Женя заботливо укутала ему спину, тоже вздохнула и заснула, уткнувшись лицом в его плечо. Эркин медленно распустил мышцы, вдохнул окутывающий его запах Жени и погрузился в тёплую мягкую темноту…
…Проснувшись, Женя не сразу поняла, который час. Темно как ночью, а шторы… приподнявшись на локте, она посмотрела на Эркина: вроде спит. Ну и пусть спит. Который же всё-таки час? И Алиски чего-то не слышно. Невольно встревожившись, она мягко, чтобы не разбудить его, отстранилась от Эркина и вылезла из-под одеяла. Господи, опять разгром! Её платье, нарядные брюки Эркина, рубашка, бельё… – всё на полу. Ну да, опять они – Женя, отыскивая в шкафу на ощупь халатик, хихикнула – порезвились.
Сквозь сон Эркин слышал, как Женя встала, походила по спальне и вышла. Чего это она? Совсем мало времени прошло, вечера ещё нет, к Алисе, что ли…? Не открывая глаз, он поёрзал под одеялом, пока не коснулся щекой вмятины от головы Жени на подушке.
Алиса безмятежно спала. Женя задёрнула в её комнате шторы и пошла на кухню. Надо всё-таки убраться, а то они всё так и бросили. А спальню потом, а то ещё Эркина разбудит.
Она только-только собрала и сложила в раковину посуду, когда в кухню вошёл Эркин.
– Я разбудила тебя? – огорчилась Женя.
– Нет, я сам проснулся.
– Ты иди, поспи ещё, – предложила Женя, быстро обмывая тарелки.
Эркин молча покачал головой. Спать совсем не хотелось. Словно за этот час с небольшим выспался как… как за целую ночь. Женя с улыбкой оглянулась на него.
– А не хочешь спать, тогда одевайся, – сказала она с той же «воспитывающей» интонацией, как и Алисе.
Эркин убрал руки за спину – трусов он не надел, зная, что Алиса спит, и до этого момента прикрывался ладонями – и склонил голову.
– Слушаюсь, мэм.
Женя фыркнула, и Эркин удовлетворённо покинул кухню. Женя слышала, как он прошлёпал в спальню и закрыл за собой дверь.
В спальне Эркин задёрнул шторы, включил свет и стал убирать. Поднял и повесил платье Жени, собрал и разложил бельё, повесил свои «парадные», каких называет Женя, брюки, рубашка… нет, ещё раз её вполне можно надеть, а вот трусы всё-таки в грязное, достал и натянул чистые, надел старые джинсы и красно-зелёную – ещё с перегона – ковбойку и стал убирать постель. Расправил, уложил, застелил ковром. Здорово ему тогда в борьбе повезло, в последней схватке на волоске всё висело, если б, как его, да, Джордж тянулся всё лето, то по-другому всё бы повернулось. Но… повезло.
Он полюбовался на спальню. Ещё бы на пол ковёр… и Женя как-то о лампе говорила, ночнике. Если его на трюмо поставить, чтоб коридоры освещал… здоровско будет. Что ж… это тоже после праздников. И стол на кухню он заказывал… но это потом.
– Эркин, – в спальню вбежала Женя, – знаешь, что я придумала?
– Что? – с готовностью обернулся к ней Эркин.
– Сейчас узнаешь, – Женя метнулась к шкафу, порылась, достала трусики, натянула. – Ну вот, пошли.
Поделиться14717-01-2014 06:18:12
Хотя Эркин и не думал сопротивляться, она за руку отвела его на кухню и усадила за стол, уже вытертый и накрытый поверх клеёнки скатертью. На столе лежала одна из подаренных Алисе на Рождество книг. Эркин узнал её по картинке на обложке: девочка и мальчик стоят рядом и держат книгу, а на её обложке опять мальчик и девочка с книгой… дальше было уже неразличимо.
– Вот! – торжественно сказала Женя, садясь рядом с Эркином.
– Ага, – кивнул Эркин и уточнил: – А что это?
– Эркин, – ахнула Женя. – Это же азбука! – и по его лицу поняла, что это слово ему ничего не говорит. Он что, не понимает? – Эркин, ты же хотел научиться читать.
– Да! – у Эркина даже щёки загорелись. – Да, Женя, ты… ты научишь меня?
– Ну да. А это – азбука, учебник.
Эркин кивнул.
– Теперь понял, – и робко погладил блестящую обложку. – Давай, Женя, я готов.
Женя открыла книгу.
– Вот. Это буква «а». Повтори.
– Буква а, – охотно повторил Эркин.
– Нет, просто а.
– А?
– Правильно. А это у.
– У.
– А теперь вместе.
– Это как? – не понял Эркин.
– Ну вот же. Две буквы рядом. Читай подряд.
– Читать? – удивился Эркин. – Женя, я же не умею.
Женя вздохнула.
– Ну, это что?
– А.
– Правильно. А это?
– У.
– Тоже правильно. А вместе? Ну, Эркин, я же пальцем показываю, ну?
– А-а, – Эркин внимательно следил за тонким пальцем Жени под чёрными странными значками. – У-у.
– Хорошо. А вместе?
– Ау?
– Ау, – поправила его Женя.
– Ау, – тут же повторил Эркин и задал вопрос, который поверг Женю в полную растерянность. –А что это такое?
– Ну-у, – протянула Женя. – Ну, вот если в лесу потеряются, то так кричат, зовут друг друга, аукают. Вот видишь картинку?
– Понял, – кивнул Эркин и, подумав, убеждённо сказал: – Свистеть удобнее. Дальше слышно. А это что?
– Читай.
– Уу-аа, – протянул Эркин и повторил: – Уа, так?
– Так, молодец! – и Женя сразу объяснила: – Так младенцы кричат. Видишь, ребёнок в коляске.
– Ага, – кивнул Эркин, – понял. Давай дальше.
Женя перевернула страницу, и Эркин радостно улыбнулся.
– А это я знаю. Эм, да?
– Да. Называется «эм», а читают когда: м-м. Ну, читай.
– Мм-аа-мм-аа, – Эркин уже осмелел и сам вёл пальцем по строке. – Ммааммаа. Мама?
– Правильно! – обрадовалась Женя. – Видишь, как хорошо. Читай дальше.
– Ммуу, му, – прочитал Эркин и посмотрел на Женю. – А это что?
– Так коровы мычат.
Эркин вздохнул. Коров и бычков он много слышал, но «му» они не говорили, это точно. Но спорить не стал. А следующее слово неожиданно оказалось понятным.
– Ум?
– Правильно.
Женя заставила его прочитать напечатанные в конце страницы «столбики» слогов. Ма, му, ам, ум, ау, уа. Эркин так старался, что у него на лбу и скулах выступили капли пота.
Женя встала зажечь огонь под чайником, а Эркин, переводя дыхание, рассматривал картинки. Мама. Так Алиса называет Женю. Мама – это по-английски… mother, нет, наверное, mom, да, так. Где это слово? Он же… читал, да, читал его. Эркин, словно нащупывая буквы, повёл пальцем по странице. Это? И, ощутив, что Женя села рядом, спросил:
– Это… мама?
– Да, – Женя села поудобнее. – Давай дальше. Это буква «эр». Р-р. Понял?
Эркин кивнул.
– Тогда читай.
– Рраа, ра?
– Да, правильно. Ты не спрашивай меня, читай. Я скажу, когда ошибёшься. Давай.
– Ра… р..уу… ру… ар… ур… ра… ма… рама? – обрадовался Эркин знакомому слову. Ну да, и рядом нарисована оконная рама. А это… – Ма… ра… мара. А это что?
– Это имя. Видишь, девочка нарисована, её так зовут. Мара.
– На Марию похоже, – улыбнулся Эркин.
Засмеялась и Женя.
– Да, правда. Ну, давай дальше.
Эркин перевернул страницу.
– Это ша. Ш-ш-ш.
– Ш-ш, – повторил Эркин и прижал пальцем строку. – Шу, ша, уш, аш, ша-рр, шар? – и, не дожидаясь ответа Жени, кивнул. – Шар. Шум, Шура. Шура – имя? В лагере так мальчишку звали, помнишь? Сашка и Шурка.
– Помню, – улыбнулась Женя. – И здесь мальчик.
– Ага, вижу. Ма-ша, му-ра… Мура?
– Нет, Мура, это тоже имя.
Лицо Эркина влажно блестело от пота. Он дочитал страницу, уже не спрашивая о значении всех этих непонятных слов. Ша, шу, аш… И догадывался, что это неважно, и устал уже. Женя уже решила, что для первого раза достаточно пяти букв, но сказать об этом не успела.
– Да?! – в кухню явилась в ночной рубашке Алиса. – А в чего вы тут играете? Я тоже хочу.
– Мы не играем, – Женя встала, погладив Эркина по плечу и мимолётно про себя удивившись, что рубашка влажная. – Эркин учится. Давай, переодевайся, будем полдничать. Отдохни, милый.
Поделиться14818-01-2014 06:10:26
Женя вывела Алису из кухни, а Эркин закрыл книгу и вытер рукавом лоб. А на обложке под рисунком… буквы. А… у… и ещё а. А остальные он не знает, и всё слово ему не прочитать. Но… но Женя называла книгу азбукой. Может, здесь это и написано? Как говорила Женя? Азбука?
Когда Женя вбежала в кухню и выключила огонь под дребезжащим чайником – и как это Эркин не заметил? – он обернулся к ней.
– Женя, что здесь написано? Азбука?
– Да, – удивилась Женя. – А что?
– Это какие буквы?
– Это «зе», это «бэ», а это «ка». Аззз-ббу-кка.
– Ага, понял, – кивнул Эркин и решительно открыл книгу.
Он перелистывал страницы, разыскивая новые буквы, а Женя накрывала на стол. Вошла Алиса, залезла на свой стул. Женя мягко, но решительно отобрала у Эркина книгу.
– Тебе надо отдохнуть.
Эркин потряс головой.
– Да, хорошо.
Алиса пила чай, испытующе поглядывая на него поверх чашки.
– Мам, а меня ты научишь? Я тоже хочу читать.
– Научу, – улыбнулась Женя. – Вот поедим, уберём и будем ещё учиться.
Эркин молча пил чай. Он никак не мог понять, что такого произошло с ним. Но… но как же так? Он учится читать, узнал пять букв, может их прочитать. И что, ничего не изменилось? Он всё такой же, прежний? Но… но как же так? Он даже не замечал сначала удивлённых, а потом встревоженных взглядов Жени.
– Эркин, – позвала она его.
Он вздрогнул и поднял на неё глаза.
– Да, Женя. Что-то случилось?
– Нет. Просто… просто ты на себя не похож, – и, видя, что его лицо стало недоумевающим, даже несчастным, перевела разговор. – А это подходил к тебе на площади из твоей бригады? Я его по новоселью помню. Николай, кажется.
– Да, – Эркин улыбнулся, и Женя облегчённо перевела дыхание. – Колька-Моряк. Он… он хороший парень, Женя. Знаешь, – Эркин смущённо нахмурился, – знаешь, он… позвал меня завтра в Старый Город. В полдень, – Эркин замялся: Колька просил не звонить, но не врать же Жене.
Но на его счастье Женя не стала расспрашивать, а даже будто обрадовалась.
– Иди, конечно.
И Эркин облегчённо вздохнул: Женя не сердится, что он в праздник уходит из дома.
После полдника Эркин решительно встал, собирая посуду.
– Я помою.
– Хорошо, – кивнула Женя. – Спасибо, милый.
Он тщательно мыл и расставлял на проволочной сушке чашки и блюдца и слушал за спиной голоса Жени и Алисы. Алису учили читать. Эркин с удовольствием слушал тоненький голосок, старательно выговаривавший эти странные слова: «ау» и «уа». Когда дошли до буквы «эм», Эркин подсел к ним.
– Эрик, а ты это уже знаешь?
Эркин с улыбкой кивнул, а Женя строго сказала:
– Не отвлекайся. Читай здесь.
– Ммы-аа, ма, – Алиса тоже придерживала строку пальцем. – И ещё раз такое же. Два ма, так?
– Как-как? – удивился Эркин.
– Ну, Эрик, один раз ма, и ещё раз. А раз и раз будет два.
– Д-да, – озадаченно согласился Эркин. – А у меня по-другому получалось.
– А как?
Алиса подвинула книгу к нему, и Эркин, нагнувшись над столом и прижав свой палец рядом с Алискиным, прочитал по слогам.
– Ма-ма. Мама.
– Да-а?! – изумилась Алиса. – Мама, так здесь про тебя написано?
Женя отсмеялась и вытерла тыльной стороной ладони глаза.
– Алиса, это чтение, а не счёт. Читай подряд.
– Мам, так здесь про тебя?
– Читай.
– Ма-ма, – прочитала Алиса и удивилась: – Мам, а у меня, как у Эрика, получилось! Мам, а почему так?
– Потому что так написано.
Объяснять Алисе следующие буквы Женя не стала и, когда та старательно прочитала про ум, ам и му, сказала:
– Вы у меня молодцы. Алиса, пойдёшь в коридор?
– Ага, – сразу спрыгнула со стула Алиса. – А книгу к книгам, да?
– Правильно, – кивнула Женя.
Алиса вприпрыжку унесла из кухни азбуку. Женя подошла к Эркину, мягко погладила его по голове. Он, как всегда, ловко поймал и поцеловал её руку.
– Ты устал, Эркин, – Женя ласково улыбнулась. – Пойди отдохни. Поспи до ужина.
Эркин молча покачал головой, по-прежнему прижимая её руку к своему лицу.
– Мам, – позвала из прихожей Алиса, – ты мне ботики застегни.
Эркин тут же отпустил руку Жени и, когда она вышла, встал. Он действительно – непонятно только от чего – устал. И не сон ему сейчас нужен, а потянуться как следует. Он как-то пару раз уже тянулся в большой комнате, но там теперь ёлка, а в маленькой… ну да, шторы-то там есть.
Эркин поправил скатерть на столе и вышел в прихожую, когда Женя уже закрывала за Алисой дверь.
– Женя…
– Да? – быстро обернулась она к нему.
– Женя, – Эркин смущённо замялся. – Я в дальнюю комнату пойду, ну… – он перешёл на английский, – потянусь немного, а то суставы сводит.
– Ну, конечно, Эркин, – удивилась Женя его смущению.
Эркин потоптался, будто хотел что-то сказать, да не решался, и пошёл в дальнюю комнату.
Здесь шторы подбирала Женя в цвет обоев, и, когда он, включив свет, задёрнул их, ему даже понравилось. И совсем не похоже на камеру. Может, он зря упёрся, и в спальне тоже шторы могли быть под стены? Под эти мысли он разделся, сложив джинсы и ковбойку у стены, оставил там же шлёпанцы и встал посреди комнаты. Проверил, не заденет ли руками люстру, и начал комплекс. Не спеша, спокойно. Он так и не спросил у Жени, что такое гимнастика. И томагавк. Ну, с гимнастикой догадаться можно. Да и слышал он это слово раньше, просто не сразу сообразил. А томагавк… это что-то индейское. Женя может и не знать.
Он почувствовал на себе взгляд и сразу понял – Женя. Только она могла так смотреть, гладя взглядом. Эркин медленно повернулся лицом к ней, улыбнулся.
– Я помешала тебе? – улыбнулась Женя.
– Нет, Женя, что ты, – он стоял перед ней, босой, в трусах, туго обтягивающих его бёдра. – Женя, ты… тебе нравится, ну смотреть, как я это делаю?
– Да, – сразу сказала Женя. – У тебя это очень красиво получается.
– Тогда… тогда я сейчас стул принесу, и…
И тут в дверь позвонили. Женя побежала к входной двери, а Эркин кинулся одеваться.
Оказывается, Алиса привела гостей: Тошку и Тоньку с их мамкой. А то они ещё их ёлки не видели. И началась вечерняя праздничная суета, когда хлопают двери, приходят и уходят, не запирая дверей, даже не одеваясь по-уличному, а чего там, коридор же только перебежать, не замёрзнешь…
Поделиться14919-01-2014 06:12:13
Возвращался Эркин домой уже в темноте. Небо стало чёрным, и звёзд не видно. Значит, тучи сплошняком натянуло, и завтра пойдёт снег. А сегодня было хорошо, солнечно.
Эркин шёл ровным размеренным шагом и с удовольствием вспоминал сегодняшнее.
С утра после завтрака он навёл чистоту и порядок во всей квартире, поиграл с Алисой в мозаику, а потом оделся уже на выход и ушёл. И не то, чтобы боялся, а было как-то неловко, что в праздник, когда может весь день быть с Женей и Алисой, уходит куда-то без них. Но ведь Колька просил не звонить, и сам он понимает, что Жене и тем более Алисе делать там нечего.
У двери, уже взявшись за ручку, Эркин остановился.
– Женя, я… я не знаю, когда вернусь.
– Ничего, – Женя ободряюще улыбнулась. – Я всё понимаю, Эркин, это… мужское развлечение, правильно? – он нерешительно кивнул. – Ну вот, и ты, ведь ты хочешь быть как все, – она улыбнулась его более уверенному кивку, – и должен быть как все. Так что иди и веселись от души.
Она поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула в плечо.
И он пошёл. В Старый Город. Через пути, к магазину Филиппыча. Магазин был закрыт из-за праздника и смотрелся сарай сараем. И дальше по заснеженной улице между маленькими бревенчатыми домами – он уже знал, что их называют избами – заборами из досок или реек. Шёл легко, не задумываясь, уверенный, что выйдет к пруду.
Пруд был не особенно большим, так, неглубокая котловина с пологими, истоптанными тропками и исчёрканными санками, склонами. Выйдя к нему, Эркин остановился, оглядываясь. На заснеженном льду гомонили, перебрасываясь снежками, мальчишки, на склонах курили, перебрасываясь уже солёными шутками и руганью, парни, а чуть в стороне толпились мужчины, курили солидно, не спеша, переговариваясь нарочито ленивыми, необидно небрежными голосами. Почти все, как и он сам, в полушубках и бурках, но попадались и армейские зелёные куртки, и серые шинели. Эркин выглядывал знакомых, но его окликнули:
– О, Мороз! С Рождеством тебя!
Эркин сразу подошёл на Колькин голос.
– Здорово, Колька. И тебя с Рождеством.
Колька был в своём чёрном с золотыми нашивками бушлате.
– Мы с одной бригады, – кивнул он на Эркина стоявшим рядом мужчинам.
– Ну, чего ж, – мужчина с аккуратно подстриженными светлыми усами окинул Эркина внимательным, необидно оценивающим взглядом и протянул руку. – Мороз, значит?
– Мороз, – кивнул Эркин, сдёргивая варежку.
Рукопожатием его явно проверяли, и он ответил почти в полную силу.
– Однако, – улыбнулся мужчина и подмигнул. – Однако силён. Давно приехал?
– Да после святок месяц будет, – ответил Эркин.
Ругань на склонах становилась всё забористее и злее, парни стали, сплёвывая сигареты, спускаться на лёд, выстраиваясь в две неровные шеренги. Мальчишки воробьями прыснули во все стороны.
Эркин со спокойным вниманием следил за схваткой. Ногами, похоже, не дерутся, и не борьба, как в Бифпите, одни кулаки в ходу, не боятся кровь пустить, с замахом бьют.
– Только на кулаках, понял? – строго сказал ему Светлоусый. – Не вздумай нож доставать.
Эркин кивнул и решил, на всякий случай, уточнить:
– До первой крови?
– Пока не ляжет, хоть до десятой, – хохотнул кто-то из стоявших рядом.
– Лежачего не бить, – стали наперебой объяснять Эркину.
– Ага, и в спину не бить.
– Да, как за черту убежал, так всё.
– А до черты? – поинтересовался Эркин.
– Догонишь если… – заржали вокруг. – А ты такого пинка дай, чтоб до черты не останавливался.
Светлоусый докурил, бросил и растоптал окурок.
– Так, как тебя? Мороз? С Рябычем встанешь. Рябыч, пригляди, чтоб по первости не зарвался.
– А… – дёрнулся было Колька, но под взглядом Светлоусого замолчал, вытянулся и даже каблуками прищёлкнул.
Шеренги на льду сбились в общую невразумительную кучу. Но, как только стали спускаться на лёд мужчины, парни, как до этого мальчишки, перестали драться и потянулись на склоны, вытирая подбираемым тут же снегом окровавленные лица и доругиваясь, но уже без особого запала.
Эркин шёл рядом с Рябычем – плотно сбитым мужчиной лет сорока, не больше, с аккуратной золотистого цвета бородой. Лицо у него было чистое, без рябинок – Эркин видел рябых в лагере – и за что мужика прозвали Рябым, вернее, Рябычем – непонятно.
Пока спускались на лёд, как-то само собой разошлись на две группы и вытянулись в шеренги, но заметно дальше друг от друга, чем парни. И шеренги были ровнее.
– Ну, мужики, – Светлоусый в середине шеренги оглядел своих. – Перекрестись, что руки чисты.
Эркин не понял, но, подражая Рябычу и остальным, сдёрнул с правой руки варежку и, сложив три пальца щепотью, коснулся ими лба, груди, правого и левого плеча, расстегнул и сбросил с плеч полушубок так, чтобы тот упал сзади за спину, натянул варежку обратно. Так же сделала и шеренга напротив. Обшарив её взглядом, Эркин нашёл Тима. Смотри-ка, пришёл. Но на другом конце стоит. Ладно, потом разве только в общей свалке сойдёмся, а пока… Точно напротив него кряжистый светлобородый и синеглазый, как почти все здесь, мужчина в выцветшей от стирок синей рубашке.
– Сходимся, мужики.
И мерный шаг. Сходились не спеша и, неожиданно для Эркина, держа равнение. Когда между шеренгами оставалось меньше шага, остановились. Эркин, не отрываясь, смотрел прямо в лицо своего противника.
– Ну, с богом, мужики. Ии-эх! – прозвучал чей-то голос.
Эркин отклонился, пропуская возле уха летящий в лицо поросший золотистыми волосками кулак, и ударил точно в грудь, вложив всю силу. Вырубать надо первым ударом, второго тебе сделать не дадут – истина, усвоенная им ещё в питомнике. Попал хорошо. Его противник, по-рыбьи хватая ртом воздух, попятился, и Эркин пошёл на него. Но на третьем шаге тот словно споткнулся и сел на снег. Лежачего не бить, а сидячего?
– Пошёл на черту! – рявкнул за его спиной Рябыч.
Эркин оглянулся, проверяя, правильно ли понял.
– Пошёл! – с тяжёлым выдохом Рябыч ударил своего противника в ухо, повалив того, тяжело перешагнул через упавшее к его ногам тело в армейской гимнастёрке и пошёл к валявшимся на снегу курткам, полушубкам и шинелям шеренги противника.
Эркин пошёл рядом. Перешагнув через черту из вещей, они остановились и повернулись лицом к поредевшей «стенке».
Да, вон идёт светлоусый, Колька в своей смешной полосатой фуфайке, ещё… А упавшие так и лежат на снегу. А на той стороне кто прошёл? Тим?! Да, вон стоит. Ну, понятно, кому и пройти, как не ему. Они встретились глазами и, привычно сохраняя лица неподвижными, еле заметно кивнули друг другу.
И вот на той стороне Тим, ещё мужчина, да это же Терентий! А на этой… ого сколько! Больше десятка прошло, точно. А не прошедшие сидят и лежат на снегу.
– Наша взяла, мужики! – Светлоусый сорвал с головы и подбросил вверх свою шапку.
И Эркин, подражая остальным, свистел, что-то орал, подбрасывал и ловил свою ушанку. Лежавшие на снегу вставали, отряхивались. Строй смешался. Хохоча, ругаясь кто весело, а кто и зло, разбирали одежду. Встряхивая перед тем, как надеть, полушубок, Эркин быстро оглядел склоны, проверяя себя. Не показалось ли ему, что на берегу были женщины? Нет, точно. Прибежали смотреть. Мальчишки на деревьях…
Рябыч кивнул ему.
– Могёшь.
Эркин улыбнулся в ответ, поняв, что его приняли.
Бывшие минуту назад противниками уже все вместе шли к берегу. Эркин нашёл взглядом «своего». Как тот? Вроде отдышался. Ну и ладно. Врезал-то ему в полную силу. Дурак Тим. Ударить белого – не проблема. Ударить в силу, но без злобы – вот что сложно. Если б не те драки с Андреем и Фредди на выпасе, не смог бы сейчас. Или бы подставил себя, или бы сердце загорелось, и тогда, как в заваруху. Насмерть.
Поделиться15020-01-2014 06:22:12
Эркин тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас, царапающие воспоминания.
– Эй, Мороз, – окликнул его кто-то. – Айда пиво пить.
– Айда, – кивнул Эркин.
– Не время для пива. Браги бы сейчас…
– Точно, брага – самое то.
– Так что, к Мадамихе?
– А пошла она…!
– Чего так?
– А хрен её знает, чего она мешает. С кружки лапти откидываешь.
– Это не брага крепкая, а нутро у тебя хлипкое.
– Не нутро у него, а голова.
– А ну её…
– Голову?
– Мадамиху, дурак.
– На свою, что ли, зовёшь?
– А чего ж?!
– У Мадамихи крепче.
– Ну и вали к ней, – Светлоусый оглянулся и кивнул Эркину.
К Светлоусому пошла вся их «стенка» и несколько мужчин из другой. Набились в тесную, с низким потолком комнату – её называли горницей, расселись за длинным, покрытым вышитой скатертью столом. Пили золотисто-бурую густую брагу, ели пироги с мясом и рыбой и не спеша, со вкусом вспоминали, кто кому и как двинул.
– А ты ничего, – Рябыч через стол кивнул Эркину. – Раньше на «стенку» ходил?
– Нет, – качнул головой Эркин. – Я о «стенке» только здесь и услышал.
– А так-то дрался? – спросил ещё кто-то.
– А иначе не выживешь, – ответил за Эркина Колька. – А вот, слушай, ты ж как-то об олимпиаде говорил.
– Там один на один выходили, – ответил Эркин.
– Это как, сам-на-сам, что ли?
Помедлив, Эркин не очень уверенно кивнул.
– Так, наверное.
– Ага, понятно.
– Ну, так что, мужики, на масленицу теперь «стенку» заведём или как?
– А чего спрашиваешь, испокон так было.
– Ну да, отродясь, святки да масленица.
– На Ивана Купалу ещё.
– Я не о том. А в масленицу и сам-на-сам попробоваться можно.
– А то мы не знаем, кто чего могёт?
– Новых много. Смотри, как «стенка» показала.
– И то.
– Что ж, мужики, дело решили?
– Чего бухтишь, ясно, что решили.
– Тогда остатнюю, мужики. Наливай, хозяин.
Светлоусый, бережно наклоняя большую – Эркин таких и не видел раньше – мутного, словно запылённого изнутри стекла бутыль, разлил брагу. Получилось по полстакана. Все взяли стаканы и встали.
– Ну, дай боже, нам и завтра то же.
Эркин выпил со всеми, как все взял кусок пирога, заел и в общей толпе пошёл в сени. Как все кивком ответил на полупоклон жены Светлоусого, что благодарила их за честь да почёт.
На улице Эркин почувствовал, что опьянел. Странно, брага не показалась ему особенно хмельной. Он взял пригоршню снега с ближайшего заборного столба и вытер им лицо. И вроде полегчало.
– Айда, – Колька хлопнул его по плечу.
– Куда? – спокойно спросил Эркин.
– На Кудыкину гору. А по дороге ко мне завернём.
Эркин не стал спорить. В самом деле, Колька у него на беженском новоселье был, и вообще… стоящий парень.