Из столовой донёсся такой взрыв хохота и криков, что Люся вздрогнула и посмотрела на стоящий на комоде будильник.
– Ой, Новый год уже.
Бросив быстрый взгляд на будильник и увидев слившиеся в одну черту стрелки, Крис кивнул и снова посмотрел на Люсю.
– Да, так. С Новым годом, Люся, так?
– С новым счастьем, – ответила она и заплакала, уронив голову на стол.
Крис вскочил на ноги, беспомощно затоптался рядом.
– Люся… Люся, я обидел тебя, да? Ты прости меня, Люся, я не хотел, Люся…
Присев рядом на корточки, он пытался снизу заглянуть ей в лицо.
– Это… это не ты… – всхлипывала Люся. – Не из-за тебя… нет… просто… просто обидно…
– Кто? – жёстко, даже неожиданно для себя, спросил Крис. – Кто тебя обидел?
Люся оторвала голову от стола и посмотрела на него.
– А что? – она не хотела, но улыбнулась. – Что бы ты ему сделал?
– Убил, – очень просто, как о давно решённом, сказал Крис. – Узнаю – убью на месте.
– И в тюрьму бы сел?
– Если чисто сделать, – задумчиво начал Крис и оборвал себя, повторив вопрос. – Кто?
– Никто, – вздохнула Люся. – Понимаешь, как Новый год встретишь, так весь год и пройдёт, а в том году я как раз болела ещё, только-только ходить начала, а в этом…
– Я того Нового года не помню, в горячке был, – кивнул Крис, – а в этом… – и улыбнулся. – А этот Новый год хорошо встретил, рядом с тобой.
– На Новый год танцевать надо, веселиться, – Люся снова вздохнула. – А я тогда ревела и сейчас реву.
– Давай, – Крис вскочил на ноги, протянул к ней руки. – Давай, Люся.
– Чего давай? – недоумевающе смотрела она на него.
– Танцевать, – он улыбнулся. – Я так искал тебя там, внизу, все танцуют, а тебя нет.
– А музыки нет, – Люся улыбалась всё смелее.
– А я петь буду, – нашёлся Крис.
И Люся, вздохнув, как перед прыжком, встала и… и сама положила руки ему на плечи. Задохнувшись на мгновение от счастья, Крис осторожно обнял её за талию.
Танцевать Люся явно не умела, он это сразу понял, но и не собирался танцевать по всем правилам, и потому просто что-то пел и медленно кружился вместе с ней, почти не сходя с места. Прижать её к себе, Крис, разумеется, не рискнул, но… но это неважно, всё равно он с ней, он касается её тела, а её руки лежат на его плечах, и он через рубашку чувствует её тепло. У него перехватило дыхание, и он остановился. Люся, упорно смотревшая куда-то вниз, боком, держась к нему здоровой щекой, подняла голову.
– Спасибо… спасибо тебе.
Но её руки по-прежнему на его плечах, и Крис не разомкнул объятия.
– Ты… тебе понравилось, Люся?
– Да. Да, очень, – она тихо и горько улыбнулась. – А теперь иди. Иди.
– Куда? – с готовностью отозвался он.
– Туда. К остальным.
– А ты?
Люся замотала головой.
– Тогда и я никуда не пойду, – решительно заявил Крис. И улыбнулся. – Я не уйду от тебя.
Люся тоже улыбнулась и посмотрела на него.
– А когда девочки с праздника вернутся? – и вздохнула. – Ох, Кирочка…
В который раз прозвучало это неслыханное им раньше слово, и Крис осторожно спросил:
– Как ты меня назвала?
– Кирочкой, – удивилась его вопросу Люся. – Ведь ты… тебя зовут Кириллом, так?
– Так, – кивнул Крис.
– Ну вот. А что? Тебе… не понравилось?
– Нет, что ты, хорошо, – запротестовал Крис. – Мне очень понравилось. А тебе понравилась?
– Что?
– Брошка, – смущённо признался Крис. – Ты не носишь её.
– Нет, мне очень понравилась, такая красивая, ты её в городе купил?
– Нет, у нас тут парень один лежал, ты видела ж его, длинный такой, Ларри.
– Да, – радостно кивнула Люся. – Я его помню.
– Ну вот, он сам их делает. Я у него и попросил. Для тебя.
– Спасибо, Кирочка.
Они стояли, по-прежнему держась друг за друга, и… и не знали, что теперь делать.
– Хочешь чаю, – беспомощно предложила Люся.
– Да, – сразу согласился Крис.
Он был на всё готов и согласен, лишь бы никуда не уходить отсюда, лишь бы быть рядом с Люсей. Люся отстранилась, и он сразу развёл руки.
– Ты садись к столу, – захлопотала Люся. – Я сейчас…
Крис сидел за столом и смотрел, как Люся, торопливо суетясь, накрывает на стол, включает чайник, выставляет варенье, смотрел во все глаза, будто никогда раньше такого не видел.
– Ой, заварка старая! Я сейчас…
Люся убежала с чайничком вылить старую заварку, и он смог перевести дыхание и оглядеться. Три кровати, шкаф, комод, посередине стол и стулья, над кроватями картинки, фотографии, на кроватях поверх одеял покрывала, подушки в вышитых наволочках, на комоде маленькая ёлочка, а вот занавеси на окнах такие же как у него, как у всех.
Прибежала Люся с чайничком, заметалась по комнате, открыла шкаф и спряталась за его дверцей.
– Кирочка, ты не смотри на меня, отвернись.
Крис послушно отвернулся, уставился в закрытое занавеской окно.
За его спиной шуршала ткань. Люся переодевается?
– Ну вот, уже настоялось, сейчас чаю попьём.
Он порывисто обернулся к ней. Люся была по-прежнему в платке, окутывающем голову и пол-лица, но вместо халата, синее платье с белым кружевным воротничком и… и брошка-цветочек приколота. Крис счастливо улыбнулся.
– Вот, тебе сколько сахару? – угощала Люся. – И варенье, ты его на печенье намажь. Вкусно?
Крис кивал, со всем соглашаясь, и ел, не замечая вкуса. До того ли ему сейчас?! Он сидит за одним столом с Люсей, смотрит на неё, и она не отворачивается от него, не гонит…
– Конечно, это не домашнее, джем местный, – Люся боялась замолчать, остановиться, – но это клубничный, он самый вкусный, правда?
Когда она останавливалась перевести дыхание и отпить, становился слышен шум из столовой. И вдруг… вдруг он стал другим. Люся прислушалась и ахнула.
– Ой, сейчас девочки вернутся.
Страх в её голосе сорвал Криса со стула.
– Ты иди, Кирочка, иди, пока нету никого, а то увидят ещё, господи, спасибо тебе, ты иди, Кирочка.
Она подталкивала его к двери, и он, не смея ослушаться, сам боясь, что их застанут, всё-таки остановился у двери.
– Люся, спасибо, но когда…?
– Да завтра, Кирочка, завтра же.
Люся вдруг, привстав на цыпочки, поцеловала, вернее ткнулась губами в его щёку.
– Иди, Кирочка, скорей, пока не увидел кто.
Оказавшись в коридоре, Крис быстро огляделся. Никого, но на лестнице уже слышны шаги. И он бросился бежать к себе, на бегу прижав ладонью щёку, будто боялся потерять Люсин поцелуй. И, влетев в свою комнату, рухнул ничком на кровать, зарывшись лицом в подушку.

ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

*   *   *

После многодневного праздничного загула жизнь медленно входила в обычную колею. С третьего января снова каждый день с утра на работу, снова вместо разносолов и деликатесов обычный обед, обычные будничные хлопоты, но… но что-то – Эркин это чувствовал – было совсем по-другому. Он только не мог понять, что изменилось. Или… или это он сам стал другим? Всё-таки двадцать шесть полных…
…Сквозь сон Эркин почувствовал, что Женя встала, но что-то подсказало ему, что может ещё спать, и глаз поэтому не открыл. Пока Алиса не начала ломиться в дверь, можно не беспокоиться. Вечер был, конечно, необыкновенным, даже не вечер, а ночь, а теперь можно спать, спать, спать… он даже не дождался возвращения Жени.
И разбудили его звуки отодвигаемый шторы, уже не утренний, а совсем дневной свет на лице и смех Жени и Алисы. Два весёлых голоса пели, снова и снова повторяя одну фразу:
– Хэппи бёрсдей ту ю… хэппи бёрсдей ту ю…
Эркин растерянно открыл глаза и сел на кровати, в последнюю минуту удержавшись и не сбросив одеяло.
Смеющиеся лица Жени и Алисы, залитая золотистым светом спальня… Эркин проморгался, протёр глаза кулаками.
– Женя…
– С днём Рождения! – приплясывала перед ним Алиса.
– С днём рождения, милый, – улыбалась Женя.
Эркин всё ещё удивлённо хлопал глазами и ничего не мог понять, когда на его колени легли пушистый серый джемпер в пакете и второй пакет, длинный и узкий, с галстуком.
– Эт-то что? – наконец смог он выдавить.
– Это подарки, – авторитетно заявила Алиса, сбрасывая тапочки и залезая на кровать.
– Подарки? – тупо переспросил Эркин. – Мне?! Почему? Женя?
– У тебя день рождения, – Алиса удачно перекувыркнулась. – А на день рождения дарят подарки, вот!
– Ну да, – Женя с улыбкой смотрела на Эркина. – Ты что, забыл? Эркин, сегодня первое января, тебе исполнилось двадцать шесть лет, ну?
Двадцать шесть… но это… это же… Эркин судорожно хватал открытым ртом воздух.
– Ну вот, – Алиса снова кувыркнулась. – От мамы джемпер, а от меня галстук. Вот! Тебе нравится?
Женя, видя, что Эркину не по себе и он вот-вот заплачет, сдёрнула Алису с кровати и отправила умываться и наводить порядок в своей комнате, а, когда та вышла, погладила Эркину по плечу.
– Всё хорошо, Эркин. Вставай, и начнём день.
– Да, – смог он выдохнуть. – Да, Женя, я сейчас…
– Пойду завтрак приготовлю.
Оставшись один, Эркин с силой потёр лицо ладонями, проморгался, удержав слёзы. День рождения… двадцать шесть лет… – и заставил себя улыбнуться: опять он не как все. Первый спальник, что до двадцати шести дожил. И дальше жить собирается. Он бережно взял пакет с джемпером, раскрыл его, и на его руки скользнуло мягкое пушистое тепло. Это же… это ж с ума сойти какие деньги… Эркин приложил джемпер к груди и посмотрел в зеркало. А… а ничего-о…
– А трусы ты надевать не будешь?
Эркин вздрогнул и только тут сообразил, что, разглядывая себя, встал во весь рост на кровати.
– Ой, Женя, я сейчас.
Женя счастливо засмеялась.
– Я мигом.
Он бережно положил джемпер на пуф у кровати и побежал к комоду. Мгновенно – Женя и глазам моргнуть не успела – натянул трусы, джинсы, и вот он уже застёгивает и заправляет ковбойку. Женя кивнула.
– А на обед переоденешься, у тебя сегодня праздник. И у меня с Алисой.
– Да, Женя, – Эркин подошёл к ней, обнял, коснулся губами виска. – Спасибо тебе, Женя. Я… я не знаю… у меня не было такого.
Женя ответно поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула к двери.
– Понял, – улыбнулся Эркин. – Я мигом.
А после завтрака из блинчиков и остатков новогоднего пиршества они все вместе пошли гулять. К оврагу и за овраг в берёзовую рощу. Было так тихо, будто деревья тоже праздновали и теперь отсыпались. Сонная тёплая, несмотря на лежащий повсюду снег, тишина. И безлюдье. Они покатались на санках в овраге, а потом ещё Эркин бегом катал их по утоптанной дороге и, к полному удовольствию Алисы, они дважды побывали в сугробе, побродили среди деревьев. Небо было затянуто белой плотной дымкой, солнце даже пятном не просвечивало.
Для праздничного обеда стол опять перетащили в большую комнату к ёлке. Женя переодела Алису в матроску, переоделась сама, и Эркин вышел к столу во всём новом. Но без галстука: завязывать галстук ни он, ни Женя не умели. Обед был вкусный, но… но не то что обычный, а без особых выкрутасов. Зато в конце… Женя с Алисой унесли грязную посуду, велев Эркину за ними не ходить и не подсматривать. Алиса гордо помогла накрыть стол для сладкого и… и Женя внесла большой торт с двадцатью шестью горящими свечками! И Эркин должен был их погасить одним выдохом.

После обеда работа пошла веселее. Всё ж таки привычка – великое дело. Главное – не останавливаться, лишних перекуров не устраивать. Тогда и заминок не будет.
Опустевшие вагоны паровоз оттащил за ворота, и Медведев крикнул:
– Шабашим, мужики, остальное второй.
– Во! – заржал Колька. – Это дело!
– Что, головушка кружится? – заботливо спросил Геныч?
Колька в ответ завернул такое, что хохот грохнул с силой ружейного залпа.
– Это малый морской загиб, – ухмыльнулся Колька.
– Больно частишь, Колька, – подал голос Ряха. – Вождь, небось, и не запомнил.
– А мне и не надо, – улыбнулся Эркин.
– И чего так?
Ряха явно что-то приготовил, но подыгрывать ему Эркин не собирался.
– Я другой знаю, – спокойно ответил он.
– Загибов много, – задумчиво кивнул Геныч.
– Мороз, а у тебя какой? – жадно спросил Петря.
Эркин помедлил.
– Ну, – Петря нетерпеливо заглядывал ему в лицо. – Ну, ты чего? Давай, а!
– Да не с чего ругаться, – пожал плечами Эркин.
– А без сердца не ругань, – понимающе кивнул Антип.
– Да не знает он ни хрена, – презрительно скривил губы Ряха. – Он же во-ождь! Перья воткнул и повыл-поскакал – всё его уменье.
Эркин понимал, что подначивают и заводят, но слова Ряхи о перьях довели его до нужного для ругани состояния.
– А пошёл ты…!
Андрей, бывало, выражался и похлеще, да и не было всё-таки у Эркина нужной злобы, но и сказанное привело остальных в уважительное замешательство.
– Да-а, – первым пришёл в тебя Колька. – Да, Ряха, тебе до такого расти и расти.
– Да уж, куда тебе до Мороза.
– По всем параметрам, – хмыкнул Саныч.
За разговором дошли до бытовки и стали переодеваться. Ни о каком пиве сегодня и речи не было. Какое пиво, когда после праздников?!
Эркин шёл домой вместе с Миняем под неспешный разговор о житейских делах. Что за праздники запасы подъелись, и теперь надо бы картошки прикупить.
– Вот всем дом хорош, а погреба стоящего нет. Ты где картошку держишь?
– В кладовке.
– Тепло там, – вздохнул Миняй. – А на лоджии этой замёрзнет она. А мороженную её куда? На тошнотики только.
– А это что? – удивился Эркин.
– Не знаешь? – удивился его удивлению Миняй. – Ну… ну, как оладьи, что ли. Из хорошей когда, так это драники, моя их делает, так мисками улетают, за уши никого не оттащишь. А из промёрзлой… – он даже рукой махнул. – Ну, да чего поминать. Вот голову всё ломаю, как бы на лоджии погреб соорудить.
– На кухонной? Мы там мясо держим, хорошо лежит.
– Так это морозно пока, а летом?
– Д-да, – согласился Эркин. – У нас и сторона солнечная.
– Ну вот. А надо с умом делать, – Миняй вздохнул.
Вздохнул и Эркин. С какого бока приступиться к такому делу, он даже не представлял.
– Дед Мороз приходил? – после недолгого молчания спросил Миняй.
– Приходил, – сразу улыбнулся Эркин.
– Визгу небось было! Твоя-то боевая, а мои сначала за мамку попрятались, уж потом, мяч когда увидели, вылезли, – смеялся Миняй.
Рассмеялся и Эркин. Он уже знал, что Дед Мороз и Снегурочка были от профсоюза, что Женя тогда заплатила и за их приход, и за подарок, что подарок выбирали по каталогу… И было очень приятно, по-странному приятно услышать от Миняя про Алису: «Твоя». Да, Алиса – его. И что боевая она, тоже приятно. Тихого да слабого везде затолкают, пройдут по нему и под ноги не посмотрят.
С завода выходили в сумерках, а к дому пришли в полной темноте. Уютный свет в окнах, приветствия встречных… Вытирая ноги о коврик перед дверью и доставая ключи, Эркин с особой силой вдруг ощутил: это и в самом деле его дом. У него теперь есть дом.
– Эрик пришёл! – радостно зазвенел голос Алисы. – Эрик, а я…
И она торопливо выкладывала ему свои новости, пока он раздевался в прихожей и мыл руки. На кухне в кастрюлях и на сковородке обед. Ему надо доварить и разогреть. И… и на столе листок с крупными, чётко выписанными буквами.
– Алиса, что это?
– Это мама тебе написала. Вот.
Эркин кивнул, сел к столу и начал читать. Алиса залезла к нему на колени и стала помогать. Вдвоём они не сразу, но осилили текст. И приступили к выполнению инструкции. Алисе хотелось в коридор, где уже наверняка гуляют её приятели, но и помогать было тоже интересно. И к приходу Жени у них всё было готово. Они даже поиграли немного.
И когда Женя открыла дверь, её встретили Эркин, Алиса и запахи готового обеда.
Обычный будничный, но такой… лёгкий, приятный вечер. Они пообедали, и Алиса отправилась в коридор, а Эркин и Женя сели за денежные подсчёты. В самом деле, на праздниках деньги тратили не считая, как бы теперь не сесть… ну, положим, всё не так уж страшно, есть ссуда, но опять же…
– Не хочется ссуду по мелочам растратить.
Эркин кивнул.
– До получки нам чего осталось хватит?
– Должно хватить, – решительно сказала Женя. – Как у нас с продуктами?
– Мясо ещё есть, – начал Эркин.
Вдвоём они прикинули, что если спокойно доедать оставшееся от праздников, например, те же конфеты и не роскошествовать, то они укладываются. Попытка Эркина отказаться от обедов в столовой или хотя бы сократить их до одного блюда была Женей пресечена самым решительным образом.
Женя собрала пачки обёрнутых бумажными полосками рублей и сложила в памятную по Джексонвиллю шкатулку. Погладила крышку.
– Перекрутимся, Эркин. На еде нельзя экономить.
– Слушаюсь, мэм, – улыбнулся Эркин. – Женя, а сегодня учиться будем?
– Ты же уже хорошо все буквы знаешь, – Женя ласково улыбнулась ему.
– А читаю плохо, – вздохнул Эркин. – Медленно и… ну, плохо.
– Тебе надо просто читать побольше. И… и знаешь, давай и писать заодно.
– Давай, – радостно согласился Эркин.
– Тогда я завтра прописи куплю, – решила Женя. – И… и, ну, посмотрю.
– Ага, – Эркин встал. – Звать Алису?
– Да, хватит ей носиться. Сейчас я ужин сделаю.
Вечер катился своим обычным порядком, ужинали, читали, играли в мозаику, потом Женя уложила Алису… И Эркин не мог сказать, что ему нравится больше: будничный размеренный порядок или праздничные сумасшедшие дни. И уже в постели Женя сказала об этом же.
– Знаешь, а я даже рада, что праздники кончились.
– Ага, – сразу согласился Эркин.
Женя тихо засмеялась над его готовностью. Эркин счастливо улыбнулся, обнимая Женю и утыкаясь лицом в её волосы.

*   *   *

Распоряжение ехать в «Лесную Поляну» Чак выслушал, не моргнув глазом. И все дальнейшие распоряжения Джонатана так же слушал с неподвижным лицом. И, как его учили, повторил чётко по пунктам всё, что он должен сделать.
– Хорошо, – кивнул Джонатан и, попрощавшись, вышел из машины.
Захлопнув за ним дверцу, Чак сразу поехал в гараж. До шести надо ещё массу дел провернуть. Слежки он не боялся: не будут такие… персоны, как Бредли и Трейси, за ним следить и каждый его шаг выверять, но и выдаваемых ему инструкций он не нарушал. Во всяком случае, до сих пор. Правда, инструкции были разумны. Хотя не сказать, что просты. Каким трудом ему достались удостоверения и права… тридцать первого до ленча и второго весь день – полтора дня на всё про всё. Словом, первого все отсыпались и гуляли, а он лежал под машиной: другого времени ему Бредли не оставил. Зато третьего он в назначенное время подал машину к подъезду «Чейз-отеля» с новенькими документами в кармане. Но Бредли не спросил про них, а только кивнул удовлетворённо, будто насквозь видел.
Чак въехал во двор гаража, кивнул уже знакомому дежурному механику – полуседому негру с тёмными от въевшегося в кожу масла ладонями.
– Заправишься?
– Да, Айра, под завязку. И две канистры в запас.
Айра кивком подозвал одного из своих помощников.
– Слышал? – мулат кивнул. – Тогда действуй.
Чак уступил место за рулём мулату, оглядел пустынный двор.
– Не густо…
– Праздники сейчас, – Айра быстро прошёлся по нему взглядом. – Что, в дальнюю посылают?
Кого другого Чак бы за такое послал, но Айра… тут много понамешано. И ссориться с механиком нельзя, тебе же боком выйдет, и тогда – первого января – в безлюдном гараже Айра не дрых в своей каморке, на что имел полное право, а помогал ему. Сам подошёл и стал работать. Без Айры бы столько за один день точно не успел бы. И потому Чак кивнул.
– Да, но бокс оставляют.
– Понятно.
Во двор въехал ярко-красный «драбант» – выпендрёжная машинка, как её когда-то называл Тим, с чем Чак был абсолютно согласен – и Айра с улыбкой пошёл к ней.
С заправки и мойки машину подают прямо в бокс, и Чак пошёл собираться. Вчера он назаказывал всякого, и заказанное уже лежало. Отсортировать, проверить, а тут мулат и «ферри» подогнал.
– Ты «акулу» видел когда? – спросил он Чака, вылезая из машины. – Классная, говорят, тарахтелка.
Чак неопределённо повёл плечами. Задираться он ни с кем не мог и от этого уставал больше, чем от чего другого. И злился. На его счастье, мулата отозвали, и он уже спокойно стал собираться, укладывая то, что по его мнению, могло понадобиться в имении. Инструменты – ему сказали – там есть, так что… В боксе тоже порядок должен быть.
Подготовив машину к выезду, он в уборной для цветных вымыл руки и вернулся в бокс за курткой. Теперь в контору, подписать по карточке все счета, за всю мелочёвку, бензин, масло, а аренду бокса ему оформлять не надо, это дело Бредли, и оттуда домой, собираться. В имении ему жить несколько недель, так что… так что всё надо забрать. И лучше, пожалуй, вообще расплеваться с этой квартирой. Работать за жильё он теперь не может: работа на Бредли всё время съедает. И деньги так экономить ему тоже уже незачем. Когда вернётся из имения, то устроится по новой, уже… соответственно заработку. И, не желая врать самому себе даже в мыслях, добавил: если вернётся. Трейси ему тот разговор и оплеуху ещё припомнит. Если беляк сразу не пристрелил, значит, хочет покуражиться. Тогда Трейси струсил, смолчал, так теперь отыграется. Должен отыграться. И хорошо было бы к Слайдерам заглянуть, взять полный массаж, но у них «цветное время» уже кончилось. Ладно, обойдётся.
По дороге домой Чак зашёл в магазинчик подержанных вещей – здесь продавали цветным, разрешали рыться в разложенном и развешенном, попадались очень даже неплохие вещи и за нормальную цену. Он подозревал, что здесь попросту сбывают краденое, но это совсем не его проблема.
– Тебе чего? – встретил его вечно торчащий в магазине парень неопределённой расы – то ли очень светлый мулат, то ли очень давно не умывавшийся белый – с торчащими вперёд, как у крысы, зубами.
– Сам посмотрю, – буркнул Чак, проходя к куче из всевозможных сумок.
– Ну, смотри, – милостиво разрешил парень.
Чак выбрал кожаную дорожную сумку, с карманами, внутренними отделениями и длинной ручкой. Ручка разрезана и зашита, а с одного из карманов явно срезали именную накладку. Но сама по себе прочна, надёжна и удобна: все его пожитки влезут. Теперь ещё пару рубашек потемнее, чтоб под машиной лежать, носки, трусы, а то у него всего три смены, перчатки хорошо бы, но подходящих по размеру не нашлось, зато обнаружились старые, явно ношеные, но крепкие целые джинсы хорошей фирмы, термос со свинчивающейся крышкой-стаканом и коробка для сэндвичей, а остальное у него есть. Всё вроде?
– Что-то мне твоя личность знакома.
Чак покосился на остановившегося рядом с ним белого и нехотя ответил:
– Не знаю, сэр.
– Где-то я тебя уже видел, парень.
Чак пожал плечами. Мало ли кто и где мог его видеть. И покупали, и в аренду сдавали… по возможности вежливо повторил:
– Не знаю, сэр.
С недоброй насмешкой белый следил, как он расплачивается и укладывает покупки в сумку.
– Свитер возьми, – вдруг сказал белый. – В дороге удобно.
– Спасибо, сэр, – Чак изобразил улыбку. – Мне недалеко, сэр.
Белый задумчиво кивнул и отошёл с неожиданным обещанием:
– При встрече договорим.
Чак бы сразу забыл о нём, если бы парень-крысёныш не спросил:
– А чегой-то этот сыскарь на тебя глаз положил?
Когда беляка назвали сыскарём, Чак вспомнил его. И похолодел. Но удержался, равнодушно пожал плечами.
– А хрен его знает.
И из магазина вышел спокойным деловитым шагом. И по улице шёл по-прежнему быстро, но уверенно. А в голове билось: бежать, бежать из Колумбии. Сволочь, беляк чёртов, как же ты выжил, гад, стоял тогда перед Ротбусом навытяжку, бледный, в поту, аж штаны мокрые, а ты, значит, ещё меня разглядел, сыскарь, полицейский, так, значит, и остался в полиции, ах, сволочь, глаз намётанный, мы ж для белых все на одно лицо, а ты разглядел, запомнил, и ни Бредли, ни Трейси в городе, без прикрытия я, ах, гад, подловил, стерёг, что ли, ну, гад, ну… А что «ну», что он может без оружия? А и было бы оружие, он же теперь…
Но вон уже и дом, хозяйка – сволочь старая, шлюха белёсая – голубей на крыльце кормит, доброе своё сердце демонстрирует. Ладно. Собрать вещи, расплеваться и в гараж. И до шести носа не показывать. А там бы ему только из города выскочить.
Всё прошло легче, чем он рассчитывал. Даже половину месячной платы за январь вернули. Чак забрал из сооружённого им за плинтусом тайника деньги, собрал и уложил в сумку рубашки, бельё, полотенце, мыло, бритвенный прибор. Напоследок вскипятил воды, заварил кофе и перелил его в термос, из остатков хлеба и мяса сделал сэндвичи, доел, что оставалось. Миску с кружкой туда же, в сумку. Ну вот, ничего его не осталось. И зачем-то протёр носовым платком всё, до чего дотрагивался. Хотя почему зачем-то, очень даже ясно – зачем. На всякий случай. Полного его имени хозяйка не знает, у кого он работает – тоже. Так что… так что, может, и обойдётся. Конечно, он и сам виноват. Ведь давно заподозрил, что там краденым приторговывают, да польстился на дешевизну. Вот и налетел. Это ж и дураку-работяге, спальнику-недоумку ясно, что в таком месте должна полиция крутиться, а он… от злобы на самого себя Чак длинно тоскливо выругался.
До гаража он добрался благополучно и, вроде, даже без хвоста за спиной. «Ферри» стоял, готовый к дороге. Чак сразу сел в кабину и достал карту, ещё раз проверить самого себя по маршруту. Карты – Империи и подробный план Колумбии – он купил ещё второго января. И как в воду глядел. Сегодня Бредли так небрежненько карту потребовал. И он – так же небрежно – достал и подал. Чак самодовольно улыбнулся воспоминанию, аккуратно сложил и убрал обе карты. Ничего, ему лишь бы из города выбраться. А там… там пусть его этот сыскарь в задницу поцелует. Быстрый взгляд на часы. Без трёх шесть. Пора!
Чак мягко стронул «ферри» с места и поехал к воротам. И его, и машину уже знали и выпустили без проверки. На улице вроде ничего подозрительного, в поперечных… никто не поджидает. На всякий случай, он немного попетлял по городу, сбрасывая возможный хвост, а потерянное время всегда можно наверстать на дороге. Чуть больше скорость, чуть меньше отдых, и он будет на месте вовремя.