…Артём пошёл за тёрном, вернее, он сам и послал мальчишку. Труд не велик, а в доме подмога. Артём послушно взял корзинку и ушёл. Лизавета была на подёнке, малыши сидели в халупе, а он под мелким холодным дождём колол дрова – как раз они накануне своротили, перетащили к себе и распилили два телеграфных столба – и прикидывал, насколько им этого хватит, когда во двор влетел Тёмка без корзины и куртки, полуголый, посмотрел на него круглыми от ужаса глазами, заметался, не зная, куда прятаться, и вдруг упал на землю, прямо к его ногам, уткнувшись кудрявой головой в его измазанные сапоги. И сразу следом вошёл этот. Одет чуть обтрёпанно, но богато, одним взглядом оглядел их халупу, двор, его самого, по-хозяйски оглядел, что и говорить.
– Ага, вот ты где.
– Тебе чего? – решил он вмешаться.
Новый, уже повнимательнее взгляд.
– Твой спальник? – и кивком показал на лежащего на земле Артёма.
– А тебе чего до этого?
– Спальников сдавать положено.
Руки пришелец держал в карманах, там мог быть пистолет, риск слишком велик, и он, сжимая топор, не пряча, но и не выставляя напоказ, продолжил:
– Чегой-то сдавать? Как это?
– Не знаешь? – удивился пришелец, и глаза его стали хитрыми. – Это же спальник. Русские собирают их и вывозят на исследования. За укрывательство расстрел, а за сданного награда. Понял?
– Чего ж непонятного, – хмыкнул он. – И большая награда?
– Не мало. Сотня.
– Ну так катись отседова. За такие деньги я сам его сдам.
– Покачусь, – кивнул пришелец. – И первому же патрулю скажу, кого ты прячешь. Тебе расстрел, а сотня моя.
И повернулся уходить.
– Постой, – окликнул он его и, когда тот обернулся, перешагнул через Тёмку, подошёл сам. – И сколько за молчание возьмёшь?
– У тебя таких денег отродясь не было.
Спорить с этим было нельзя, правда – она правда и есть.
– Так… – начал он, наводя чмыря, прости господи, на нужное. Пистоля у того явно нет, а то бы стрелял сразу, так что на разговор пойдёт.
И угадал.
– Так давай вот что, – глаза пришельца хищно блестели. – Ты мне мальчишку, а я тебе… ну… ну, полсотни.
– Пошёл ты… Сотня, и пацан т вой.
Они немного поторговались, и наконец тот уступил, вытащил из кармана руку и уже из нутряка достал пачку имперских. Протянул ему.
– Считай.
Он опустил топор и стал пересчитывать деньги, а пришелец шагнул к Тёме, властно ухватил того за волосы.
– Ты мой! Пошли!
И тогда он бросил эти бумажки, бесшумно поднял топор и качнувшись вперёд, точным ударом без замаха, чтоб не обернулся гад на свист, всадил лезвие до обуха в белобрысый затылок. Тот стоял, наклонившись, а от удара пролетел вперёд и упал не на Тёмку, а за ним. Тёмка вскочил на ноги, ошалело глядя на него.
– Цыц, – сразу остановил он мальчишку. – Малышню разбудишь. За ноги бери, сволочим его.
– Куда? – тихо спросил Тёмка.
– В отхожее, – сразу решил он. – Больше ж некуда.
Труп даже обыскивать не стали. Хрен ведь знает, какие приметы могут на вещах остаться. И бумажки эти – доллары имперские – сгребли и туда же, от греха. Потом он оставил Тёмку засыпать и перекапывать кровяную лужу и след, а сам сходил к терновнику за корзиной и Тёмкиными вещами. А вечером, когда Лизавета, уставшая от ходьбы и так ничего и не нашедшая, вернулась, сказал, что завтра с утра они уйдут, хотя думали остаться на этой одинокой брошенной ферме. Халупа-то целая совсем. Лизавета ни о чём не спросила. Она ему во всём доверяла…
…Артём и Санька баловались, гоняясь друг за другом с ковшом холодной воды.
– Хватит, мальцы, – остановил их дед. – Санька, промыл башку? Тогда пошли.
Артём послушно вылил воду обратно в кадку и шлепком вышиб Саньку в предбанник. Тот был без крыши, и их сразу ослепило синее по-весеннему небо. Квас в деревянном расписанном красными цветами туеске их уже ждал. Выпили по ковшику, строго соблюдая старшинство, вытерлись, оделись во всё чистое.
– Ну, – дед обеими руками распушил бороду. – Пошли, пока не выстыло. Пусть и бабы попарятся.
Не спеша, по скользкой талой тропинке прошли в дом. Бабка суетливо, подгоняя Ларьку и Лильку, захлопотала, чтоб отдохнули, пока они быстренько…
– Ладно тебе, – остановил её скороговорку дед. – Идите, пока пар держится.
– Тём, – попросила Лилька. – Вы без нас чаю с конфетами не пейте, ладно?
– Ладно-ладно, – засмеялся Артём.
И хотя почти всё было к чаю готово, они пошли в свою горницу и легли. Дед, как всегда, на лежанку, а Артём с Санькой на кровать.
Артём вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову, рядом сопел Санька. Тихо, тепло, безопасно, тело приятно ломит, как после массажа или хорошей растяжки. Он бездумно и легко дремал, ничего не вспоминая и не опасаясь. Все страхи, боль, отчаяние – всё позади, будто и не было ничего, будто он и вправду… дедов внук и мамкин сынок, и не было ни питомника, ни Паласа, ни хозяина… А придут из бани бабка с Лилькой и Ларькой, будут все вместе пить чай, с конфетами и мёдом, а потом делать уроки для школы, а потом… Мысли путались, уплывая в тёплую мягкую темноту сна.
– Тём, вставай, – потрясли его за плечо.
Он рывком сел, ошалело моргая со сна.
– Лилька?
– Ага!
Красная, с туго обвязанной белым платком головой, Лилька смеялась во весь рот.
– А самовар на столе-е!
– Ага-а! – Артём зевнул и легонько толкнул в бок Саньку. – Вставай, чай пить будем.
Санька длинно с подвывом зевнул.
– А-а… а конфеты?
– Будут тебе конфеты, – вошёл в горницу дед. – Лилька, бабке помоги. Давайте, одевайтесь, а то не ровён час…
Артём, сразу поняв недосказанное, быстро натянул штаны и стал надевать рубашку. Ну да, в прошлую субботу как раз, они только за самовар сели, как пришли эти, из Комитета. С проверкой. Тогда обошлось, хотя везде нос сунули, обо всём спросили, но ведь если захотят прицепиться, то найдут, к чему. Что они втроём на одной кровати спят, а он знает, как о таком думают, поморщились ведь. Дед, правда, заговорил их, увёл в сторону, а всё равно…
– Давай, Санька, шевелись.
Санька со сна путался в рукавах и пуговицах. Артём помог ему, застегнул и аккуратно заправил в штаны рубашку. Штаны тоже новые, две недели, как купили. Всю одежду сменили, всем, и белья теперь у каждого четыре смены, Лильке ещё платье на занятия ходить. Сундук мамкин уже доверху набит, ну, почти доверху.
В кухне на столе большие, сверкающие красными цветами чашки, деревянная чашка с конфетами и туесок с мёдом. Расселись, бабка разлила чай. Первую чашку деду, вторую – Артёму. И дальше по старшинству.
Пили истово, не спеша и чинно. Ларька, правда, получил по лбу, чтоб не лез за мёдом. Мал ещё, накапает больше, а Лилька пусть следит за малым, она же старшая.
– Надо бы отделить её, – задумчиво сказал дед. – Не дело вот так спать, навалом.
– И тесно, – поддержал деда Санька.
Артём молча кивнул. Дед важно отхлебнул.
– Так что в понедельник к Филиппычу сходим. Кровать присмотрим.
– Да уж, – бабка взяла у деда чашку и налила ему ещё чаю. – И сундук под приданое.
– А оно-то мне зачем? – фыркнула Лилька. – Я замуж не хочу.
– Хоти, не хоти, а приданое должно быть, – веско сказала бабка.
Она со вкусом, подробно стала рассказывать, чего и сколько должно быть в приданом. Артём, изумлённо приоткрыв рот, только переводил взгляд с неё на деда и обратно.
– Да, – кивнул дед. – За один год такое не сделаешь.
– Успеем.
Бабка оглядела стол: у всех ли всё есть, и подвинула туесок с мёдом ближе к Артёму. Мёд, он пользительный, а парню сила нужна, работник уже. Артём заметил и поблагодарил улыбкой.
Ларька деловито собирал разбросанные по столу фантики, отбрыкиваясь под столом от Саньки и Лильки. Пару раз задели Артёма, и он быстро щёлкнул каждого по макушке, а дед строго повёл бородой.
– А ну не баловать за столом, – и, дав им допить свои чашки, погнал в горницу играть.
А Артём остался за столом. Он бы ушёл, но бабка быстро налила ему ещё чаю, а уйти от еды он не мог. Пошёл серьёзный хозяйственный разговор. Вот-вот стает, огород надо делать. Снова уточнили, на какие саженцы и рассаду записаться Артёму, поговорили, куда ставить Лилькину кровать. И Артём решился.
– От пособия сколько осталось?
– Не густо, – дед внимательно смотрел на него. – Или задумал чего?
– Свет провести, – нерешительно сказал Артём.
– Дело, – кивнул дед.
Бабка вздохнула.
– Дорого больно. Это если к Бобку, он за пару бутылок возьмётся.
– С током не шутят, – перебил её дед, а Артём хмуро кивнул. – Нет уж, схожу в контору ихнюю, узнаю почём у них, тогда и думать будем.
Бабка закивала, соглашаясь. В самом деле, Бобок уже своей проводкой чуть на рынке пожар не устроил. Но там-то ларёк, это ж тьфу, растереть и забыть, а если что с домом, не дай-то бог…
– То-то, – дед перекрестился и встал, показывая окончание чаепития.
Встал и Артём. Бабка налила из самовара горячей воды в миску и позвала Лильку помочь мыть посуду. Артём убедился, что лучины у печки достаточно, и сел вместе с дедом в горнице шорничать: вроде и невелико хозяйство, а рук требует. Убрав со стола, бабка с Лилькой тоже пришли в горницу, и бабка стала учить Лильку прясть. Санька с Ларькой возились с мозаикой. Незаметно стемнело, и дед зажёг большую лампу под потолком.
Обычный вечер. Тепло, безопасно, он среди своих, его никто не обидит, не надо драться, отстаивая себя и своё место, вообще можно не бояться… Артём никак не мог привыкнуть к этому, каждый раз заново удивляясь.
* * *
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
