Андрей поёрзал, перекатился с боку на бок, стараясь не просыпаться. Воскресенье – законный выходной, спи хоть до обеда. Пока есть не захочется, он не встанет. И с этим решением заснул.
Разбудим его самым бесцеремонным образом, дёргая то за плечо, то за волосы. Дёргали слабо, но надоедливо. Андрей злобно замычал и полез под подушку. Тогда с него стали стягивать одеяло. Озверев, он лягнул воздух, отобрал одеяло и завернулся в него. И тут до него сквозь ставший непрочным сон прорвался голос:
– Ну, Андрюха, ну, вставай, ну, утро уже.
Андрей чертыхнулся шёпотом и высвободил голову.
– Алиска, ты, что ли?
– Я! Андрюха, вставай.
Андрей с интересом оглядел румяную растрёпанную Алису в ночной рубашке до пят и спросил:
– А зачем?
– Как зачем?! – возмутилась Алиса. – Утро уже!
– Не-а, – мотнул головой Андрей. – Темно.
– Как темно?!
Алиса бросилась к окну и стала дёргать штору. Пока она воевала с тяжёлой тканью, Андрей быстро надел и туго подпоясал халат.
– Ну вот, – Алиса наконец справилась с непослушной шторой, и комнату залил золотой утренний свет. – Вот видишь, утро! А мама с Эриком ещё спят. Я к ним стучалась, стучалась, а они заперлись и не выходят. Андрюха, идём их будить.
– Интересно, но не заманчиво, – пробормотал Андрей.
– Чего? Я не поняла, Андрюха. Пошли, ну!
– Не нукай, не запрягла, – внушительно остановил её Андрей.
Чёртова девчонка, ведь не отстанет – это ясно, а сунься сейчас к Эркину… ей ничего, а ему Эркин точно башку отвинтит. И не объяснишь ведь малявке, зачем «мама с Эриком заперлись». Надо выкручиваться.
– Утро, говоришь, уже?
– Андрюха, светло же совсем!
– Ага, а ты чего тогда по-ночному?
Потрясённая таким вопросом, Алиса молча уставилась на него. Андрей решил закрепить успех.
– Хочешь утра, так иди и одевайся.
– Ладно, – после недолгого раздумья согласилась Алиса. – Будем делать утро, да?
– Будем, – вздохнул Андрей.
Когда Алиса убежала, он дотащился до стола и посмотрел на будильник. Восьмой час в начале. Спать да спать, так ведь не даст.
По дороге в свою комнату Алиса на всякий случай постучала в дверь спальни.
– Мама, Эрик!
Из-за двери донеслось мамино:
– Алиска, отстань. Мы спим.
– И не надо! – сказала закрытой двери Алиса. – Мы с Андрюхой будем делать утро.
И убежала.
В спальне приятный полумрак, сонная тёплая тишина. Женя сладко потянулась под одеялом, и сразу вздохнул и шевельнулся Эркин.
– Уже утро? Женя?
– Ага, – Женя снова потянулась, погладила его по взлохмаченной голове. – Спи, милый. Сегодня воскресенье.
Эркин поёрзал, повернулся набок и потёрся щекой о подушку.
– Там Алиса, что ли?
– Как всегда, милый, – Женя поцеловала его в переносицу. – Спим ещё…
– Мгм, – согласился Эркин и всё ещё сонным голосом уточнил: – Она про Андрея говорила, или мне приснилось?
– Говорила, – так же сонно ответила Женя и вдруг рывком: – Господи, что они там творят?!
И мгновенно, Эркин головы поднять не успел, как Женя уже накинула халатик и вылетела из спальни. Эркин вздохнул, вылез из-под одеяла и пошлёпал к комоду одеваться.
На кухне оказалось всё не так страшно, как почудилось со сна Жене. Андрей с Алисой готовили завтрак, а что при этом у них пара кастрюль упала, так это ж пустяки.
Женя влетела в кухню в тот момент, когда Андрей показал Алисе, как жонглировать картошкой, и она теперь пыталась это повторить. Картошка летала по всей кухне.
Утренняя тишина закончилась решительно и бесповоротно. Суета, беготня, хохот Андрея и восторженный визг Алисы, сияющая «настоящая» улыбка Эркина – Женя, распоряжаясь, ахая и покрикивая, от души всем этим наслаждалась.
За завтраком решили, что сегодня никуда не пойдут. Такая неделя была, что надо и отдохнуть, и дел домашних накопилось.
– Так в кино мы не пойдём?! – возмутилась Алиса.
– Придумаем чего-нибудь поинтереснее, – утешил её Андрей.
Женя подозрительно посмотрела на него, и Андрей изобразил такое невинное удивление, что Эркин едва не поперхнулся чаем.
Алиса уже вылезла из-за стола и побежала в свою комнату: будить кукол и вообще наводить порядок, а Эркин допивал чай, когда Женя сказала:
– Андрюша, я вчера написала Бурлакову.
Андрей быстро вскинул на неё глаза, покосился на Эркина и очень спокойно сказал:
– Интересно. И зачем?
– Что ты живой, здоровый. Что приехал.
– Я спросил: зачем, а не о чём, Женя.
– Он твой отец, – Женя говорила тоже очень спокойно. – Он имеет право, он должен знать. И это мы сказали ему, что ты погиб, значит, нам и о воскресении твоём говорить.
Лицо Андрея оставалось неподвижным, но лежащие на столе ладони сжались в кулаки.
– Так, – наконец кивнул он. – Понял. И когда ждать ответа?
– Тогда я ему писала, ответ через неделю пришёл.
– Хорошо, – Андрей даже улыбнулся. – Подождём неделю. А пока не будем об этом, – он не хотел, но последние слова прозвучали с просительной интонацией.
Женя и Эркин одновременно кивнули.
– Ты… – медленно заговорил Эркин, – ты не думай. Мы… мы всегда… за тебя, на твоей стороне.
– Спасибо, брат, – тихо ответил Андрей.
И после секундного, но показавшегося очень долгим молчания вскочил на ноги.
– Так, Женя, что делать? Чем помочь?
И Женя рассмеялась: такая готовность была в его лице и в голосе. Улыбнулся и Эркин.
– Пойду, хозяйством займусь.
– Во! – обрадовался Андрей. – Инструмент переберём.
Вообще-то Эркин боялся, вернее, побаивался, что Андрей будет недоволен его самоуправством: и в ящике рылся, и инструмент брал. Но, пока у Кольки работали, Андрей ему ничего не сказал. Так что, авось обойдётся.
– А гулять? – всунулась в кухню Алиса.
– Сейчас пойдёшь, – Женя быстро мыла посуду. – Одевайся.
– А все вместе?
– А обед кто будет готовить? – Женя отряхнула руки. – Давай быстренько.
Андрей по-хозяйски уверенно расположился за верстаком, разложив точильные бруски и круги. Эркин прикрыл дверь, быстро разделся и натянул свои рабские штаны.
– Ты это чего? – спросил, не оборачиваясь, Андрей.
– Пол буду натирать, – ответил Эркин и, не удержавшись, спросил: – Сильно я? Ну, инструмент попортил?
– Всё путём, браток, – Андрей попробовал на ногте лезвие стамески и прижал его к бруску. – Когда инструмент не в работе, он болеть начинает, – и повторил: – Всё путём.
Эркин кивнул, взял банку мастики, щётку, суконку и вышел, оставив дверь полуприкрытой.

*   *   *

Мона поправила на столе кружевную салфетку и оглядела гостиную. Стало очень уютно, Найджу понравится. Сегодня суббота, он работает до ленча, у неё уже всё готово, как только Найдж придёт, сядут за стол, потом субботний вечер, завтра с утра они, как все, пойдут в церковь, всей семьёй.
Мона с удовольствием думала о том, что её так раздражало, даже злило дома. Ровная размеренная жизнь, тихие будни и тихая радость редких праздников, чинные выходные… А ей тогда хотелось яркого, необыкновенного, потому она и уехала в Колумбию. И что получилось? А хорошо получилось! Мой бог, как она волновалась, когда они с Найджелом поехали к её родителям. И удивительно, насколько хорошо всё получилось…
…Они поехали в субботу, сразу после ленча. Работа есть работа, дело не должно страдать. Тут она полностью согласна с Робертом. Только от уборки Найджела освободили.
– Беги в душ, без тебя справимся, – хлопнул его по плечу Роберт.
– Всё равно вместе есть будем, – отказался Найдж и обернулся к ней. – Мы мигом, Мона.
– Долго ли вшестером, – улыбнулся Кеннет.
Кеннет, Митч и Дик начали работать у них недавно, но легко вошли в общий ритм работы. Поселились они в Цветном квартале, сняв вскладчину одну квартиру на троих в хорошей меблирашке, у Майэллы, и приходили за полчаса до открытия, вместе с братьями убирали, работали, делали вечернюю уборку, мылись в душе и уходили. Ленч общий, а завтрак и обед у каждого свой. Робу пришлось поломать голову, высчитывая их зарплату: они ж не компаньоны, а по контракту. И ленч она теперь готовила на семерых, с ней считая. Парни они были весёлые, компанейские, работали хорошо, а лечебный массаж знали даже лучше братьев. И хоть работали вшестером, то и дело в холле образовывалась очередь.
Она поднялась наверх, в кухню, и стала ждать. Вот внизу всё стихло, топот ног по лестнице и холлу, стукнула дверь ванной… Она встала и расставила на столе тарелки, салат уже можно раскладывать.
– Мона, – окликнули её из холла.
Она вышла и увидела Кена, Митча и Дика.
– До свидания, Мона, удачи.
– Счастливо, Мона.
Она поняла, что они знают о поездке, и улыбнулась им.
– Спасибо, и вам счастливо.
– До понедельника, Мона.
– До понедельника, Кен.
Они попрощались и ушли, а из ванной уже вышел, почти выбежал Найджел.
– Вот и я, Мона. Сейчас поедим и отправимся, да?
– Да, конечно, – улыбнулась она. – А вон и Роб с Метом, идите есть, у меня всё готово.
Ленч прошёл как обычно, с шутками и похвалами её стряпне. Посуду взялся вымыть Метьюз.
– Идите, а то ещё на поезд опоздаете.
Она чувствовала, что и Мет, и Роб действительно волнуются за них. Роберт даже сказал:
– Если что понадобится, Найдж, не дёргайся. Только дай знать.
Найджел обнялся с ними на прощание.
– Спасибо, братья.
И она тоже, конечно, волновалась. Да, она написала всё, ну, почти всё, попросила маму подготовить отца, мама поймёт и всё сделает, и всё-таки… Отца она не то чтобы боялась, он всегда был заботлив, внимателен, но… ну, ладно – подумала она, – может быть, всё обойдётся.
И обошлось. Доехали они благополучно, не во втором классе, конечно, но и не в самом дешёвом. Народу было немного: ведь в выходные все наоборот едут, в город развлекаться. А от Джемстауна до её родного Стретфорда они добрались на рейсовом автобусе. Они боялись, что придётся изображать случайных попутчиков, ну, на всякий случай, но на них никто не обращал внимания, так что и здесь обошлось. Найдж удивительно умеет поставить себя. Ни приниженности, ни вызова… И Роб с Метом тоже… Она подумала об этом, глядя, как Найджел в Джемстауне пошёл купить ей мороженого. И здесь, когда их автобус остановился на главной и единственной площади Стретфорда, Найджел дождался, когда все выйдут, провёл её к двери, помог сойти, и шофёр – а она отлично помнит, какой брюзга и ругатель мистер Мик – даже улыбнулся им.
– Тебя не укачало? – тихо спросил Найджел, когда они ли через площадь. – Ты в порядке?
– Да, всё хорошо, – храбро улыбнулась она. – Спасибо, Найдж. Нам вон туда.
– Ага, понял.
Их маленький домик стоял в самом конце улицы, но в белом квартале. Бедном, но не нищем, всё же не «белая рвань», а приличные люди. Здесь всё по-прежнему. Играющие в пыли – их улицу так и не замостили – дети, на верандах мужчины в креслах-качалках со стаканчиками предобеденного виски в руках, сдержанно-любопытные взгляды. А вот и её дом. И на веранде… да, мама! Найджел помог перебраться через низкую каменную ограду, отделявшую их газон от улицы.
– Мама! – Мона выдернула руку и побежала к дому.
– Мона! Девочка моя!
Они обнялись и замерли, но уже подходил Найджел, а в дверях показался отец.
– Здравствуйте, – Найджел, улыбаясь, поднимался по ступенькам.
– Мама… ой, папа, это Найджел, мы…
– Сначала здороваются, потом входят в дом, – отец говорил строго, но улыбаясь. – И все разговоры дома.
– Да, папа, я…
– Заходите в дом, – отец поздоровался с Найджелом за руку и мягким хлопком по плечу подтолкнул того к двери.
– Счастлив познакомиться, мистер Теннисон, – улыбнулся Найджел.
И её отец, всегда такой требовательный к правилам этикета, говорит:
– Ладно тебе, парень. Я – Чарльз.
И мама радостно смеётся и тоже жмёт руку Найджелу.
– Мона писала о тебе, Найджел, проходи, я – Айрин.
И в дом они входят все вместе…
…Мона улыбалась воспоминанию. Она, конечно, надеялась, что Найдж понравится её родителям, но что настолько понравится и что случится это так быстро…
…Из кухни так пахло, что она не удержалась:
– Мама, фафлики?!
– Твои любимые, – рассмеялась мама. – Я же знала, что раз ты пишешь про воскресенье, то приедешь в субботу.
В гостиной отец подошёл к бару достал стаканы.
– Чего тебе с дороги, Найдж?
– Сока, если можно, Чарльз, – улыбнулся Найджел.
Отец кивнул, смешал апельсиновый сок с газированной водой, протянул стакан Найджелу.
– Совсем не пьёшь?
– Стараюсь обходиться без этого, – серьёзно ответил Найджел и улыбнулся. – Мне и так хорошо.
– Понятно, – кивнул с улыбкой отец, наливая себе виски и добавляя содовой.
– Мона, – позвала её мама. – Ну-ка, помоги мне.
И когда она вошла на кухню, мама улыбнулась.
– Пусть мужчины побудут одни, – и посмотрела на неё с ласковой требовательностью. – Ты ничего не хочешь сказать мне?
И она решилась.
– Я беременна, мама.
– Я так и подумала, – кивнула мама. – И какой месяц?
– Третий. Мама, как ты догадалась?
– Он так поддерживал тебя, когда вы перебирались через ограду, и на ступеньках, – и вдруг: – Ребёнок его?
Она вспыхнула.
– Это не имеет значения!
Она ответила резче, чем хотела, но… но она даже маме не разрешит копаться в этом.
– Имеет, – твёрдо ответила мама. – Расскажи ему всё, Мона.
– Но…
– Запомни. От шантажа одна защита – правда.
– Кто нас будет шантажировать, мама? И зачем?
– Мне не понравился тот парень, о котором ты писала раньше. Нил, кажется, – мама говорила спокойно, будто не замечая её покрасневшего лица. – Конечно, решай сама. Но Найджел… он не заслужил твоего обмана. Он любит тебя, это сразу видно. И простит тебе всё. Кроме обмана. Запомни, Мона. А теперь возьми салат и отнеси в столовую.
– Хорошо, мама.
Она бережно, двумя руками подняла памятную с детства тёмно-зелёную стеклянную салатницу и понесла в столовую. Проходя мимо, оглянулась на гостиную. Отец и Найджел о чём-то разговаривали, и отец смеялся. Мой бог, отец смеётся! Это же… это же чудо!
– Мама, папа смеётся!
– Я слышу, – улыбнулась мама, выкладывая жаркое на блюдо и накрывая его крышкой с лепными фарфоровыми фигурками. – Нет, это я сама, тебе тяжело.
– Но, мама…
– Не спорь, Мона. Первые месяцы – самые опасные. Возьми лучше стаканы и воду. Вот так.
Они вместе накрыли на стол, и мама позвала отца и Найджела. Отец прочитал молитву и разрезал мясо. Мама разложила гарнир и салат.
– Как вкусно, – восхищался Найджел. – Мона, у тебя очень всегда хорошо, но не обижайся, здесь великолепно. Вы знаете, Мона, здорово готовит, нам всем нравится, но это… совсем необыкновенно.
Мама рассмеялась.
– Спасибо, Найдж. А у Моны ещё всё впереди.
– Я стараюсь, – ответила она голосом «послушной девочки».
И никогда ещё такого весёлого, такого хорошего обеда не было. А «фафлики» – вафельные трубочки с кремом привели Найджела в полный восторг.
– Мм! Я даже не знал, что такое бывает.
– Это наши фамильные, – улыбалась мама. – Меня ещё бабушка учила их печь.
– И я научусь, – храбро заявила она.
– Конечно, научишься, – кивнула мама. – Хозяйка дома должна это уметь.
И Найджел влюблённо смотрит на неё. А потом они все вместе сидели в гостиной, и Найджел рассказывал отцу и маме об их семейном деле, как они – три брата – начинали…
…Мона вздохнула, словно просыпаясь. Да, просто удивительно, как всё было хорошо. А через две недели уже отец приехал к ним. И она опять волновалась: понравится ли он братьям Найджела. Но и тут всё обошлось. И тогда же окончательно решили с домом. Они даже все вместе сходили на Новую улицу, посмотрели дом, ещё недостроенный, и, когда вернулись, отец сказал:
– Давай, Найдж. На мебель мы дадим, – и гордо припечатал: – Мона не бесприданница.
И вот он – их дом. Её и Найджела, мистера и миссис Слайдер. Конечно, мебель только самая необходимая и дешёвая, а спальня для гостей и детская стоят пустые, но это дом. И мамин коврик они повесили в спальне, над кроватью. Найджелу он тоже нравится. Самое главное – у них есть дом, свой дом. И в воскресенье после церкви Роб и Мет приходят к ним в гости. О! Вот и Найджел!
Мона выбежала на крыльцо.
– Найдж!
– Вот и я! – он легко взбежал по ступенькам, обнял её, мягко коснувшись губами её щеки. – Привет, Мона. Как ты?
– Я в порядке. А у тебя?
– Отличный был день.
По-прежнему в обнимку они пошли на кухню. Найджел рассказывал о сегодняшних событиях и восхищался обеденными запахами, а Мона счастливо смеялась его шуткам и восторгам.

*   *   *

1998; 23.12.2014

К удивлению Эркина, Андрей не проспал. И, когда Эркин утром пришёл в ванную повесить халат, Андрей уже был там, в брюках и майке, и сосредоточенно брился. Увидев в зеркале Эркина, он улыбнулся. Улыбнулся и Эркин.
– Доброе утро. Пойду чайник поставлю.
Занятый бритьём, Андрей ограничился кивком.
Женя хлопочет на кухне, обжигающе горячий чай, вчерашние чуть разогретые оладьи, Андрей быстро делает бутерброды и закладывает их в свою коробку, Эркин уже встаёт из-за стола.
– Андрей, готов?
– Да, пошли. Женя, спасибо, всё вкусно, до вечера.
В прихожей Женя быстро целует Эркина в щёку, успевает дотронуться до плеча Андрея, и вот уже их нет.
Женя бегом вернулась в кухню. На лоджию в одном халатике не выйдешь: ещё холодно, но ей и из окна хорошо всё видно. Вон они, идут рядом, высокие статные, красивые. Эркин обернулся и помахал ей рукой. Обернулся и Андрей. Она помахала им и снова закрутилась в водовороте утренних дел.
За магазином Мани и Нюры они разошлись: Андрей уже нашёл более удобный и короткий путь на свой автокомбинат. Ночной дождь давно кончился, даже облака разошлись, утреннее солнце играет на мокрой молодой листве. До чего же всё-таки хорошо!
Несмотря на солнце было ещё прохладно, и Андрей подтянул молнию под горло и прибавил шагу. Ничего, на работе согреется, да и холод не страшный, на лето всё-таки время идёт. Куртку, конечно, покупать нужно, но спешить незачем, не такая уж ветровка промокающая. Так, сегодня в школу, Эркин вчера часа два сидел, уроки делал. Ну, Эркин если за что берётся, то работает без булды, смотрел он его тетради: ни подчисточки, ошибки честно исправлены и переписаны, а здорово Эркин успел выучиться, на двух языках читает и пишет почти без ошибок, ну, ничего, братик, я не подведу, не бойсь, не посрамлю – Андрей улыбнулся – фамилию.
Так, улыбаясь, он и вошёл в ворота. Как все, переоделся в бытовке, аккуратно убрав в шкафчик ветровку, брюки и рубашку, переобулся.
– Ну, как гульнул в воскресенье, Андрюха, а?
Тон у Митрохи достаточно миролюбивый, и ответил Андрей так же:
– Лучше всех!
Митроха заржал.
– Видели тебя у нас, ну, в Старом городе, как ты гулял. Хорошо заплатили-то хоть?
– С друга денег не берут, – уже серьёзно ответил Андрей.
– Ну да, – кивнул Митроха, – с жидовки много всё равно не возьмёшь, это ладно. А так-то смотри, Тихоныч тебе враз ноги-руки переломает.
– Ну, это ещё кто кому, – хмыкнул Андрей, поправляя лямки комбинезона. – Его-то какая печаль?
– А он плотник, – Митроха вздохнул и пошёл к двери. – Ну, он давно на этот курятник ладился, цену выжимал, а тут в субботу и шумнули, дескать, мимо рта пролетело, подрядила жидовка какого-то.
Митроха шёл впереди Андрея и не видел его прицельно злого прищура, продолжая болтать.
– Он, значитца, туда, а там и Колька-Моряк, и индей с завода, а кулаки у обоих – дай бог, видели их и на «стенке», и на кулачках. Ну, Тихоныч и утёрся. Но сказал, поймает… – Митроха заржал.
Они уже вышли во двор, где Андрея ждала его метла, и сказать придуманное не пришлось. Ну, ничего, он своё ещё возьмёт, у него не заржавеет. И до обеда с лица Андрея не сходила злая насмешливая улыбка. Ну, пусть только сунется этот хрен старый, так вмажем… что долго плотничать некому будет.
Но в обед спокойно пили чай и говорили о нашумевшем, даже в газетах прописали, как в соседней Сомовке невесту из-под венца дружок увёз, и в Кузьмино, а там уже поп наготове ждал, ну, и обвенчал по-быстрому, а жениха сомовского куда, а ему и выйти из церкви не дали, там дружка невестина встала и говорит, что венчай, дескать, с кем есть, а попу не один хрен кого с кем венчать, ему вперёд заплатили, ну, так отработать надо, так, считай, две свадьбы и отыграли зараз… Андрей охотно ржал со всеми над незадачливым женихом, но оставался настороже. О субботе никто не поминал, и Митроха, похоже, сказал и забыл. Так что… так что, поживём, посмотрим, может, и увидим кое-что интересное.
– Пошли, Андрюха, – Василий убрал в шкафчик свою чашку.
– Перерыв же ещё! – возмутился Митроха.
– Не тебя зову, раз, сиди себе до штрафа, два, и твой номер восемь, молчи, пока не спросим. Андрюха, готов?
– Как штык, – весело ответил Андрей.
Пока Василий отчитывал Митроху, он успел управиться с чаем, убрать чашку и коробку и стоял уже у двери.
– То-то, – улыбнулся Василий.
Работать с Василием Андрею нравилось. Тот не спешил, не суетился, но всё было точно и вовремя. И командовал он необидно, не гонял попусту, и объяснял, не дожидаясь вопросов. Думать и Митрохе и Тихоныче было уже некогда.
В полтретьего Василий отпустил его на уборку, бросив напоследок:
– А ничего, соображаешь.
И Андрей счастливо улыбнулся. Похвала Василия – он уже это понимал – многого стоила. К трём всё было сделано, и, когда прозвенел сигнал, он пошёл в бытовку со спокойной душой. Там он застал Митроху, но начать разговор – чтоб без свидетелей – не успел. Появился бригадир и погнал Митроху доделывать, что велено. Митрохы, бурча себе под нос ругательства, натянул уже снятый комбинезон и ушёл. Подходили остальные из их смены, сразу стало шумно и тесно.
Андрей переоделся, убрал рабочую одежду в шкафчик, расправил влажное полотенце и захлопнул дверцу.
– И куда ж это ты, Андрюха, так торопишься, а?
– На Кудыкину гору, – весело ответил Андрей.
Коробку в карман ветровки, ключи, кошелёк, сигареты… на месте.
– До свидания всем.
– Валяй, парень.
– До завтра.
– До завтрева.
На улице так тепло, что Андрей расстегнул и распахнул куртку. Ну вот, теперь к Культурному Центру, а по дороге ещё и пожрать. Ну-ка, что там за вывеска?
Трактир был небольшой и не особо пьяный. Щи, каша и квас. Остальное – водка и закуска к водке. Пообедать удалось за полтинник. Не сказать, чтоб очень вкусно, но достаточно сытно и быстро. И недорого. Вот теперь всё в порядке и быстренько в школу…
…– Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно.
– Мама, а дальше?
– Дальше сам читай. Ну, Серёжа, это какая буква?...
…Мамин голос, мамины руки… Ладно, я иду в школу, мама, ты так волновалась, что из-за оккупации мы останемся без образования. Ну вот, мама, видишь? Всё в порядке, образование я получу.

В учительской Полина Степановна сразу сказала остальным:
– Нахватан парень прилично. По русскому вполне в «Б» может учиться.
– Переведём? – сразу предложил Аристарх Владимирович.
– Нет, – покачала головой Полина Степановна. – Пусть пока останутся вместе, но чтоб рядом не сидели. А то, похоже, жох-парень, начнёт Мороза будоражить.
– Это такой высокий кудрявый блондин? – уточнила Джинни. – Я, кажется его видела. В «Беженском Корабле».
Сидя в углу, Громовой Камень молча внимательно слушал. Объявление, что в субботу в девять утра начинаются занятия по языку шауни, он написал и повесил рядом с общим расписанием, а вчера говорил с детьми в группе подготовки к школе – ему дали полчаса, и он рассказывал о Великой Равнине и Союзе Племён. Слушали его хорошо. А завтра он пойдёт к дошкольникам. Там тоже не должно быть особых проблем. Со взрослыми, конечно, будет сложнее, его уроки никак не встают в расписание, а субботние занятия – по желанию, кто захочет прийти. Сколько их придёт в свой выходной день? И кто придёт?
Прозвенел звонок, и учительская опустела. В принципе, ему нечего делать, он может идти домой, но Громовой Камень не двигался, сидел и слушал. Школа, школьный шум… что ж, его третья жизнь начинается не так уж плохо. Комната с пансионом недалеко от работы, хотя здесь всё недалеко, все удобства, вроде неплохая хозяйка и посильная плата. Отнеслись к нему и в Ижорске, и здесь тоже очень хорошо, так что… так что всё хорошо.
Войдя в класс, Джинни приветливо улыбнулась, поздоровалась, раздала всем задания и стала проверять Андрея. Диктант, спеллинг, чтение…
– Очень хорошо. А теперь вот это упражнение, пожалуйста.
И занялась остальными.
И опять Эркин, ревниво следивший, как отвечает Андрей, не мог сдержать радостной, даже торжествующей улыбки: у Андрея получается не хуже, чем у Тима, а, может, и лучше.
Сосредоточенно хмурившийся Тим отвечал старательно, как никогда. В английском его никто раньше и не пытался обойти, даже не приближались. Ну, ничего, ему всё-таки английский – родной, а Мороз сам говорил, что его брат русский, так что… потягаемся.
Как и на русском один урок пишут, делают упражнения, а на втором часу читают и говорят о прочитанном. Андрей и здесь не подкачал. Джинни никак не ожидала услышать правильную с еле заметным и очень приятным акцентом культурную речь. До этого у неё чисто, без обычных неправильностей и даже жаргона, говорили трое: Мороз, Тим и Артём, остальных до сих пор приходится поправлять. Да, Полина Степановна права: уровень… Андрея выше, ему, разумеется, место не в начальном классе, а в среднем, но они же сами оставили в этом классе Чернова, а тот владеет языком на уровне выпускного класса, так что…
– Спасибо, садитесь.
Артём, гордо улыбаясь, сел на место, покосился на Эркина и тут же ощутил лёгкий дружеский толчок коленом под столом в знак одобрения.
На перемене балагурили и смеялись. Природоведение не в пример легче. Писать ничего не надо, сиди да слушай. Ну, и отвечай, конечно, когда спрашивают.
– Сейчас меня опять проверять будут, – усмехнулся, садясь на своё место, Андрей.
– Сам же сказал, что нахватался, – улыбнулся Эркин.
Но Агнесса Семёновна – худенькая маленькая женщина в круглых очках – никак не выделяла Андрея, спрашивая его наравне со всеми. Чему Андрей был в душе рад: он чего-то устал и досиживал уже через силу, удерживая внимание просто чтобы не подводить Эркина: а то брат так переживает за него.
А после уроков пришлось опять идти в преподавательскую, чтобы директор внёс его в списки. Эркин ждал в коридоре, и уходили они после всех, когда уже даже свет в коридоре погашен.
Но в полутёмном вестибюле Андрей вдруг остановился у доски с расписанием.
– Эркин, смотри.
– А что? – обернулся уже от двери Эркин.
– Не было этого, когда входили, я помню, – Андрей быстро прочитал объявление и присвистнул: – Ух ты-и!
Эркин подошёл и тоже прочитал. Что в субботу в девять часов занятия по шауни, и внизу пояснение: «Язык и культура шеванезов».
– Ни фига себе! – не мог успокоиться Андрей. – Пойдём?
– Обязательно, – твёрдо ответил Эркин и добавил: – Ты как хочешь, Андрей...
– Чего?! – немедленно возмутился Андрей. – Это я братнего языка знать не буду?! На фиг! И не вздумай один ходить, не выйдет.
– Не вздумаю, – улыбнулся Эркин. – Пошли, поздно уже.
На улице было темно и прохладно. И Андрей застегнул ветровку до горла.
– Знаешь, братик, давай портфель купим.
– Как у Тёмки? – улыбнулся Эркин.
– Это малец, что с тобой сидит? – уточнил Андрей. – Зачем такой же, лучше.
– Покупай, конечно, – кивнул Эркин. – Мне одному сумки хватало, а теперь книг-то больше будет.
Они не спеша шли по тёмным пустынным улицам. Пахло мокрой землёй и листвой, неожиданно громко прошумел вдалеке поезд.
– Устал? – спросил Эркин.
– Есть немного, – улыбнулся Андрей. – Ничего, втянусь. А ты здорово выучился.
– Меня Женя ещё зимой читать научила, – улыбнулся Эркин. – По-русски. А английский, да, уже в школе.
– Понятно, – кивнул Андрей. – Шекспира не читали ещё?
– Нет, – сразу понял его Эркин. – Не рассчитывай, игры не будет.
Андрей негромко рассмеялся.
– А здоровско было сделано. Скажешь, нет?
– Ну да, – нехотя согласился Эркин.
Андрей искоса пытливо посмотрел на него.
– Что случилось, Эркин?
– Ничего, – пожал тот плечами, явно не желая продолжать тему.
– Я же вижу, – не отступил Андрей.
– Ни черта ты не видишь! – перебил его Эркин. – И видеть тут нечего.
– Нет, Эркин, послушай…
– И слушать не хочу, – Эркин угрюмо помолчал и как-то жалобно попросил: – Не надо об этом.
Андрей прикусил губу. Вот оно, вернулось. Его «не спрашивай» вернулось и ударило. Нет, пусть Эркин простит, но он не отступит.
– Так что у тебя с Фредди вышло?
Эркин промолчал, словно не услышал вопроса. Но Андрей упрямо продолжил:
– Он же друг наш, Эркин.
И снова в ответ упрямое молчание. Они уже подходили к дому, когда Эркин разжал губы.
– Был. Был он другом.
Горечь в его голосе подстегнула Андрея.
– И с чего перестал?
– Стрелял он в меня.
Эркин взялся за ручку двери, толкнул её. И, пропуская его вперёд, Андрей спросил:
– Чего ж ты тогда живой?
Эркин не ответил. Он понимал, что Андрей не отступит, понимал, что расскажет. Кому-то же он должен это рассказать. И Андрей имеет право знать. Но… но не сейчас.
И словно почувствовав это, Андрей не настаивал на продолжении разговора. Молча они поднялись по лестнице и прошли по коридору.
Алиса уже спала, и когда они втроём ужинали и пили чай на кухне, ни Андрей, ни, тем более, Эркин ни словом об этом не обмолвились. Рассказывали о школе, кто как отвечал. Женя, узнав об уроках шауни, горячо одобрила их решение ходить на эти занятия.
– И очень удачно, что в одно время с Алиской, – Женя оглядела стол. – Андрюша, возьми ещё печенья. А я спокойно дома уберусь и на рынок схожу.
– На рынок тогда в воскресенье, – возразил Эркин. – Одной тебе тяжело.
Женя кивнула.
– Ладно, – и лукаво подмигнула. – Найду себе занятие.
У неё получилось очень похоже на Эркина, и Андрей тут же выразил самое горячее одобрение и полный восторг. Смеялся и Эркин.
Потом последовала обычная вечерняя суета с мытьём посуды, и наконец пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
У себя в комнате Андрей поставил в шкаф книги, уложил тетради в ящик стола. В пятницу русский, математика и история… Надо будет тетради купить. И портфель. Даже два. Себе и Эркину: не всегда же у них будут смены совпадать… Мысли были усталые, рваные. Нет, не будет он сегодня читать. Устал.
Он быстро постелил себе, прислушался. Вроде, тихо, ну, если он и столкнётся с Эркином – не страшно. Но что же всё-таки произошло? Гнида эта трепала, что Фредди лицо не удержал. Стрелял и не попал? Впритирку бил? Зачем? Во что Эркин вляпался, что Фредди пришлось так его гнать? Ну, ладно, не сегодня, так завтра-послезавтра он из Эркина всё вынет.
В ванной пусто, и халата Эркина на месте нет, значит, разминулись. Андрей быстро вымылся, привычно здесь же выстирал трусы и носки – не будет же он и это на Женю сваливать – и повесил их на сушку. А вообще-то надо что-то со стиркой придумать. Ладно, потом обдумаем. Всё потом.
Он вернулся к себе и лёг, вытянулся на приятно прохладной простыне под тёплым мягким одеялом. Как же он всё-таки устал. Даже думать не может. Ничего, всё образуется. Всё будет хорошо.

*   *   *