ТЕТРАДЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

*   *   *

В дождь хорошо спится. У придумавшего этот афоризм явно ничего ни сломано, ни прострелено не было. Громовой Камень усмехнулся и осторожно потянулся под одеялом. Нет, вроде отпустило. В комнате приятный полумрак. Проверяя себя, он высунул из-под одеяла руку и взял со стула у изголовья часы. Да, только шесть, можно ещё поспать, но не хочется. Он ещё раз потянулся и откинул одеяло. Да, боль вполне терпима.
Громовой Камень встал и подошёл к окну, отодвинул штору. Солнце уже взошло, и молодая листва казалась золотистой. Похоже, день будет ясный. Уже легче. Ну что, спать не хочется, значит, будем потихоньку приводить себя в порядок. Спешить некуда. Занятия начинаются в девять, на месте надо быть за пятнадцать минут до начала.
Умыться, побриться, одеться… Завтрак с половины восьмого. Обед после трёх, вечерний чай, он же ужин в девять. Тихий семейный пансион. Правда, двадцать рублей в неделю, но и условия, скажем так, весьма приличные. Даже ванная есть. Еда, уборка, стирка, тихие интеллигентные соседи… Чего ещё хотеть?
Громовой Камень оглядел себя в зеркале. Вполне и даже очень, как говаривал тот танкист в госпитале, справившись со своей щетиной между рубками и ожогами. Громовой Камень собрал свой прибор, повесил полотенце и вышел из ванной. Обычно в это время он уже встречался со своими соседями, но сегодня суббота, и те, видимо, решили поспать подольше. Вполне естественно и законно, это вот ему не спится. И до восьми ещё уйма времени.
У себя в комнате он сам убрал постель и огляделся, как в первый раз. Кровать, комод, шкаф, стол у окна и три стула. Всё как у всех. А вот этажерку для книг и тетрадей ему поставили, узнав, что он учитель. Громовой Камень улыбнулся, вспомнив, как он пришёл сюда впервые…
…Адрес ему дали в городской Управе, где он, уже оформившись в отделе образования, зашёл в квартирное бюро.
– А с жильём, – полуседая женщина в очках смотрела на него с лёгкой настороженностью, но в то же время достаточно доброжелательно, – вам ведь, наверное, лучше с пансионом, чтобы без хозяйственных хлопот. Вы… вы ведь один?
– Да, – кивнул он.
– Ну, тогда зайдите к Егоровой. У Капитолины Алексеевны очень приличный пансион, и сейчас есть как раз свободная комната…
…Пансион, зарегистрированный в Управе, это уже какая-то гарантия. Конечно, можно было бы устроиться и в Старом городе, и намного дешевле, но ходить на работу через пути ему неудобно, и условия там не те, и учителю надо держать марку. А здесь единственное неудобство – лестница, но он уже приспособился и ходит что вверх, что вниз медленно, но без палки. Отнеслись к нему настороженно, но форма с медалями и то, что он пришёл из бюро…
…Капитолина Алексеевна ещё раз оглядела его и повела показывать комнату. Условия, оплата понедельно, стирка личных вещей, женщин не водить, дополнительные услуги… обговорили всякие житейские мелочи и нюансы, и он пошёл на вокзал за вещами. Её настороженность не удивила и не обидела. Он уже привык, что от индейцев ждут… скажем так, необычного. Недоверие, вызванное непониманием, что в свою очередь обусловлено незнанием. Он сам понял это в армии, когда услышал удивлённое:
– Слушай, ты ж нормальный парень.
И потом, другими словами, но это же, и не раз. И о себе, и о других. И это его вторая, а, может, и первая задача. Сделать свой народ понятным. И не дети «асфальтовых», а все дети, всех цветов – его ученики. И в первый день в пансионе он вышел к обеду в форме, с наградами, и называл себя по-русски. Чтоб понимали…
…– Громовой Камень? – переспросил назвавшийся Алексеем инженер с завода. – А как-нибудь покороче можно?
Он улыбнулся. Манера русских сокращать любое имя до двухсложного, чтобы не больше четырёх, ну, пяти букв, была ему известна ещё по школе, и он знал, как к ней приспособиться.
– В роте меня Гришей звали.
И внёсшая в этот момент в столовую поднос с большой фарфоровой супницей пожилая женщина в белом фартуке и кружевной косынке – потом он узнал, что её зовут Ефимовной, и она хоть и прислуга, но слово её значит очень много – удовлетворённо кивнула…
…Так он стал здесь Гришей и, приходя из города, переодевается, как все. У них спортивные костюмы, домашние куртки и брюки, а у него леггинсы и лёгкая, без бахромы и вышивки кожаная рубашка, и по дому ходит не в тапочках, а в мокасинах без шнуровки с мягкой подошвой. И ничего, привыкли.
Но сейчас он сразу после завтрака пойдёт на работу. Туда в форме. С детьми форма удачно сработала, мальчишки сразу стали расспрашивать, мгновенно возник контакт. И со взрослыми форма ему всегда помогала. И… и больше ему надеть нечего. В племенном – рано, а на «учительскую» форму – костюм-тройку – он ещё не заработал.
Но все эти мысли, воспоминания и соображения не мешали ему наводить порядок, разбирать тетради, проверить планы для занятий на следующую неделю, ещё раз перечитать сегодняшний конспект.
Ну вот, уже семь. Ещё час впереди, а он, можно считать, готов. Заливаются птицы, в открытую форточку тянет запахом листвы и земли. Громовой Камень отодвинул тетради и взял книгу. «Мифы древних славян». Смешно, но он – первый читатель, формуляр был чист. Почитаем, подумаем, найдём точки соприкосновения, переклички…
И как всегда. Начал читать и зачитался. Случайно поглядев на часы, Громовой Камень вскочил на ноги. Восемь! Пора. Он быстро переоделся, убрал леггинсы, рубашку и мокасины в шкаф. Бельё, брюки, намотал портянки и натянул сапоги. Начистил он их с вечера, аж блестят. Как и медали, и поясная пряжка. Надел гимнастёрку, подпоясался, по-уставному расправив и распределив складки. Пригладил, глядя в зеркало на комоде, волосы. Ну вот, пора вниз. Он взял нужную тетрадь, ещё раз оглядел комнату и вышел, мягко прихлопнув за собой дверь.
В столовой кипит самовар, в плетёной корзинке под белым вышитым полотенцем горячие калачи. Капитолина Алексеевна приветливо улыбнулась ему.
– Доброе утро.
– Доброе утро, Капитолина Алексеевна.
Он сел на своё место. Капитолина Алексеевна положила ему на тарелку кашу, налила из самовара чаю.
– Берите масло, Гриша.
– Спасибо.
Он ел быстро, но без спешки, и Капитолина Алексеевна, любившая, когда едят с аппетитом, с удовольствием наблюдала за ним.
– Вы сегодня работаете?
– Да, у меня утренние занятия.
Но, говоря это, Громовой Камень чувствовал себя обманщиком. Ещё неизвестно: будут ли у него занятия, придут ли к нему ученики. Ну, ничего страшного, он тогда пойдёт на занятия к малышам, просто посмотрит, как работают другие, поучится…
– Доброе утро, – поздоровался, входя в столовую, долговязый белобрысый мужчина.
– Доброе утро, – ответил Громовой Камень.
– Доброе утро, Гуго, – улыбнулась вошедшему Капитолина Алексеевна. – Ваш кофе.
– Спасибо.
Гуго сел напротив Громового камня.
– Приятного аппетита.
– Спасибо, вам того же, – улыбнулся Громовой камень.
Четверо остальных жильцов вошли в столовую, когда Громовой Камень уже допил чай и встал. Быстрый обмен приветствиями, и он вышел в прихожую. На общей вешалке среди плащей и курток его шинель. Но сегодня тепло, можно в оной гимнастёрке. А вот без палки ему не обойтись.
– Доброго утра. Чего так рано, Гриша?
– Доброе утро, Ефимовна, – улыбнулся Громовой Камень. – На работу пора.
– Ну, удачи тебе, – серьёзно пожелала Ефимовна, закрывая за ним дверь.
Умение Ефимовны всюду успевать и не спешить, готовить на всех, убирать, провожать и встречать – не удивляло Громового Камня. Он видел таких женщин в стойбищах. Те тоже успевали всё, хотя никто не видел их спешащими или суетящимися.
Улицы пустынны. Ну да, сегодня суббота, выходной, все отсыпаются. Но ближе к Культурному Центру стало оживлённее.
Громовой Камень поднялся по удобным пологим ступеням, в прохладном, пахнущем свежевымытыми полами, вестибюле поздоровался с маленькой всегда весёлой Валерией Иннокентьевной.
– Доброе утро.
– И вам доброе утро. Какая погода чудесная!
– Да, – улыбнулся Громовой Камень.
Вместе они поднялись в преподавательскую. Валерия Иннокентьевна весело трещала сразу обо всём. Громовой Камень улыбался и кивал, даже не пытаясь вставить хоть слово. В преподавательской было пусто и тихо. Громовой Камень взял ключ от кабинета и пошёл готовиться к уроку.
Он вошёл в класс и сел за учительский стол, положил перед собой тетрадь. На часах без десяти девять – он сверил свои часы с настенными в преподавательской – и издалека уже слышны детские голоса. Ему остаётся сидеть и ждать. Может быть кто-то придёт.

С жадным любопытством Громовой Камень разглядывал усаживающихся перед ним парней. Как специально подобраны: индеец, белый и негр. Ну вот, самого страшного – что никто не придёт – не случилось. Теперь отступать нельзя.
– Меня зовут…
Начал он по-русски: всё-таки двое из троих точно не знают языка, но, когда назвал себя на шауни, то недоумевающие взгляды были у всех троих, а повторил своё имя в русском переводе и сразу понимающие кивки, интересно, это что же, парень настолько «заасфальтирован», что элементарно ничего не помнит, это ж во сколько уехал с Равнины, если ребёнком увезли, то хоть от родителей хоть что-то мог узнать и запомнить. Ладно, значит пока и продолжим по-русски.
– А как зовут вас?
Громовой Камень смотрел на негра, и тот ответил первым.
– Тимофей Чернов.
– Андрей Мороз, – тряхнул светлой шевелюрой самый молодой из троицы.
– Эркин Мороз, – назвался индеец.
Громовой Камень даже не успел удивиться совпадению фамилий, так его удивило имя.
– Эркин? Ты из какого племени? Не шеванез?
Вот оно! То, чего Эркин опасался с самого начала. Он опустил ресницы и очень спокойно ответил:
– Я не знаю своего племени.
Громовой Камень почувствовал, что уточнять не следует, и просто кивнул. Хотя про себя решил, что надо будет напрячь память, пошуровать в записях о племенах, что-то там не просто с этим. Но пока… ладно, оставим.
Андрей покосился на Эркина и спросил:
– А какие ещё есть племена? Ну, шеванезы, а ещё?
– Уг, – кивнул Громовой Камень и повторил по-русски: – Хорошо.
Он думал начать с другого, но так тоже неплохо. Шеванезы и другие племена. От которых остались только названия, слова с давно потерянным смыслом, обрывки легенд…
– Хау, – закончил он рассказ и тут же перевёл: – Я сказал.
Неуверенные кивки. И снова Андрей взял разговор на себя.
– Это... в конце говорят?
– Да, – Громовой Камень улыбнулся. – Можно и в начале. А что-нибудь на шауни вы знаете?
– Нет, – твёрдо ответил Тим.
– Нет, – качнул головой Эркин.
– Уже два слова, – лукаво улыбнулся Андрей. – Уг и хау.
– Молодец, – рассмеялся Громовой Камень.
– Это и я запомнил, – недовольно сказал Тим.
Эркин кивнул и очень старательно выговорил:
– Уг, хау, – и по-русски: – Хорошо. Я сказал.
– Правильно, – кивнул Громовой Камень.
Да, так он и думал. Самое расхожее. Поздороваться, поблагодарить, попрощаться. Что это? Это – человек. Это – рука, это – лицо… нет, это – голова, а лицо – …
Они повторяли за ним, старательно копируя его голос, тут же переводя на русский. Игра? Да, игровая по сути методика, но эти трое взрослых людей играют с детской искренностью и увлечением. Громовой Камень стал уже опасаться, не слишком ли много лексики для первого раза, когда Эркин, посмотрев на часы, охнул:
– Ой, пора уже.
Андрей посмотрел на часы над дверью и присвистнул:
– Ого!
А Эркин, извиняясь, улыбнулся и объяснил:
– У меня дочка здесь, на занятиях.
– И у меня двое, – кивнул с улыбкой Тим и встал. – Большое спасибо…
И прежде чем он успел назвать его имя, Громовой Камень перебил его, вставая.
– Я – кутойс, учитель.
Эркин улыбнулся и тоже встал.
– Да, Алиса говорила мне. – и тщательно выговорил на шауни: – Спасибо, кутойс.
– Спасибо, кутойс, – повторил за ним, также вставая, Андрей.
Прощание на шауни, уговор о встрече в следующую субботу по-русски и окончательное прощание.
Оставшись один, Громовой Камень медленно подошёл к окну. Ну вот, три часа как пять минут. Его первый урок. У негра русское имя. У Эркина здесь дочка, да, сегодня как раз дошкольники занимаются, но… с дошкольниками занятие уже было, ни индианки, ни даже метиски не было, это точно, сразу бы обратил внимание…
Окно выходило на площадь перед Центром, и Громовой Камень видел, как расходились дети с родителями. Интересно. Вон Чернов ведёт за руки мальчика и девочку, их он видел, да, Дима и Катя, но мальчик сам себя называл Димом, что для русского языка не характерно. Ага, а вот и Эркин, с ним Андрей, да, интересно, они – однофамильцы, или… пока это неважно. Эркин с девочкой, совсем белой, так это его дочь?! Что ж, в жизни всё бывает. Да, он ещё когда слышал, что у репатриантов приёмышей больше, чем родных.
Когда площадь опустела, Громовой Камень оттолкнулся от подоконника, взял со стола свою, так и не понадобившуюся тетрадь и пошёл к двери, едва не забыв на радостях палку.

Наконец сели за стол, и Женя разложила по тарелкам салат, как всегда любуясь накрытым столом и едоками. Андрей сказал, что купил себе куртку с подстёжкой и сапоги с вкладышами.
– И правильно, – кивнула Женя. – Алиса, доедай. А то твоя ветровка, Андрюша, для лета.
– А сейчас что? – поинтересовался Андрей, придвигая к себе тарелку с супом. – О, картофельный? Обож-жаю картофельный суп.
– Сейчас ещё весна, – Женя оглядела стол: не нужно ли кому чего. – Мне говорили, что даже в июне могут быть заморозки.
– Заманчивая перспектива, – хмыкнул Андрей.
– А ещё что было? – спросил Эркин.
– Ну-у, – улыбка Андрея стала лукавой. – Ну… словом, я сегодня в гости иду.
– Мам, а что я надену? – сразу спросила Алиса.
– Э нет, – рассмеялся Андрей. – Тут я, племяшка, без тебя справлюсь.
Женя уточнила:
– Это ты Любу встретил? – и, не дожидаясь его ответа, рассмеялась. – Конечно, иди.
Рассмеялся, догадавшись, и Эркин.
– Ключи не забудь.
– Да не в жисть! – весело ответил Андрей.
Алиса обиженно надула губы, что её не берут в гости, но, выяснив, что мама и Эрик тоже остаются дома, успокоилась.
После обеда Алиса легла спать, тем более, что обед был позже обычного. Эркин, как всегда в выходной, занялся посудой. Женя, уложив Алису – дневной сон обходился без поцелуев – и плотно прикрыв ей дверь, тоже пришла на кухню и села к столу, любуясь Эркином, его ловкими уверенно-красивыми движениями. Эркин, почувствовав её взгляд, обернулся с мгновенно осветившей его лицо улыбкой.
– Хорошо, Женя, да?
– Да, – кивнула она. – А вы как позанимались?
– Отлично, – с интонацией Андрея ответил Эркин и начал перечислять узнанные слова, тут же переводя их на русский.
К его радостному удивлению Женя повторяла их за ним.
– Женя?! – ахнул Эркин, – Ты… ты хочешь знать? Это? Ну, шауни?
– Хочу, конечно, – улыбнулась Женя.
Эркин вытер руки, аккуратно повес и л полотенце и сел рядом с Женей.
– Женя, ты… ты будешь ходить с нами?
Женя на секунду задумалась и покачала головой.
– Нет, – и улыбнулась его огорчению. – Лучше ты будешь учить меня.
– Я?! – изумился Эркин. – Но… но, Женя, я не умею.
– Ты справишься, – Женя погладила его по плечу, и он сразу перехватил её руку и поцеловал в ладонь.
– А… а ты что делала? – неуверенно спросил он.
– А я ходила в прачечную, – стала рассказывать Женя.
Идею сдавать постельное бельё в стирку, а не мучиться с ним дома Эркин одобрил горячо и безоговорочно. Он уже давно думал, что Жене тяжело столько стирать, пытался как-то помочь, а поведение Андрея, упрямо стиравшего свои носки и трусы, только укрепляло его в мысли, что что-то не так, но он не знал, как исправить. И вот всё решилось. Женя хорошо придумала.
– Здоровско, Женя! Слушай, а полотенца, скатерти, салфетки…
– Конечно, Эркин. Они всё берут.
– А… а мои рубашки, Женя? Что тебе с ними мучиться?
Женя ласково взъерошила ему волосы.
– Это совсем другое, Эркин.
– Хорошо, Женя, – сразу кивнул он.
Он обнял её, привлекая к себе, но посадить к себе на колени не рискнул: они не в спальне, сюда Андрей в любую минуту может зайти.
Женя тихо засмеялась, положила голову ему на плечо. Эркин прислушался и ловко, одним плавным движением встал на ноги, поднимая Женю на руки. она, по-прежнему смеясь, обхватила его за шею и поджала ноги, сворачиваясь в маленький уютный комок у него на груди. Прижимая к себе Женю, Эркин быстро и бесшумно вышел из кухни, пересёк прихожую и вошёл в спальню.

Женя посмотрела, как Эркин укладывает в коробку оставшиеся без дела частички мозаики, и улыбнулась:
– А если мы сейчас пойдём прогуляться?
– Ура-а! – завопила Алиса, кидаясь в прихожую, чтобы быстренько одеться, пока мама не передумала.
Эркин быстро переобулся, и, когда Женя, надев туфли, выпрямилась, он уже держал перед ней плащ. Женя церемонно кивнула и позволила себя одеть. Эркин надел куртку, не джинсовую, а непромокаемую зелёную, как у Андрея, но чуть темнее. Женя поправила Алисе беретик и воротник пальто, и они вышли в коридор. Эркин запер дверь и спрятал ключи в карман.
На улице пахло влажной землёй и вечерней, хотя солнце ещё не село, свежестью, в овраге шумел ручей. В роще было уже совсем сумеречно, и потому гулять пошли вдоль оврага по своей стороне. Алиса, приплясывая и подпрыгивая, бежала впереди, а взрослые шли за ней. Эркин вёл Женю под руку, и она время от времени нарочно спотыкалась, чтобы снова и снова ощутить, как мгновенно напрягается, становится твёрдой и надёжной его мягкая ласковая рука.
– А давайте в салки играть! – налетела на них Алиса. – Чур-чура, вожу не я!
И они играли в салки, и Эрик долго не мог её осалить, а потом поймал и подкидывал высоко-высоко, до самого неба, а потом они с мамой ловили Эрика, а он увёртливый…
За игрой они дошли до конца оврага, постояли на берегу речки, куда впадал ручей, и медленно пошли обратно, и уже не сумерки, а вечер, и роща за оврагом совсем тёмная. Алиса – на всякий случай – взяла Эркина за руку.
– Эрик, а здесь волки есть?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Наверное нет. Волки в городе не живут.
– Да-а, а вон лес, – Алиса показала на тихо шумящую под ветром громаду за оврагом.
– Это не лес, а роща, – улыбнулась Женя. – И вон уже наш дом. Видишь, как окна светятся?
– Ага, – разочарованно кивнула Алиса.
Она только собралась немного побояться, чтобы Эрик взял её на руки, а мама всё испортила. Правда, Эрик её ещё немного на кулаке покатал, что тоже совсем не плохо.
Дома Женя даже не стала особо готовить, поужинали бутербродами, и Алиса отправилась спать.
Поцеловав её на ночь, Эркин немного постоял над ней, слушая её дыхание, всей кожей ощущая и впитывая тишину и покой. Он не завидовал Алисе, что у неё есть то, чем так жестоко – он всегда это и чувствовал, и понимал – обделили его. Глупо завидовать. Он родился в питомнике, родился красивым, и это определило всю его жизнь. До того дня, когда он встретил Женю. Теперь, после той книжки, что ему в Джексонвилле прочитала Женя, он знал, что и питомник, и красота его были так и задуманы, что его судьбу спальника определили ему ещё до рождения. И ничего изменить нельзя, что было – то было. Но жизнь Алисы определяет он. Да, вместе с Женей, но он.
Вернувшись на кухню, он прислушался к шуму в ванной. Значит, Женя в душе, ладно, ванну он ей в другой раз сделает. Эркин улыбнулся. Хоть Женя и старалась мыться без него, но пару раз он под каким-нибудь предлогом проникал в ванную и… словом, было шумно и весело. А пока… Да, он же газету вчерашнюю так и не прочитал.
Он вышел в прихожую, нашёл на подзеркальнике вешалки газету, погасил свет и вернулся на кухню. Сел к столу. Знакомые уже названия, имена, опять статья о больнице. Город растёт, нужна настоящая больница… Весной выборы в городскую Управу, в выборах участвуют все прожившие в городе не менее года на день выборов… Это… это значит, что им с Женей придётся выбирать. А Андрею? Андрей приехал четвёртого мая – он точно помнит, а выборы когда? Он стал снова перечитывать статью
За этим занятием его и застала Женя.
– Что-то интересное, Эркин?
– Да, – вздрогнул он. – Вот, Женя, посмотри.
Женя наклонилась, опираясь на его плечо, так, что их головы соприкоснулись и Эркин ощутил запах её волос и кожи. Он даже на секунду соображать перестал, задохнувшись в этом облаке.
– Да, Эркин, правильно, – удивлённо сказала Женя. – Будем выбирать. Как интересно.
– А Андрей? Я не нашёл, когда выборы. Здесь вот: просто весной.
– Ну, – засмеялась Женя, – целый год впереди, ещё узнаем.
– Да, – сразу согласился Эркин и встал, обнимая Женю. – Какая ты… пушистая.
Женя засмеялась и поцеловала его в щёку.
– Иди, мойся, я подожду.
– Ага, – радостно выдохнул Эркин.
Женя ещё раз поцеловала его и отпустила.
– Я буду в спальне.
– Понял!
Когда он выбежал из кухни, Женя сложила газету и убрала её к прочитанным. Солидная уже стопка накопилась, нужно подумать, куда их девать. Она ещё раз оглядела кухню, выключила свет и пошла в спальню.
Эркин быстро вымылся, тянуться не стал: Женя ждёт – вытерся и взял флакон с лосьоном. Ого! Опять на донышке, ладно, в понедельник ему во вторую, с утра сходит и купит. Он протёр лицо, шею, грудь и плечи. А что если заодно и кремы посмотреть? Ладно, всё потом. Он завинтил пробку и поставил флакон на место, обтёр слегка влажные ладони о живот и бёдра. Придирчиво оглядел себя в зеркале и надел халат.
В квартире тихо и темно, только под дверью спальни узкая светящаяся полоска. Эркин замедлил шаг и осторожно открыл дверь, шагнул вперёд.
– Ага-а! – Женя сзади обхватила его за шею. – Попался?!
– Попался! – воодушевлённо согласился Эркин, ловко падая на кровать и увлекая в падении за собой Женю.
– А-ах! Так кто попался? Эркин?
– Взаимно.
Эркин, обхватив Женю под халатом, перекатился по кровати.
– Ах так?
– Ага, так!
– Вот я тебя сейчас, – смеялась Женя, тиская и тузя хохочущего Эркина.
В этой возне они сняли и сбросила на пол халаты, скомкали ковёр, но не заметили этого.
– Ох, Женя…
Эркин лежал навзничь, раскинув руки, а Женя сидела рядом, поджав под себя ноги, и гладила его по груди, обводя пальцем плиты грудных мышц.
– Что, Эркин?
– Я вот что подумал, – он озорно прищурил глаза и перешёл на английский. – Ты давно не каталась на лошадке.
– И ты хочешь пригласить меня на верховую прогулку, – подхватила тоже по-английски Женя. – Премного признательна, сэр, не смею отказываться.
– Своим согласием вы оказываете мне честь, миледи, – Эркин протянул ей руку.
Женя церемонно опёрлась на неё, и Эркин помог ей встать над ним, тут же напряг мышцы и выгнулся, упираясь в кровать плечами и ступнями.
– Прошу, мэм.
Мягким рывком он посадил Женю на себя, войдя точным уверенным ударом. Женя радостно ахнула. Эркин, придерживая руками бёдра Жени, опустился на кровать, согнул ноги в коленях, увеличивая упор.
– Женя, ты на мои ноги обопрись, ага, так, тебе удобно? И поехали, – и опять по-английски: – Шагом-шагом, рысью-рысью, и в галоп… шагом-шагом, рысью-рысью, и в галоп… в галоп…
Смеясь, Женя перехватила его руки.
– И в галоп… ой, Эркин…
Она легко, с радостно изумившей Эркина ловкостью, и сама подпрыгивала на нём, ловила его удары встречными толчками. И чёрно-красная волна всё ближе подступала к нему, покачивала и подбрасывала, выгибая тело дугой. Эркин уже не боялся волны, не боялся, что потеряет в ней Женю, её руки, её дыхание рядом, она смеётся, ей нравится… Волна подбросила его, выгибая на полную арку, и захлестнула…
– Женя!
– Эркин, я здесь, Эркин…
– Я здесь, Женя!
Женя почти упала на него, билась, выгибаясь в его руках. Эркин обхватил её, прижал к себе, теперь они вместе, волна несёт их обоих, вдвоём…
Когда Эркин отдышался, Женя спала рядом с ним, по-прежнему обнимая его. Эркин глубоко вздохнул, переводя дыхание, и осторожно высвободился из объятий Жени. Она вздохнула, потянулась, не открывая глаз, и снова свернулась клубочком. Эркин мягко, осторожно поглаживая Женю, вытащил из-под неё ковёр, одеяло, уложил и укрыл. Быстро сложил и бросил на пуф ковёр, подобрал с пола и положил на обычное место их халаты, погасил лампу и уже в темноте обошёл кровать и лёг под одеяло со своей стороны, вытянулся рядом с Женей.
– Эркин, ты? – ладонь Жени легла на его грудь.
– Ага, я, – ответил он протяжным выдохом.
– Спи, милый, – поцеловала его в щёку Женя.
– Ага, – согласился Эркин, прижимая её ладонь к себе.
– Замечательная была поездка, – вдруг шепнула ему на ухо Женя.
– Да? – сразу проснулся Эркин. – Тебе понравилось?
– Конечно, – засмеялась Женя. – А сколько миль мы проскакали?
– Ну-у? – к такому вопросу Эркин был не готов, но нашёлся. – Главное, что мы куда надо приехали.
Женя рассмеялась и поцеловала его в висок. Эркин повернулся набок, лицом к Жене, осторожно погладил её по голове, зарывшись пальцами в её волосы. В спальне темно, но он убеждённо сказал:
– Какая ты красивая, Женя.
– Ты же меня не видишь, – притворно удивилась Женя.
– Я… тебя… чувствую, – с расстановкой между поцелуями ответил Эркин.
– А я тебя.
Женя, вытянувшись всем телом, прижалась к нему, обняла.
– Эркин, ведь это ты, Эркин?
– Да, я, – сразу, даже не удивившись её вопросу, ответил Эркин. – Я здесь, Женя, весь.
– И я вся. Мы вместе, Эркин. Навсегда. Да?
– Да, Женя, я… я всегда буду с тобой, – Эркин сглотнул. – Будешь гнать мня, я всё равно не уйду. Я с тобой, – и повторил: – Мы вместе. Навсегда.
Они так и заснули. Обнявшись.