На выходной он решил съездить в Царьград. Погуляет, сходит в зоопарк. Читать он читал, но надо и посмотреть. Утром выедет, вечером вернётся. Он словно спорил с кем-то, отговаривающим его. В самом деле, чего ему киснуть, ездил же, и не раз, и всё благополучно обошлось, деньги, да, потратил, ну, так он же и зарабатывает неплохо, и одет на уровне, и вообще…
И, ложась спать, Дэн завёл будильник на полвосьмого. Чтобы успеть на электричку в восемь- пятнадцать, тогда в полдесятого он в Царьграде. Он уже лежал, когда в дверь постучали.
– Кто? – спросил он, не открывая глаз.
– Это я, Арчи, открой.
Чертыхнувшись, Дэн вылез из-под одеяла и зашлёпал к двери, щёлкнул задвижкой.
– Входи, – и отступил вбок.
Арчи умело приоткрыл дверь на щель и ловко проскользнул в комнату.
– Ты чего так рано завалился?
– В Царьград с утра еду, – хмуро ответил Дэн. – Чего тебе?
Арчи внимательно посмотрел на него. И спросил, заранее зная ответ:
– Сигареты есть?
– Ты чего? – удивился Дэн. – Головой приложился? Я ж не курю.
– Знаю, – кивнул Арчи и улыбнулся. – А вдруг завалялись?
– Иди ты! – Дэн выругался по-английски и продолжил по-русски: – Коли за этим, так отваливай.
– А поговорить если?
– С этим к доктору Ване. Или к батюшке. Отваливай. Мне вставать рано.
– А чего у тебя там в Царьграде? – не унимался Арчи. – Зазнобу завёл?
– А пошёл ты! – кинулся на него Дэн.
Но силы были равны, и выкинуть Арчи из комнаты не получилось, а там и коридорный мог на шум заявиться, а это уже скандал и до милиции недалеко. А им это нужно?
– Ладно, – отпустил он Арчи. – Говори, зачем пришёл.
– Я ж сказал уже. Поговорить, – Арчи заправлял рубашку в брюки, дрались-то не всерьёз, так что ни синяков, ни порванной одежды и быть не могло. – Тоскливо что-то.
Дэн невольно кивнул. В самом деле, какая-то непонятная тоска то и дело накатывала на него. Да и на остальных, он же видит.
– Ладно.
Он взял со стула и прямо на голое тело натянул старые армейские штаны, потом включил верхний свет.
– Чаю хочешь?
– Для разговора если, – пожал плечами Арчи.
Для разговора – это остывший чай, неполные чашки: всё равно пить не будут. Дэн отодвинул занавеску, закрывавшую кухонную нишу и стал накрывать на стол.
Готовить в комнатах не то, чтобы запрещалось, а… не одобрялось, скажем так. Трактир внизу, только закажи, и тебе всё прямо в комнату доставят, но чай… святое дело. И в каждой комнате ниша за весёленькой в тон к обоям занавеской, а там шкаф-стол для посуды и продуктов и маленькая – на один диск – электроплитка.
Дэн поставил на стол две чашки с чаем и кивнул.
– Садись.
С чего-то разговор надо начинать.
– Ты завтра как?
– Во вторую, – Арчи вертел, катал в ладонях чашку, будто грелся. – Ты в школу записался?
– Как все, – Дэн усмехнулся. – А чего ещё делать?
– Слушай, – Арчи улыбкой извинился за вопрос, – ты в Царьград поэтому мотаешься?
Дэн угрюмо кивнул.
– Ну… интересно тоже, конечно.
Помолчали, и Арчи заговорил о том, о чём все думали, но старались вслух не говорить.
– Элам проще.
– Да, смотри, как устраиваются.
– Хотя… вон Джо с Джимом возьми.
– Они вдвоём, так что семья, да и Пафнутьич, крёстный их…
– Он одинокий, своей семьи нет, вот и пофартило парням.
– А тётя Паша нам всем крёстная, да на всех её не хватит.
Семья, иметь свою семью… раньше они об этом не думали. Лишь бы выжить. И в госпитале, в Спрингфилде, все жили в одном корпусе, и они были как все. А здесь… гостиница, меблирашки, жилец на пансионе… устроились-то все, а всё не своё, у чужих, ну, не из милости, а за деньги, а всё одно. Своего только одежда, да из посуды кой-какая мелочь. Будто…
– Временные мы здесь, – сказал вслух Дэн.
И Арчи кивнул.
– А что делать? Не там же оставаться.
– Ещё чего! – фыркнул Дэн. – Как Андрею? Дрожать, что встретишь?
– Ну, я-то своего подушкой, – усмехнулся Арчи, – прикрыл.
– Последнего, – уточнил Дэн. – А прежнего? А надзирателей? Э, да чего там говорить. А здесь… может, и приживёмся.
– А куда ж денемся, – ответил по-русски Арчи. – Назад дороги нет. Ты ссуду потратил?
Дэн мотнул головой.
– На одежду оставил, а остальное на книжку.
– Ну, как все, – улыбнулся Арчи. – Тётя Паша присоветовала?
– А кто ж ещё? У доктора Юры теперь свой дом. У доктора Вани тоже. Кому мы нужны, сам подумай.
Арчи кивнул, но возразил.
– А помнишь, доктор Ваня говорил, что ты сами себе нужны. Что все люди… как это? Да, самоценны.
– Ты уже вроде Андрея заговорил, – усмехнулся Дэн. – Так это люди, Арчи, а мы… – и по-английски: – Погань рабская, – и снова по-русски: – И людьми не станем. Ты же знаешь это.
– Знаю, – вздохнул Арчи. – Но… послушай, мы же перегорели.
– И кому мы теперь нужны?
Дэн сам не ждал, что разговор так пойдёт, но вот… накипело и выплёскивается.
– Ладно, – тряхнул он головой. – Как будет, так и будет.
– Ладно, – согласился Арчи. – На следующей неделе школа заработает, не до психов станет.
Дэн с улыбкой кивнул. Доктор Ваня им так и говорил, ещё в Спрингфилде. Чтоб всякая дурь в голову не лезла, надо чем-то заняться. И школа тут в самый раз.
– С осени тогда на среднюю? – окончательно перешёл на русский арчи.
– Аттестат же нужен, – ответил Дэн. – Со справкой нас только здесь и будут держать. А так…
– Ну, и дипломы наши, – возразил Арчи. – Массажист, медбрат, а санитаром тебя и так везде возьмут. Но аттестат тоже нужен. Да только три года пахать.
– Отпашу, – усмехнулся Дэн. – А ты что, против?
– Нет, конечно.
Арчи рывком встал.
– Ладно, спасибо за разговор. И спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – кивнул Дэн.
Когда Арчи ушёл, он собрал со стола чашки и пошёл их мыть. За одной занавеской кухня, за другой – душ и уборная с раковиной, все удовольствия сразу и под боком. Как в госпитальном боксе. Или хозяйской камере. Там тоже всё рядом. Нары, унитаз и душ. Только без занавесок. Он досадливо тряхнул головой. Что-то часто он прошлое вспоминать стал. Нет, к чёрту, спать. А завтра в Царьград и… и всё у него будет. Пока ему хватает, а вот обзаведётся семьёй, тогда и о доме думать будет. По семье глядя.

*   *   *

Громовой Камень, выйдя из дома, с наслаждением всей грудью вдохнул по-утреннему свежий и по-летнему тёплый воздух. До чего же хорошо! К утреннику, правда, он ничего не приготовил. Но это не страшно. Задел у него есть: почти вся дошкольная группа идёт в трёхъязычный класс. И в средней школе не с нуля начнёт. А со взрослыми… Две субботы вылетают: сегодня – утренник, а в следующую у них устный экзамен. Летом занятий не будет. Ладно, в сентябре продолжим. Тим, может, и бросит, но Морозы – оба – не отстанут. Из какого всё-таки племени Эркин? Редкое имя, практически, да, только читал, но с таким именем не встречал, даже не слышал, легенда… уж очень похожа на правду, а правда – она страшная. Имя обречённых. Как такое могло получиться? А сам он говорить об этом явно не хочет. Совсем обрусел, даже язык как заново учит, но ведь пришёл же. Видимо, родители очень рано увезли из племени…
Он шёл быстро, почти не хромая. Сегодня он опять в форме, при полном параде. Без пиджака в одной рубашке торжественности нет, а в куртке жарко. Но тогда на вечеринке у Джинни она произвела впечатление. Громовой Камень улыбнулся воспоминанию…
…Собирались в семь, и он вышел из дома без десяти минут. Когда он, уже во всём новом и в племенной куртке спустился вниз, Ефимовна громко ахнула.
– Господи Исусе, каким ты красавчиком, Гриша. В гости никак?
– Да, – улыбнулся он. – В гости.
– Ну, в добрый час тебе, с богом.
И Капитолина Алексеевна вышла как раз в переднюю, и тоже ахнула, восхищаясь курткой, и пожелала удачи. И на улице смотрели ему вслед, но без насмешки, только с удивлением. А уж дома у Джинни…
… «Беженский Корабль» – смешное и точное название – встретил его вечерними огнями в окнах, а у подъезда вдруг окликнули:
– Хей! Я тебя вижу, кутойс.
Это был младший Мороз, Андрей.
– Хей, и я тебя вижу, – ответил он.
Андрей явно тоже направлялся куда-то в гости, но остановился поговорить. Сказал пару слов о погоде и перешёл на русский язык.
– Это, – и показав глазами на его куртку, – это… своё, ну, племенное, да?
– Да, – кивнул он с улыбкой.
– И со значением, как имя?
– Да.
Он понял, что Андрей и хочет расспросить его, и не решается задерживать, а потому пообещал:
– На уроке расскажу.
– Спасибо, кутойс, – обрадовался Андрей и попрощался, совсем правильно, даже акцент слабо заметен.
И, поднимаясь по лестнице, он улыбался: вот и тема следующего урока определилась. В коридоре второго этажа ему опять встретились его ученики из дошкольной группы. Но те только здоровались, изумлённо разглядывая его куртку. У дверей квартиры Джинни он остановился, перевёл дыхание и позвонил. Ему открыла Джинни и ахнула.
– Как хорошо! Здравствуй, заходи! Мама, посмотри, кто пришёл!
Он вошёл, и его сразу окружили, ахая, рассматривая и восхищаясь. Все собравшиеся были ему знакомы, и всё было хорошо, как на любой вечеринке…
…Ну, вот и дошёл. Сегодня в Центре многолюдно, как на открытии. Дети, их родители, знакомые, учителя. В фойе по стенам развешаны рисунки и вышивки, на столах расставлены поделки. И все с аккуратно надписанными табличками.
И вместе со всеми Громовой Камень ходил, рассматривал. Его то и дело окликали, чтобы он подошёл, посмотрел именно этот рисунок, или вылепленных зверюшек, или вышитую салфетку. И все называли его кутойсом. Дети, а за ними и их родители.
– Это я нарисовала, – гордо показывает ему Алиса на свой листок. – А ещё я петь буду. И…
– Алиса, – строго останавливает её Женя.
Громовой Камень, соглашаясь, кивнул и сказал на шауни:
– – Перед боем не хвастают, – и по-русски: – Переведёшь?
– Ну-у, – протянула Алиса и посмотрела на стоявшего рядом Эркина. – Ну… себя не хвалят… перед боем. Так?
Громовой Камень и Эркин кивнули одновременно.
– Кутойс, а это я вылепил, – влез Дим. – И Катька.
Алиса покосилась на него, но промолчала. Всё равно она успела первой.
Зазвенел звонок, и все потянулись в зал. Валерия Иннокентьевна, в белой кофточке с кружевным бантом и длинной чёрной юбке, слепо наткнулась на Громового Камня у входа в зал. Он поддержал её под локоть.
– Всё будет хорошо, Лера.
– Спасибо, Гриша.
Она улыбнулась ему и тут же побежала вперёд по центральному проходу к сцене.
– Дети, хор, сюда, на первый ряд. Алевтина Алексеевна…
Алевтина Алексеевна уже сидела за роялем и с улыбкой смотрела с высоты сцены, как рассаживаются участники и зрители.
Джинни усадила Норму.
– Мама, я пойду к детям.
– Конечно, Джинни, всё в порядке.
Норма ободряюще похлопала по руке. И Джинни убежала к детям.
Андрей, сидя рядом с Эркином и Женей, изо всех сил удерживался, чтобы не скорчить рожу то и дело оглядывающейся на них Алисе. Эркин, будто почувствовав что-то, покосился на него, и Андрей сразу стал очень серьёзным.
Вела концерт Василиса Васильевна. Она была в длинном нарядном платье и туфлях на высоких каблуках. И все учителя сегодня оделись очень нарядно. Даже те, кто не работал с детьми. Мирон Трофимович все свои ордена надел. И Аристарх Владимирович тоже. Два ордена и медали. А так никогда не подумаешь.
Эркин видел знакомых по «Беженскому Кораблю», по Старому городу, но особо оглядываться и озираться было уже некогда. На сцену поднимался хор дошкольников. И среди них Алиса. В белом, с оборочками и кружевами платье, что ей на Рождество подарили, в белых гольфах и новых белых туфельках. Женя сделала ей два чуть подвитых на концах хвостика-локона и вывязала пышные белые банты. И остальные девочки тоже в новых нарядных платьях, а мальчики, все как один, в белых рубашечках.
Валерия Иннокентьевна переглянулась с Алевтиной Алексеевной, и та начала играть. Двое или трое малышей начали петь невпопад и немного раньше, но в целом «Во поле берёзонька стояла» получилась очень стройно. Зал хлопал, не жалея ладоней. Потом спели ещё про солнышко и лето. И вперёд по знаку Валерии Иннокентьевны вышли трое. Маленький круглолицый негритёнок – Эркин знал, что он из той же башни, что и Миняй, а отец у него трёхкровка и работает на стройке, весной приехали, – смуглая кудрявая девочка из Старого города и Алиса. Они спели по-английски. Джинни перевела дыхание и захлопала вместе со всеми.
После пения малыши встали в строй, и весь хор стал читать стихи. Каждый по две-три строчки, а получалось очень складно и красиво.
Малышам долго и упоённо хлопали. Зина умилённо промокнула платочком глаза, а Тим с усилием еле удержал лицо.
Сбежав со сцены, дети бросились к родителям, а на сцену стали подниматься старшие.
Пока выступала мелюзга, Артём спокойно сидел рядом с дедом и бабкой, держа на коленях Ларьку. И пение, и стихи ему понравились. Но когда на сцене встали старшие, а среди них Санька в новенькой голубой вышитой рубашке и Лилька в синем, обшитом пёстрой тесьмой сарафанчике и белой вышитой кофточке, он заволновался. Бабка, как стало известно о концерте, шила и вышивала, не разгибаясь, чтоб в хороводе Санька с Лилькой были не хуже других. И Ларьке, чтоб не ревел, сшила новую рубашку, розовую. И он сам в своей лучшей рубашке, красной, с витым шнурком-пояском. И у Саньки с Ларькой такие же пояски, а у Лильки тканой узкой полоской с красными кисточками на концах. Но ведь одежда – это так, пока рот не откроют.
И пока на сцене пели и плясали, Артём сидел как на иголках, немного успокаиваясь только на чтении стихов. Но всё обошлось благополучно. Ни Санька, ни Лилька не сфальшивили и в танце не сбились. Артём самодовольно улыбнулся: недаром он их две недели каждый вечер гонял и учил. Послушал тогда под дверью, как учат, запомнил мелодию с голоса и учил. Даже Ларька гудел в тон, не сбиваясь.
Хлопая долго и упоённо. Отбивая ладони, Громовой Камень про себя решил: на следующий год он хоть одну песню с танцем, но сделает. Танец… подберёт, что попроще и не военный, конечно… барабан и бубен… это он сам и сделает, а одежду… ну, там с родителями придётся поработать, но тоже – вполне решаемо.
Василиса Васильевна поблагодарила пришедших и объявила концерт оконченным. И сразу шум голосов, смех, аплодисменты и толкотня вокруг учителей. Каждый хотел поблагодарить, посоветоваться, спросить о своём, что дескать, как мой или моя…
И в этой круговерти Санька и Лилька подтащили Артёма к Валерии Иннокентьевне.
– Вот, это Тёмка…
– Он, знаете, как поёт здоровско…
– Он нас учил, вот…
– Он всех перепоёт, запросто!
Покраснев до тёмно-бордового цвета, Артём затравленно огляделся, не зная, куда бежать и у кого просить помощи. Вот втравили его мальцы, ну, он им дома за всё врежет. Если сейчас обойдётся.
– Да? – обрадовалась Валерия Иннокентьевна. – Обязательно приходи, мы осенью большой хор будем делать.
На счастье Артёма, её кто-то отвлёк, и страшного вопроса: а где это он научился петь, не прозвучало. Он благополучно выдрался из толпы, волоча Ларьку, которому приспичило потыкать вон те… ну, как их…
– Клавиши, – сердито сказал Артём по-английски и пообещал уже громко по-русски: – Я тебе так потыкаю, что по гроб жизни запомнишь.
Но самому так захотелось сесть к роялю, тронуть клавиши, он ведь хорошо играл, руки, правда, не те стали, а хочется… Артём сердито отвернулся от сцены.
– Пошли. Деда где?
– А вона, – Лилька ткнула пальцем. – С английской училкой.
– Ага, вижу.
И стал пробиваться туда.
Джинни никак не ждала, что стольким понравится, что начнут спрашивать об английском хоре…
– Да, конечно, осенью…

Хотя Эстер знала о предстоящем – Ларри ещё когда ей сказал – и даже вроде что-то обдумывала, но известие о званом обеде уже в это воскресенье застало её врасплох. Но переживать и ужасаться было некогда: с такой надеждой смотрел на неё Ларри. Эстер храбро улыбнулась.
– Всё будет хорошо, не беспокойся.
Ларри кивнул.
Они сидели в гостиной у камина, дети уже спали наверху. Ларри посмотрел на Эстер
– Нужны деньги?
– Я прикину, что будем делать, и уже тогда… Ну, сервировка у нас в порядке, с обстановкой тоже… – Эстер задумчиво отпила из своего стакана. – Ларри, до воскресенья ещё уйма времени, целых четыре дня. Всё успеем.
Ларри вздохнул.
– Если бы ты сегодня была там, Эсти… ты бы их уже увидела.
– Ничего страшного.
Эстер пересела на подлокотник его кресла, обняла. Даже сейчас они были одного роста, и она поцеловала Ларри в висок.
– Эсти…
– Не волнуйся, милый. И знаешь… я уже думала об этом, Давай сделаем… – она смущённо улыбнулась и, невольно приглушив голос до шёпота, выдохнула долгие годы запретное слово: – аидише, – и откашлявшись, продолжила уже нормальным голосом: – обед. Как мне рассказывала Рут. С фаршированной рыбой, гусиными шейками, ну, ты понимаешь…
– Да, – сразу согласился Ларри. – Рыбу я сделаю сам.
– Она у тебя просто необыкновенно получается, – Эстер снова его поцеловала, уже в щёку. – Я завтра всё продумаю, составлю меню и составлю полную роспись закупок. И займусь.
– Да, Эсти, а…
– А дети, – разу догадалась о невысказанном Эстер, – дети немного побудут с нами, а потом я дам им сладостей, и они пойдут к себе. Обед поздний, им ещё рано, – она улыбнулась, – бывать на приёмах. Марк умеет держаться, а Рути – совсем ещё малышка. К тому же они быстро устанут. Одно дело – наша свадьба, а здесь…
– Да, – подхватил Ларри. – Но что же, они весь день будут голодные? Дети?
– Зачем же? Я их накормлю, и вообще… пообедаем даже раньше обычного, потом вымою, переодену, они побудут в гостиной и уйдут. Всё будет нормально, Ларри.
Он кивнул и с надеждой посмотрел на неё.
– Ты думаешь, это… им понравится?
– Ну конечно.
Ларри улыбнулся.
– Ты умница, Эсти. Я… я ведь не знаю, как это… приём… раут… Ну, ты понимаешь, вот, соседи там, даже отец Артур… это одно. А сэр Фредди и сэр Джонатан…
– Ларри, милый, всё будет в порядке. И с деньгами у нас нет проблем, не так ли? – она лукаво подмигнула ему.
Ларри смущённо и в то же время радостно улыбнулся. Когда он в субботу взял с собой Эсти и детей и показал им магазин, кабинет и даже мастерскую…
…Эсти оглядывается.
– А кто здесь убирает?
– Я сам, – он подмигивает сыну. – А по субботам мне помогает Марк.
– А сегодня мы все поможем, – Эстер, улыбаясь, смотрит на дочь. – Да, Рути?
Рут рассеянно кивает, явно не слушая и не слыша. Настолько её очаровали шкафы с витринами…
…Конечно, он в тот день не работал, а рассказывал и показывал, открыл все шкафы, чтобы Эсти и Рути могли всё рассмотреть и даже кое-что потрогать. А потом Эстер сказала, что она хочет посмотреть его книги. Пока просто познакомиться. И он открыл кабинетный сейф и выложил перед ней все папки и книги. Эстер сразу стала очень серьёзной и села к столу. И он не ушёл в мастерскую, а остался в кабинете. Сел на диван и смотрел. Как дети стоят у витрин, и Марк что-то шёпотом рассказывает Рут, а та тихонько смеётся и тоже шёпотом отвечает. И как Эстер быстро перелистывает, проверяет корешки счетов, подтягивает к себе счёты – сам он ими не пользовался, они просто стоят на столе, как положено в кабинете – и уверенно щёлкает костяшками, и то удовлетворённо кивает, то хмурится и качает головой.
– Знаешь, – Эстер подняла голову, – я ждала худшего. Порядок нельзя назвать образцовым, милый, но это порядок. И… – она улыбнулась, – я не всё поняла, но это потом.
Он кивнул, смутно догадываясь, о чём Эстер хочет поговорить с ним. Да, конечно, лучше это не при детях.
И вечером, когда дети уже спали, а они поднялись в спальню, и он уже лежал в постели, а Эстер расчёсывала на ночь свои волосы, она сказала:
– Ларри, я не поняла, милый, ты разве не на контракте?
– Нет, – улыбнулся он, – я… сэр Джонатан и я – совладельцы.
– Так, – Эстер положила щётку на подзеркальник и повернулась к нему. – И какова твоя доля?
– Шестьдесят пять процентов от дохода. Дом, магазин и мастерская – моя собственность, ну, инструменты, часть материала. И все сокровища Дома Левине. То, что ты видела в кабинете, в шкафах.
– Ларри! Это… невероятно! А в банке?
– У меня есть свой счёт, личный. И другой, совместный с сэром Джонатаном, деловой.
Эстер медленно кивнула.
– Так ты настолько…
– Мы, – перебил он её, догадавшись о непроизнесённом. – Мы, Эсти…
…Больше они об этом не говорили. Он каждую неделю выдавал Эстер на хозяйство. Она сама определила сумму. Только он как-то сказал ей:
– Эсти, если тебе не хватает… Деньги же есть.
И услышал твёрдый, как говорят о давно продуманном и решённом, ответ:
– Детям нужно образование, Ларри.
Он сразу понял её и кивнул. И к тому же… им не стоит особо выделяться. Он повторил это вслух, и Эстер горячо согласилась с ним.
Но званый обед… это не соседская вечеринка. И к тому же такие люди. И утром, прежде чем уйти на работу, Ларри решительно достал чековую книжку и выписал чек.
– Вот, Эсти, наличных у меня не так много с собой, возьми в банке. Хорошо?
– Да, – Эстер взяла чек и улыбнулась ему. – Всё будет в порядке, милый, ни о чём не беспокойся.
Он поцеловал её в щёку и ушёл.
Эстер, как всегда, постояла на крыльце, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду, и вернулась на кухню.
– Марк, Рути, помогите мне.
Как всегда, быстро всё убрали, и она отпустила детей играть в саду. А теперь… теперь займёмся делом.
Иметь всегда под рукой блокнот для записей она привыкла ещё на работе. Но столько комнат, что сразу и не вспомнишь, куда его дела, вернее, где оставила. Кажется, в спальне.
Да, там он и лежал, на комоде. Эстер взяла его и спустилась в кухню, села к столу. Итак, что нужно, что есть, что купить. Сначала определим меню, чтобы не покупать лишнего. И в отдельную колонку, что в дом. Сервировка… одежда… надо всё продумать. «Мужчина должен уметь много зарабатывать, а женщина – экономно тратить». Так говорил Дэвид, сгибаясь над очередным чертежом. А Эд любил повторять, что дырявую ванну даже самый мощный кран не наполнит. И нахваливал её за состряпанный из мизера обед.
Эстер улыбнулась воспоминаниям. Ну вот, кажется, всё… разумно. Салат, форшмак, бульон с гренками и фаршированными шейками, рыба, курица, десерт, а аперитив и коктейль после обеда – это уже компетенция Ларри. Он скажет, или нет, сам купит, бар – его территория. С этим ясно. Теперь сервировка…
Закончив, она перечитала свои записи и встала. Пора. Сегодня уже среда, если она хочет всё успеть, надо спешить. Сначала в банк…
Когда она в новом «деловом» платье – Колетт хорошо шила не только свадебные наряды – вышла на крыльцо, Марк и Рут подбежали к ней.
– Мама, ты куда?
– Ты за покупками?
– Мы с тобой.
– Нет, – улыбнулась им Эстер. – Я иду в Большой город.
Большим городом называли центр, а многие и вообще белые кварталы. Марк сразу понимающе кивнул, но предложил:
– Я помогу, мама.
– Спасибо, сынок, – Эстер погладила его по голове. – Я справлюсь. Будьте умниками и не уходите из дома.
– Мама, – начала Рут, – а ты принесёшь нам чего-нибудь?
– Я иду по делам, – строго сказала Эстер, но тут же улыбнулась. – Как получится.
– Ладно, – вздохнула Рут.
– Мы будем ждать, – улыбнулся Марк.
Уже на улице Эстер обернулась помахать им рукой. Оба стояли на крыльце и смотрели ей вслед.