На родительское собрание пришли все родители будущих учеников. Классы оказались набитыми битком. Женя, к своему удивлению, увидела многих знакомых по КБ инженеров и из заводоуправления. Оказывается, они своих детей тоже в эту школу записали. И соседей по «Беженскому Кораблю» много. Эркин и Женя едва успевали здороваться.
Первых классов было два. Один с английским языком, а второй – с английским и шауни. В трёхъязычном учеников чуть-чуть поменьше, но многие родители пришли вдвоём, и мест тоже не хватало. Побежали по соседним классам за стульями.
Жене класс очень понравился: светлый, с приятным чуть зеленоватым цветом стен – она сразу вспомнила Андерсена; «Зелёный цвет полезен для глаз». Конечно, ещё бы цветы на окна… а парты очень удобные, крышка с меняющимся наклоном, желобки для ручек и карандашей, ящик для портфеля…
Пристроившись рядом с Женей на уголке её стула и держась больше за счёт мышц, Эркин с интересом оглядывался. Женя ему уже шепнула, что класс очень хороший, и интерес Эркина был сугубо благожелательным.
Тиму, сразу занявшему привычное место в дальнем углу, откуда хорошо видны и окна, и дверь, и затылки сидящих впереди, класс тоже понравился. Хотя бы тем, что почти не отличался от тех, что Культурном Центре.
Сначала говорила Нина Викторовна – основная учительница, потом Джинни и Громовой Камень. Слушали все очень внимательно. Женя заметила, что многие из знакомых по КБ даже записывали, как… как на совещании – ей пару раз приходилось вести стенографический протокол. Учебники, тетради, деньги на завтраки и обеды… форма? Нет, просто спортивный костюм… Для улицы и для зала… зимой будут лыжи… и каток возле школы... Это уже к ним пришёл Степан Витальевич – учитель физкультуры. Уроки заканчиваются в двенадцать двадцать… а как же, если работаешь, что же, одни домой пойдут? Женя удовлетворённо кивнула, услышав, что можно будет забирать и позже, скажем, в пять. Тогда они здесь и пообедают, и погуляют, и уроки сделают.
– Женя, – камерным шёпотом сказал Эркин, – я же раньше кончаю, а когда во вторую…
– У тебя тоже школа, – шёпотом, но заметно громче ответила Женя.
Эркин нехотя кивнул. В Культурном Центре уже вывесили списки по классам и расписание. Вторник, четверг и суббота. Так что, как ни крути… хотя, когда он в первую, то в понедельник, среду и пятницу он вполне может… а нет, в пятницу пивная, пятничная кружка – общее ватажное дело, ломать нельзя, ну, так хоть два дня…
Занятый своими мыслями, он даже не заметил, когда в класс вошли знакомые по Культурному Центру Василиса Васильевна и Валерия Иннокентьевна. Кружки, внеурочные и внешкольные занятия… Ага, в Культурном Центре по субботам, но и в школе будут…
Тим, зная неугомонность Дима, прикинул, что если тот во все кружки запишется, то на уроки времени уж точно не останется. И молча улыбнулся этой мысли.
Родительское собрание закончилось поздно, на улице было совсем темно, по-ночному. Сначала шли все вместе, потом как-то незаметно Женя и Эркин остались вдвоём. Ночь была тёплой, но тоже… пахла осенью. Эркин расстегнул и снял свою джинсовую куртку.
– Вот, Женя, накинь, а то тебе холодно.
– Не сходи с ума, – рассердилась Женя. – Немедленно оденься, кофточка тёплая, а вот ты в одной рубашке точно простудишься.
И не менее решительно заставила его одеться.
– Слушаюсь, мэм, – пробурчал Эркин и улыбнулся смеху Жени.
Они шли не спеша, и Эркин вёл Женю под руку. Светились ещё кое-где окна, и фонари горели, Но Эркин ощущал, что уже не вечер, а ночь. Женя то рассказывала о будущих покупках, то размышляла, в какой кружок лучше записать Алису, а он слушал, кивал, что-то говорил, но это всё так… поверху. А главное – ночная тишина и голос Жени, и её рука на его ладони, и ещё странное иногда накатывающее на него чувство, что это не с ним, что этого просто не может быть, вот он проснётся сейчас – и ничего этого не будет. Отгоняя эти мысли, Эркин тряхнул головой и чуть сильнее сжал руку Жени.

Субботнее утро было солнечным и неожиданно прохладным. Андрей подтянул под горло молнию на своей ветровке.
– Эх, жалко джинсовку!
– Новую купишь, – утешил его Эркин. – Денег-то хватит.
– Да не в этом дело, – досадливо мотнул головой Андрей. – Память же.
Эркин улыбнулся и кивнул.
После того раза Андрей специально о Фредди не заговаривал, но заметил, что о выпасе, перегоне, Бифпите Эркин стал говорить куда охотнее и спокойнее, и мягче. Значит, понял и зла на Фредди больше не держит, хотя имени не упоминает. Ну и ладушки! Так что если и приведёт судьба встретиться, то Эркин на Фредди сдуру не полезет, а, значит, не нарвётся на пулю и ему тогда не придётся на Фредди нож доставать. А там он их лбами сведёт, чтоб всё уж до донышка высветилось: кто, чего, зачем и почему.
Междугородные автобусы отходили от вокзальной площади, пока автовокзал отдельный не построили, а который год обещают. И билеты в той же кассе, только в другом окошке. До Сосняков на экспрессе два с полтиной. Эркин протянул десятку.
– Два, пожалуйста, туда и обратно.
Кассирша улыбнулась, подавая билеты.
– Счастливо погулять.
– Спасибо, – ответно улыбнулся Эркин.
Когда они вышли на площадь, Андрей негромко, но очень серьёзно сказал:
– С меня пятёрка.
– Жратвой отдашь, – отмахнулся Эркин.
– Замётано, –по-прежнему серьёзно кивнул Андрей.
Список покупок они вчера составляли допоздна, и получился он таким, что Эркин взял свой армейский рюкзак, а потом в него ещё вещевой мешок заложил. И денег… бумажник чуть не в шар раздулся, и ещё отдельно в другом нутряке пачка. Андрей тоже взял побольше. Джинса – удовольствие дорогое, а Страус – фирма знаменитая, и за имя наценка, а скидок им, как чемпионам в Бифпите, здесь никто давать не будет.
Автобус назывался экспрессом и до Сосняков всего три остановки, а одна из них – Торжище – старинное ярмарочное село, так что автобус битком.
Андрей хотел сесть спереди, чтобы видеть работу шофёра, но тот, проверяя их билеты, сказал:
– Вам до Сосняков, так что в серёдку лезьте.
Ну, понятно: впереди тем, кому раньше выходить, а сзади сложены узлы и корзины, и трясёт там сильнее, так что спорить не о чём.
Они уже сели, и Эркин заложил свой рюкзак в надоконную сетку, когда Андрей спросил:
– Слушай, может… к окну хочешь?
– Ладно тебе, – улыбнулся Эркин. – Мне и отсюда всё видно.
Но Андрей всё-таки поменялся с ним местами и, уже плотно усевшись в кресло, объяснил:
– Отсюда дорогу видно.
Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.
– Все, что ли?
Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.
– Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.
И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.
– Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!
Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:
– С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.
– У тебя, охальника, одно на уме! – взвизгнула старуха.
Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожками – кто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытное – луга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая река под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:
– Тим мягче водит.
Андрей кивнул, но вступился за шофёра:
–Так и автобус какой. Дребезжалка.
В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги… Или… или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.
– Андрей.
– М? – оторвался от дороги Андрей.
– Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?
– Чего? – не сразу понял Андрей. – Ты про что?
– Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.
– Не-а, – засмеялся Андрей. – Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.
Эркин улыбнулся.
– Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?
О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.
– Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.
Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.
Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.
– Ну, пошло Черногорье, – сказал кто-то сзади.
– Черногорье? – удивился Андрей. – Вот это горы?!
– А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь… – откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: – Ага, и прочувствуешь… Невелика горушка, да тяжела коробушка… А чем не горы…
Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.
– Потому и Загорье?
– Ну да…
– А Ровеньки тогда…
– А щас увидишь.
Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.
– Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола…
– А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.
– А что, не полегчало ему?
– От запоя одно лечение – воля своя да милость божья.
– От запоя опохмелкой лечатся, – фыркнул Андрей.
Мужчины ответили ему дружным гоготом.
Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.
– Ну, куда, к-куда? – зарычал шофёр. – До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.
Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.
– Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! – возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.
– Не плюй, бабка, в колодец, – тут же наперебой ответили ей.
– Вот ты за нас и отмолишь…
– А тебя чего несёт?
– Место занимаешь, ага!
– Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно…
– А что за праздник? – спросил Эркин.
Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.
– Ну, чисто нехристь! – увидела его и закончила уже мягче. – Хлебный Спас сегодня.
– Спасибо, – улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.
Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.
– На Ивановку поворот, – объявил, оборачиваясь, шофёр.
Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.
И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы – это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.
Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.
Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.
– Эй, ты куда?!
– К ярмарке же нам!
– А ну, давай сворачивай!
– Про «давай» ты жене говори! – огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: – Остановка на автовокзале.
– На хрена нам вокзал твой!
– Это оттуда переться будем?!
– На хрен!
– Место упущу, так с тебя убыток стребую!
– Давай здесь высаживай!
– Да чёрт с вами, высаживайтесь.
С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.
Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.
– Совсем интересно, – пробормотал Андрей.
Но тут же сообразил, что извозом не только в Загорье подрабатывают.
Автобус медленно подрулил к столбу с надписью «Сосняки» и остановился. Их уже ждали одетые явно по-праздлничному люди. У трёх женщин пахнущие хлебом узелки, как и у той, что сидела впереди Эркина и объясняла ему про Хлебный Спас. Пассажиров немного, вошли и расселись они чинно.
Шофёр оглядел салон.
– Шаврово по требованию, – и стронул автобус.
Андрей удовлетворённо кивнул: теперь-то уж по-настоящему экспрессом поедем.
После Торжища автобус шёл заметно быстрее. Шофёр явно навёрстывал упущенное частыми остановками. Холмы стали плавными, и по обочинам уже не луга, а жёлто-серые поля, частые небольшие деревни. Их проскакивали с ходу, не то, что остановиться, даже скорость не сбрасывали.
– И куда гоним? – вздохнула одна из женщин.
– В Сосняки! – весело ответил Андрей. – С ветерком и без оглядки.
Он по-прежнему сидел, чуть перегнувшись в проход, чтобы лучше видеть дорогу. И шофёр, встретившись с ним глазами в верхнем зеркальце, подмигнул ему.
Шаврово оказалось городком чуть больше Ровенек, с такой же площадью у церкви, небольшим рынком тут же и главной улицей с кирпичными домами. На остановке никто не ждал, и шофёр только сбавил скорость и плавно проехал мимо трёхстенного павильончика с красивой табличкой «Шаврово», а останавливаться не стал.
И снова поля и луга вперемешку с островками леса, то сплошь белого от берёз с кое-где блестящими, как фольга, жёлтыми листочками, то тёмного от елей. Деревни теперь оставались в стороне, остановки не предусмотрены ни расписанием, ни шофёром.
Эркин рассматривал расстилающийся и словно медленно вращающийся за окном пейзаж с живым интересом. Скирды и копны – он, правда, путался где что – рощи, деревни… ему не просто интересно, а… приятно видеть всё это. Однажды, очень давно, он ещё совсем мальцом был, только-только начал всерьёз работать, его везли на торги, а кузов был щелястый, а приковали высоко, и он оказался лицом у щели. Он помнит, там тоже были зелень и дома, но помнит и своё пустое равнодушие ко всему этому. А здесь… так что, у него теперь есть… Родина? Полина Степановна им много рассказывала, объясняя, почему это слово пишется с большой буквы. Тогда ему казалось, что он всё понял и понял правильно, но к нему это не относилось. Он же родился рабом, а у раба родины нет, ни с маленькой, ни с большой буквы. Из Алабамы уезжал – не щемило ничего, и не тоскует он, как это, да, правильно…
– Андрей, – тихо позвал он.
Андрей быстро и молча повернулся к нему.
– Ностальгия… Это тоска по Родине, так?
– Ну да, – кивнул Андрей. – С чего это ты?
– Так, –маловразумительно, но исключая дальнейшие расспросы, ответил Эркин и снова повернулся к окну.
Андрей недоумённо пожал плечами, но спрашивать не стал.
Эркину сейчас не хотелось ничего объяснять. Да и как объяснить, если сам не до конца понял. Ностальгия – тоска по Родине, у него нет тоски, значит, нет и Родины? Так, что ли? Норма тоскует по Алабаме, сразу чувствуется, она и хочет жить, как русская, как все вокруг, а получается, как там. А он? Ему ещё тогда, зимой, Тим сказал, что он стал, как русский, и Маленький Филин пусть по-другому, но это же сказал. Но он не русский, он – индеец, и Родина у него… вот кутойс, когда о Равнине рассказывает, то держит себя, а видно, что не о чужом, о своём говорит, о Родине. Родина – это когда всё своё, а что у него своё? Женя, Андрей, Алиса… вот его Родина, так получается. Ну… ну и пусть так. Где они, там ему и… Родина, со всех букв, и больших, и маленьких.
Взмахом головы Эркин откинул со лба прядь. Андрей, покосившись на него, улыбнулся.
– И до чего додумался? – спросил он с ласковой насмешкой.
– Что жить хорошо! – с той же интонацией ответил Эркин.
Андрей радостно заржал.
– До чего ж ты у меня умный!
– Вот и слушайся! – отпарировал Эркин.
За окном вдруг развернулось огромное серое поле с самолётами.
– Ух ты-и-и! – потрясённо выдохнул Андрей, наваливаясь на Эркина, чтобы лучше видеть.
– Да-а, – поддержали Андрея, – отгрохали махину…
– А земли-то под неё ушло…
– А начинали с чего, помнишь…
– Не, меня призвали как раз…
Аэродром уже остался позади, а автобус ещё наперебой вспоминал, как расчищали и ровняли поле под маленькие военные самолёты, а потом и самолёты, и полосы, ну да, ВПП называются, под них как на дрожжах росли, и ангары, и аэропорт, говорят, ну, почти как в Царьграде…
Под эти разговоры въехали в Сосняки.
Город, как сразу увидел Андрей, не чета не только Загорью, но и Ижорску. Новые дома в три и пять этажей, большие сверкающие витрины, нарядная толпа на улицах, нарядные церкви, блестящие свежей краской стен и позолотой куполов.
– Церквей как много, – вслух удивился Эркин.
Ему тут же в несколько голосов стали объяснять.
– Так торгаши одни живут…
– Ага, не обманешь – не продашь…
– Вот и жертвуют…
– Грехи, о-хо-хо, замаливают…
И автовокзал тут… настоящий, и тоже явная новостройка. Шофёр с шиком притёр автобус к тротуару и обернулся.
– Сосняки, конечная. Просьба освободить салон.

– Так, – Эркин перевёл дыхание. – Теперь женское. Размер, – он посмотрел на список, – двенадцатый.
Рита метнулась к нужному стеллажу.
– Джинсы?
– Нет, юбку.
Женя очень убедительно доказала ему, что джинсы ей не нужны, пока во всяком случае, а вот юбка с длинным жилетом ей для работы будут очень удобны. И, пожалуй, рубашку. И Эркин честно выполнил поручение. Юбка, жилет, рубашек, как и Алисе, три и тоже голубую, синюю и чёрную, а джинсы и блузон – он уже придумал – купит Жене на день рождения, чтобы ей было в чём на маёвку пойти, ходит же Джинни в джинсах и ничего.
Отобранные вещи Юл тут же упаковывал в фирменные пакеты.
– Всё?
Эркин улыбнулся.
– И мне. Джинсы и три рубашки.
Юл быстро, но внимательно оглядел его и крикнул Рите:
– Джинсы двенадцать, рубашки –восемнадцать.
– Точно, – кивнул Эркин.
Юл самодовольно хмыкнул.
– Не первый год работаю, парень, глаз у меня набит. Ещё…?
– Куда ж ещё, – засмеялся Эркин. – Всё.
– Считать? – уточнил Юл.
– А как же, – ответил за Эркин Андрей. – А мы проверим.
– Не нарывайся, парень, – очень миролюбиво осадил его Юл, доставая счёты. – Ты ещё ничего не купил.
– У меня всё впереди, – ухмыльнулся Андрей.
– Посмотрим, – Юл защёлкал костяшками. – Детских… на двести девяносто, женских… на триста, и тебе… куртку не возьмёшь? Тоже можно с подстёжкой, – поднял он на Эркина глаза.
Эркин покачал головой и улыбнулся.
– Когда эту сношу.
– Ну, это когда ещё будет, – напоказ вздохнул Юл. – Так, двести пятьдесят, и всего восемьсот сорок, премия… чего тебе в премию?
–Для девочки что-нибудь, – сразу решил Эркин.
– Рита, колледж-рюкзак подай.
Рита положила на прилавок нарядный, в заклёпках, молниях и пряжках полурюкзак-полуранец. Юл рассчитал точно: рюкзак стоил дороже премии, и тридцать семь рублей Эркин достал без звука.
– Рита, коробку.
– Не надо, – отмахнулся Эркин, открывая и до отказа растягивая горловину своего армейского рюкзака.
Он отдал Юлу деньги и стал укладывать покупки.
– Ну, а теперь давай я с тобой поговорю, – ухмыльнулся Андрей.
– Давай, – так же ухмыльнулся Юл. – Посмотрим, на сколько тебя хватит.
– Посмотрим. Джинсы – это раз.
– Рита, десятый.
– Три рубашки – два.
– По одной на цвет? Рита, двенадцатый.
– Куртка – три.
– С подстёжкой?
– Не надо, есть у меня тёплая.
– Тогда попросторней бери, чтоб поддеть.
– Ладно.
– Юл, четырнадцатый?
– Верно, девочка. Жилет?
– Нафиг. У меня есть.
Быстрая трель на счётах.
– Четыреста. Премия… двадцать рублей. Ну-у… – Юл искренне замялся.
Вообще-то премиями занимался Ричмонд, нет, впарить что-либо в счёт премии, как этот рюкзак, Юл мог и сам, но ничего подходящего по цене и назначению не было. На жилет парня не раскрутить, детского ему, похоже, не нужно, а шейных платков тут не носят, вот и есть у них только два для манекенов.
Андрей, насмешливо щурясь, оглядывал Юла.
– А говорил: есть всё.
– Есть, – твёрдо ответил Юл. – Доплатишь до полной цены?
– А чего ж нет!
– Тогда сам смотри.
Андрей обвёл взглядом полки и стеллажи. Алиске, что ли, чего-нибудь, или Жене… дорого всё, доплата больше премии, и дарить эти деньги тоже неохота.
– Вот, посмотрите, – вмешалась Рита.
Юл одобрительно кивнул: молодец девчонка, вовремя вспомнила. Они только вчера получили эти майки с фирменным логотипом, даже не разложили толком.
Белая футболка с короткими рукавами и маленькой синей эмблемой у левого плеча понравилась Андрею.
– И почём?
– Девятнадцать – штука и тридцать пять – пара.
Ни хрена себе цены! Но фирма есть фирма.
– Давай пару, – Андрей полез за бумажником. – Всего, значит?
– Четыреста двадцать три.
Сумка Андрея всех его покупок не вместила, и куртку уложили в армейский рюкзак, а часть купленного Алисе в старый вещевой.
За всё время, что они были в магазине, туда никто не заходил и даже не заглядывал, и Андрей подумал, что их мотовство здорово поддержало прославленную фирму. А всё-таки…
– А зря я с тобой не поспорил, – выпрямился Андрей, поправляя на плече лямки мешка.
– Проспорил бы, – засмеялся Юл. – Убедился, что у нас всё есть?
Ответ Андрея был настолько искренен, что Юл понял: речь в самом деле идёт не о подначке.
– Я пояс хотел к джинсам, настоящий, ковбойский, – и кивком показал на Эркина.
Юл серьёзно кивнул.
– Заходи через месяц, подберём.
– Зайду, – так же серьёзно ответил Андрей.
– Спасибо, – Эркин улыбнулся Рите, – всё было очень хорошо, мне очень помогли ваши советы, – и перешёл на русский: – Я не умею по-русски так красиво говорить, как по-английски, но вы – замечательная девушка, и тот, кого вы выберете, будет счастлив.
Юл, разумеется, не понял, но по улыбке Эркина, смущению Риты и восторженному жесту Андрея догадался, что индеец отпустил какой-то сверхудачный комплимент, и поддержал его энергичный кивком и улыбкой.
Когда они остались вдвоём, Юл подмигнул Рите.
– Ну, девочка, мы недельную, а то и больше, сделали. Интересно, откуда они приехали? Ты не спросила?
– Нет, – пожала плечами Рита. – А зачем?
– Когда живут на соседней улице, то по стольку не закупают, девочка. Ты поняла? Я к Ричмонду, чтобы он не забыл о нашей, – Юл подмигнул Рите, – премии.
Странно, что Ричмонд не вышел в зал посмотреть, с кем они так долго занимались, в любом случае тысячу триста они сделали и их сто тридцать не должны пропасть.
В кабинете Ричмонда сидел посетитель, в котором Юл с первого взгляда признал соотечественника.
– Юл, старший продавец, – представил его по имени, но официальным тоном директор.
– Привет, – улыбнулся гость, не называя себя.
Увидев его холодные до пустоты глаза, Юл сразу решил, что чем больше дистанция, тем целее будешь, и стал предельно деловит.
– Здравствуйте, сэр. Прошу прощения, мистер Ричмонд, но спрашивали ремень к джинсам, настоящий ковбойский пояс.
Глаза гостя на мгновение блеснули, оживился и Ричмонд.
– И что ты ему сказал?
– Чтобы зашёл через месяц.
– Будет раньше, – твёрдо ответил гость и улыбнулся совсем человечно. – Джинсы-то он купил?
– А как же, сэр.
Говорить о выручке, а тем более о премиях при посторонних не полагалось, и Юл исчез. К тому же звякнул дверной колокольчик, оповещая о приходе покупателя.
В магазине Рита убеждала двух мужчин в преимуществах джинсов над брюками.
На улице Андрей с подчёркнутым уважением оглядел Эркина.
– Ну, братик, ты даёшь!
– Бери на здоровье, – ответно рассмеялся Эркин.
Он был доволен жизнью как никогда: он не просто купил всё, о чём говорила Женя, но сумел пересилить себя, увидел, что чёрный цвет и в самом деле, просто цвет, и эти рубашки с яркой отстрочкой и блестящими кнопками совсем не похожи на рабские, и по-английски говорил, обходясь без «сэр» и «мэм», сумел, и даже без напряга, только сейчас сообразил. Нет, всё, и в самом деле, хорошо.
– Отдышался? Пошли!
– Куда? – поинтересовался Андрей.
– Деньги тратить, – рассмеялся Эркин. – Сверх списка.
– Вот это дело! – охотно поддержал его Андрей.
Они стояли как раз у соседней витрины, заполненной флаконами, флакончиками и тюбиками, и Андрей сразу понял замысел Эркина. И правильно: гулять – так гулять!

Отредактировано Зубатка (07-05-2015 06:53:03)