ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
* * *
Первая неделя сентября выдалась дождливой, но тёплой. Тёплый безостановочный дождь шелестел листьями, щёлкал по козырькам и подоконникам. Крис засыпал и просыпался под этот шум и дыхание Люси на своём плече. У Люси отрастали волосы, и спала она теперь без платка: врач сказал, что кожа должна дышать. Поворачивая голову, Крис касался губами тонких, уже не колючих и щетинистых, как весной, когда они только приехали, а мягких волос, осторожно целовал эти прядки.
– Уже утро, Кирочка? – сонно спрашивала, не открывая глаз, Люся, и сама себе отвечала: – Ага, утро.
Крис осторожно высвобождался из её объятий, вставал, укутывал её, а она, по-прежнему с закрытыми глазами, говорила:
– Ты бы поспал ещё, Кирочка, поливать-то не надо.
И вдруг, рывком откинув одеяло, садилась в постели.
– Ой, светло-то как!
Крис заглядывал в комнату.
– Люся, чай готов.
– Да-да, я мигом, Кирочка.
Крис смеялся, стоя в дверях, полуголый, в старых армейских брюках, с блестящими от воды волосами.
– Ложись, Люся, я тебе чай в постель подам.
– С ума сошёл, – притворно сердилась Люся, натягивая халатик и повязывая голову дневным платком. – Ещё увидит кто, и на работу опоздаем.
Утреннее чаепитие в постели – воскресное развлечение. В одной из поездок в Царьград Крис увидел в магазине поднос с ножками, специально для такого, и купил. Когда он в первый раз принёс и поставил на кровать накрытый на две чашки поднос, и они пили чай, лёжа в постели, Люся даже не поняла: нравится ей или нет, настолько это было непривычно. Она и не слыхала никогда о таком. И что Кирочка её всегда по утрам чаем поит, а не она его… так же тоже не положено. Узнает кто – засмеют, осудят. Но она не спорит, да и самой приятно, чего там.
– Тебе не холодно?
– Нет, что ты, Люся.
Горячий чай с мягким пористым хлебом, свежесваренным вареньем, ну и что с того, что у неё больше джем получился, всё равно, и Кирочке нравится, и на хлеб даже удобнее мазать.
– Всё, – Крис отодвинул чашку и встал. – Я на работу.
– Да, Кирочка, –Люся быстро допивала свою чашку. – Ты иди, я всё сама уберу. У тебя школа сегодня?
– Да.
Крис поцеловал её в здоровую щёку и вышел.
Когда Люся, перемыв посуду и отключив газ, вошла в комнату, Крис уже оделся на выход. Его смена начиналась раньше Люсиной. Люся оглядела его, поправила воротник рубашки.
– До вечера, Кирочка.
– Да, до вечера.
Он ещё раз поцеловал её и ушёл.
Люся вздохнула. Ну вот, теперь до вечера она его не увидит. Из школы он уже в темноте возвращается. Она в эти дни его и не видит совсем.
На улице Крис подтянул молнию на куртке и накинул на голову капюшон. Льёт, как зимой, а ведь только сентябрь. Хотя нет, это в Алабаме было, будь она проклята, здесь только осень. А хорошо, что они уже почти всё в саду убрали. Дождь кончится, оберут последние яблоки, и всё. И подготовят сад к зиме. А расширять его он не будет, и нового подсаживать – тоже, им с Люсей хватает, а торговать он не собирается.
У церкви его окликнул Эд.
– Привет.
– Привет, порядок?
– Полный, – широко ухмыльнулся Эд.
Он ещё летом сменил жильё, переехав на квартиру к одинокой вдове, и считал, что устроился лучше всех.
– Ну, как вдовушка? – подыграл Крис.
– Во! – Эд показал ему оттопыренный большой палец и перешёл на камерный шёпот и английский. – Легко работать. Руками враз уматывается.
– Без волны?
Эд мотнул головой.
– Мне и так хорошо. Мне нетрудно, она довольна, – и перешёл на русский. – И обстиран, и ухожен, и все удовольствия.
– Сыт, пьян и нос в табаке, – поддержал его Крис любимым присловьем Пафнутьича.
– Точно! – с удовольствием заржал Эд и стал серьёзным. – А волны ждать… это тебе повезло, сразу встретил. Майкл, тьфу, Михаил вот-вот поймает, того индейца помнишь?
– Ещё бы. Он нам первый про волну сказал.
– Ну вот. Я не спешу и не дёргаюсь. Когда придёт, тогда и буду думать, а пока… – Эд залихватски сплюнул в лужу.
У ворот госпиталя уже стоял автобус, на котором добрались жившие в Царьграде, и через служебную проходную быстро втягивалась цепочка людей. В форме и штатском, мужчины и женщины, под зонтиками и в разноцветных плащах, в шинелях и плащ-палатках. Здоровались, обсуждали вчерашнее, сегодняшнее и завтрашнее, кто хвастал, кто жаловался, но всё на ходу, впопыхах: впереди работы.
В их раздевалке Майкл уже переоделся и разглядывал себя в зеркале.
– Привет, – весело поздоровался Эд, входя в комнату. – И что нового увидел?
– Отстань, – угрюмо попросил Майкл, но от зеркала отошёл.
– Ещё один псих, – констатировал Эд, открывая свой шкафчик.
– Ничего, – Крис подмигнул Майклу. – Мы ещё на него посмотрим.
– Посмотрим, – кивнул Майкл. – Ты русский сделал?
– Ну?
– Сейчас списать попросит, – прокомментировал Эд. – Опять у Марии весь вечер сидел, потом до полуночи психовал, а уроки побоку.
– Я твою вдовушку трогаю? – с угрозой спросил Майкл.
– А хоть трахни, – весело ответил Эд, завязывая тесёмки на халате. – Мне без разницы.
– Ну, и чему радуешься? – вошёл в раздевалку Андрей.
– Не встревай, малец.
– Сам решил домашним стать, – ответил по-английски Андрей, отпирая свой шкафчик и снимая куртку. – Так что нечего на других кидаться.
– Что-о?! – Эд даже остолбенел на секунду. – Ты как меня назвал?
– А кто ж ты ещё, когда без волны трахаешься? – спокойно ответил риторическим вопросом Андрей.
Крис и Майкл переглянулись и одновременно кивнули, соглашаясь.
В раздевалку вошли Джо и Джим, за ними ещё пятеро, и Эд, круто повернувшись, вышел. Выяснять такое при всех он не будет, но с мальцом посчитается. Ах, чёртов поганец, ткнул носом и осадить нечем.
Крис и Майкл тоже не стали продолжить повернувшийся так неожиданно разговор. Вдарил Андрей по Эду крепко, ничего не скажешь, и за дело вдарил, чего там.
Переодевшись, все быстро разошлись по рабочим местам