Сначала Фредди сквозь сон ощутил, как заворочался и встал Андрей, а затем зазвонил, задребезжал будильник. Фредди откинул одеяло и сел.
Штора отдёрнута, и в серо-голубом предутреннем свете комната казалась особенно пустой и просторной. Где-то очень далеко проехала машина, и по тому, как донёсся звук, Фредди понял, что на улице ясно и холодно. Потом он услышал, как загудел на кухне огонь, и рывком встал. Пора.
Когда он, свежевыбритый, с каплями воды на волосах, вошёл в кухню, чай уже был налит, и Андрей заканчивал мастерить бутерброды. Весело посмотрел на Фредди.
– Выспался? – и не дожидаясь его ответа: – Ты грязное своё оставь, я…
– Не бери в голову, – перебил его Фредди, садясь за стол. – С собой увезу.
– А если опять заедешь и заночевать придётся? – возразил Андрей.
Фредди мотнул головой, пресекая вопросы и возражения: не будет он объяснять, если малец сам ещё не понял, что чем меньше следов, тем лучше. Андрей нахмурился, но промолчал.
– Ты сейчас куда?
– В школу. А тебе? В Сосняки?
– Мгм, – пробурчал с набитым ртом Фредди. – Автобус когда?
– Зачем? От нас большегруз как раз в Сосняки идёт, подбросят тебя. Не против?
Что так светиться, что этак, и Фредди вынужденно согласился.
– Нет, не против.
Бутерброды, как и сэндвичи – удобная штука: мыть приходится только чашки. Фредди помнил, как на выпасе и перегоне управлялся со всем их хозяйством Эркин, и не ожидал, что и Андрей сумеет так же быстро и сноровисто.
– Смотрю, наловчился.
– А чего ж и нет? – весело ответил Андрей.
О вчерашнем не говорили, всё ведь выяснили и прояснили, но Фредди решил поставить точку.
– Теперь, Эндрю, пока не дам знать, не трепыхайся, понял? Ляг на дно и не светись.
Андрей кивнул, но, разумеется, не удержался:
– А в Сосняки можно?
– Хоть в Царьград. Но нам не звони. И вообще… затаись.
– Ладно, – улыбнулся Андрей. – Не боись, Фредди, всё будет нормально. Готов?
Фредди молча кивнул.
Андрей взял свой портфель, Фредди – кейс, и они вышли из квартиры. На лестнице то и дело хлопали двери, их обгоняли спешащие на работу. Соседи, а, значит, и знакомые Андрея. Фредди оглядывали, не задавая, впрочем, вопросов.
– И что ты им скажешь? – тихо спросил Фредди, когда они вышли на улицу.
– Старый знакомый, – пожал плечами Андрей и лукаво улыбнулся. – А может, и друг. Работали вместе, жрали вместе… Ну, встретились, погудели тихо-мирно, соседей не беспокоили, ментов не тревожили.
– Кого? – сразу спросил Фредди.
– Ментов. Ну, полицейских.
– Значит, у вас это менты, запомню. А гудеть – это гулять, так?
– Не-е, Фредди, гулять – это с шумом, понтом, ну, как в шашлычной, а мы тихо пили.
– Понял, – усмехнулся Фредди.
Утренние улицы наполнены спешащими людьми и уже никак не похожи на вчерашнее сонное захолустье.
– А город у нас хороший, – убеждённо сказал Андрей, сворачивая в проулок. – Здесь спрямим.
Фредди кивнул, соглашаясь и с определением города, и с предложением спрямить дорогу через чей-то запущенный сад.
Ворота комбината были распахнуты, и из них медленно выползал пятиосный крытый грузовик.
– Во! – обрадовался Андрей. – В самый раз! – и бросился к кабине, ловко вскочил на подножку, ухватившись за дверцу. – Сав, будь другом, помоги!
– Чего ещё? – недовольно откликнулись из кабины.
– Друга моего подкинь до Сосняков. Ему на самолёт.
– А на такси он что, бедный?
– Ну, будь другом, Сав, а я тебе…
– Ты мне… много ты чего можешь, ладно уж.
За разговором он плавно вывел, развернул грузовик и остановился.
– Фредди! – Андрей спрыгнул с подножки. – Давай!
Фредди подошёл к машине.
– Ну, – улыбнулся Андрей. – Давай по-русски, – и обнял Фредди. – Удачи!
– И тебе удачи, – ответил на объятие Фредди.
Савва, молча следивший за ними, открыл дверцу. Фредди легко поднялся в кабину, сел и захлопнул дверцу. Андрей посторонился и поднял прощальным жестом руку. Фредди кивнул в ответ, и Савва стронул грузовик.
Андрей стоял и смотрел вслед, пока большегруз не скрылся за углом.
– Ну что, Андрюха, проводил дружка?
Андрей вздрогнул и обернулся. Максимыч, диспетчер. Та-ак, а он-то откуда знает? Неужели уже так разошлось?
– Ага, – согласился с очевидным Андрей, доставая сигареты. Жестом предложил Максимычу.
– И хорошо посидели? – спросил Максимыч, беря сигарету.
– Тепло и душевно, – ухмыльнулся Андрей. – Ну, бывай, Максимыч.
– Отсыпаться пойдёшь?
– Нет, в школу, – кивком попрощался Андрей.
До чего ж въедливый мужик, ну, до всего ему дело, выспрашивает, молчком вынюхивает, но и дело своё знает. То болтается у ворот, то треплется, то курит, то чаи гоняет, но на трассах ни заминки, все машины выехали и въехали, когда надо, ни одного шофёра или работяги ни в простое, ни в запарке не найдёшь. И всё с улыбкой и участием в голосе. Чтоб Максимыч начальству стучал, никто не говорил, но знает мужик… всё, всегда и про всех. С кем-то же он делится, не бывает, чтоб такое добро и впусте лежало. Максимыч не жаден, но и своего не упустит. Воевал и, говорят, честно, награды боевые и соответствующие. Дом у него в Старом городе, хозяйство небольшое, но крепкое, батрака держит. Зачем ему диспетчерство? Не ради ж одной зарплаты.
Поднимаясь по ступенькам Культурного Центра, Андрей выкинул все мысли о Максимыче из головы. Так, уроки… заданное он обычно перечитывал ещё дома, но сегодня не успел, и придётся добирать в классе, до звонка. Ну, с утра народу всегда немного, так что не помешают.

Английского водитель почти не знал, русский Фредди был весьма далёк от совершенства, и содержательной беседы не получилось. Но довезли его до аэропорта. Правда, Фредди не понял: было это по дороге, или дали специальный крюк, – и расстались вполне дружески, обменявшись на прощание пачками сигарет. О плате и речи быть не могло: дружеская услуга за деньги не делается, эти неписаные правила всюду одинаковы.
В аэропорту Фредди прикинул маршрут. Хвоста нет, но всё равно, раз прямого рейса не получается, то для обоснования надо заглянуть на точки.
Ещё раз мысленно прокрутив маршрут, Фредди пошёл к кассе за билетом. До его самолёта оставалось полчаса.
Итак, как они и думали: Рич и Окорок. Джонни, конечно, пошарит в банке, но дела это не меняет. Рич в Атланте, а Окорок в Луизиане. А убирать их надо одновременно, чтоб один не спугнул и не предупредил другого. Но об этом они уже думали, и там в общем-то уже на мази. Теперь… Туша. Через Пита навёл Найфа на парней, подсказал и помог. Дружеским советом. Умён, дьявол, что и говорить. Потрошат его русские, и сидеть будет за Хэллоуин. Так были нужны наши деньги или… если у истока Паук, то надо всё прокрутить очень серьёзно. Тогда Туша ляпнул, что Паук велел найти Армонти, тот, ходили такие слухи, прокинул Паука и помер… без выгоды для Паука. Редкость, но возможная, в Заваруху и не такое случалось. И тогда взять деньги с нас. Паук – Туша – Найф – и мы… Слишком много звеньев, хотя… если Найф напрямую с Пауком? Нет, Эндрю говорил про Тушу. Но в одиночку Туша так всё продумать не мог. Кто ещё? Тогда Туша валил на СБ, и Эндрю про Найфа… Так, а если Найф работал на СБ, а вот там любители таких разработок были. И могли уцелеть. По подлости – Крысиная разработка, тот тоже любил друзей стравливать. И умел. И ещё… пистоль с насадкой и нервнопаралитический газ, от которого крыша съезжает, а Найф – ножевик. Это ему точно вместе с перчаточками вручили. Вот здесь у нас ходов нет. Но поискать можно и нужно.
Объявили его рейс, и Фредди встал. А ведь и впрямь Загорье – неплохой город, с перспективой, но точку там ставить нельзя. Сосняки уже есть, а дальше вглубь ни-ни. Ладно, переживём.

*  *   *

ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ

*   *   *

Женя больше всего боялась, что после приезда Бурлакова Эркин опять, как зимой, запсихует. Но, к её удивлению, обошлось. Эркин был сосредоточен, но не мрачен. Из-за чего он сорвался, что у него вышло с Андреем, Женя не спрашивала. Внешне всё было как обычно, и, памятуя, что от добра добра не ищут, она тоже держалась так, будто ничего не случилось.
К тому же жизнь шла суматошная, каждый день наваливалась масса мелких, но неотложных дел, и думать о Бурлакове было уже просто некогда. Алиса училась хорошо и больше не дралась, ну, во всяком случае, учителя на неё не жаловались. У Эркина в школе тоже проблем не было, хотя над уроками он теперь сидел дольше, чем раньше. Жизнь Андрея на два дома тоже прибавляла хлопот.
А тут ещё Зина родила.
Больница в Загорье была маленькая и в Старом городе. Раньше хватало, да и многие по домам рожали. В Новом городе только поликлиника. Ну, на заводе заводская для своих, но тоже без родового отделения. Так что… хоть и известно всё, и проверяешься, и уж чуть ли не о месте договорилась, а началось всё неожиданно. Для Тима уж точно.
Всегда он просыпался легко, стоило ей чуть шевельнуться, а тут разоспался. Ездил с утра в Сосняки – шальные деньги тратить. За две машины премии огрёб, добавил чуток из ссуды, взял на работе в аренду грузовик-фургон – как своему в половинную плату обошлось – и рванул. Сосняки и в воскресенье торгуют. А грузчиками поехали с ним оба Мороза и ещё Петрак из его цеха. А в Сосняках… только начни и, пока деньги есть, не остановишься. Андрей походил, покрутился вокруг книжных шкафов, но взял-то только сотню на книги и всякую мелочь. Потом пошли в джинсовый, там прибарахлились кто чем, а потом Андрей в книжном застрял, как, скажи, он весь прилавок за раз перечитать взялся. Эркин тоже книг купил. А, глядя на них, и Петрак махнул рукой – где наша не пропадала! – и купил своей быстроглазой большую книгу сказок с картинками. Его дочка, правда, в Старом городе учится, в Тихоновской школе. Вот ведь, скажи, память людская, сколько лет прошло и сколько всякого случилось, а самого первого директора, что чуть ли не на свои деньги школу построил, так и до сих пор поминают. А вот книг на шауни не нашлось, продавщицы даже старшего товароведа позвали, так и она не слыхала, чтоб на индейском языке книги были, а на английском – пожалуйста. Выбрали сказки «Джек – победитель великанов» и две больших про художников, с красивыми иллюстрациями. Эркин купил про Джека для Алисы, а Андрей обе про художников, и на этом его деньги кончились. А Тим зато в мебельном развернулся. Еле-еле его покупки в грузовик впихнули и сами влезли.
– Может, кто в кабину хочет? – всё-таки предложил Андрей.
– Иди уж, – рассмеялся Петрак. – Учись вприглядку.
Андрей несколько смущённо, но радостно ухмыльнулся и занял место рядом с Тимом, а Эркин и Петрак в кузове, как и в Сосняки ехали. Устроились, правда, с удобствами – на роскошном диване, что купил Тим в гостиную, и завели неспешный солидный разговор о хозяйстве и покупках. Эркин поддержал разговор охотно, а то молчком в закрытом фургоне… уж слишком он похож на грузовик для рабских перевозок. Петрак разорился на юбочку и куртку с подстёжкой для дочки, уж больно много треплют про… как её, ну, джинсу эту. Эркин рассказал, что он своей ещё перед сентябрём полный комплект купил, и себе. Что джинса, конечно, дорогая, но зато и ноская, и стирается, и гладить не надо.
– Значит, не прогадал, – удовлетворённо кивнул Петрак.
Эркин улыбнулся и кивнул. Он тоже потратился в джинсовом: купил Жене джинсы и куртку-блузон с подстёжкой. Жаль, поясов ковбойских ещё не было, Андрей хотел, да не получилось. И Тим купил, и себе, и Диму с Катей, не ездить же лишний раз за шмотками, а тут сразу и всё.
С покупок разговор перекинулся на всякие огородные дела. Петрак держал огород, клин под картошку, сад, луг маленький, только под козу, и он тоже летом косил за сено.
– Нилычу:
– Нет, Аксюте. Но и он землю в аренду держит. Сикорского земля.
– Кто такой? – удивился незнакомой фамилии Эркин.
– Помещик был такой. Сам хозяйство не вёл, в аренду сдавал. Это ещё дед Аксюты у него взял. Вот, – Петрак хохотнул, – внук внуку и платит. А сам он то ли в Царьграде, то ли ещё где. Аксюта на счёт в банке переводит и знать больше ничего не знает.
– Так может, и земля уже не Сикорского этого, а банка? – предположил Эркин.
– А не всё ли равно? – возразил Петрак.
И Эркин сразу согласился. Ему-то уж точно всё равно.
– Твоя-то как, насолила, наварила?
– Всё лето возилась, – засмеялся Эркин. – Всё кладовка в банках.
– Капуста из бочки хороша.
– Бочку в подполе держать надо, в доме она забродит, а на лоджии замёрзнет. А банка, закатанная, стоит, и ни хрена ей не делается, – уверенно возразил Эркин.
– Это-то так. Но если застолье хорошее, то одной банкой не обойдёшься.
– Так не одна и заготовлена.
Что он самым деятельным образом помогал Жене в её заготовочных хлопотах, Эркин благоразумно помалкивал, уже зная, что работу по дому здесь делят на мужскую и женскую, и мужику, не вдовцу и не одиночке, женским заниматься зазорно. Враз подкаблучником, а то и юбочником окрестят и по гроб жизни не отмоешься. Так что ежели кому и приходится этим заниматься, то молчат в тряпочку.
За разговором и без остановок доехали незаметно и потому показалось, что быстро. Было ещё совсем светло, и дети гуляли у дома. Тим подогнал к своему подъезду и развернул фургон поудобнее. Сразу подбежали и столпились дети под ликующий вопль Дима:
– Папка приехал!
А следом за детьми подошли полюбопытствовать, да и помочь, если что, взрослые.
– Бегите домой, – остановил Тим восторженные вопросы Дима. – Предупредите маму, что всё в порядке и откройте дверь.
Катя сразу рванулась, а Дим притормозил.
– А это куда? В залу?
– В гостиную, – ответил Тим и улыбнулся. – Беги.
Лямки для переноски Тим припас на четверых и думал, что за три, много четыре ходки они всё перенесут, но набежали соседи, и всё закупленное подняли единым духом. Зина только ахала, пока в квартиру заносили диван, два кресла и столик, ещё два кресла, книжный шкаф, шкаф-горку, фанерный ящик, большой, как комод – и что там такое может быть? – ещё столик, двухъярусный, на колёсиках, длинный толстый рулон – ковёр никак? – письменный стол с двумя тумбами, и наконец большую, туго набитую сумку.
– Сюда ставьте, я сам потом передвину.
– Чего уж, – прохрипел из-под письменного стола Петрак. – Давай сразу куда его.
Но всё равно получилось кое-как, и Тим, успокоив Зину, что всё в порядке, побежал вниз. Отогнать фургон в хозяйство, сдать, оформить, ну и Петрака заодно подбросить до Старого города. Дим дёрнул Катю за руку.
– Бежим, папка и нас прокатит.
Они подбежали к грузовику, когда Тим уже сидел в кабине.
– Па-ап! – заорал, подбегая, Дим.
Петрак рассмеялся.
– Давай их сюда.
И Тим кивнул.
Места в кабине хватило всем. Дим уже ездил с отцом в Алабаме, но Катя ехала в машине впервые. У поворота в Старый город Петрак попрощался и вылез.
– Давай до дома, – предложил Тим.
– Обдерёшь его в наших проулках, – хмыкнул Петрак, – а красить тебе недосуг, вот-вот третий заявится.
Тим смущённо улыбнулся.
О том, что Зина беременна, он никому не говорил, но и так все знали, не зло подшучивали, советовали, просто помогали, не ставили в субботние и воскресные смены… Вот и сегодня: он привёл грузовик, и у него приняли без осмотра и мойки, сказали, чтоб шёл домой к жене, так что Диму не удалось насладиться шумом и запахами гаража и показать Кате, как здесь интересно.

Потом Тим никогда не мог восстановить последовательность событий той ночи. Он действительно разоспался так, что Зине пришлось его будить. Это его, просыпавшегося от малейшего движения, шороха, да что там, предчувствия, а тут?!
– Тима, Тимочка… – стонала Зина.
Наконец он разлепил веки, и белое с тёмными провалами глазниц лицо Зины подбросило его. Он вскочил, заметался, куда-то бежал, с кем-то говорил, появлялись и исчезали знакомые, но сейчас он никого не узнавал, люди…
Он сидел в новенькой гостиной на диване. Катя спала у него на руках, Дим лежал рядом и тоже спал. Дверь плотно закрыта, и голоса из спальни неразборчивы или это ему только кажется, а как там… Ему сказали, что всё в порядке, всё идёт как надо и как положено, и он не знает – верить ли этому. За окном светлеет, и ему пора собираться и идти на работу, но на его руках спящие дети, а в спальне рожает его жена. Да, правильно, решили, что пусть лучше врач к ним придёт, и от пришёл, а кто же бегал за врачом? Он сам? Или Андрей? Или нет… А кто привёл акушерку? Или это уже неважно?
В гостиную вошла Женя и улыбнулась ему:
– Всё хорошо. Давайте, я её уложу, – и потянулась взять Катю.
Но та, не открывая глаз, только крепче уцепилась за отца. Тим хотел спросить, как там Зина, что означают эти слова: «Всё хорошо», – но не мог шевельнуться и только умоляюще смотрел на Женю.
И тут одновременно в приоткрытую дверь гостиной донёсся крик ребёнка и басовито воркующий голос акушерки.
– А вот мы и папаше сейчас покажемся. Где тут папаша наш?
Тим порывисто вскочил на ноги, едва не уронив Катю. Женя подхватила её. Тим этого уже не заметил. Сел на диване, протирая кулачками глаза, Дим.
– Пап… – позвал он.
Тим не обернулся, будто оглох. Но и в самом деле ничего не слышал. И не видел. Кроме свёртка, маленького продолговатого свёртка. Его держали у груди и чуть наискосок, однажды как-то он видел, как вручную переносили снаряды, их держали так же, только те были больше. Он протянул руки, и свёрток положили к нему не на ладони, а у локтевого сгиба, такой лёгкий, что он чуть не уронил его. Среди целого вороха ткани крохотное желтовато-смуглое личико с приплюснутым носиком-пуговкой и пухлыми недовольно искривлёнными губками, глаза зажмурены. Кто это? Это… это он, его ребёнок?!
– Какая хорошенькая, – сказал рядом голос Жени.
– Красавица, – поддержала акушерка. – Вся в папашу.
– Да? – тупо спросил Тим. – Это… она?
– Ну да, – засмеялась Женя. – С дочкой тебя, Тим. С Машенькой.
– Да, – кивнул Тим. – Маша… Зина говорила мне… – и спохватился. – Как она? Что с ней?
– В порядке твоя Зина, в порядке.
Как-то, он не понял, как, но он очутился в спальне. Зина была жива и даже улыбалась. Потом ему что-то говорили врач и акушерка, он благодарил, прощался, кажется, давал деньги или… нет, он уже совсем не понимал, что и как делать. Всем распоряжалась баба Фима.
Андрей был отправлен на работу с наказом объяснить начальству случившееся, Дима отведёт в школу Женя, а заберёт из школы Эркин – он сегодня в первую работает, а школы нет, – а Тим ляжет поспать в гостиной и пойдёт в магазин: кроватка, ванночка, столик пеленальный, который со шкафчиком, понял, машину в мебельном возьмёшь, и приданое полное, вот список держи, всё расписали, а обедом и прочим соседки займутся, не в пустыне, чай, живём, среди людей.
Тим ни с чем и ни с кем не спорил. По-настоящему он очнулся, только вернувшись из похода по магазинам и занеся покупки. Зина, несмотря на запрет врача и при полном одобрении бабы Фимы и бабы Лизы, встала и сама показала ему, куда поставить кроватку и как вообще всё в спальне передвинуть.
– А ты, голубок, пока в зале поспишь, не тревожь её пока, – баба Фима положила на диван стопку постельного белья. – А ванночку кипятком прошпарь. И со щёткой.
Катя бегала по поручениям бабушек и то и дело подскакивала к кому-нибудь с рассказами о Машеньке, как та жмурится или ещё что.
Наконец всё вроде утряслось. Зина полулежала на кровати и кормила Машеньку, а Тим сидел на стуле и смотрел на них. Личико ребёнка казалось очень тёмным рядом с белой грудью Зины.
– Правда, – подняла Зина глаза, – хорошенькая?
– Да, – кивнул Тим. – очень, – и, помедлив, спросил: – Как ты?
– Да всё хорошо, Тимочка. Ты пойди отдохни.
Он кивнул, но не двинулся с места. Зина снова заворковала над Машенькой, приговаривая что-то неразборчиво ласковое.
В спальню тихо вошла Катя и встала рядом с Тимом. Он обнял её, приподнял и посадил к себе на колени. Катя прижалась к нему, и они так молча сидели, пока не зазвонили в дверь.
– Ой, – подняла голову Зина. – Это Димочку, верно, привели, вы идите, Машенька докушает, и я встану.
В спальню быстро вошла баба Фима.
– Лежи пока, там откроют, а вы налюбовались, так обедать идите.
Тим ссадил Катю с колен и встал.
– Идите-идите, – закивала Зина.
Но тут в спальню ворвался Дим и затараторил сразу обо всём, запрыгал вокруг кровати. И баба Фима их всех сразу выгнала. Чтоб не мешали.
И только сели за стол, снова звонок. На этот раз пошёл открывать Тим.
– Привет, – улыбнулся ему Андрей. – Я на пару слов.
– Привет, – улыбнулся Тим и посторонился, впуская его. – Через порог не разговаривают.
– Значит, так, – Андрей вошёл и, мимоходом скорчив рожу глазевшим на него Диму и Кате, заговорил серьёзно: – На работе нормально, три дня тебе отпуска дают и от профсоюза тебе будет, что положено. От всех поздравления и пожелания. Теперь, крестины когда?
– А на Марию и окрестим, – вмешалась вышедшая в прихожую баба Фима. – Одиннадцатого ноября как раз по святцам.
– Машенька, значит, – хмыкнул с непонятной Тиму интонацией Андрей и улыбнулся. – Ну, лады, давай пять, – он протянул руку Тиму, и тот ответил на рукопожатие. – Поздравляю ещё раз. Зине от меня и всех наших.
И весело распрощался, хотя баба Фима и попыталась пригласить его пообедать с ними.
– Идите на кухню, – сказал Тим Диму и Кате. – Я только к маме зайду.
– Успеешь, – вышла из спальни баба Лиза. – Спит она. А ты иди поешь, а то аж с лица спал.
И Тим не смог не подчиниться её командному тону.

На полдороге его настиг дождь, и Фредди вынужденно сбросил скорость. Луизианские дороги и в сушь мерзкие, а в дождь ещё хуже. Но из зоны возможного поиска он уже выбрался, и можно не спешить. Во временной интервал он укладывается в любом случае. Джонни всегда оставляет ему зазор для непредвиденных обстоятельств. Скажем, вроде такого поганого дождя на поганой дороге. Ага, а вон и нужный знак.
Фредди аккуратно притёр машину к обочине, выключил мотор и вышел, оставив ключи в замке. Через восемь минут сюда подъедут и заберут машину. Они не видели его, а он их. Всё должно быть чисто. В жёсткой болотной траве лежали высокие резиновые сапоги. Фредди натянул их прямо поверх ботинок, аккуратно заправив, чтобы не помять стрелок, брюки, и зашлёпал в заросли.
Уже через два шага вода поднялась выше щиколоток, противно запахло болотной гнилью. Чертыхаясь про себя, дважды чуть не зачерпнув, стараясь не шуметь и не ломать ветвей, он продрался сквозь заросли на параллельную дорогу к уже стоящей там тёмно-красной «ламбаде». Именно её он взял напрокат неделю назад в Порт-о-Пренсе. В машине никого, ключи на месте.
Оказавшись на обочине, он с наслаждением сбросил сапоги, открыл дверцу и сел на шофёрское место, снял ботинки и засунул их в сапоги. Его ботинки с характерными подковками на каблуках лежали внизу, у педалей. Он надел их, дотянулся, не вставая, до сапог, снял перчатки и засунул туда же. Теперь… широким сильным взмахом он выбросил сапоги на затянутый ярко-зелёной плёнкой просвет между кривыми чахлыми стволами левее подтопленной тропы. Чавкнув, трясина проглотила добычу. А его след ряска уже затянула.
Фредди удовлетворённо выругался, включил мотор и мягко, чтобы не чиркнуть по бетону, стронул «ламбаду». Бензина ровно столько, сколько нужно в обоснование засветки на заправочной станции. Время… проверяя себя, поглядел на часы… да, он укладывается.
Мелькнул указатель, от которого начиналась уже «чистая» зона. Всё, он вышел. Теперь каждая минута работает на него. Расслабляться, конечно, рано, это уже только дома, в имении. И усмехнулся, поймав себя на этой мысли. А что, получается именно так. И квартира в Колумбии… тоже дом…
…Прилетев из Царьграда, он позвонил в офис. Джонни был на месте.
– Всё в порядке.
– Вечером я в клубе, – ответил Джонни.
Он понял и повесил трубку. Значит, Джонни считает разговор срочным. Что ж, может, и резонно. И сразу поехал в офис. Там всё как обычно, и обоснование железное: сдать отчёт хозяину после деловой поездки.
– Как добрался? – встретил его Джонни.
– Туда или обратно? На точках нормально. Новых договоров не делал.
Джонни кивнул.
– Ну?
– Как мы и думали. Окорок и Рич. Вспомни, кто ещё смылся, когда я вошёл.
– А что?
– Должен был войти Найф, – Джонни молча смотрел на него, и он продолжил: –Дальше тебя кончают как шулера.
– Лихо. А ты?
– А я уже холодный. На будущее, Джонни, если меня нет десять минут, на одиннадцатой сматываешься.
– Понял. Не отвлекайся.
– Пачек было три. Две тысячных и одна сотенная. Сотенную парень и взял.
– Всё-таки он?
– А ты сомневался?...
…Фредди усмехнулся воспоминанию. Чего там, он же сам тоже не верил. Чтоб мёртвый воскрес, оказался в нужный момент в нужном месте, прирезал Найфа, благополучно ушёл и дал найти себя в России… слишком много удач…
…Он кладёт перед Джонни свой блокнот.
– Смотри, Джонни, это было на бандероли с сотенными. Парень говорит, на тех двух были такие же полоски.
– Значит, банк один. По коду … банк Киферса. Мутно там. Но прокачаю.
– Только аккуратней.
– Не учи. Так кто был нужен?
– Деньги. А мы на дороге. Вот и всё.
– Всё, говоришь? Кому деньги нужны? Настолько, чтоб такое закрутить.
Он кивает.
– Я думал. Подлость Паучья. Но… вряд ли Найф напрямую с ним.
– Через Тушу?
– Парень говорил, что Найф на СБ работал. Я думал, Джонни. Кто-то уцелел, денег нет. А у Найфа давно на меня зуб. Вот трое, а может, и больше встретились. И договорились. Всё просто, Джонни, не усложняй лишнего.
– Зуб – это когда его от Ансамбля откинули? – усмехается Джонни.
Он с улыбкой кивает. То дельце они с Джонни лихо провернули. Тихо, на лёгкой рысце, но Найф догадался. Или подсказали ему. Но Найф в Ансамбле был многим не нужен. Уорринговцам не доверяли: крыша-то с дырками и набекрень, иди знай, куда такого шибанёт. Так что им особо и стараться не пришлось. Так… поддержали кого надо, и всё.
– Если охранюга в Атланте, будет трудно, – Джонни аккуратно, не оставляя лохмушек, вырывает из его блокнота листок с записью и прячет в нагрудный карман рубашки. – Попробую через банк.
– Вряд ли деньги его. Искать надо двоих.
– Или троих, пачек-то три. Но посмотрим…
…И всё-таки деньги дал не Паук. Паук вообще только берёт, давать не умеет и не может. Продумать такое… ну, ладно, банк Джонни прокачает. Есть там… не любящие СБ, а любящих Паука вообще не существует. Этих двух они сделали чисто. А остальное…
…Джонни кивает, показывая, что пора уточнить некоторые детали.
– Как он подпустил парня сзади?
– Расслабился, – пожимает он плечами, – Решил, что дело сделано, а парень сыграл чисто. Два месяца держался.
Джонни снова кивает.
– Долго раскалывал?
– Пришлось играть в открытую, – он отпивает коньяк. – Но парень особо не трепыхался. Я ему пасьянс на спичках показал.
И снова понимающий кивок…
…Всего узнанного он Джонни не рассказал. Но Джонни и не спрашивал. Главное они обговорили, а остальное… пока – это мелочи. Когда станет главным, тогда и обсудим. А пока… а вон и заправочная.
Фредди притормозил и кивнул на приветствие заправщика.
– Доверху, саа?
– Валяй, парень.
Незнакомый говор в такой глубинке запоминается. Больше ничего и не надо. Если возникнут вопросы, парень подтвердит.
А теперь прибавить скорость и в Порт-о-Пренс. Здесь дело сделано. Где же искать охранюгу: кого-то Чак не дорезал в Хэллоуин. Но то дело целиком у русских, ни за какие деньги не достанешь. Расспросить Чака? Выпотрошится по первому слову. Но так же и перед каждым другим белым. Тем же Бульдогом. Как тогда. Нет, спрашивать Чака нельзя. Алекс? Тоже нет. Слишком много придётся заплатить и не деньгами. А сдать ему парня нельзя. Ладно, и сами справимся.
О зелёной ряске, или как её там, эту болотную гадость называют, поглотившей машины, будто и впрямь челюсти чавкнули, он не думал. Искать начнут не скоро. И не найдут. А всего-то… чуть-чуть подвинуть указатели, через посредников, ни один из которых всей цепочки не знал и предполагать не мог, вывести Окорока и Рича на встречу и встретить их. Два выстрела и мёртвые водители не успевают повернуть, влетая по прямой в ярко-зелёный просвет между зарослями. Дальше пройти к своей машине, сесть в неё и уехать. А указатели вернут на прежнее место без него, как и двигали, и сделают это разные люди, друг друга не знающие и не видевшие. И он их не видел, и они его. Прийти, сделать дело и уйти. Средняя часть – самая короткая и простая, все проблемы на уходе.
Дождь кончился, и между тучами проглянуло солнце. Мокрая дорога масляно блестела, и колёса скользили, как по маслу. Фредди негромко, но с чувством выругался. Хреновый штат, на хрен он им сдался. Дороги скользкие, говор гнусавый и вообще… А вот кому и за сколько скинуть добычу, он уже знает. И тогда к парню все нитки оборвутся. Окорок и Жердь видели, но уже никому не скажут. Пит… то же самое. Туша… не видел. Те две шестёрки… если их не было в той машине, то будут молчать, даже если о чём-то и догадаются. Кто ещё? Бульдог. Не знает, не видел, но догадывается. Умён дьявол, и не по зубам. Кто остаётся? Колченогий. Вот ему Луизианой глотку и заткнём. А в одиночку Бульдогу и уцепиться будет не за что.
Вывернув на шоссе к Порт-о-Пренсу, Фредди посмотрел на часы. Точно. График Джонни выверяет, как никто.

*   *   *