Войдя в комнату, Андрей стянул через голову своё жилет, бросил его на свободный стул и с блаженным стоном повалился на диван.
– Уфф, хорошо-то как!
Эркин остановился над ним, глядя с мягкой ласково-насмешливой улыбкой.
– Про уроки забыл уже?
– Да не в жисть, братик.
Андрей легко вскочил, словно подбросил себя и, мимоходом хлопнув Эркина по плечу, подошёл к столу.
– Что у нас завтра? Ты письменные сделал?
– Да.
– Ну, тогда я пишу, а ты учи.
Так они обычно и делали, и обсуждать здесь нечего, обычно они и не говорили об этом, но сегодня – не обычный вечер, а потому и всё хоть немного, но по-другому.
Эркин взял учебники по географии и биологии и сел на диван, а Андрей устроился за столом, разложив свои тетради. И вроде стало как всегда: спокойная тишина и шелест страниц.
– Всё хорошо, брат, – сказал вдруг, не отрываясь от письма, Андрей.
– Хорошо, – как эхом откликнулся Эркин, так же не прерывая чтения.
И снова тишина.
Заглянула Женя.
– Эркин, иди, поцелуй её на ночь.
– Да, Женя, – сразу отложил он книгу и встал.
Алиса уже лежала в постели, зажмурившись и обхватив обеими руками подушку.
Эркин наклонился и осторожно коснулся губами её щёчки.
– Спи, маленькая, спокойной ночи.
– Ага-а, – сонно протянула Алиса. – Спокойной ночи, Эрик. Идите, я спать буду.
Женя, улыбнувшись, выключила свет и уже в прихожей обняла Эркина. Они немного постояли, обнявшись, и Эркин вернулся к урокам.
Обычно Андрей заканчивал раньше, но сегодня у Эркина была солидная фора. И закончили они одновременно, вернее, Андрею осталась одна география, но её он и после чая сделает.
Вечерний «разговорный» чай. Алиса спит, и можно говорить по делу.
– Ну, – Андрей с удовольствием отхлебнул чая, – поговорил я с профессором и всё уладил.
– Вы помирились? – живо спросила Женя.
– Женя, – Андрей с ласковой укоризной покачал головой, – я же сказал, что всё уладил. Никуда он меня отсюда не стронет.
Эркин счастливо улыбнулся. Андрей это заметил, подмигнул и продолжил:
– А он к нам приедет. На свадьбу.
Женя ужаснулась, и стали уже обсуждать подготовку к свадьбе, что купить, да что сделать, а вот расспрашивать о Царьграде и поездке стало как-то недосуг. Нет, конечно, Андрей понимал, что все расспросы впереди, да и самому хотелось рассказать, не всё опять же, но вот будут эти расспросы и рассказы уже потом и выборочности не заметят и не поймут.
– С субботы мы в отпуске, – мечтательно улыбалась Женя. – А там целая неделя. Всё успеем, да, Эркин?
– Конечно, Женя, – ответно улыбался Эркин.
– Ну, и ладушки, – Андрей допил чай и встал. – Мне ещё географию учить, – подошёл к окну и, отогнув штору, выглянул на улицу. – Смешно. Уезжал, осень была, а приехал – уже зима. За два дня всё переменилось. Смешно, правда.
– Да, – как-то удивлённо согласилась Женя, – за два дня. В субботу как повалило, так и до сих пор.
– Так что вовремя я прибарахлился, – самодовольно ухмыльнулся Андрей и отошёл от окна. – Ну, всё. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Андрюша.
– Спокойной ночи, – улыбнулся Эркин.
Проходя мимо него, Андрей на несколько секунд опёрся ладонью на его плечо.
Когда закрылась дверь дальней комнаты, Женя улыбнулась Эркину.
– Ну вот, а ты волновался.
Эркин вздохнул и тут же улыбнулся.
– Да, Женя. Но ведь всё хорошо, да?
– Конечно, да, Эркин.
Андрей заставил себя дочитать географию и прислушался. Да, все легли. Ну, и ему пора, завтра с утра перечитает и лады. Хорошо, что он тогда занёс портфель сюда. Ну, всё, за полночь уже, надо выспаться.
Он быстро постелил себе и пошёл в ванную. А что, у профессора куда как не лучше, хоть и столица. Андрей с удовольствием, но быстро вымылся и пошёл к себе, погладив по дороге воротник своей новой куртки.
Сквозь сон Эркин услышал, как прошёл к себе Андрей, и, вздохнув, обмяк, окончательно засыпая.

*   *   *

Они никогда специально не договаривались, но ни разу такого не случилось, чтобы он пришёл, а её не оказалось дома, хотя у обоих и работа, и школа, и дела всякие хозяйственные.
Мария с Егоровной сумерничали на кухне под неспешные, как дождь за окном, рассказы Егоровны и такую же заунывную штопку чулок. Рассказывала Егоровна – Мария это понимала – о самом обычном, но слушала с удовольствием: столько тишины и спокойствия было в старческом певучем голосе.
И, как обычно, только Егоровна вздохнула, прервав рассказ, и попросила Марию зажечь свет, как послышались шаги, негромкий, но отчётливый стук в дверь и знакомый голос спросил:
– Можно?
– А вот и Миша, – приветливо отозвалась Егоровна. – Конечно же можно, заходи, Миша, добрый вечер тебе.
– Добрый вечер вам, – ответил Майкл, входя и стряхивая на коврик у двери воду с кожаной кепки.
Мария сунула недоштопанный чулок в корзинку и встала накрыть на стол. Русский обычай сразу кормить пришедшего был ей хорошо известен ещё по жизни со Степаном.
Майкл снял и пристроил на вешалке свою куртку, разулся, поставив мокрые ботинки на коврик, и в одних носках вошёл в кухню, положил на стол кулёк.
– Вот, купил к чаю, это шоколадные, – и улыбнулся Егоровне. – Самые вкусные.
Из всех покупных сладостей Егоровна признавала только пряники, и Майкл каждый раз приносил новый сорт.
– Они же дорогие, Миша, – польщённо ахнула Егоровна.
– А не дороже денег, – весело ответил Майкл. –Главное, что на здоровье.
– Ну, спасибо, Миша, уважил. Да ты что ж босиком, не лето же. Маша, дай ему. Сама же купила, так чего стесняешься.
Мария быстро ушла в свою комнату, тут же вернулась с новенькими мужскими тапочками и, покраснев, протянула их Майклу. У него невольно дрогнули губы в непроизнесённом слове, и Егоровна понимающе улыбнулась.
Вечерний чай всегда и ужин, а гость прямо с работы, как же не накормить. Майкл уплетал всё подкладываемое ему Егоровной и Марией и нахваливал.
Обычно после ужина убирали со стола и играли в лото: карт Егоровна не любила, а в лото на копеечку – не в грех, а в удовольствие. Но сегодня Егоровна сказала, что чего-то ей неможется, и, подмигнув Марии, ушла к себе, а они остались вдвоём.
Майкл засмеялся негромким горловым смехом, как смеялись в камерах, не разжимая губ, чтоб не заметили. Мария, понимающе улыбаясь, кивнула и громко сказала:
–Пойдём, у меня посидим.
Майкл готовно встал.
– Пошли.
Комната Марии так же мала, как и весь дом Егоровны. Майкл уже бывал здесь, но каждый раз как заново оглядывал неширокую, застеленную пёстрым стёганым одеялом кровать, комод и шкаф, столик у окна и два стула рядом. На столе кружевная салфетка-самовяз и маленькая корзинка с букетиком розовых искусственных цветов. В прошлый раз её не было.
– Красиво, – восхитился Майкл. – Где купила?
– А мне подарили, – засмеялась Мария.
– Кто? – спросил Майкл.
– А ты и вправду ревнивый, – весело удивилась Мария. – Да нет, это у Егоровны подруга для магазина мастерит, я ей с руками и шеей чуток помогла, по дружбе, ну, без денег, вот она и подарила мне.
Майкл кивнул. Ему уже было неловко. Они-то о его ревности придумали, чтоб к Марии никто не лез, а он всерьёз… Но вот как дёрнули его за язык.
– Знаешь, – Мария зачем-то поправила салфетку, – ты… ты останешься? Ну, на ночь.
– Могу, – кивнул Майкл. – Я завтра во вторую. А… зачем?
– Да, вот ты в прошлый раз рано ушёл.
– Это под полночь рано? – удивился Майкл.
– Так ночевать не остался, а Егоровна решила, что мы поссорились. Вот и ушла, чтоб не мешать.
Майкл пожал плечами и улыбнулся.
– Это-то я понял, ну, чего она ушла. Ладно, раз надо, останусь.
Обычно они сидели у стола, но шум дождя за окном не вызывал такого желания.
– Ещё чаю хочешь?
Майкл как-то задумчиво покачал головой.
– Да нет вроде.
Мария тихо, почти по-камерному, рассмеялась и показала на кровать.
– Тогда садись, посидим у печки.
Белая кафельная печь стояла в центре дома, кухня и комнаты теснились вокруг неё, чтоб тепло не пропадало. Мария налепила на кафель сводных картинок, и на обработочную камеру эта стена никак теперь не походила, да и это ж не стена целиком, а только кусок, и если сидеть спиной к ней, то совсем хорошо. Майкл сел на кровать и прислонился спиной и плечами к приятно горячей стене. Мария устроилась ь рядом, поджав ноги.
– Ну, как?
– Хорошо, – улыбнулся Майкл. – Слушай, а как она, ничего? Не ругалась, что ты картинок налепила?
– Нет, – тихо засмеялась Мария. – Сказала, что это теперь как изразцы. Ну, узорчатый кафель такой.
– Ага, понял. Из-раз-цы, – повторил он по слогам. – Надо запомнить. А на работе у тебя как? Не лезет никто?
– Да кому ко мне лезть, – фыркнула Мария. – Бабы одни. А здесь этих штучек, ну, чтоб бабе с бабой баловаться, и не знает никто, что ты, – и лукаво посмотрела искоса. – А что, хотелось бы?
– Чего? – дрогнувшим голосом спросил Майкл.
– А чтоб полез кто. А ты б его отметелил, – она снова фыркнула, – по полному праву.
– И зачем это мне? Чтоб менты загребли, что ли?
– А то у тебя руки на беляков не чешутся? – спросила она по-английски.
Майкл задумался и пожал плечами и ответил тоже по-английски.
– Да нет. Там – да, там я и в город из-за этого мало ходил. Чтоб не сорваться. А здесь – нет. А у тебя чешутся?
– Да тоже нет. Так, я просто думала…– она снова стала перемешивать русские и английские слова. – Ну, мужики ведь все такие, им лишь бы подраться, кулаками помахать.
Майкл усмехнулся.
– Я своё уже отмахал. Не с кем мне здесь драться. Да не из-за чего.
Мария кивнула.
Они сидели рядом, соприкасаясь плечами. Майкл искоса, не поворачивая головы, смотрел на Марию и, наконец решившись, осторожно поднял руку и завёл её за спину Марии, мягко положил ей на плечи, не обнимая, а намекая на объятие. Мария, к его радости, не отстранилась, не спросила ни о чём, и он рискнул чуть-чуть прижать Марию к себе. Она улыбнулась и уже открыто посмотрела на него.
– Играем, что ли?
Майкл улыбнулся и кивнул, еле заметно вздохнув. Пару раз они уже играли: обнимались и громко, с чмоканьем целовались, раскачиваясь на позвякивающей кровати, чтобы у спящей за стеной Егоровны никаких сомнений не возникало. Но признаться Марии, что «игра» ему и сама по себе понравилась, что у него всё там дёргаться вдруг начало, и что он потом до утра шатался по городу, пока не успокоилось, нет, сказать об этом он почему-то не решался.
Мария вздохнула и теснее прижалась к нему.
– Тебе холодно?
– Нет, – она опустила ресницы, затеняя глаза, и повторила: – Нет, не холодно. И… да на фиг нам игры эти. Тебе… хорошо вот так… как мы сейчас?
– Да, – твёрдо ответил Майкл. – А… тебе?
– И мне… хорошо.
Они говорили, перемешивая русские и английские слова, как всегда наедине, как говорили между собой все парни.
Майкл уже уверенно обнял Марию и привлёк к себе. Мария обняла его за шею, поцеловала в углы губ. Майкл глубоко вздохнул и запрокинул голову, подставляя её губам своё горло. Мария скользила губами по его шее, расстёгивая на нём рубашку, поцеловала в ямку между ключицами. Майкл вздохнул, как всхлипнул, потянул с её плеч домашнее платье. Мария мягко остановила его.
– Порвёшь, я сама.
Майкл тряхнул головой, словно просыпаясь.
– Да, я тоже сам.
Они встали и, не глядя друг на друга, разделись. Мария откинула одеяло и оглянулась на Майкла.
– Давай?
– Да, – кивнул Майкл.
– Ложись, я свет выключу.
Майкл прошёл мимо неё к кровати и лёг, вытянулся на спине, закинув руки за голову. Мария, мягко шлёпая босыми ногами, подошла к двери и щёлкнула выключателем. В наступившей темноте сразу стал слышнее шум дождя за окном. Мария вернулась к кровати и мягко толкнула Майкла.
– Подвинься.
– Нет, – ответил он. – Я с краю.
– Как хочешь, – тихо засмеялась Мария. – У печки теплее.
Она ловко перелезла через него и легла рядом.
– Укроемся?
– Не знаю, – помедлив, ответил Майкл. – Как хочешь.
Мария так же лежала, закинув руки за голову. Поза, которую запоминают в первый же год учёбы и помнят всю жизнь. Лежали долго, и наконец Майкл осторожно плавно повернулся набок лицом к Марии и кончиками пальцев коснулся её шеи, погладил шею, плечо, повёл пальцами вниз к груди, коснулся соска, погладил ложбинку между грудями. Мария лежала молча и, когда он убрал руку, так же погладила его по шее и груди.
– Так? – тихо спросила она.
– Да, так, – выдохнул Майкл.
Теперь она гладила его по лицу, а он губами ловил её пальцы. Потом они обнялись, прижавшись друг к другу вытянувшимися напряжёнными телами, осторожно, будто только что сами это придумали, тёрлись друг о друга.
Майкл замер так внезапно, что Мария даже встревожилась.
– Что с тобой? Больно?
– Ничего, – глухо ответил Майкл и повторил: – Ничего. Просто… подожди, я сейчас, только… отдохну.
Мария приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо, неразличимо чёрное, только влажным блеском отличавшееся от окутывающей их темноты. Майкл откинулся на спину, частыми всхлипами переводя дыхание. Он никак не мог расслабить, распустить сведённые в тугой комок мышцы. Он никак не ждал такого, ну, дёргалось, ну… ведь вразнобой, как у мальца от первой растравки, и вдруг… а у Марии сухо всё, ему нельзя входить, он же ей там обдерёт всё. Ладонь Марии легла ему на живот, мягко скользнула к лобку.
– Свело, да? Давай я руками, полегчает. А хочешь, ртом?
– Нет, – выдохнул он. – Не надо. Я сам.
– Ну, чего ты застеснялся? – тихо засмеялась Мария. – Мне нетрудно. И приятно.
– Да? – удивился он. – Тебе нравится? Не противно?
– С тобой нет, – очень серьёзно ответила Мария.
Майкл порывисто повернулся к ней.
– Давай, и я тебя, я аккуратно, руками, я умею, не бойся.
– А чего мне бояться? – фыркнула Мария. – Давай, конечно, – и неуверенно: – Тебе… приятно? Ну, трогать меня. А то я зашершавела.
– Мм, – невразумительно промычал Майкл, целуя её.
Мария вздрогнула, когда пальцы Майкла скользнули между её ног, прошлись по краям щели, и она ощутила… но… но ведь этого не может быть, нет!
– Нет! – выдохнула она.
– Что? – удивился Майкл. – Я же легко.
– Нет, не ты, нет, я же перегорела, у меня там сухо всё, выжжено.
– А сейчас так и очень даже мокро, – тихо засмеялся Майкл. – Я же тоже перегорел, а с тобой во! Войти могу.
– Так входи, – сквозь слёзы засмеялась Мария.
– Смотри-и, – с шутливой угрозой сказал Майкл, мягко наваливаясь на неё.
Он сказал в шутку, так просто, и никак не ждал, что и в самом деле получится, что сможет войти и ударить. Мария охнула и обхватила его, прижимая к себе, запрокидываясь и выгибаясь встречным движением.
Они молча исступлённо бились друг о друга, уже ничего не помня и не осознавая, потому что обоих несла, швыряла и била чёрно-красная обжигающе горячая ледяная волна. И когда она отхлынула, они остались лежать рядом, мокрые и обессилевшие. И время снова остановилось.
Мария частыми всхлипами перевела дыхание, нашарила руку Майкла и переплела свои пальцы с его.
– Да, – почти беззвучно ответил он на непрозвучавший, но понятный обоим вопрос. – Это была она.
– Да, – выдохнула Мария. – Я поняла. Я… я думала, это болтовня…
– Она есть, – Майкл сглотнул, облизал губы. – Это правда, она есть. И… и у нас была волна, понимаешь, волна?
Повернувшись набок, Мария свободной рукой коснулась его губ.
– Нет, не надо об этом, мы же знаем, не надо, ты понял?
– Да, – шевельнул губами под её пальцами Майкл. – Хорошо.
Мария мягко погладила его губы и вытянулась рядом с ним. Было тихо, только шумел за окном дождь. Впервые Майкл не мог понять, который час, сколько времени до утра. Он снова облизал пересохшие губы. Мария не могла его видеть, но сразу сказала:
– Я сейчас попить принесу. Хочешь чаю? Без сахара, холодного.
– Ага, – согласился Майкл.
Мария легко перелезла через него и пошла к двери. Майкл слышал, как она открыла дверь и вышла. Свет она не включала, хорошо, как все спальники, ориентируясь в темноте. Майкл лежал и слушал. Вот она взяла из буфета чашку, наливает заварку, воду из самовара, идёт обратно.
– Вот, попей.
– Ага, – он сел и взял у неё чашку, глотнул приятно горьковатую, чуть тёплую жидкость. – А сама?
– Оставь глотнуть.
Майкл протянул ей чашку, она отпила и вернула. Так, поочерёдно, они допили чай.
– Ещё?
– Нет, хватит.
Мария пошла было к двери, но остановилась, постояла задумчиво и вернулась обратно.
– Вроде проснулась, она иногда встаёт ночью. Утром помою.
Она отнесла чашку к столику, поставила там и вернулась к кровати. Перелезла через Майкла, погладив его своим телом, и снова легла рядом. Он сел, нашарил в ногах валик одеяла и лёг, натягивая его на их тела.
– Вот так. А то ты замёрзла.
– А то меня и согреть некому, – тихо засмеялась Мария, прижимаясь к нему.
Засмеялся и Майкл. Они обнялись и немного опять потёрлись, погладили друг друга.
– Ещё или спим?
Майкл прислушался к себе.
– Ну… могу, наверное. Мне во вторую, отосплюсь. А тебе?
– В первую, – вздохнула Мария. – Поздно уже, давай спать.
– Ладно, – согласился Майкл. – Спим.
Мария уткнулась лицом в его шею, снова вздохнула и повторила:
– Спим.
Майкл слегка подвинулся, укладываясь поудобнее, чтобы не затекли руки, и закрыл глаза. Всё случилось и так, и не так. А чего он ждал? Он знал, что это будет, с первой минуты, как её увидел, и всё потом было и так, и не так… так и не так… странно, ведь не от чего уставать, он бы мог всю ночь, а устал, глаза сами закрываются. А Мария уже спит, он это чувствует. Вокруг тихо, и за стеной так тихо, когда не спят, а слушают. Ну… ну и пусть. Если Мария захочет, они поженятся, можно и в церкви обвенчаться, а не захочет… он будет просто приходить, разве им этого недостаточно?
Мария, не открывая глаз, улыбнулась, потёрлась щекой о его плечо и снова заснула.
Они давно спали, когда дождь наконец закончился.

*   *   *

2000; 10.09.2015

– Всё, шабаш, – хлопнул Андрея по плечу Василий.
– Ага, – выдохнул Андрей. – Щас я её, стерву, воткну и готово.
Вытирая руки ветошью, Василий молча смотрел, как он заканчивает работу, и, когда Андрей выпрямился, довольно усмехнулся.
– Не попался, молодец.
Андрей понял, что прошёл ещё одну проверку, и самодовольно ухмыльнулся.
Обычно во вторую смену в бытовке не задерживались. Пришли, переоделись и нет никого. А уж в пятницу-то…
– Андрюха, в «Холостяжник»?
– Нет, к брату. Бывайте.
– Бывай.
На улице редкие фонари, ясное звёздное небо – к морозу – и хруст снежной корки под ногами. Но, когда сыт и одежда тёплая, то и мороз в радость. Андрей сбил на затылок ушанку и шумно выдохнул, по-детски залюбовавшись заклубившимся паром. Здорово всё-таки. Всё у него тип-топ, лучше не бывает и не надо…
…До дома он добрался только во вторник, после работы. И уже взялся за ручку двери, как его окликнул комендант.
– Хорошо погулял, Мороз?
– Лучше всех, начальник, – весело ответил он. – А чего?
– Да тебя с субботы почта ждёт.
Вот тут он удивился. Своего адреса он никому не давал, от профессора так быстро ничего не могло дойти, да и не знал его адреса профессор в субботу. Что за чертовщина?! Но спорить, разумеется, не стал, молча прошёл за комендантом в его контору и забрал из ячейки со своим номером конверт. Небрежно, даже не поглядев, сунул в карман.
– Спасибо, начальник. Ещё что было?
– Ступай, отдыхай, – усмехнулся комендант.
Он попрощался и пошёл к себе. Через силу не достал конверт ещё на лестнице. Но выдержал характер. Открыл дверь, вошёл в прихожую, включил свет, захлопнул дверь и стал раздеваться. Ушанку и куртку на вешалку, сапоги вниз. Пошёл на кухню, поставил чайник и уже тогда вернулся в прихожую, достал из кармана куртки конверт. Повертел в руках, разглядывая. Адрес его, почерк незнакомый, не девчонок – это точно, да и не станут они ему писать, не с чего. Штемпель… Аровск? Это где? Ладно, потом посмотрим по карте. Он достал нож и аккуратно, кончиком лезвия, вскрыл конверт. Открытка? Пустая? Да, ни слова на обороте. Обычная видовая открытка, пейзаж, такие обычно для туристов делают, видел в киосках ещё там, да и здесь, ну да. И тиснённая золотом надпись по-английски. «Привет из Алабамы». (или дать по-английски: «Hello from Alabama»?) Это как понимать? Письмо из Аровска, а привет из Алабамы?! Он разорвал конверт и придирчиво осмотрел изнанку. Пусто. Да что же это такое? И вдруг сообразил. И от кого открытка, и почему из Алабамы. А сообразив, хохотал так, что, не устояв на ногах, сел на пол. Отсмеявшись, пошёл на кухню к уже клокотавшему чайнику. Дальше всё было просто. Он пил чай с цареградскими рожками – Женя утром сунула ему в портфель с книгами сборную коробочку – и рассматривал открытку. Ну, Фредди, ну, ловкач! Значит, сделал. И сделал чисто. И, наверняка, не сам через границу ехал, кто-то привёз и бросил в ящик, «в тёмную» сработал. Наверняка так оно и было. Ну, и подыграем. Допив чай, он сжёг в пепельнице открытку и конверт, пепел размял и спустил в унитаз, пепельницу вымыл и, наскоро выкурив две сигареты, оставил окурки в пепельнице, чтобы пахло табачным дымом, а не бумажным…
… «Корабль» встречал редкими из-за позднего времени светящимися окнами. Андрей нашёл взглядом свои. Да свет в спальне и в дальней комнате. Значит, Эркин учит уроки, а Женя его ждёт. Чего это братик так засиделся? Вроде ничего особо сложного не задавали.
Вошёл он бесшумно, но Женя услышала и вышла из спальни.
– Андрюша? Добрый вечер, я сейчас чай поставлю.
– Да не беспокойся, Женя. Добрый вечер.
Андрей снял и повесил куртку, засунул шарф в рукав. Услышав их голоса, пришёл Эркин.
– О, здорово!
– Здорово, братик. Женя, а к чаю ещё чего-нибудь не найдётся?
– Конечно, найдётся, – засмеялась Женя. – Я же знаю, что ты всегда голодный.
– Это я ещё расту, – очень серьёзно ответил Андрей, проходя на кухню.
Уминая яичницу с колбасой и луком, Андрей сообщил, что на работе у него полный порядок, а вот послезавтра, в воскресенье, стоит съездить в Сосняки, прикупить кое-чего к празднику, ну, чего здесь не найдёшь.
– Конечно, езжайте, – одобрила Женя.
– Женя, а ты? – чуть не поперхнулся чаем Эркин.
– А мы с Алисой тоже по магазинам пройдёмся. Так будет лучше, Эркин.
Эркин вздохнул и кивнул. Спорить с Женей он никогда не мог. Андрей доел яичницу и сделал себе трёхслойный бутерброд, сразу чтоб и с сыром, и с колбасой, а масло не в счёт, оно в бутерброд по определению входит. Его объяснение никаких возражений у сотрапезников не вызвало. Эркин отсмеялся, допил чай и встал.
– Женя, мне ещё шауни учить, я пойду.
– Конечно, Эркин, – улыбнулась женя.
И он сразу улыбнулся в ответ.
Когда Андрей вошёл в комнату, Эркин сидел за столом над книгой. Андрей подошёл к нему и встал сзади, легко опёршись ладонями на его плечи.
– Устал? – не поднимая головы, спросил Эркин.
– Есть малость, – усмехнулся Андрей. – Меня сегодня в самостоятельную на целый узел поставили.
– Здоровско! – искренне восхитился Эркин.
– Ты учи, – оттолкнулся от его плеч Андрей. – Я почитаю пока.
Книг заметно прибавилось, но до профессорских полок, конечно, далеко, чего уж говорить о совсем смутных воспоминаниях о набитых книгами шкафах по всем стенам и до потолка. Андрей взял памятный по перегону томик Шекспира и лёг на диван, включил торшер. Читать по-английски ему было всё-таки чуть-чуть, но сложнее, чем по-русски, особенно стихи. Особенно эти. Потому что смотрит он на строчки, а слышит хриплый голос Старика. Тот читал им, малолеткам лагерным, Шекспира. Чтобы английский не только от охранюг и слышали. А вот купила Женя Алиске книгу, тоже стихи, Чуковского. Он взял посмотреть, так открыл и закрыл сразу, отнёс к Алисе и в шкаф поставил. Потому что Милочку услышал. «…неужели в самом деле все сгорели карусели…» И Аню. Не может он Чуковского читать. А Шекспира ничего… да и от Эркина он их все ещё там слышал. А Фредди судил. С того суда все и стали звать Фредди его вырвавшимся; «Грамотный и не сволочь». Андрей улыбнулся воспоминанию и перевернул страницу.
Наконец Эркин выдохнул, будто сбрасывая тяжесть и закрыл книгу.
– Уф, всё!
Встал и потянулся, выгибаясь на арку. Андрей опустил книгу на грудь и молча с улыбкой смотрел, как разминается Эркин.
– Знаешь, я в Царьграде книги искал на шауни. Нету.
Эркин выпрямился.
– Но где-то же они есть. Надо у кутойса спросить.
– Спросим, – кивнул Андрей и тоже встал, положив книгу на диван. – Слушай, ты как-то говорил, – он перешёл на английский, – что вот, вы на пару тянулись, как это?
Эркин растерянно улыбнулся.
– Тебе хочется?
– Ну да. – энергично кивнул Андрей.
– Ну, давай, – неуверенно согласился Эркин. – Только… Тесно здесь, пошли в большую.
– Ага, – не стал спорить Андрей.
Они перешли в большую комнату, Эркин снял и бросил на стулья рубашку и джинсы, оставшись в трусах. Андрей тоже разделся.
– Так, становись. Вот, ступня к ступне, а руки давай сюда. Выгибайся, я держу, сильнее, – негромко командовал по-английски Эркин. – Голову запрокинь, чтоб спина натянулась. И выпрямляйся. Хорош. Теперь я. Держись. Так. Руку перехвати. Во-во, пошёл.
Они старались не шуметь, но Женя услышала и пришла посмотреть. Стоя в дверях, она молча любовалась ими.
Эркин, почувствовав её взгляд, оглянулся и едва не уронил Андрея. Андрей, заметив переглядку, закатил глаза и подчёркнуто обвис на руках Эркина. Женя засмеялась, и сразу облегчённо засмеялся Эркин. Андрей удовлетворённо выпрямился.
– Ну как, Женя, смотримся?
– Очень, – искренне ответила Женя.
– То-то! – победно провозгласил Андрей.
Эркин рассмеялся и мягким тычком оттолкнул его от себя.
– Всё, а то в школу проспим.
– Да ты чего?! – ужаснулся Андрей.
Они ещё немного посмеялись и решили, что время и в самом деле позднее.
– Ну, я баиньки. Эркин, ты в душ?
– Идите оба, – распорядилась Женя. – А то ты, Андрюша, опять зачитаешься.
– Есть такое, – тряхнул шевелюрой Андрей. – У кого запой, а у меня зачит.
Вымылись они быстро, вдвоём навели порядок в ванной и разошлись.
Когда Эркин вошёл в спальню, Женя уже лежала и даже свет был погашен. Привычно щёлкнув задвижкой, Эркин пересёк в два шага спальню, сбросил халат на пуф и нырнул под одеяло. Руки Жени сразу обняли его за шею и плечи и притянули к себе. Эркин счастливо вздохнул, зарываясь лицом в её волосы.
– Спи, милый, всё хорошо, да?
– Лучше не бывает, – убеждённо ответил Эркин.
Женя наощупь нашла его голову, взъерошила и пригладила волосы, пропуская между пальцами пряди. Эркин ещё раз вздохнул, мягко погладил Женю по спине.
– Спим?
– Да, милый.
Эркин потёрся лицом о её волосы и уже во сне лёг так, чтобы ей было удобно обнимать его.

Утро пасмурное, но ни дождя, ни снега с неба не сыплется, и ветра совсем нет. Как всегда по субботам они шли втроём: Эркин, Андрей и Алиса.
– Эрик, так уже зима или ещё осень?
– Предзимье, – ответил за Эркина Андрей.
Выпавший в начале недели снег стаял, и Андрей оделся, как и Эркин: резиновые сапоги с тёплыми вкладышами и осенняя куртка с подстёжкой. Кожаные обновки он решил до серьёзного снега не трогать. О завтрашней поездке не говорили: по покупкам всё решили, так что нечего впустую болтать.
Алиса подпрыгивала на ходу, повисая на руке Эркина, крутилась, выглядывая знакомых, и, увидев впереди Дима и Катю, радостно завопила:
– Димка-а-а!
Дим, Катя и Тим обернулись. И, как обычно, после минутной суеты и обмена приветствиями дети пошли впереди, а взрослые сзади.
– Ну, как малышка? – весело спросил Андрей.
Тим невольно расплылся в блаженной улыбке.
– Она меня узнаёт уже!
Андрей и Эркин дружно восхитились. И Тим не смог удержаться от рассказа.
Потом заговорили о погоде, что по приметам бабы Фимы, да и другие, кто здесь давно, подтверждают, выходит похолодание, а если, как тоже все говорят, снег на сухое ляжет, то уже прочно, до весны.
Так, под разговор, дошли до Культурного Центра, разделись, отправили детей на занятия и поднялись в своё класс.
По субботам всегда в классе тесно и шумно. Кто что сделал, чего у кого списать… Эркин сел рядом с Артёмом, достал из портфеля учебник и тетрадь.
– Задачи сделал?
– А то! – залихватски ответил Артём. – А ты?
Эркин кивнул.
– Сделал, – и, хмыкнув, тихо по-английски: – Бывало и хуже.
– Бывало, – так же тихо и тоже по-английски согласился Артём.
Зазвенел звонок и вошла Леонида Георгиевна, а за ней дежурные на этой неделе Трофимов и Карпов несли ящики с пузырьками, пробирками и прочим.
– Оу! – обрадовался Павлов, и его чёрная лоснящаяся физиономия расплылась в улыбке.
– Точно, лабораторка, –радостно поддержал его Андрей.
Обрадовались и остальные. Руками все любили работать, как-то это лучше получается.
– Вот, Леонида Георгиевна, – Аржанов встал и положил на учительский стол стопку стёкол размером с треть стола. – Я сделал и края загладил.
– Большое спасибо, разложи по столам, хорошо?
– Это, – догадался Эркин, – чтобы пролитое стол не разъело, так?
– Да, Мороз, правильно.
Эркин самодовольно улыбнулся, а Артём уважительно посмотрел на него.
Леонида Георгиевна строго оглядела класс.
– Откройте тетрадь для лабораторных работ. Сегодняшняя дата. Работа номер три. Тема…
Леонида Георгиевна повернулась к доске написать тему, но тут открылась дверь, и в класс вошёл Мирон Трофимович. Все недоумевающе встали.
– Здравствуйте, – кивнул Мирон Трофимович. – Садитесь, – и посмотрел на дверь.
И все повернулись туда же. В дверях стояла… с первого взгляда и не поймёшь какого возраста – женщина. Вся в чёрном, голова окутана чёрным платком, и лицо бледное до голубоватой белизны.
– Смелее, – улыбнулся ей Мирон Трофимович. – Входите.
Она потупилась и вошла, колыхнув длинной чёрной юбкой, из-под которой виднелись только носки чёрных резиновых сапожек. Мирон Трофимович повернулся к классу.
– Это Манефа Леснова, будет учиться в вашем классе. Прошу любить и жаловать.
Андрей расплылся в улыбке и чуть шевельнулся, показывая, что стул рядом с ним свободен. Мирон Трофимович строго посмотрел на него, а потом оглядел класс. Свободных мест два. Рядом с младшим Морозом и в дальнем углу рядом с Черновым. Остальные столы заняты. Пересаживать… лишняя сумятица… нет, пусть выбирает сама… И повернулся к ней.
– Садитесь.
Она помедлила и подошла к столу Андрея. Видимо, Тим ей показался страшнее. Мирон Трофимович кивнул.
– Хорошо. Леонида Георгиевна, извините, что помешал.
– Ничего, – улыбнулась та. – Мы нагоним.
Все встали, провожая директора, и снова сели, когда за ним закрылась дверь. Леонида Георгиевна написала на доске тему и стала диктовать задание. Андрей писал быстро, искоса рассматривая неожиданную соседку. Руки тоже белые, пальцы тонкие, не расплющены ни дойкой, ни другой тяжёлой работой, кожа гладкая, не морщит после стирок в холодной воде. И белизна… знакомая, тюремная белизна. Совсем интересно. Но задание уже записано, пора работать. Набор у каждого свой, да и Леонида Георгиевна подошла к новенькой и тихо заговорила с ней. Андрей ещё успел подумать о чудном имени и углубился в работу.
Работа, как всегда у Леониды Георгиевны рассчитана точно даже не до минуты, а по секундам, и чтобы нагнать упущенное в начале урока и уложиться до звонка, пришлось вкалывать, не отвлекаясь. И что там у Манефы получалось или не получалось, Андрей не знал.
Прозвенел звонок.
– Соберите реактивы. Тетради мне на стол, пожалуйста.
Встала положить свою тетрадь и Манефа, но тут же вернулась на место и села, потупившись. Подступиться к ней с вопросами никто не решился. Все вышли в коридор, а она осталась сидеть и сидела, не шевелясь, глядя на свои лежащие на столе руки и беззвучно шевеля губами.
Докурив сигарету, Андрей вернулся в класс и сел на своё место.
– Давай знакомиться, соседка, – весело сказал он. – Я Андрей Мороз, честь имею, а тебя, я слышал, Манефой зовут, так?
Она не ответила, только чуть-чуть, еле заметно кивнула. Звонок на урок не дал Андрею продолжить.
Писала Манефа медленно, явно не успевая за всеми, какими-то странными буквами. Андрей слегка подвинул свою тетрадь так, чтобы ей было удобнее списывать. И получил еле слышное:
– Спасибо.
Андрей склонился над тетрадью, пряча самодовольную ухмылку: главное – начать, а дальше само пойдёт. И когда прозвенел звонок на перемену, она сама искоса быстро посмотрела на него и повторила:
– Спасибо.
– Не за что, – тихо и весело ответил Андрей, убирая учебник и тетрадь.
И на этой перемене она осталась сидеть за столом, но быстро исподлобья поглядывала на входящих и выходящих одноклассников. Заметили это только Эркин и Артём: сами так умели, но, правда, получше.
На английском Андрей быстро понял, что языка Манефа совсем не знает. Они-то все говорили с детства, а учились только читать и писать, а она и слов не знает, не понимает ничего. Джинни, видимо, предупредили, не лезет к ней с вопросами и замечаниями, улыбается ей, но толку-то… И Андрей шёпотом предложил:
– Помочь?
Она молча замотала головой. Андрей пожал плечами, но повторять предложение не стал. В конце концов это её проблемы. Остальные тоже занимались каждый своим.
Оглядываться назад Манефа не рисковала, смотреть на учительницу было страшно: такая та молодая и нарядная, и не боится ничего, стоит перед парнями и мужиками, коленки из-под юбки видны, а не боится, учительница, ей никто не скажет… Манефа покосилась на соседа. Ишь как в рот ей смотрит, им, кобелям, одно надо, а у училки и грудь в обтяжку, и… она тихонько вздохнула и потупилась.
Следующие уроки настроения ей не улучшили, хотя говорили уже по-русски, и учительница была почти старая и не такая красивая, а последним вообще был учитель, седой и строгий, а глаза добрые. Но она всё равно мало что понимала и даже не слушала толком. А этот… Андрей – ловкий, об чём его ни спросят, всё знает.
Прошлую субботу Андрей пропустил, и, хоть все тетради Эркина и заданные на дом параграфы прочитал, но отвлекаться нельзя, о необычной соседке он и думать забыл. Понадобится ей, так сама заговорит, а у него и без неё полно хлопот.
Последний звонок, и все дружно срываются с мест. Всё, по домам! В вестибюле уже шумят дети. Тим прощается с Димом и Катей, благодарит соседку по башне, что отводит их домой, Эркин помогает Алисе одеться – сегодня погода хорошая, пусть погуляет, пока он на шауни – у каждого своих забот полно. На Манефу если и смотрели, то мельком, и когда и куда она ушла, никто и не заметил.