До Скопина Джонатан и Фредди спали, хотя пьяными не были. В Скопине на пересадку пятнадцать минут, не то что разгуляться, даже проснуться некогда. И, едва оказавшись в креслах, они снова заснули, да и перегон здесь небольшой, а вот в Корчеве у них полтора часа перерыв и четыре часа лёта до Колумбии, там всё и утрясётся.
На подлёте к Корчеву Фредди проснулся окончательно, попросил у стюардессы горячего чая: вряд ли кофе в самолёте будет как у Эркина, и, получив чашку и пакетик сахара, покосился на спящего Джонатана.
– Хлебай, ковбой, – сказал тот, не открывая глаз.
Фредди спокойно допил чай и полез во внутренний карман пиджака. Сначала письмо. Ну-ка, что один гриновский пишет другому?
В конверте открытка: зимний русский пейзаж: заснеженные ели и дорога среди сугробов. А на обороте… чёткие, почти каллиграфические строки. «Чак. Узнал, что ты выжил. Я в России, работаю шофёром и автомехаником. У меня жена, трое детей. Если хочешь, напиши. Тим.» И внизу после подписи адрес на двух языках.
Прочитав текст, Фредди усмехнулся и вложил открытку обратно в конверт.
– Не жадничай, – по-прежнему не открывая глаз, Джонатан требовательно протянул руку.
Продолжая улыбаться, Фредди отдал ему конверт. Джонатан открыл глаза и сел поудобнее. Достал открытку. Быстро, одним взглядом охватил текст, а затем перечитал уже медленно, вдумываясь в каждое слово. Усмехнувшись, покачал головой.
– Краткость – сестра таланта.
Фредди кивнул.
– Всё ясно, и придраться не к чему.
– Отдашь?
– А почему нет?
– Думаешь повторить визит? – хмыкнул Джонатан.
– А что? – равнодушно спросил Фредди. – Здешние точки ликвидируем?
Джонатан озадаченно посмотрел на него.
– Резонно.
Фредди удовлетворённо кивнул, забрал у Джонатана конверт и убрал на прежнее место.
– Подлетаем, Джонни. Остальное на последнем перегоне.
Джонатан подозрительно посмотрел на него и кивнул. Явно у ковбоя что-то ещё в заседельной сумке, мало ему, ну, что ж, ждать уже недолго, не будем портить ему игру.

Всё собрано, упаковано, уложено. И время… как раз неспешно дойти до автокомбината. Андрей, уже одетый, в сбитой на затылок и чуть набекрень шапке, стоя у дверей, смотрел, как Бурлаков целуется с Женей и Алисой и обменивается рукопожатием с Эркином.
– И пишите, Женечка, обязательно.
– Ну, конечно, Игорь Александрович, и вы нам.
– До свидания.
– До свиданья. Дедушка, а…
– Всё, Алиса, успокойся. До свидания.
И наконец Бурлаков и Андрей вышли в коридор. Андрей молча отобрал портплед и понёс.
На улице светило по-зимнему холодное солнце, под ногами скрипел снег. Бурлаков, не замечая щипавшего за уши мороза, с наслаждением дышал чистым холодным воздухом. Андрей искоса поглядывал на него. Смотри-ка, и мороз нипочём. Мёрзнет, а фасон давит.
До комбината дошли до обидного быстро. И такси как раз из ворот выезжает. Ну, вот и всё.
– Ну, вот и всё, – повторил Андрей вслух и, шагнув вперёд, взмахом руки остановил машину.
– И куда тебе перед сменой приспичило? – вышел из машины шофёр.
– Привет, Анисыч, – улыбнулся Андрей. – Вот, – кивком головы показал Бурлакова, – подбрось до Ижорска. На поезд человеку надо.
– За так? – хмыкнул Анисыч.
– Почему же за так, – подошёл к ним Бурлаков и улыбнулся. – За спасибо.
Анисыч кивнул.
– Ну, тогда другое дело. Багаж есть?
Пока он укладывал в багажник портплед и раздутый до шарообразности портфель, Бурлаков обнял Андрея. Дрогнув, Андрей ответил на объятие.
– Всё, я поехал.
– Да, на Рождество, да?
– Конечно. Звони. И пиши.
– Ладно.
Первым разжал объятия Бурлаков. Анисыч уже ждал за рулём. Бурлаков сел рядом, захлопнул дверцу, и машина тронулась с места. Андрей сорвал с головы ушанку и махнул ею вслед машине.
– Ну что, Андрюха, проводил родича?
Андрей, словно только проснувшись, обернулся к Максимычу и кивнул.
– Да, Максимыч.
– Ну, и с богом, на смену беги, без пяти уже.
– Хорошему совету грех не последовать, – рассмеялся Андрей.
Максимыч удовлетворённо кивнул, пропуская его в ворота.

Отредактировано Зубатка (13-11-2015 10:46:26)

Когда Бурлаков и Андрей ушли, Женя невольно облегчённо вздохнула и обняла Эркина.
– Вот и всё, да?
– Да, – кивнул Эркин, обнимая её и целуя в висок.
В квартире было тихо и пусто. И хорошо.
– Всё хорошо, Женя?
– Ну, конечно, милый.
Женя поцеловала его в щёку и мягко высвободилась. Эркин понимающе кивнул. Конечно, надо наводить порядок, всё разобрать, разложить…
– Мам, а я гулять пойду?
– Ой, да, – встрепенулась Женя.
Конечно, мороз небольшой, пусть погуляет, а уроки на завтра… Она быстро посмотрела на часы.
– Алиса, одевайся, пойдём к Черновым, спишешь задание на завтра.
– Ладно, – без особого энтузиазма согласилась Алиса.
Женя быстро собрала коробочку из разных конфет, рожков и бутылочек, добавила яблок и апельсинов. И в этот момент позвонили в дверь. Алиса успела раньше всех и открыла дверь.
– Ой, тётя Зина! Здравствуйте!
Женя побежала в прихожую. Как удачно! Зина пришла с Димом и Катей. Дим сразу приступил к делу.
– А чего тебя в школе не было?
– У нас свадьба была, – веско ответила Алиса.
Зина ойкнула, а Женя рассмеялась.
– Мы с Эркином годовщину отмечали, легли поздно, ну и…
– Ну да, ну да, – закивала Зина. – А мне Дима сказал, я уж думала, не заболела ли, упаси, господи…
Вышел поздороваться с Зиной Эркин. Дима отправили к Алисе, чтобы он растолковал ей, что сегодня задали. И, судя по его торжествующему виду – не часто он мог командовать при полной поддержке взрослых, – Алиса получит полное, а то и увеличенное задание. Алиса тоже это понимала, но для протеста ситуация была явно неподходящей, и, скрыв вздох – а то Димка совсем загордится, – она повела его в свою комнату. А Зина с Катей пошли смотреть подарки.
Зина только ахала и восхищалась. Это ж надо ж! Сколько всего! И вещи-то все какие дорогие. Подаренная Андреем картина ей не очень глянулась: ну, нарисовано, ну, цветы, но бледное какое-то, бумага аж просвечивает, но она и её похвалила. А вот комбайн её на самом деле потряс. Она о таком и не слышала никогда, чтоб одна машина и столько делала! А удобно-то как. Розы, конечно, тоже, и угощение, клубника в октябре, шутка ли, каких денег стоит, и сервиз богатейший, и самовар, и бельё постельное, но комбайн… правда, о клубнике и розах, она уже знала. От Тима…
…Она ждала его к полуночи. Смена до одиннадцати, ну, пока выручку сдаст, машину обиходит, ну, в полпервого-то уж точно будет, да так и заснула, не дождавшись. И утром она и Димочку в школу проводила, и с Машенькой управилась, и только в магазин собралась, как Тимочка пришёл. И какой уж тут магазин. Катю она быстренько играть отправила и бросилась мужа кормить-ублажать. Шутка ли, двойную смену отпахал. И зачем? Всех денег всё равно не заработаешь, а здоровье загубишь если… Но Тимочка был хоть и усталым, но весёлым. Вымылся в душе, зашёл к спящей Машеньке и сел за стол. И, когда он доел щи, она положила ему жаркого и спросила:
– Чего так долго, Тимочка?
– Заказы шли, – весело ответил он. – Один за другим. И чаевые хорошие.
– Ну, и слава богу.
Тим вдруг попросил неожиданного.
– Сходи сегодня к Морозам.
– Зачем? – удивилась она.
Тим помолчал, сосредоточенно доедая жаркое. Она ждала, ничего не понимая. И наконец он объяснил.
– У них вчера праздник был. Гости были. Двоих я привёз, из Сосняков, прямо с самолёта. Богатеи, во «Флору» заехали, так цветов и клубники на сотню накупили.
Она ахнула, и Тим кивнул.
– И ещё в двух коробках подарки. Еле дотащил им, – опять помолчал. – С той стороны гости. Так что, сходи.
Тимочка спать лёг, а она закрутилась было, и тут Димочку соседка привела – они договорились детей забирать из школы по очереди. И от сына услышала, что Алиски в школе не было. Лучше предлога и не найти, а то всё-таки как-то неловко ни с того, ни с сего заявиться, ещё подумают чего, это ж не то, чтоб они рядом жили и по-соседски каждый день за солью забегали. Она быстренько накормила детей, перепеленала Машеньку и пошла…
…Чай решили пить в гостиной, а пока Зина смотрела фотографии, ахала и расспрашивала.
– Ой, а это кто ж такой?
– Это Джонатан с Алисой. А вот мы все вместе. Это Фредди снимал, – объясняла Женя.
Зина то и дело путалась, и Женя снова и снова, не замечая этого, повторяла, что это Джонни, Джонатан, лендлорд, Эркин с Андрюшей у него летом работали, бычков пасли, а это Фредди, старший ковбой, он тоже у Джонатана работает по контракту, но они и дружат, а это Игорь Александрович, отец Андрюши, а Алиска так и заявила, что раз Андрюша ей дядя, то он ей дедушка.
– Ой, и он чего?
– Смеётся, – рассмеялась Женя. – Говорит, что всегда мечтал о такой внучке.
– Ага-ага, – закивала Зина и, будто только сейчас узнав, ахнула: – Ой, Жень, а в лагере-то у нас выступал тогда…
– Он и есть, – кивнула Женя. – Председатель Комитета. А так он профессор, доктор наук.
Зина понимающе кивала, перебирая фотографии. Снова взяла ту, где смеющаяся Алиса сидит на коленях у Джонатана.
– И до чего же похожи, – вздохнула она.
– Алиска и Джонни? Да, – кивнула с улыбкой Женя. – Все заметили.
Зина быстро искоса посмотрела на сидящего рядом с Женей Эркина и воздержалась от дальнейших вопросов.
К тому же пришли Дим с Алисой, что они всё сделали, и чайник как раз вскипел. Так что все сели пить чай с необыкновенными цареградскими вкусностями.

Только ушла Зина с детьми, как опять раздался звонок. На этот раз… Норма! Женя решила, что она пришла за вазой, и смутилась. Ведь переставить розы не во что. Но не менее смущённой была и Норма…
…Вчера, когда пришла из кино, Джинни встретила её ошеломляющим известием:
– Мамочка что тут было!
В первый момент она испугалась, что Громовой Камень, ведь индеец же… но Джинни уже выпалила следующую фразу, и у неё отлегло от сердца.
– За Элис приехал отец!
Она сначала даже не поняла, но, когда Джинни наконец рассказала всё по порядку, согласилась с дочерью. Да, вполне возможно. Но ведь такое в один день не сделаешь. Собрать вещи, оформить документы… на это нужно время. Так они с Джинни и решили. Джинни была настолько встревожена будущим Элис, что ничего не рассказала ей о Громовом Камне, но она и не расспрашивала. Её девочка достаточно большая, чтобы иметь личную жизнь, а Громовой Камень… не самый худший – скажем так – вариант из возможных. И заснула она совсем успокоенной. И утро прошло как обычно. Джинни убежала на работу, а её ждали всевозможные домашние дела. И всё шло заведённым порядком. Пока не вернулась с работы Джинни. И не сказала, что Элис не было в школе. Джинни была так взволнована, что она решительно сказала:
– Садись и ешь. А я пойду и всё узнаю.
Конечно, неприлично вторгаться в чужую жизнь, да ещё с такими… неделикатными вопросами, но здоровье Джинни важнее любых приличий…
…Справившись со смущением, Женя пригласила Норму.
– Ой, здравствуйте, заходите. Вы за вазой, да?
– Здравствуйте, – совсем растерялась Норма.
Нет, отсутствие вазы она заметила, и Джинни ей что-то вроде сказала, но… но это же предлог. Как удачно!
– Нет, что вы, я… она вам подошла?
– Да, большое спасибо, – просияла Женя. – Идёмте, я покажу.
Тут в прихожей появилась Алиса, и Норма перевела дыхание: ну, теперь всё в порядке. И она уже спокойно пошла с Женей в гостиную, где восхитилась букетом, и, конечно, пусть ваза остаётся, сколько нужно, о чём тут говорить, и… боже, какой сервиз!
Женя быстро усадила Норму смотреть фотографии и шепнула Эркину:
– Пойди, пригласи Джинни. А я поставлю кофе.
Эркин кивнул.
– Хорошо.
Алиса тут же уцепилась за его руку.
– Я с Эриком.
– Идите-идите, – махнула рукой Женя и побежала на кухню.
Норма ещё не досмотрела фотографии, как пришла Джинни.
И снова начались восторги, демонстрация подарков и фотографий. Потом пили кофе с цареградскими деликатесами. Ни Норма, ни Джинни, рассматривая фотографии, ни словом не обмолвились о сходстве Джонатана и Алисы.

*   *   *

Русская осень своими холодными дождями и ветром неприятно напоминала алабамскую зиму. Но парни заставляли себя об этом не думать. Да и всё остальное совсем другое: одежда, язык, да… да всё. Уроки в школе, работа, тренажёрный и массажный залы, и ещё… так что времени на то, чтобы думать, вспоминать и переживать, не было.
Каждый находил, чем забить себе голову. И Ден не был исключением. Его спасением стал Царьград. В каждый выходной он с утра уезжал туда и часами без устали ходил, прочёсывая квартал за кварталом. Будто искал кого-то. Или что-то. Хотя искать ему нечего, некого и незачем. Но… но ведь может… Майкл тоже вот так ездил, шлялся и глазел. И выглядел ведь, к рождеству он с Марией точно поженится. И станет как все. И чем он хуже? Он-то такой же и тоже джи. К сожалению, Ден знал, что не такой, не совсем такой. И иногда, да что там, часто жалел, что ухитрился сохранить память, не всю, обрывками, но смог притвориться и спрятать то, что и отличало его от других. Тогда это помогало выжить, ненависть – она силу даёт, чтоб выжить, найти и отомстить той женщине, никогда даже в мыслях он её матерью с того дня не назвал, что ради денег продала его ублюдку, гадине, и уже тот, чтоб не прижучили за педофильство сдал его в питомник, выдав за цветного, за раба-то ничего не будет, гад, сволочь, до него бы тоже добраться, тогда в заваруху удалось посчитаться с… беляками и беляшками, ну да, раз он им раб, цветной, то они ему кто, вот то-то, немного, до кого смог дотянуться, но… от души. Никто об этом не знает, даже от доктора Вани удалось скрыть, а теперь… Выжил как все и дальше живи… как все. А сейчас… Женщин он и сейчас ненавидит, почти всех, но… старается не выделяться, быть как все. Царьград велик и… и, вдруг даст ему шанс.
Сегодня как раз воскресенье, а у него рабочая смена, и завтра тоже, а во вторник выходной, но там школа, тоже не поедешь. Ладно, значит в следующее воскресенье. А то, за чем он ездит, от него не уйдёт.
Дежурство спокойное, ничего такого не предвидится, тяжёлых в его отсеке нет, все спят, так что можно сидеть в дежурке и читать. К школе или так, для себя.
В дежурке уютно булькает кипящий чайник, на диване, свернувшись калачиком, спит Веруня, Вера Андреевна, дежурный врач, в кресле у стола с чаем вяжет, шёпотом считая петли, медсестра, Ангелина Степановна.
– Всё в порядке, – спросила она, не отрываясь от вязания. – Как в пятой?
– Заснули, – Ден подошёл к столу и налил себе чаю.
– Ну, и слава богу. Подогрел бы, чего холодный хлебать.
– Сойдёт, – беззаботно отмахнулся Ден, усаживаясь за стол. – И что это будет Ангелина Степановна?
– Это? – она перевернула вязание на другую сторону. – Свитер будет, меньшенькому. Зимой-то как хорошо. Себе-то купил тёплого?
Ден кивнул.
– Да. А зимой очень холодно?
– Да по-всякому, всё ж таки Царьград, не Петрополь. Там и холоднее, и ночи длинные. А уж Поморье… там зимой и солнца-то не всегда увидишь. Нет уж, здесь куда лучше, – она ублаготворённо вздохнула и снова углубилась в счёт петель.
Ден откинулся на спинку стула, держа обеими руками чашку. Отхлебнул. Да, остывший чай совсем другой на вкус, но тоже… приятный. И его можно пить без сахара и вообще без всего, а от горячего часто потом саднит язык и нёбо.
Вздохнула, не просыпаясь, Веруня, повернулась на другой бок и снова затихла.
– Умаялась, – сочувственно качнула головой Ангелина Степановна. – Ну, разве это дело по две смены пахать, не война же.
Ден кивнул, соглашаясь, хотя если бы не школа, он бы тоже двойные смены брал: когда работаешь, то всякая дрянь в голову не лезет. Он допил чай и встал. Не спеша тщательно вымыл свою чашку и поставил её на чайный столик. Теперь что? Только читать. Книга у него с собой. Так же не спеша он достал томик рассказов и сел поближе к лампе. По литературе задавали прочитать Чехова, любой рассказ по своему выбору. Обычно выбирают, какой покороче, чтоб на страничку, ну, на две, и попроще, попонятнее. Хотя редко бывает, чтоб так совпало: коротко и понятно. Скажем, вот этот: «Письмо к учёному соседу». Вроде все слова по словарю проверил и вроде всё понял, а что же тут смешного? Что глупостей много? Ден старательно перечитал рассказ, уже запоминая, а следующий – «Что чаще всего встречается в романах» – пропустил, там совсем ни хрена не понятно, и углубился в «Хамелеона», может, про ящерицу – видел её в учебнике биологии – полегче будет.
Не отрываясь от вязания, Ангелина Степановна поглядела на него. До чего ж старается парень, ни минуты без дела не сидит. А ведь самое ему время гулять, а не над книгой глаза портить. Ну… ах ты, господи, опять сдвоенную пропустила, придётся распускать. Ну, дай бог, чтоб ночь спокойной выдалась, она тогда хоть до проймы довяжет.

*   *   *

2000; 16.11.2015

Откусив ползагорыша, Михаил Аркадьевич изобразил удивление, а, прожевав, восторг.
– Однако мастерица твоя козочка.
– Спасибо, но по правде, загорыши профессионал делал. Есть там такая местная знаменитость, стряпуха Панфиловна.
– Понятно, – кивнул Михаил Аркадьевич. – А пирожки?
– Пирожки Женечка пекла. Они к чаю.
– Попробуем, попробуем.
Михаил Аркадьевич потянулся к лежавшим на развёрнутой фольге пирожкам и вдруг будто только что заметил.
– А это чьё копытце отпечаталось?
– Где?! – искренне удивился Бурлаков.
– А вот, – Михаил Аркадьевич указал на плоский пирожок с разорванным боком и проломленной верхней корочкой. Вмятинки чётко обрисовывали маленькую ладошку с растопыренными пальчиками.
– Это? – Бурлаков взял пирожок, повертел, разглядывая. И захохотал: –Ай да девчонка! Всё-таки успела, залезла!
Михаил Аркадьевич кивнул. Итак, она – Женя, у неё девочка, живёт где-то… на севере, Гошка уезжал как раз с Северного вокзала, но это не Поморье, и не Печера. Поморскую экзотику он знает, там традиционная кухня совсем другая, а в Печере не пекут пирожков с изюмом и орехами, это юг, значит… репатрианты, в Печеру репатрианты не едут, их северная граница – Ижорский пояс, тогда…загорыши… а «телегу» на Золотарёва Гошка с Асей сочинял, а Ася… да, сейчас она как раз в Ижорском поясе, точнее… точнее… Загорье! Загорье – загорыши. Всё сходится.
– О чём задумался, Мишка?
– Едой наслаждаюсь. Так, как там в Загорье? Уже зима?
Бурлаков улыбнулся.
– Молодец, соображаешь. А зима? Как положено, с Покрова.
– Понятно. И чего тебя туда понесло?
Бурлаков сделал таинственное лицо и с наслаждением откусил от загорыша. Михаил Аркадьевич кивнул, принимая игру. А почему бы и нет? Судя по счастливой физиономии Гошки, поездка пошла ему на пользу, и, если эта Женя, кем бы она Гошке ни приходилась, вернёт его к жизни… то ветер им в паруса, Синичку, конечно, жаль, но Гошка – вояка опытный, ему не впервой на два и более фронтов, справится. Девочка… вряд ли Гошкино произведение, но… проверим.
– В школу-то копытце уже ходит?
– А как же, в первый класс! – гордо ответил Бурлаков. – Одни пятёрки.
– Ты прямо с отцовской гордостью говоришь, – рискнул сделать следующий шаг Михаил Аркадьевич.
– Дедовской, – поправил его Бурлаков. – А в остальном всё правильно.
– Ты дед?! –искренне удивился Михаил Аркадьевич. – Откуда?! Девочки… – и осёкся.
– Да, Миша, – кивнул Бурлаков, – ни Анечки, ни Милочки нет, – быстрым движением он выплеснул себе в рот остаток водки из стопки и явно заставил себя улыбнуться, вернуться к самому себе прежнему. – И всё-таки я – дед, Мишка. И внучка у меня чудесная.
– Рад за тебя.
– Только рад, а не счастлив?! Свинья ты, Мишка, после этого.
– А со свиньёй только свинья и дружит, – облегчённо огрызнулся Михаил Аркадьевич.
– Я козёл, –строго поправил его Бурлаков. – Самому себе противоречишь.
– Люблю поспорить с умным человеком, – улыбнулся Михаил Аркадьевич.
– Плюрализм в одной голове – уже шизофрения. Учти. А внучку я тебе, так и быть, покажу, – и легко встал из-за стола. – Сейчас принесу.
– Всё подряд тащи, – крикнул ему вслед Михаил Аркадьевич.
В кабинете Бурлаков взял со стола, не разворачивая, газетный свёрток с фотографиями и вернулся на кухню.
– Сейчас найду, покажу тебе.
– Я сам, – забрал у него свёрток Михаил Аркадьевич.
Он быстро ловко развернул газету и удовлетворённо кивнул, увидев заголовок. «Загорская искра». Значит, точно, Загорье. Так… поляроид? И откуда у Гошки такая роскошь? Но это потом, а пока… народу-то, народу… но… но… но этих двух он знает. Они-то как сюда затесались?
– И в честь чего такой сбор? – небрежно спросил Михаил Аркадьевич, раскладывая фотографии сложным и малопонятным со стороны пасьянсом.
– Свадьба, вернее, годовщина свадьбы, – ответил Бурлаков, прихлёбывая чай.
Интересно: когда Мишка сообразит и разложит всё по полочкам. Реакция у друга всегда была отменной.
– Вот это она и есть? – Михаил Аркадьевич показал ему карточку.
– Да, – кивнул Бурлаков. – Алечка.
– Ага. А полностью? Александра? Алла?
– Алиса.
– Редкое имя, – кивнул Михаил Аркадьевич, помещая фотографию в пасьянс. – А это… Женя?
– Угадал, – согласился Бурлаков.
– А это? Молодожёны, надо понимать?
– Они самые.
– Угу. Ясненько. Красивый парень.
– Не спорю, – улыбнулся Бурлаков.
– Ещё бы ты спорил с очевидным. Так… и вот так… и что же у нас получается?
– Ну-ну.
– Интересно получается, – Михаил Аркадьевич оглядел разложенные на столе фотографии, собрал не вошедшие в расклад карточки и отложил их в сторону. – С этими потом. А здесь… Мне непонятны два пункта. Объяснишь?
– Отчего и нет, – улыбнулся, пожимая плечами, Бурлаков.
– Начнём с расклада. Это молодожёны, это их дочка.
– Соображаешь, – одобрительно кивнул Бурлаков.
–А это, – Михаил Аркадьевич указал на фотографию Джонатана с Алисой, – это подлинный отец.
– Допустимо.
– Не допустимо, а очевидно. Разуй глаза, историк. – Это, – указующий перст Михаила Аркадьевича переместился на фотографию Фредди, – его, скажем так, компаньон. Оба личности примечательные и широко известные в узких криминальных кругах.
– Возможно, – не высказал особого удовлетворения Бурлаков.
– Информация точная, не сомневайся. Здесь всё ясно. Как ты сюда затесался, тоже.
– И как? – с интересом спросил Бурлаков.
– Ну, молодожёны – явные репатрианты, а тебя пригласили как председателя. Для официального прикрытия.
– Мимо.
– Не мимо, а точно. Вляпался, так не чирикай.
Вопреки ожиданиям Михаила Аркадьевича Бурлаков не взорвался, а продолжал благодушествовать, к тому же вполне искренне. Михаил Аркадьевич снова внимательно оглядел получившийся расклад, отыскивая промашку. Нет, всё сходится, и благодушие Гошкино… ладно, посмотрим ещё раз.
– Ясно… ясненько… – приговаривал он, рассматривая и перемещая фотографии.
– Всё-то тебе ясно, – наконец не выдержал Бурлаков.
– Не всё. Первое. Почему ты дед? Не знал, что Джонатан Бредли, знаменитый шулер, твой сын, – Михаил Аркадьевич позволил себе максимум сарказма.
– Другого варианта ты не рассматриваешь? – с не меньшим сарказмом ответил вопросом Бурлаков.
– Ты отец Жени?! – удивился Михаил Аркадьевич. – Что, старые грехи? Подожди, сколько ей лет? Ты тогда…
– Не трудись. Женечка мне сноха.
– Что?!
– То, что слышишь, – откровенно наслаждался Бурлаков.
– Этот… индеец – твой сын? Гошка, не ври! Почему?
– Потому, что они – братья, – Бурлаков протянул руку и положил перед Михаилом Аркадьевичем снимок, где они втроём. – Понял? Они братья, а мне – сыновья.
– Значит, так?
– Именно так!
Михаил Аркадьевич взял фото8рафию, на которой стоят в ряд красивый индеец, Бурлаков и высокий белокурый парень, всмотрелся. Все трое нарядные улыбаются… индеец чуть смущённо, парень вызывающе, а Гошка… Гошка просто счастлив.
– Вот он, – Михаил Аркадьевич указал на парня. – Это вторая неясность. Он откуда здесь взялся? Кто он, Гошка?
– Мой сын, – твёрдо ответил бурлаков.
Михаил Аркадьевич даже вздрогнул и потрясённо уставился на него. Бурлаков молча ждал, пока старый друг переварит услышанное.
– Ты… – наконец выдохнул Михаил Аркадьевич. – Ты это серьёзно?
– Вполне, – кивнул Бурлаков.
Михаил Аркадьевич озадаченно выругался. Бурлаков расхохотался и встал поставить чайник – за разговором выпили весь и не заметили. А пока он возился с плитой и чайником, Михаил Аркадьевич быстро соображал.
…Два тандема… квадрат… аристократ и белая рвань, спальник и лагерник… в Хэллоуин лагерника убили… квадрат разрушен…. Гошка в январе ездил в Загорье, вернулся как не своё… парень приблатнённый, нет, блатарёныш… Бредли орудует с камнями и антиквариатом… музейные ценности… в бывшей Империи ещё много плавает… Гошка им для консультации… что у него в лагере погиб сын, знают? Вполне вероятно. Так значит… да, нашли молодого блатаря из угнанных и подсунули, восстановив тандем. Индеец на это пошёл. Зачем? Попробовал бы не согласиться, жить-то хочется. Это элементарно. А Гошка… поверил и принял. Как память о Серёже. И теперь эти двое будут его использовать. Ах, чёрт, до чего же хитры, на сколько ходов вперёд просчитывают.