142 год
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Переезд – это как два пожара. А если ещё в другой город, через полстраны, да из глухого захолустья в столицу, из ставшего за эти годы родным Загорья в Царьград… Тут количество пожаров увеличивается в геометрической прогрессии. Что взять с собой, что продать, что подарить, что попросту бросить… Голова у Жени шла кругом. И если с мебелью было более-менее ясно: ну, одна перевозка обойдётся дороже, чем новую уже на месте купить, да и саму квартиру ещё не видели, только знали, что будет – завод обеспечит, а какую, где… Но это ладно, когда-то в Загорье они так же ехали, зная только название, и ничего всё со временем уладилось, обжились, обросли вещами. И каждая ведь дорога, и не деньгами, хотя и это до сих пор не обо всём, но о многом помнится, а именно памятью. Как решали, выбирали, покупали. Взять хотя бы вот эти старые табуретки. Женя до сих пор помнит, как позвонили в дверь, она открыла и увидела в пустом коридоре эти табуретки и открытку «С новосельем!». Та так и лежит в семейном альбоме.
Женя прислушалась, ойкнула и бросилась на кухню и тонко засвистевшему чайнику. Да, в Царьграде надо будет купить со свистком. И... и всю посуду. Глупо тратить такие деньжищи на разномастные, скопившиеся за столько лет, чашки и кастрюльки. А эти ложечки и вовсе из Джексонвилла. Их и осталась только одна. Для памяти. Женя улыбнулась и бросила её в коробку для мелочей в упаковку.
– Эркин, – позвала она, расставляя на столе чашки с тёмно-янтарным чаем. – Иди чай пить.
– Иду, – откликнулся он из дальней комнаты, где разбирал и упаковывал книги.
Что книги возьмут все, включая детские, не обсуждалось. Если при бегстве из Джексонвилла столько всего побросали, но книги взяли, а они тяжёлые, а всё на себе несли, то сейчас... Как и ящик с инструментами. Тоже ещё джексонвиллский, Андрей так и оставил его у них, собрал себе свой новый и, уезжая в Царьград, в университет, так что было ясно, что уже там осядет, книги и инструменты забрал.
По дороге на кухню Эркин завернул в кладовку и чем-то там пошуршал будто что-то перекладывал. Женя не обратила на это внимания. Как и на хитро блестевшие глаза Эркина. И уже сидя за столом, восхитившись чаем и печеньем, Эркин как невзначай спросил:
– Да, Женя, а куртку мою ты не упаковала? Я её к зимним положил.
– Какую куртку? – не поняла Женя. – Эркин?
– Ну, мою старую. Ещё оттуда, – он мотнул головой, указывая куда-то за стену, – привезли.
– Зачем?!
– Я в ней на мужскую подёнку ходить буду, – очень серьёзно ответил Эркин.
Женя замерла с открытым ртом, задохнулась от возмущения, а Эркин, будто не замечая её состояния, отхлебнул чая, взял из вазочки печенье и пояснил:
– Ну там, дрова попилить и поколоть, забор поставить... Всё приработок.
И мгновенно вывернулся из-за стола, вскочил и обнял, обхватил Женю, прижав её к себе и целуя в глаза, щёки, раскрытый для крика рот.
– Женя, милая, ну, пошутил я, пошутил...
Она наконец, успокоилась и поцеловала его в щёку.
– Ну, Эркин... Ну не надо так шутить. Я думала, ты всерьёз. Выкинуть её и забыть.
– Как скажешь, Женя.
Эркин изобразил такую покорность, что Женя рассмеялась уже совсем спокойно.
После чая вернулись к своим делам. Женя в кладовку – разбирать и сортировать вещи, а Эркин в дальнюю комнату – паковать книги. Книги они берут все. Это не обсуждается. Даже школьные учебники? Да, их тоже. Бесполезных книг, как и знаний, нет. Ну да, книга – это тоже знание. И мало ли что и как повернётся, вдруг понадобится. Так что... вот именно. И остальные книги, конечно. Каждая памятна: когда и как появилась на полке, как читалась, что из неё запомнилось.
Затрёпанный, уже даже в переплётную носил, томик Шекспира. Как же давно это было. А помнится. Он и сейчас помнит все эти сонеты, хоть снова играй в ту игру. А почему бы и нет? Эркин улыбнулся и дополнительно обернул книгу в плотную бумагу.
Книги на шауни. Тоже потрёпаны, но в меру. Как и на английском. Их немного, в одну, но большую стопку увязались.
Эркин оглядел опустевшие полки и аккуратно перевязанные стопки книг на полу. Теперь их уложить в картонный контейнер для пересылки и готово.
И ещё две книги. На совсем другом мало знакомом, да что там, практически незнакомом языке. Изури. Буквы такие же, что на русском и шауни, а складываются в незнакомые слова. Правда, книги детские, где картинок больше чем текста, и о смысле догадаться можно. Но они не для чтения, а... для памяти. О людях и о том разговоре у ночного костра...
...Покосная страда. Как повелось с того, его первого лета в Загорье, когда он с Андреем и Миняем покосничали помочью у Кольки-Моряка, так и пошло. А в этом году всей, считай, бригадой вышли в помочь к прихворнувшему Генычу. И как положено, как от века заведено ночью у костра, утолив и первый, и второй голод, приступили к чаю под хорошую душевную беседу.
С чего-то разговор перешёл на школу, что всё ли, чему там учат, потом в жизни пригодится. Вот языки, скажем, ну, английский ещё туда-сюда, всякое может быть, а этот... индейский зачем?
– Как зачем?! – возмутился он. – Я же индеец. Что я, своего языка знать не буду?!
– Свой язык надо знать, – кивнул Саныч. – Это ты правильно делаешь. И дочку учишь?
– А как же!
– И я учу, – поддержал Андрей,
– Тебе-то зачем? – фыркнул Петря. – Ты ж... – и осёкся под ставшим тяжёлым взглядом Андрея.
– Язык моего брата – мой язык.
Петря спорить не рискнул, хотя покраснел и надулся.
– Свой язык знать надо, – повторил Саныч и вздохнул. – Без языка и народа не будет. Вон, молодые, – он кивком показал на Петрю. – Какие они изури, ни языка, ни...
– Кто-кто?! – в один голос удивились он и Андрей.
– Изури. А по-русски ижорцы. Наша это земля, по нам и зовётся Ижорьем, Ижорским Поясом.
– Это... – Андрей на мгновение свёл брови, вспоминая. – это при каком царе? Нет, князе...
– Давным-давно! – зло выкрикнул Петря. – Было да сплыло!
– Было, – строго кивнул Саныч. – Да не сплыло.
Петря что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и встал. Молча накинул на плечи куртку и ушёл в темноту.
Саныч вздохнул.
– Последние мы. Вот умрём и не станет ижорцев. Вот тогда да, были, да сплыли...
...На этом тогда, вроде и кончилось, заговорили уже о другом. Но Андрей в первый же выходной сманил его в Ижорск, в местный историко-краеведческий музей, и они там долго бродили, рассматривая и читая таблички. Там же в книжном киоске Андрей и купил несколько книг на языке изури, на ижорском. Буквы оказались те же, что и на русском, но с дополнительными значками, апострофами и прочим, как на шауни. Попробовали сами читать, догадываясь о значении слов по картинкам, но сами почувствовали, что не получается. Он сам ещё немного поспрашивал Саныча, узнал и запомнил самые расхожие слова, ну там, поздороваться-попрощаться, поблагодарить попросить попить-поесть-помочь, ну и как выругаться, конечно. А Андрей нашёл в библиотеке, словарь, и Ланка-библиотекарша оказалась тоже ижоркой и согласилась учить его языку.
Так что с книгами-то? Нет, эта тяжесть не в тягость. Эркин решительно убрал их в очередную стопку, аккуратно перевязал и оглядел результат. Да-а, целый контейнер. Перевоз и хранение, пока не обустроятся влетит в копеечку, но... Это же книги. Тогда из Джексонвилла бежали, сколько всего пришлось бросить, а книги Женя все до одной увезла.
Сам переезд его мало беспокоил. Работа и жильё будут, никакой опасности не ожидается, а приспособиться к любому можно. И да, родня у него теперь там. Отец со своей женой, к слову «мачеха» он так и не привык, брат с женой и детьми – его племянниками, ну, и дочка с мужем, то есть зятем и уже двумя детьми, его внуками. Правда, они не Морозы, а Краснохолмские и – Эркин усмехнулся – княжич и княжна. Близнецы. Вот уж никак не ждал, что с князьями породнится. Думал, они только в книгах по истории остались, а они вон как. И живы вполне, и... нормальные люди оказались. Семья большая, разветвлённая, так что если что, то Алиса не один на один с миром. Есть ей на кого опереться и за кем – он невольно усмехнулся – спрятаться. А то мало ли что. Всего не предусмотришь, но быть наготове надо.