Светлана
Спасибо. Исправила.

Фантастика должна быть реалистичной! А вот и фиг вам! Что вижу – о том и пишу.

Россия
Царьград

Обычная квартира немолодой бездетной обеспеченной супружеской пары: супружеская спальня, совмещённая с гардеробной и будуаром, гостиная-столовая и кабинет. Ну, и положенные кухня, прихожая и прочие санузлы и кладовки. И два телефона. Вернее, два номера и три аппарата. На обычный общегородской номер один аппарат в будуаре, спаренный с ним в кабинете на столе, и рядом с ним на совсем другой, известный весьма ограниченному кругу и соединяемый через служебный коммутатор, короткий номе.
Время не позднее, день полувыходной и звонок по городскому номеру.
Михаил Аркадьевич снял трубку.
– Алло.
– Добрый вечер, – пророкотал в трубке молодой весёлый голос. – А Дядю Мишу можно?
– Сашка? – весело удивился Михаил Аркадьевич. – Ты где?
– А у подъезда. Из автомата звоню. И между прочим, с корзиной.
– Ну так поднимайся. Вместе с корзиной.
Михаил Аркадьевич положил трубку и окликнул жену.
– Аня…
– Я слышала, – откликнулась она уже из кухни. – Ставлю чайник.
– Ставь сразу два, – рассмеялся Михаил Аркадьевич. – Помору один чайник на пять минут, а тут, я думаю, разговор будет подольше.
Анна Сергеевна с улыбкой кивнула
– Я помню. Длительность беседы измеряется самоварами, а самовар на три ведра.
Она ещё не закончила фразу, когда в дверь позвонили. Михаил Аркадьевич мимоходом коснулся губами щеки жены и пошёл открывать.
Корзин оказалось две. И ещё большой, плотно набитый рюкзак. Туески, свёртки, мешки и мешочки, коробочки и коробки с дарами Поморья выгружались с пояснениями и комментариями что и как хранить и употреблять. Анна Сергеевна ахала, удивлялась и восторгалась.
Пока разбирали «дары Поморья», тонко засвистели наперебой оба чайника, и началось знаменитое на всю Россию и воспетое в былинах и анекдотах поморское чаёвничанье. Первый чайник прикончили под весёлые рассказы Александра Кирилловича Гольцева, он же Сашка-Бешеный, он же... нет, здесь и сейчас только Саша – про небывало классный отпуск в родной деревне.
На продолжение беседы мужчины удалились в кабинет.
Михаил Аркадьевич с явно привычной сноровкой накрыл на столике у дивана чай с коньяком, подождал, пока Гольце устроится в кресле и сел сам, не то, чтобы рядом, но и не напротив.
– А теперь, – мягко попросил Михаил Аркадьевич, – подробнее, со всеми нюансами, обоснованиями и прочим.
– Дядя Миша, – Гольцев продолжал в прежнем по-родственному доверительном ключе. – Так ты всё знаешь.
– Многое, – кивнул Михаил Аркадьевич, – но далеко не всё. Так какую компанию ты собрал? Полный состав.
Гольцев кивнул. Тон его стал серьёзным, но ещё не служебным.
– Ну, два тандема. Джонатан Бредли и Фредерик Трейси. Оба Мороза: Эркин и Андрей. Юрий Аристов и профессор Бурлаков.
– Хорошая компания, – согласился Михаил Аркадьевич. – Как ты это сделал, да ещё и деда уговорил поучаствовать, это отдельная история, и её обсудим потом, а сейчас начнём, – он не только улыбнулся, но даже подмигнул, – с целеполагания. Зачем? Что хотел получить. И что получил.
Гольцев на мгновение стал по-настоящему серьёзным.
– Что хотел получить? Информацию. Помните дело Ротбуса? – Михаил Аркадьевич кивнул, а Гольцев несколько смущённо улыбнулся. – Ну, забрало меня за живое. И ещё... я той нашей команде обещал, что размотаю. На бутылку коньяка поспорили. Мне с каждого или я каждому.
– Солидно, – согласился Михаил Аркадьевич.
– Ну и ещё по мелочам набралось, тоже...  солидно.
– И каков результат? Получил, что хотел?
– И ещё сверху. Помните, Никлас, ну, Северин говорил, что беседой получишь больше, чем официальным допросом.
– Помню, конечно, – улыбнулся Михаил Аркадьевич. Ты и раньше этим пользовался.
– Ну да. А у костра, да под уху и самогоночку... Ох, сколько мне всего Морозы рассказали. И Фредди добавил.
– Очень интересно, – восхитился Михаил Аркадьевич.
Гольцев ухмыльнулся. Он с детства помнил, что если Дядя Миша сказал: «Мне интересно», – то не просто выслушает, но и выспросив всё и даже, сверх того.
Рассказ – не отчёт и тем более – не донесение. Тут можно и в лицах, и с эмоциями, и с отклонениями...
...Белые ночи в Поморье тихи и светлы, огонь костра не слепит, а радует, облако дыма стоит в безветрии над головами сидящих вокруг костра, защищая от комаров и прочей летучей мелочи. И душевный, то весёлый, то серьёзный разговор, смесь баек, воспоминаний, рассуждений, анекдотов...
– Ну, обычный трёп, Дядя Миша. Я и повёл, Мышеловку вспомнили и Ротбуса. Парни захмыкали, дескать, да мы не помним, да что там такое было, но меня Фредди поддержал. Что ему самому интересно. А его слово для Морозов и сейчас значит очень много. Их и понесло. В лицах, с деталями и даже пантомимой.
– А ну-ка, дословно, – с улыбкой, но серьёзно скомандовал Михаил Аркадьевич.
Гольцев кивнул. – Значит, так...
...Рассказывал Андрей. Эркин, в основном, кивал, поддакивал и вставлял свои замечания, притормаживая Андрея, когда тот полностью переходил лагерную терминологию, опасаясь, что остальные настолько и такой английский не знают.
Слушают все молча и очень внимательно. Андрей вначале попытался ёрничать, но его шуток не поддержали, и он заговорил серьёзно.
Объяснив незнающим, что такое «Мышеловка», перешли к конкретике, к подслушанному за стенкой разговору Фредди с...
– Крысой, – Фредди невольно передёрнул плечами.
– Он же Ангел Смерти, – кивнул Гольцев, – он же Ротбус, комендант Уорринга.
– Слышал о нём, – кивнул и Андрей. – но ты, Фредди ни кликухи, ни звания не назвал, а физию мне не описывали.
– Кому надо, те и так знали, – усмехнулся Джонатан, – а кому не надо...
Зная о редкостной памяти Эркина и его привычке передавать слышанное дословно, Фредди с обречённостью ждал, что сейчас прозвучит его подлинное имя, но... Эркин его не назвал. Андрей быстро искоса глянул на него и мгновенно перехватил, повёл рассказ о подготовке. Что, как, зачем и почему они сделали. Понимающие одобрительные кивки слушателей.
– Толково... толково, – кивал Александр Кириллович Гольцев Старший – дед Сашки-Бешеного.
И Андрей не смог удержаться от самодовольной ухмылки: его действия одобрялись настоящим специалистом...
...Гольцев уважительно покрутил головой.
– Ведь как продумано, Дядь Миша. Тут заранее готовишься и чего-нибудь, да упустишь. А тут... Ведь, по большому счёту, экспромт, а как сделано.
Михаил Аркадьевич кивнул.
– Да, согласен. И чувствуется серьёзная школа, и своя голова работает. Очень интересно.
– Вот потому мы карту Фредерика Трейси и не нашли. – Гольцев ухмыльнулся. –Не там искали.  И настоящее имя Фредди Ковбоя знают теперь только двое. Он сам и Бредли.
– Четверо, –– поправил его Михаил Аркадьевич. – Эркин и Андрей. Они её видели.
– Эркин неграмотным тогда был, – возразил Гольцев.
– А Андрей? Не мог он в неё нос не засунуть и – Михаил Аркадьевич подмигнул Гольцеву, – вслух прочитать. К тому же по некоторым данным у Эркина феноменальная память, в том числе и зрительная. И если он карту видел, держал в руках, то, я уверен, вполне может её воспроизвести, дословно, со всеми значками и пометками.
Гольцев кивнул.
– Так-то оно так, Дядя Миша, но я попробовал намекнуть, так невинные морды и в один голос: «А мы её не рассматривали», а младший Мороз с ухмылочкой: «Нам лишнего не надо, своего хватает».
– Что да, то да, – согласился Михаил Аркадьевич. – Сделано, конечно, я согласен, остроумно, все детали, какие могли понять, учтены. Можно даже слегка подкорректировать, убрав лишнее, и использовать как учебную модель.
Гольцев изобразил смущение.
– Уже. Я тут накропал немного. Ну...
Михаил Аркадьевич кивнул.
– Оставь на столе. Посмотрю. На следующий чайник ещё что-то есть?
– И не на один, – рассмеялся Гольцев. – И тоже интересно.

Отредактировано Зубатка (12-01-2023 07:07:26)

Остывший и опустевший чайник унесли на кухню, наполнили и поставили на огонь, а горячий принесли в кабинет для продолжения разговора.
– Вот, Дядя Миша, вроде бы я их всех худо-бедно, но знаю, а оказалось... Ну, все себя показали по-новому. И это они на отдыхе, в полном, как говорится, расслабоне. Я бы, конечно, на Джонни, ну, Бредли, в деле бы посмотрел, как он заказы принимает и для Фредди расклад и подготовку делает. Ведь за столько лет после Уорринга ни одного прокола. А спроси его впрямую, так один ответ: «Удача». И дед о нём так сказал: «Удачлив».
Гольцев шумно вздохнул.
– Не завидуй, а учись, – наставительным тоном сказал Михаил Аркадьевич.
Гольцев охотно рассмеялся. Присловье это он слышал с детства, в их деревне это всей ребятне, а случалось, и взрослым говорили, прекращая жалобы на чужие удачи.
– Этому не выучишься, – немного демонстративно вздохнул Гольцев. – Это от природы. Гуляли, конечно, напропалую и по всем направлениям. Если по-ковбойски, – он перешёл на английский, – то аж небо горело.
– И профессор? – не скрыл удивления Михаил Аркадьевич.
– Его дело мущинское, – ответил расхожим присловьем Гольцев. – Но это ладно-понятно. И что Эркин от своей Жени в загул пошёл, тоже ладно. Кстати, самой большой проблемой в подготовке было, это уговорить Эркина поехать отдохнуть от жены. Связка там такая... Ну, младший Мороз, тот котяра в Загорье и окрестностях известный. А вот кто удивил меня, так Фредди. Нет, вроде бы как все, не посрамил честь ковбойскую. А вот что бабушки наши все поголовно аж влюбились в него... это да. И баба Даша – первая.
– Сашка! – искренно возмутился Михаил Аркадьевич. – Ну ты ври да не завирайся! Про родную бабушку и такое!
Гольцев вздохнул уже непритворно.
– Так, Дядя Миша, ну, как ещё это понимать. Первый кусок – Феденьке, мягкая подушка – Феденьке, разносол – Феденьке. Утром сидим в горнице, ну, пироги-скороспелки, каша да чай с молоком, а Фредди в соседней, один за столом, стол со скатёркой, на коленях рукотёрник вышитый, и его потчуют, да с приговорами. А рядом с двух сторон Морозы, переводчики-синхронисты. Один с английского на русский, второй с русского на английский. И Баба Даша, потчует. «Кушай, Феденька, кушай, голубчик», всю-то ты ноченьку трудился, глазонек своих ясных не сомкнул». Эркин переводит, Фредди кивает, мы за стенкой, дверь-то открыта, всё слышно, начинаем угорать. Тут младший Мороз вступает. «А с чего ты, Баба Даша, взяла, что он трудился. Он может, всю ночь бревно-бревном лежал и спал без просыпа». Эркин переводит. А Баба Даша на Андрюху: «Да мне ль не знать, у Любки-Оторвы кровать со звоном, на всю деревню с её отруба слышно!». Эркин переводит и дальше по-английски. «Говорил я тебе, Фредди, ещё тогда. Смотри, куда ложишься. Бьёшь ты сильно, но одинаково». Андрюха на русский переводит. Мы в полном... Джонни уже на пол сползает от смеха. А Баба Даша на Эркина полотенцем замахивается. «А ты, охальник, всяким глупостям Феденьку не учи. Не слушай его, Феденька, всё у тебя хорошо, все довольны». Фредди, вот выдержка у мужика, не поперхнётся, только стряпню нахваливает.
– Сашка, хватит, – простонал сквозь смех Михаил Аркадьевич. – И почему ты в актёры не пошёл? Талант у тебя тут явный.
– Да мне актёрства, Дядя Миша, и без цирка с кино хватает, – Гольцев ухмыльнулся. – Зрителей, да, немного, но зато понимающие. И, Дядь Миша, я хоть когда невпопад сыграл?
– Бывало, – улыбнулся Михаил Аркадьевич. – Напомнить конкретику? Но, надо признать, исправлять, вернее, использовать косяк и прокол на пользу дела умел.
– Стараюсь, – хмыкнул Гольцев. –И, Дядь Миш, остальные наши бабушки тоже... Фредди ведь с каждой чаю попил, пирогами и прочим полакомился. И он по-русски... ну, кое-как и кое о чём, и бабушки по-английски... меньше, чем ничего, а друг друга поняли. Ведь до обидного. Вот, Баба Луша, помните её?
– Жива? – радостно удивился Михаил Аркадьевич.
– Ещё как, выходит, правда, редко и недалеко, но внучатыми снохами командует... аж за околицей слышно.
– Сильна Лукерья Антиповна, – кивнул с улыбкой Михаил Аркадьевич. – Неужто и она... не устояла?
– Ну, Дядя Миша. Вот, сами посудите. Утро ещё в самом начале, коров только доить начали, куры ещё спят, иду я... – Гольцев немного нарочито замялся, – Ну, неважно, домой иду. И тут Баба Луша, идёт-плывёт, горшочек в руках, в одеялко завёрнутый. А запах от него... Я чуть слюной не захлебнулся. Грибы душоные.
– Помню-помню, – искренне вздохнул Михаил Аркадьевич. – Она и тогда на них мастерица была.
– Ну вот, я и попросил, что дескать, хоть понюхать дай. Так меня по всем кочкам-буеракам понесли, что убери лапы, охальник, у своей... хм, ну, Баба Луша умеет, проси, а это Феденьке, а то Дашка никогда не умела и по гроб жизни не научится, не дано ей, а Феденьке... Ну, Дядя Миша, вам смешно, а мне ж обидно, такое про бабушку слушать.
Михаил Аркадьевич вытер выступившие от смеха слёзы.
– Значит, Фредди стал Феденькой. Интересно.
Гольцев кивнул.
– Да, думаю, Морозы потому и Фёдоровичи. Впрямую я, правда, не спрашивал. Не рискнул. Встретились-то они ещё там, как раз или в саму заваруху, или сразу после неё. И на нашу регистрацию с репатриацией пришли уже с полными именами.
Михаил Аркадьевич помедлил, явно желая о чём-то спросить, и Гольцев, догадываясь, пришёл на помощь.
– Профессор, если и догадался, то промолчал. Выдержка у него тоже...соответствующая. А почему Морозы они, так Эркин рассказал. Его крайнее рабское прозвище Угрюмый, по-английски Morose, а на нашей регистрации ему и записали не по смыслу, а по звучанию.
– И неплохо получилось, – улыбнулся Михаил Аркадьевич.
– Даже по-индейски по смыслу подходит, – засмеялся Гольцев. – У него дата рождения по документам первого января.
Михаил Аркадьевич пощупал и слегка приподнял чайник проверив, насколько тот остыл и опустел.
– Давайте, я – вскочил на ноги Гольцев. – Заодно разомнусь. Михаил Аркадьевич с улыбкой кивнул, а, когда Гольцев вышел, встал и подошёл к письменному столу. Быстрыми уверенными штрихами нарисовал на лежавшем наготове листке крыло с лапками и растопыренными ушами.

Отредактировано Зубатка (14-02-2023 06:50:57)