К концу первого десятка блинчиков он ощутил, что язык его слушается, и вздохнул.
– Женя, – виновато начал он, – я здорово вчера перебрал?
– Да нет, – пожала плечами Женя, подвигая Алисе чашку с чаем. – Не больше остальных.
Эркин снова вздохнул.
– Я… я языком много трепал?
– Тоже нет, – улыбнулась Женя. – Что с тобой, Эркин?
– Не помню, чтобы пил, а как пьяный, – ответил Эркин.
Женя ласково улыбнулась ему.
– Такой уж был день, Эркин.
Алиса допила чай, взглядом, вздохнув, проводила конфету, которую Эркин рассеянно вертел в руках, и решительно слезла со стула.
– Я играть пойду.
– Иди, конечно, – кивнула Женя.
Эркин сунул конфету за щеку и стал крутить из фантика жгут.
– Женя… что вчера было?
– Ты что? – изумилась Женя. – Забыл?! – но, видя его несчастное лицо, стала рассказывать: – Ну, с утра мы всё подготовили. Потом пришли Виктор с Клавдией и Антон с Татьяной.
– Это я помню, – кивнул Эркин. – Мы дальнюю комнату делать стали.
– Ну вот. Потом стали приходить из твоей бригады.
Эркин снова кивнул.
– Да, это я помню…
… Квартира наполнена шумом и толкотнёй. В прихожей прямо на пол свалены полушубки и пальто, гора валенок, бурок, тёплых сапог. Обдираются старые обои, отскабливается паркет, из комнаты в комнату таскают три стремянки – откуда их столько? – и белят потолки, красятся трубы, на кухне кипят чайники и ведро картошки, клеятся обои…
…Женя с улыбкой продолжала:
– Потом пришли из машбюро, – она хихикнула. – Люба стала поздравлять тебя с новосельем и целовать. Ты поглядел на неё дикими глазами, – Женя снова хихикнула, – и удрал в кладовку.
– Угу, – Эркин вздохнул. – Мы там стеллаж как раз вымеряли. Но это я помню. Потом ещё этот, белёсый, пришёл. Гуго, да? Я на него тоже дикими глазами глядел?
– Не то слово, – Женя улыбкой прикрыла смущение. Этого она никак не ждала и даже растерялась. Как и в первый раз…
…Она шла по коридору, когда за её спиной прозвучало странное здесь, мучительно знакомое обращение:
– Мисс Малик?! – и сразу ещё более неожиданное: – Фройляйн Женни?
Она обернулась и увидела. И сразу узнала.
– Гуго? – удивилась она. – Это вы?!
– Да, – он счастливо улыбался. – Майн готт, какое счастье, что вы здесь! Вы здесь, где вы?
– В машбюро, – улыбнулась она. – А вы?
– В конструкторском отделе. Но… но как же я вас раньше не встречал?
– Я только с понедельника работаю.
– Женни, фройляйн Женни, вы не поверите, но я ни на минуту не забывал вас.
Его радость невольно тронула её. Всё-таки… но надо, надо сказать сразу.
– Спасибо, Гуго, поверьте, я тронута. Но… но я уже не мисс Малик.
– Майн готт, какие пустяки. Меня здесь называют, – он рассмеялся и старательно выговорил: – Георгий Карлович, а вы, фройляйн Женни…
– Да, – перебила она его, – да дело не в имени, но я больше не мисс, и не фройляйн. Я замужем, Гуго.
И показала ему свою руку с кольцом. Его лицо сразу стало серьёзным. Он медленно взял её за запястье и, не глядя на кольцо, поцеловал в тыльную сторону.
– Вы знаете о моём отношении к вам… – он сделал выразительную паузу.
– По-русски Женя, – пришла она ему на помощь.
Из двери машбюро выглянула и тут же скрылась Вера. Гуго это тоже заметил.
– Да, конечно, Женя. Я всё понимаю. Надеюсь, вы мне позволите проводить вас, – и улыбнулся. – Как когда-то.
Она кивнула, они вполне корректно попрощались, и, уже сидя за своим столом под перекрёстными взглядами остальных, она вспомнила, что сегодня Эркин специально придёт её встречать с санками, они же сегодня собирались купить обои на всю квартиру. И вот тут ей стало страшно. В Джексонвилле Эркин едва не убил Рассела, преследовал Гуго, а здесь…
…Женя налила Эркину ещё чаю и улыбнулась. Слава богу, обошлось. Эркин её, конечно, ждал на улице. А Гуго шёл с ней от внутренней проходной. И всё машбюро так и шло за ними. Она представила Гуго и Эркина друг другу. К разочарованию девочек – Женя улыбнулась воспоминанию – ничего не произошло. Гуго вежливо приподнял шляпу. Эркин не менее вежливо кивнул. И они разошлись. Девочкам она сказала, что знакома с Гуго ещё по Алабаме, вместе работали. А назавтра об этом знал уже весь завод. Во всяком случае, когда назавтра она пришла к Лыткарину за очередным заданием, там опять сидел его приятель – Олег Рыков – и прямо-таки изнывал от любопытства. Вот тоже человеку делать нечего! Но пришлось и им обоим рассказать про Гуго и их работу в Джексонвилле. Но что Гуго придёт на беженское новоселье, она никак не ожидала. Гуго принёс очень красивую картинку, пейзаж, потом они повесят её в гостиной, поздравил её и Эркина, и… как все, сбросил пальто и пиджак, закатал рукава рубашки и стал заниматься проводкой. Это он сделал в кладовке разметку под розетки, верхний и боковой свет. Как хорошо, что они купили сразу десяток розеток, вот и хватило на все комнаты.
– Гуго нам очень помог.
– Угу, – кивнул Эркин. – А потом? Потом ещё приходили, так?
– Да. Тим с Зиной пришли.
Эркин кивнул. Их он никак не ждал…

В спальне Эркин надел рабские штаны, затянул узел и огляделся в поисках тенниски. Ах да, он же её вчера ещё с утра порвал, вернее, она буквально лопнула на нём и расползлась, когда он помогал ребятам из бригады затаскивать брус и доски для стеллажа – подарок от бригады на новоселье. Да, и он тогда снял, содрал с себя эти остатки и куда-то бросил. И уже до конца оставался только в штанах, даже штанины до колен засучил. Ну, так и сегодня сойдёт.
Он прошёл в кладовку, щёлкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка. Надо будет и сюда абажур купить. Он теперь знает, как это делать. И на боковые лампы, как их, да, бра над верстаком. Ох, какой же стеллаж вчера сделали! Во всю кладовку, с верстаком… Вот он сейчас все доски и загладит рубанком. Тогда можно будет вещи разложить, пока шкафы не купят. Вчера, когда размечали и укладывали доски, так и решили. Всё разметить и подогнать, а загладит и закрепит их он сам. Вот так. И вот так.
На кухне баба Фима, прислушавшись к звуку рубанка, покачала головой.
– Это он так опохмеляется?
Женя, улыбнувшись, кивнула.
– Ну да. Он вчера от работы опьянел. Я его впервые таким видела, – и тут же поправилась: – Ой, нет, конечно, я же видела, как он с Андреем, это брат его, работают. Он… он в работе себя не жалеет.
Баба Фима вздохнула.
– Сто тысяч по трамвайному билету, а не парень. Он ведь и выпивки не любит, и к куреву спокойный, – Женя снова кивнула, и баба Фима задумчиво продолжала: – Индеи, говорят, во всём такие. Ни в чём удержу не знают. Ни в любви, ни во вражде. А дружок его, ну, этот, высокий, чёрный, Тимой, вроде зовут, он, похоже, тоже… характерный. Ему когда, в ту субботу делать будем?
– Да, наверное, – кивнула Женя.
Они уже говорили об этом вчера. Зина было засмущалась, стала отнекиваться, что у них-то квартира хорошая, ремонта никакого не нужно, но на неё прикрикнули, что нечего обычай ломать. Ко всем сначала присматриваются, что за люди, а если видят, что стоящие, то уж надо помочь.
– Я к ней зайду сегодня, – сказала Женя, расставляя тарелки на сушке. – Посмотрим, обговорим всё.
– Зайди-зайди, – покивала баба Фима.
– А может, – улыбнулась Женя, – может, сейчас и пойдём?
– А чего ж и нет, день на дворе, ежели и спали, – лицо бабы Фимы было добродушно лукавым, – то уж встали наверняка.
Женя налила и поставила перед ней чашку с чаем.
– Попейте чаю, баба Фима, пока мы соберёмся.
– И тоже дело, – одобрила баба Фима.
– Мы в гости пойдём? – всунулась в кухню Алиса. – К Димке с Катькой, да? И я с вами, да? Ну, мам?!
– Ну, куда же без тебя, – засмеялась баба Фима. – Садись вот. Пока мамка с папкой одеваются, посиди со мной.
– А чего мне делать? – спросила Алиса, залезая на стул.
– Потчевать меня, разговором занимать. Ты – хозяйка, а я – гостья, вот и давай, своё дело хозяйское сполняй.
– Ага-ага, – кивнула Алиса.
Женя быстро прошла в кладовку.
– Эркин, – он сразу обернулся к ней. – Переодевайся. Сейчас к Тиму пойдём. Ему в ту субботу беженское новоселье делаем, надо посмотреть, что и как.
Женя с улыбкой, любуясь им, смотрела, как он отложил рубанок, вставил доску на место в стеллаже и подбил её молотком, выбил из рубанка стружки, смёл их щёткой с верстака и быстро подмёл пол, у него теперь здесь было своё ведро для мусора с совком и веником.
– Женя, – Эркин встал перед ней, обтирая ладони о штаны, – я думаю, клеёнки купить, застелить полки. Оклеивать их, думаю, не стоит, а застелить… пойдёт, а?
– Пойдёт, – кивнула Женя.
– Я умоюсь ещё только.
Выходя из кладовки, Эркин уже привычно щёлкнул выключателем и закрыл дверь на задвижку.
Баба Фима как раз заканчивала свою чашку под светский разговор о погоде и преимуществах варенья перед конфетами, когда Женя вошла в кухню уже в платье и черевичках.
– Алиса, если хочешь идти, то давай, одевайся.
– Как для коридора, да? – слезла со стула Алиса. – Мам, а где теперь всё?
Женя, извиняясь, улыбнулась.
– А конечно, – кивнула баба Фима. – Я подожду.

…Среда прошла в суматошной беготне. С утра они пошли к Филиппычу. И приехали оттуда на нагруженных санях. Кухонный шкафчик, постели, посуда, всякая хозяйственная мелочь… Зина сначала всё оглядывалась на него, спрашивала, и он повторял:
– Бери всё, что надо.
Там же – у Филиппыча и впрямь было всё! – купили и три кровати. Две маленькие, чуть побольше детских, и большую двухспальную. Да, конечно, крепкие, новые, но явные самоделки, потом надо будет их заменить, купить красивую спальню, но он спешил. Больше они спать на полу, по-рабски, одетыми и вповалку не будут! Он бы и шкаф сразу купил, но шкафа у Филиппыча не было, шкафы только под заказ, так что ограничились вешалкой в прихожую и комодом. Еле довезли, еле втащили, больше семисот рублей ушло, не считая за подвоз и помощь при разгрузке. Расставили, как получилось. Впопыхах чем-то пообедали. Распихали кое-как покупки и снова пошли в город. Уже в центр, в Торговые ряды. На три кровати у них же даже постельного белья нет. Дим и Катя снова остались одни, и Зина всё волновалась, и он тоже начал психовать, подозревая, что изобретательный Дим найдёт, чем занять себя, и не Кате его остановить, так что неизвестно, будет ли цела квартира к их возвращению. Но обошлось наполненной водой ванной с плавающими там кастрюльками и мисками. И до вечера устраивались, а в четверг ему уже на работу. Хорошо, что во вторую смену, так что с утра он себе хоть тёплой одежды успеет купить. Но до четверга ещё была ночь. Его первая ночь с Зиной в супружеской постели. В комнате, которую они определили как свою спальню, стояли кровать, комод и табуретка – одежду сложить. Голое окно без штор, голая яркая лампочка под потолком. И у детей в комнатах – кроватка и табуретка – и всё. Да на подоконниках в одной комнате – кукла, в другой – машинка. Катя хныкала, боясь оставаться одна, Дим храбрился, но, когда он наклонился поцеловать сына на ночь, уцепился за его шею и долго не отпускал. Зина придумала включить свет в прихожей и оставить открытыми двери, чтоб хоть темноты такой не было. И сказала ему:
– Ты, Тима, к стене ложись. Если что, я ночью к ним встану.
Сказала так просто, будто… будто всё само собой у них, будто… будто так и надо. Он ещё раз поцеловал Дима и Катю, проверил, надёжно ли заперта входная дверь – замки он потом заменит, хреновые замки, к таким и отмычка не нужна – и вошёл в спальню. Стал снимать рубашку, старую, ещё рабскую – руки дрожали, как после нагрузки – подумал, что хорошо виден с улицы в освещённом окне, пошёл и выключил свет. На пол лёг жёлтый прямоугольник от открытой двери. Он отошёл в тень, разделся, сложив одежду на табуретку в привычном, как выучил ещё Грин, порядке, сел на край кровати, обтёр ладонью ступни – тапочек ещё не было, босиком ходили – откинул одеяло, лёг к стене, накрылся. Одеяло выбирала Зина, толстое, мягкое, как перина. От новенькой простыни – привезённые с собой оказались малы для этой кровати и пошли на детские – и от одеяла пахло странным непривычным запахом. Он лежал и слушал, как Зина зашла к детям, пошепталась с ними. Он уже знал, помнил по лагерю этот тихий неразборчивый шёпот, где слова неразличимы, да и не важны, а от самого голоса делается тепло и спокойно. Вот её приближающиеся шаги. Он почему-то закрыл глаза и отвернулся к стене. И слушал. Зина покопалась в его вещах, вышла, открылась дверь ванной, вроде, зажурчала вода из крана, утихла, закрылась дверь, щёлкнул выключатель. Вошла в спальню. Села на край кровати. Зина на ночь всегда раскалывала свой узел, спуская косу. Да, вот звякнула упавшая на пол шпилька. И вот… легла. Он ощущал, чувствовал рядом её и… и лежал… как скованный… как… как будто ему релаксанта полный шприц вкатили.
– Тима, – позвала его шёпотом Зина. – Ты спишь?
– Нет, – так же шёпотом ответил он.
– Тима, – Зина повернулась набок лицом к нему. – Я рубашку твою взяла, замочила, утром чистую оденешь. На работу ведь.
– Да, – шевельнул он пересохшими непослушными губами.
– Хорошо, что во вторую тебе, да, Тима? Утром-то дел сколько. И Димочкино всё я тоже собрала, и Катино. Вывозились они, смотреть страшно. Я их выкупаю тогда завтра. Надо бы сегодня, да руки не дошли.
– Да… да… – соглашался он, не особо понимая, да и не пытаясь понять её слова.
Зинина рука мягко коснулась его плеча, поправляя одеяло.
– Спи, Тима, ты устал как, спать хочешь…
– Нет, – ответил он неожиданно резко, рывком поворачиваясь к ней. – Нет, я тебя хочу.
– Господи, Тима…
Он обнимал её, прижимая к себе, её руки обвивались вокруг его шеи, её шёпот, тихий и совсем иной, не такой, каким она говорила с детьми, обжигал ему щёки.
– Господи, Тима, Тимочка, родной мой, Тимочка…
Мягкие тёплые губы Зины у его губ. Сбивающееся, мешающее одеяло. Он сталкивал его, отбрасывал, но оно почему-то снова оказывалось на нём, окутывая тёплой, мягкой, шепчущей тишиной…
…Тим тряхнул головой.
– Ты сказал что? Я не слышал.
Эркин спокойно выдержал его взгляд.
– Пошли, говорю, кладовку посмотрим.
– Да, пошли.
Они вышли из пустой комнаты, и Тим повёл Эркина в кладовку. Кладовок было две. И одна заметно холоднее.
– Здесь стена на шахту с вентиляцией выходит, – объяснил Тим щупающему стену Эркину.
– А, так это, значит, для продуктов, – решил Эркин. – У нас в кухне под окном такое.
– Видел, – кивнул Тим и усмехнулся. – Сначала подумал, что тайник.
– Тайник на виду не делают, – ответно улыбнулся Эркин. – Да они здесь и ни к чему.
Тим не стал спорить.
На их голоса подошли Зина с Женей и бабой Фимой. Ещё поговорили, обсуждая всякие хозяйственные и очень важные мелочи, выловили заигравшуюся в прятки Алису и попрощались.

Женя оглядела кухню, протёрла стол насухо и накрыла его поверх клеёнки скатертью. Вот так. Сюда бы ещё вазочку с цветами. А всё равно хорошо. Очень удачно купили плафон на кухню. Белый матовый шар, разрисованный бабочками и ягодами. И занавески удачно. С ума сойти, сколько за вчерашний день сделали. Во всех комнатах, прихожей и кладовке поклеили обои, всюду покрасили потолки, отциклевали, отмыли и натёрли паркет, а в большой комнате заделали эту страшную чёрную дыру, заменив дощечки, и как подобрали по цвету хорошо, совсем заплатка незаметна, а ещё всюду отладили проводку, выключатели и розетки, повесили люстры и плафоны, карнизы, а на кухне, у Алисы и в спальне – шторы, в ванной повесили шкафчики, полочки и зеркало, в прихожей поставили вешалку, покрасили тоже всюду двери и косяки, а в ванной трубы, в кладовке сделали стеллаж… От одного перечисления устанешь. Чем же недоволен Эркин? Или он просто от вчерашнего не отошёл? Устал, изнервничался. Неделя, конечно, была сумасшедшая. Особенно четверг и пятница. В четверг они вдвоём с санками еле дотащили до дома обои, краску для потолка, плафоны в ванную, кухню, уборную и прихожую. В пятницу Эркин опять пришёл её встречать с санками, купили люстры во все комнаты и занавески в спальню, на кухню и Алисе. И это не считая всякой мелочи, вроде ручек, защёлок, кистей и прочего. А вчера… Женя вздохнула и улыбнулась. Какой же великолепный сумасшедший дом был вчера. Нет, конечно, Эркин просто устал. Хорошо, что ему на этой неделю во вторую.
Женя ещё раз оглядела кухню. Весёлую, в цветочек. А прихожую и уборную они оклеили тоже дорогими моющимися обоями, но под дерево. Прихожую – светлыми, медово-солнечными, а уборную потемнее, красновато-коричневыми. А кладовку под кирпич. А то в уборной кафель был сильно побит, его напрочь сняли, и в ванной заменили часть плиток. Плитки, правда, белые, цветного кафеля ни в одном магазине не было, но бирюзовые трубы, шкафчик и полочки сделали её очень нарядной. Только… только Эркин, кажется, и не заметил этого. Так устал.
Женя вышла в прихожую, заглянула в открытую дверь к Алисе. Алиса спала, вольготно раскинувшись на перине. Что называется, на вырост купили. А что, и правильно – она растёт, не менять же каждый год. Да, теперь можно и надо заняться мебелью. Хватит спать на полу. Она даже нахмурилась, но, войдя в ванную, не смогла не улыбнуться. Нет, как же хорошо стало! И полотенца разноцветные и… и надо в ванную ещё шкафчик купить, напольный. Вроде краска ещё осталась. Женя вывалила бельё, приготовленное для быстрой стирки, в ванну, пустила воду и побежала в кладовку.
– Эркин!
– Да, – мгновенно обернулся он к ней. – Что?
– Чего ты так? – удивилась Женя. – Я вот зачем. У нас краски много осталось? Ну, бирюзовой?
– Полбанки, – сразу ответил Эркин. – А что?
– Идём, – махнула ему рукой Женя.
Он сразу отложил рубанок и пошёл за ней. В ванной Женя показала ему место для шкафчика и объяснила, что сам шкафчик можно будет купить у Филиппыча, деревянный и выкрасить под цвет труб. Эркин сразу согласился.
– Да, конечно, Женя, я сделаю.
Женя пытливо посмотрела на него.
– Эркин, а почему ты всегда со всем согласен?
Он удивлённо и даже чуть испуганно посмотрел на неё.
– Но… но Женя, ты же права.
– Всегда и во всём? – усмехнулась Женя.
Эркин на мгновение отвёл глаза, промолчал, явно не желая отвечать. Но Женя столь же явно ждала его слов, и он нехотя сказал:
– Я же… я же иногда и по-своему говорю.
Женя медленно кивнула. Да, в пятницу, когда они смотрели шторы, она хотела подобрать под обои. Тоже в красно-розовых тонах. И стала ему объяснять, как здорово, что когда штору задёрнешь, то комната делается такой уютной, закрытой. Он молча слушал, опустив ресницы, а когда ей надоело его молчание, и она потребовала, чтобы он показал ей, какие ему нравятся, он подвёл её к этим, бело-синим. И сказал, разворачивая их перед ней.
– Смотри, как облака на небе.
И молча ждал её решения. Она согласилась, но… но нельзя же сказать, что это он с ней спорил. И… и вообще что-то у них не так стало.
– Ладно, – вздохнула Женя.
И заставила себя улыбнуться. И он сразу улыбнулся ей, той своей улыбкой, перед которой невозможно устоять.
– Я пойду, Женя? Там совсем чуть-чуть осталось.
– Хорошо, – кивнула Женя.
Он ещё раз улыбнулся ей и вышел. Ему, и в самом деле, осталось совсем немного. Досок пять, не больше. Он тщательно достругал их, вставил на место и закрепил. Очистил рубанок, смёл стружки, проверил весь стеллаж, аккуратно, как делал Андрей, собрал и уложил инструменты, заново подмёл всю кладовку, выставил полное ведро к двери, принёс и поставил рядом ведро с мусором из кухни, и стал одеваться. Вернее, опустил закатанные до колен штанины, быстро намотал портянки и натянул сапоги, прямо на голое тело рабскую куртку, на голову ушанку – ему же на минутку ведь только, сойдёт, не замёрзнет.
– Ты куда в таком виде собрался? – выглянула из ванной Женя.
– Мусор вынести.
– Эркин, ну нельзя же так…
Но дверь за ним уже захлопнулась. Женя только покачала головой, но сделать уже ничего не могла. Упрям иногда Эркин… ну, хуже Алиски. Ту хоть шлёпнуть можно, а с ним что делать? Женя вздохнула и натянула над ванной верёвочную многорядную сушку. Ну, надо же как удобно придумано! Одна планка намертво крепится к стене, валик с верёвками оттягиваешь и цепляешь за крючок на другой стене – и готово! Надо будет купить ещё одну такую и натянуть на кухонной лоджии, чтобы летом сушить и проветривать на солнце. Но это когда потеплеет.
Выскочив во двор, Эркин быстро понял, что переоценил свою морозоустойчивость. Пробирало как надо и везде. Один раз, ещё в питомнике, его за что-то вышибли голым во двор под зимний дождь. Было так же, но сейчас холоднее. Да ещё и ветер. Добежав до баков, Эркин вытряс туда оба ведра и побежал обратно, мельком заметив, что на несуразно низком и длинном турнике висит ковёр, и его выбивают. Вот, значит, это для чего. Надо будет иметь в виду. Но он уже бежал обратно. Одним духом, прыгая через три ступеньки, взлетел на второй этаж, рванул дверь, ведущую в коридор, и остановился только у своей двери, чтобы позвонить.
Женя открыла сразу и буквально вдёрнула его внутрь.
– Ты с ума сошёл! Тебе что, надеть нечего?! – обрушилась она на него и тут обнаружила, что у него под курткой ничего нет.
Женя задохнулась от негодования. Она даже говорить не могла и молча, яростно забарабанила кулачками по открывшейся груди Эркина. И тут же обхватила его под распахнувшейся курткой, прижавшись щекой, и расплакалась.
– Женя, – окончательно растерялся Эркин. – Женя, я… что ты, Женя?
– Дурак, – наконец выговорила Женя. – Дурак, ты же простудишься… воспаление лёгких… – всхлипывала она, – дурак… дурак…
И так же внезапно оттолкнулась от него.
– Переодевайся, немедленно! – и метнулась на кухню. – Сейчас чаю… горячего… с малиной…!
Эркин стащил с себя и повесил на вешалку куртку, разулся. Особо промёрзнуть он не успел, но всё-таки… и штаны эти… в самом деле, неприличны. Он надел шлёпанцы и пошёл в спальню, нашёл там свои старые джинсы и одну из купленных на перегоне ковбоек. Он успел надеть джинсы и набросить на плечи рубашку, как вбежала Женя и потребовала, чтобы он надел тёплое бельё. Эркин попробовал было объяснить, что в доме тепло.
– Женя, зачем?
– Тебе надо согреться!
– Да я не замёрз совсем. Женя, дома же тепло.
И вдруг, он сам не понял, как это получилось, но он обнял её и прижал к себе. Женя снова всхлипнула и… и погладила его по груди.
– Я тебя очень больно, да? Прости меня, Эркин, я так испугалась.
– Женя, что ты, нет, совсем не больно, что ты.
Она обнимала его, он чувствовал её щёку на своём плече, её губы у своего горла. Наступила тишина. Он держал Женю в своих объятиях, она тихо плакала на его плече, не отстранялась, а сама, сама прижималась к нему. Неужели… нет, не может этого быть. И как только Женя шевельнулась, Эркин разжал руки.
Женя вытерла глаза, сама застегнула на нём рубашку.
– Вот, сейчас чаю выпьешь, горячего, с малиной. И носки надень.
Эркин кивнул. Женя прислушалась и убежала на кухню. А он заправил ковбойку в джинсы, нашёл и натянул носки. Тонкие, ещё из тех, джексонвилльских.
– Эркин, – позвала его Женя. – Я уже налила тебе, иди скорей.
– Иду, – откликнулся он.
– Эрик, – сонно позвала его Алиса, когда он проходил мимо её двери. – А уже утро, да?
– Нет, – вошёл он к ней. – Ещё день, – присел на корточки у её постели. – Выспалась?
Румяная растрёпанная Алиса смотрела на него и улыбалась.
– Ага-а. Эрик, а сегодня мы поиграем?
– Алиса, раз проснулась – вставай, не валяйся, – вошла Женя. – Эркин, я уже налила тебе, иди, пей, пока не остыло.
– А чего налила? – живо заинтересовалась Алиса.
– Чай с малиной.
– Эрик заболел? – ужаснулась Алиса.
– Не дай бог, типун тебе на язык, – рассердилась Женя. – Эркин, иди скорей.
– Иду, – Эркин встал, улыбнулся и по-английски совсем тихо, так, чтобы услышала только Женя: – Слушаюсь, мэм.
И Женя не смогла не рассмеяться.