- Ну, ну, служи…, - Чак снова осклабился во все свои тридцать зубов и, резко развернувшись, вышел.
Вернувшийся вместе с Уэйном Джоди с удивлением смотрел, как разозленный Томпсон, ругаясь на непонятном языке, пнул сначала стул, а затем и подвернувшийся под ногу ботинок. После чего, продолжая ругаться, но уже нормально, по-английски, поднял стул. Постояв, залез под кровать, достал ботинок и сел, собираясь его дочищать.
- Ты чего, Том? – осторожно подойдя к продолжавшему что-то ворчать себе под нос Томпсону, спросил Джоди.
- Назначили, так их и растак, командиром отделения, - ответил еще не остывший Толик.
- Так тебя можно поздравить! Получишь капрала, десятку сверху! – радостно завопил Джон. – Кстати, нас тоже можно поздравить, свой парень в начальниках.
- Поздравить?! – Толик был готов обрушить на голову обрадованного ковбоя лавину ругани, но сдержался. «Неужели это идиот не понимает, что теперь ему придется отвечать не только за себя, но и за почти дюжину охламонов, составляющую третье отделение? Или надеется, что теперь ему будет легче служить? Типа того, что я по-дружбе закрою глаза на его неопрятную обувь?» - Джонни, - как-то само собой получилось, что тон голоса Толика стал ласково-угрожающим, словно он разговаривал с мастером в цеху, планировавшим поставить его на самую грязную и низкооплачиваемую работу. – Джонни, - повторил он еще раз, - ты что думаешь, мне стадом коров управлять придется? Мне же от одних шуточек Джоди повеситься можно будет. Да и ты… обувь в порядок приведи! – внезапно перейдя на командирский тон, рявкнул он. От неожиданности оба его собеседника вытянулись по стойке смирно. Кто-то из появившихся за это время в казарме солдат хихикнул, но тут же словно подавился. Толик медленно обвел помещение взглядом, не сулившим ничего хорошего шутнику.
- Слушаюсь, почистить обувь, господин сержант, сэр! – вдруг ответил Уэйн. И все захохотали, включая и Толика.
- Ну ты силен, Том, - заметил, отсмеявшись, Джоди. – Прямо мой старик, когда переберет и начинает наводить в доме порядок.
Опять все посмеялись, но теперь, как заметил Толик, как-то с опаской, словно опасаясь его задеть. День прошел, как всегда в суете занятий, только теперь Томпсону, получившему в канцелярии нашивки сержанта и приказ о присвоении постоянного звания капрала, пришлось строить остальных, включая и своих друзей.
Неожиданно оказалось, что управление отделением не такое уж и страшное дело. Главное, четко провести грань между служебным и неслужебным временем, чтобы друзья не сели на шею. Через несколько дней Толик даже заслужил одобрительное ворчание МакГвайра, когда его отделение построилось на утреннюю проверку не только первым, но и полностью, как положено, экипированным.
А в субботу их всех ожидал неожиданный, но приятный сюрприз. Им наконец разрешили увольнение в воскресенье. Вечером в казарме гудели возбужденные голоса солдат, обсуждавших планы на завтра. Даже после отбоя из всех углов доносились шепотки, словно никто не мог заснуть в предвкушении.
Том, Джоди, Джон, еще два солдата из третьего отделения – Генри Райан и его однофамилец Джон, получивший прозвище Второй, решили сразу отправиться в бар «Бизарре», о котором среди обитателей учебного лагеря ходило множество слухов. Бар, расположенный сравнительно недалеко от КПП, напомнил Толику что-то из увиденных в прошло-будущем старых американских фильмов. Народу было много, в основном такие же, как они, новобранцы, получившие первое за несколько недель увольнение. Сквозь шумные выкрики и веселые разговоры пробивалась музыка небольшого оркестрика, наигрывавшего что-то ностальгически-знакомое.
Несмотря на забитое помещение, столик для пятерки друзей нашелся практически сразу, что немного удивило Толика. Но после того, как Джоди и Второй принесли от стойки по двойному виски, он как-то отвлекся и забыл об этом. Как и о странном ощущении, что за ним следят, появившемся сразу после того, как они подошли к бару.
Виски оказалось так себе, самогон, который Толик пил у себя в Выксе был пожалуй намного лучше этого пойла. Которое, к удивлению окружающих, он проглотил одним глотком, почти и не поморщившись.
- Ну ты даешь, парень, - восхитился Джон-ковбой.- У нас на рачно так только один Маслански мог. Поляк. Ты тоже поляк?
- Нет, я русский, - помрачнев, ответил Том. Только сегодня он прочее в газете свежий репортаж о тяжелых боях в России и наступлении нацистов. А он в это время сидит в баре и пьет местный самогон. И ничем не может помочь своим.
- Русский? Был у нас в Кентукки один русский, - тут же среагировал Джоди. – Очень хороший парень, помог как-то моему старику, когда тот не смог дневную норму нарубить.
- Ты что, из шахтеров? – удивился Джон Второй.
- Убежал я оттуда. Сам понимаешь, никакого расчента вкалывать за еду и товары из лавки компании нету. А уж в шахте…
Тут Генри приволок еще пять двойных и пять кружек пива. Толик, отсалютовав одним глотком выпил виски и тут же запил, ополовинив, пивом.
- Не, наш русский такого не мог, - улыбнулся Джоди.
- Погоди-ка, - Толик почувствовал, что на него наконец подействовало. Как всегда после выпивки, краски стали ярче, музыка – сильнее и даже мозг вроде заработал быстрее.  Тут же он вспомнил, почему слова Кентукки, шахты и лавки вызывали у него ощущение чего-то знакомого. «Гарри, Гарри, как он любил… любит… полюбит эту песню. А почему бы мне и не спеть?» - почему-то последняя мысль показалась ему очень удачной. Опустошив кружку с пивом, он поднялся, не отвечая на недоуменные вопросы друзей. Пробраться сквозь забитый людьми зал было трудновато, но сидели они недалеко от оркестровой площадки, так что Толик дошел до музыкантов без происшествий. Пошептался несколько минут с главным из них, игравшем на гитаре. Еще несколько минут подбирали мелодию и ритм, причем заинтригованные происходящим посетители понемногу прекращали разговоры и с удивлением смотрели на происходящее.
- Для моего друга из Кентукки! – громко объявил Толик и повторил коронный номер артиста, исполнявщего эту песню – задал ритм, щелкая пальцами.
- Богач считает, что создал бог
Людей из грязи, но мы  - та же плоть
Такие же мышцы и такая же кровь
Такая же кожа, и мозг  таков.
Посетители внимательно и молча слушали. Только Джоди и еще несколько человек, уловив ритм, поддержали песню, прищелкивая в такт.
- Шестнадцать тонн умри, но дай
Живи в кредит, в долги залезай
Работай молча, не надейся на рай
И душу компании в лавку продай…
После второго куплета припев подхватили уже несколько голосов, а когда Толик проорал последние слова, зал разразился одобрительным свистом и криками:
- Шестнадцать тонн умри, но дай
Всю жизнь работай, весь век страдай
Но знай дружище, что в день похорон
Мы за тебя нарубим шестнадцать тонн!