3. Десант в прошлое.

Призывной пункт напоминал офис небольшой компании накануне обеденного перерыва. Если не учитывать, конечно, что из пятерых присутствующих трое были в военной форме. Правда, учитывая, что на двоих из них форма сидела как на корове фартук, понятно было, что настоящий кадровый военный тут только один. Старший сержант, как расшифровал Толик его нашивки, распекал за что-то одного из подчиненных, негромко, но внушительно. Даже Толик от одной интонации невольно перешел на строевой шаг. Заметив его, мастер-сержант отпустил распекаемого и с явно выраженным удовольствием наблюдал за подходом рекрута. Подойдя к начальственному столу, Том вытянулся по стойке смирно и поздоровался.
- Вольно, мистер, - встав со стула ответил военный.- Служили? Где?
- Нет, сержант, - ответил Толик, неожиданно вспомнив, что его носитель не служил и не мог служить, - вневойсковая подготовка, сэр.
- Хорошо вас подготовили. Инструктор был из немцев? - забирая повестку, заметил сержант. – Думаю и со здоровьем в порядке? И куда хотите? К нам, в пехоту?
- На здоровье не жалуюсь, сэр! И хотелось бы в парашютисты, сэр!
- Не стоит так тянуться, мистер Томпсон. Вы пока еще гражданский, - мастер-сержант вздохнул. – Вы хотя бы представляете, что такое десант? За пятьдесят долларов доплаты вы получите столько работы… С парашютом прыгали?
- Так точно! Три раза, - преуменьшил свои достижения Том.
- Хм, - окинув его недоверчивым взглядом, сержант, не поворачивая головы, скомандовал. – Капрал Райан! Проводите рекрута к медикам!
Медкомиссия ничем практически не отличалась от той, что проходил когда-то Толик. Те же «звери в белых халатах», разве что женщин не было. Не дошла еще видимо, женская эмансипация еще до таких «высот» или «извращений». Но в целом процедура нисколько не изменилась: «Пройдите туда… сюда, разденьтесь, встаньте, лягте, наклонитесь…». Рекрутов, вопреки опасениям Толика, постепенно прибавлялось и к обеду набралось не меньше сотни человек. Увидев такую толпу народа, он успокоился, решив, что ни один самый отмороженный мафиози ничего не станет предпринимать при таком числе свидетелей.
Столовая напомнила обычное советское заведение годов восьмидесятых с самообслуживанием. Разве что столы и стулья, сделанные полностью из натуральных материалов, да плакаты на стенах с надписями на английском выбивались из общей картины. Обед был обильный, пусть и не слишком изысканный. Подали огромный кусок обжаренной говядины с жареной же картошкой и напитки по выбору. К удивлению Толика, соус и приправы отсутствовали, из-за чего многие рекруты поглощали блюда без всякой охоты. Сидящий же напротив худощавый, веснушчатый парень съел все до капли и с явным сожалением разглядывал остатки на тарелках соседей. Перехватив любопытный взгляд Томпсона, он усмехнулся и негромко спросил:
- Не был безработным?
- Нет, - ответил удивленный Толик, - и что?
- Тогда понятно. Поел бы хотя бы месяц бесплатного супчика от Армии Спасения, ты бы добавки раза три попросил, - пояснил он.
Пристыженный, Том быстро допил довольно таки скверный кофе и поднялся из-за стола. Пришлось почти пять минут простоять со своим подносом, дожидаясь, пока поевшие раньше сдадут их в специальное окно приемки. Но вот и эта нудная процедура закончилась и он вышел из пропахшего тяжелыми кухонными запахами помещения во двор.
При взгляде на собравшихся у курилки рекрутов, ему тоже захотелось закурить, но Толик без труда подавил это неуместное желание. Это грязное дело он бросил сразу после армии, по просьбе девчонки, которую очень любил и не курил до последнего дня в прежнем теле. Нравилось ли это Тому, Толику было неинтересно. Впереди была война, пусть и не столь тяжелая как на Восточном фронте, но вполне реальная и он не хотел, чтобы самая малейшая мелочь помешала ему выжить.
Дальнейшее было совсем неинтересно. Мастер-сержант с помощью своих помощников с трудом построил непривыкших к дисциплине рекрутов. Неожиданно быстрая церемония присяги, после чего сержант выдал короткую, абсолютно казенную, патриотическую речь и отправил, как он выразился, «это стадо» на вокзал, вместе с уже знакомым капралом Райаном. Там их уже ждал поезд. Всех запихнули в один вагон. Капрал выдал документы назначенному старшим среди отправлявшихся в лагерь подготовки высокому бугаю по фамилии Джонсон и, отдельно, Толику. Он даже уделил последнему на  несколько минут больше, чем всем остальным, объяснив, что Тому еще предстоит пересадка на поезд, идущий в Форт-Беннинг.
Капрал оказался настолько добр, что даже попрощался с новоиспеченными солдатами. Он стоял в конце вагона, у дверей, невысокий человек средних лет, подтянутый и пока еще довольно стройный, несмотря на начинающий отрастать и уже слегка заметный под обтягивающей формой животик.
- Там, куда вы направляетесь, будет нелегко, — сказал капрал, обращаясь к притихшим новобранцам. — Когда вы попадете в лагерь подготовки, то сразу поймете, насколько это не похоже на гражданскую жизнь. Вам это не понравится. Вы даже решите, что ваши командиры требуют от вас слишком многого. Вы подумаете, что все они полные дебилы. Вы будете думать, что попали к самым грубым и жестоким людям в мире. Я собираюсь сказать вам одну вещь. Вы сильно ошибетесь! Если вы хотите облегчить себе жизнь, прислушайтесь к моим словам сейчас. Делайте все, что вам говорят, и держите рот на замке.
- Спасибо, капрал! – ответил кто-то, и все засмеялись. Они еще не знали насколько он прав, не представляли всего, что их ждет и веселились, словно дети на каникулах. Один Толик сидел мрачный, пытаясь понять, насколько опыт советской учебки и службы в ВДВ сможет ему помочь. Впрочем, и он скоро отбросил в сторону все эти размышления, очарованный интересными видами из окна неторопливо, по меркам его опыта, едущего поезда. Остальным новобранцам, явно привычным к подобным пейзажам, новобранцам было намного скучнее. Но скоро нашлись карты. В другой части вагона сбилась  в кружок тесная компания вокруг одного из парней, рассказывающего интересные истории и короткие анекдоты. И только Томпсон сидел в гордом одиночестве у окна, разглядывая непривычную и в тоже время смутно знакомую жизнь. Поездка заняла почти два дня. И только к вечеру второго он оказался у ворот лагеря где уже толпились с десятка два таких же как он, одетых в гражданское, парней и ждал вызванного караулом сержанта-инструктора.
Подошедший сержант выглядел так, словно сошел прямо с экрана голливудского фильма. Высокий, мускулистый, в идеально подогнанном обмундировании, на котором, казалось, нельзя было найти ни пятнышка, с лицом настоящего стопроцентного белого анлосаксонского американца, он так и просился на обложку иллюстрированного журнала. Заметив реакцию и сержанта, командовавшего караулом, Толик сразу понял – ничего хорошего ждать от этого человека не стоит. Но первое время все прошло без происшествий, хотя Толик и был наготове в ожидании какой-нибудь подлянки.
Сержант отвел их в столовую, где новобранцев покормили холодным ужином из колбасы и фасоли. После чего, дав всего пару минут на отдых после еды, инструктор собрал всех в некое подобие строя и минут тридцать гонял на плацу, заставляя ходить туда-сюда небольшой колонной и обрушивая на обалдевших от такой неожиданности рекрутов целые потоки брани. Толику досталось меньше всего, хотя и он получил свое. За неправильное выполнение строевых приемов. Почти все они выполнялись совершенно не так, как привычно пытался делать Томпсон, опираясь на старые навыки.
- Кто тебя учил такой пакости, проклятый ублюдок? Ты двигаешься, словно джерри (немец), а не добропорядочный американский солдат! Придется позаниматься с тобой дополнительно! – прорычал сержант стоящему в первой шеренге Толику. Услышав же чей-то сдавленный смешок, сержант вообще рассвирепел и минуты две орал, что если стоящие перед ним павианы думают, что их неумение передвигаться строем лучше, чем пусть неправильные, но армейские навыки рекрута Томпсона, то они дико ошибаются. И он, сержант Чак МакГвайр, докажет им это в ближайшие дни. После чего, заставив еще раз пройтись по плацу, повел их колонну к интендантскому складу.
У склада их уже ждали еще несколько групп новобранцев. После того, как их всех построили и завели внутрь склада, началось превращение толпы гражданских индивидуалов в единообразный строй солдат. Каждый новобранец по очереди подходил к одному из четырех недовольных неожиданно свалившейся рабой интендантов, раздевался и стоял, слегка подрагивая от холодных прикосновений портновского метра и напряженных взглядов стоящих в очереди. Все происходило быстро, относительно тихо и напоминало конвейер. Вот только что перед Толиком стоял бравый ковбой в пропыленной, еще сохранявший слабый запах лошадиного пота одежды. А буквально через несколько минут он исчез в глубине склада и появился у другого выхода, уже одетый в новенькую, топорщащуюся униформу, с набитым остальными вещами мешком в руках, обалдевший и даже как бы еще не понявший, что произошло. Вот и сам Томпсон (или все же Пискунов?) уже стоял голый перед скучающе-озлобленным сержантом и так же непроизвольно вздрагивал от холодных прикосновений железных наконечников. И тут же получил огромное, просто непредставимое количество пилоток, шапок, перчаток, носков, ботинок, нижнего белья, рубашек, ремней, штанов и мундиров. Из всего этого изобилия Толику больше всего понравились ботинки. Настоящие прыжковые «коркораны» из натуральных материалов, мечта российского парашютиста восьмидесятых. Впрочем, как всегда, реальность оказалась совсем не похожей на мечту. Но обувь была вполне сносной, то есть носимой. Впрочем, как и вся форма. Разве что галстуки к повседневной форме, удавки, которые Толик тихо ненавидел еще ТАМ. Но деваться было некуда, и вот он уже занял место в строю сразу за бывшим ковбоем. Форму, конечно, требовалось ушить, но и сейчас, он ее слегка обдернул, кое-где подтянул и выглядел, на его взгляд, более-менее удовлетворительно. Что, однако, явно не понравилось сержанту МакГвайру.
- Это кто у нас тут такой умник яцеголовый? Ну-ка, выйди из строя. Ты думаешь, что ты в модном салоне, ублюдок? Червяк поганый, понял?
- Так точно, господин сержант червяк поганый, сэр! – ответил Толик, вызвав несколько неуверенных смешков в строю за спиной.
- Остряк-самоучка из яйцеголовых? Ничего, ты меня еще не знаешь, но ты меня узнаешь. И не обрадуешься, щенок! – рявкнул на едином дыхании разозленный «дрилл-сержант» (сержант-инструктор). И добавил, усмехаясь. – Джамп! (прыгай!).
К удивлению сержанта, Толик, задержавшись буквально на секунду, сгруппировался и, подпрыгнув в воздух, с криком. – Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи! – приземлился на согнутые, пружинящие ноги, с растопыренными руками. Откуда было знать простому дрилл-сержанту из Америки, что книга о Джине Грине была одной из тех, которые Толику нравились и которую он прочел несколько раз.
- Отставить! – снова рявкнул сержант. – Ложись! Тридцать отжиманий!
Конечно, новое тело было нетренированным, но чисто на упрямстве Толик, очередной раз удивив Чака, сделал тридцать пять отжиманий, крикнув в конце. – И пятерочку за десантуру!
- Встать! Самый хитрый? – еще раз недовольно спросил сержант, но видимо поняв, что теряет время, скомандовал. – Становись в строй! Взвод! Направо! Бегом!
Бежать пришлось недалеко, иначе бы Том совсем запыхался. В новом здании их уже поджидали со своими инструментами парикмахеры.
Теперь, обритые наголо, одетые в униформу они все казались одинаковыми. Настоящими солдатами. Но только казались. Сержантам пришлось еще раз потрудиться, чтобы снова собрать из них более-менее организованную колонну и отвести к казармам. Где им «щедро» выделили полчаса на обустройство, душ и прочие туалеты. Но Толику, подсознательно ожидавшему еще какой-нибудь пакости, времени хватило как раз. Остальные, особенно те, кто раздевался медленно, мчались в душ бегом, расталкивая сослуживцев, и быстро мылись, чтобы успеть забежать еще и в туалет. А кое-кто не успел и вылетал из душа под крики и брань сержантов. Наконец все собрались у коек. Сержант МакГвайр медленно прошелся вдоль центрального прохода, разглядывая стоящих с обернутыми вдоль бедер полотенцами солдат.
- Ладненько, ублюдки, - сказал он дойдя до конца помещения. – Пора спать. Приготовится к отбою! – и тут же прозвучала команда «Ложись!». Новобранцы как ужаленные, рванули к койкам. Легли, затаились.
- Спать! – скомандовал сержант, выключая свет. И в казарме наступила тишина, прерываемая лишь редким кашлем кого-то из новобранцев. Но Толик никак не мог заснуть. Спокойно обдумывая свое поведение, он вдруг осознал, что вел себя как последний дурак. Убил, так и ничего не узнав, двух мафиози (не важно, что их в нынешних штатах «нет», уж на «братков» Толик в девяностые насмотрелся), в призывном пункте и здесь устроил представление. А ведь помнил же, что в армии таких «слишком умных» не любят. Помнил, а сделал все наоборот. «Тело, что ли, со своими привычками, подводит? Вообще-то, если мой пациент тоже мафиози, наверняка привык творить, что левая нога пожелает. Черт побери, надо как-то сдерживаться, иначе меня тот же сержант заклюет, - не отрывая голову от подушки, он приоткрыл глаза и всмотрелся в темноту. Все было спокойно. Пока спокойно. – Будь проще, екарный бабай, говорил же мне в свое время прапорщик Мимоходов, и люди к тебе потянутся». Он еще некоторое время обдумывал, как же теперь ему выйти из той ситуации, в которую попал из-за собственного разгильдяйства и, так ничего не придумав, неожиданно крепко заснул.
Утро началось с рева сержанта. А дальше начался привычный круговорот армейской жизни. Бег вокруг лагеря, зарядка, быстрый завтрак, который Том проглотил, сейчас же о нем забыв. Потом они получали учебное оружие – длинные и тяжелые винтовки, напоминавшие русские «трехлинейки» или английские «буры». Сержант, критически оглядев строй неуклюже державших оружие новобранцев, вопреки ожиданиям Томпсона, ругаться не стал, лишь быстро отвел их в казарму и приказал оставить винтовки там.
А потом пошел хорошо знакомый Толику «курс молодого бойца». Их муштровали до потери сознания, до тех пор пока от усталости они не начинал пошатываться из стороны в сторону как пьяные. Самой сложной для Толика внезапно оказалась как раз шагистика, очень уж отличались американские строевые приемы от советских, которые он невольно пытался повторить. Но он довольно быстро научился подавлять свои привычки. Стоило только задуматься о чем-нибудь постороннем, а тело само повторяло вбиваемые в него сержантами приемы. Но все равно, Тома подолгу держали по стойке «смирно» под безжалостными лучами солнца. Он, как и другие рекруты, то и дело нес наряды по кухне, до блеска отмывая столы в солдатских столовых. Он чистил отхожие места.
МакГвайр пытался заездить его. Но Толик не сдавался. Тому, кто прошел КМБ еще сорок лет тому вперед, выжил в Афгане и после распада Союза, все эти американские «приемчики» казались наивной детской игрой. К тому же новое, двадцатилетнее тело оказалось не сильно побито всякими жизненными излишествами и легко адаптировалось к ранее непривычным физическим и психологическим нагрузкам.
В результате, Том легко пробегал утреннюю дистанцию и быстро реагировал на команды. Даже на надоевшую к концу второй недели всем команду: «Прыгай», которая могла прозвучать в самый неожиданный момент, и которая, по уверениям сержантов, готовила их к прыжкам с парашютом.  Его винтовка была всегда безукоризненно чистой. Он до совершенства отрабатывал сложные приемы строевой подготовки, в образцовом порядке содержал свое обмундирование и снаряжение.
Однако его упорство и жизнерадостность были вознаграждены не только прекращением придирок сержанта. Для начала, у него появилось много друзей. Первым стал тот самый бывший безработный, Джордж С. Девис, которого все во взводе звали Джоди. Общительный и незлобливый парень, он быстро сошелся не только с Толиком, но и с державшимся несколько отстраненно ковбоем из Техаса, Джоном Уэйном. Попытки нескольких «коренных янки» и итальянцев ввести во взводе свои порядки провалилась после того, как Толик скрутил их лидера, Генри Бадди. Попытки вмешаться в драку нескольких подлипал Бадди пресекли Джон и Джоди, а также несколько ранее обиженных бандой Генри солдат-ирландцев…
А когда на третьей неделе их повезли на полигон, Томпсон сумел поразить не только мишени, но и командовавшего стрельбами лейтенанта Мидберри, не говоря уже о сержанте МакГвайре. Попав впервые на настоящее стрельбище, безгранично радуясь перерыву в скучных, до тошноты надоевших тренировках на учебном станке, он прицеливался в мишень с некоторым волнением. Все же это не привычный по прошло-будущему «калаш». Отдача оружия его приятно поразила. Несмотря на мощный патрон, она казалась какой-то… мягкой. Да и сама винтовка, при всей ее громоздкости и весе, была неплохо сбалансирована, и стрелялось из нее легко. Если бы не надо было передергивать затвор – он бы даже сказал, что выполнил упражение с удовольствием. Отстрелявшись, они подбежали к мишеням, и тут Толик впервые увидел удивленного до глубины души Чака.
– Ого! Для первого раза ничего, - МакГвайр пытался сделать вид, что ничуть не удивлен. Но удавалось это Чаку плохо. - Из винтовки раньше не стрелял?
– Не стрелял, сэр. – «Ну да. Только из автомата. Зато из него столько, сколько тебе, сержант «Чак» и не снилось. И не в таких полигонных ситуациях».
- Из мелкашки? Или ружья?
- Из мелкашки, сэр! Из ружья не имел возможности, сэр! – отвечал Толик, пытаясь понять, что он опять сделал не так.
Скоро выяснилось, Толик выбил максимально возможную сумму очков на дистанции в триста ярдов. Такой результат, обычный для бывалого ветерана или сержантского состава, оказался достаточно впечатляющим для новобранца. А когда он практически повторил свой результат при стрельбе на пятьсот ярдов, то к мишени подошел даже присутствовавший на стрельбище лейтенант.
Еще через два дня Толик сидел в казарме и начищал свои «коркораны», когда в казарму вошли лейтенант и сержант-инструктор.
- Смирно! – успел крикнуть заметивший офицера Толик, вскочив и от неожиданности даже выронив ботинок. Рядом вытянулся побледневший Джоди. Оба стояли в образцовой строевой стойке, глядя прямо перед собой с ничего не выражающими лицами. И гадали, что такое сдохло в лагере, если лейтенант лично заглянул к новобранцам.
- Вольно, - лейтенант критически оглядел обстановку и неторопливо присел на стул, подставленный сержантом. – Спасибо, Чак, - поблагодарил он и добавил, глядя на Джоди. – Вы свободны, а вас, рядовой Томпсон я попрошу остаться.
- Есть, сэр! – оба рекрута отреагировали так дружно, что их ответы фактически слились в один. При этом Толик едва удержался от смеха, заметив довольную рожу МакГвайра.
Лейтенант, очевидно проследив за взглядом Тома, оглянулся через плечо на стоявшего сзади сержанта. Улыбаясь, Чак продолжал носком башмака постукивать по лежащему ботинку Толика.
- Этот вот рядовой, – спросил офицер, – воображает, будто бы уже все постиг. Как ты на это смотришь, сержант?
- Так точно, господин лейтенант, сэр, – отозвался МакГвайр. Он обошел сидящего офицера, подошел поближе к вытянувшемуся Толику и уставился на него в упор.
- Э, сержант, - неожиданная реплика лейтенанта, заставила Чака опустить глаза и отойти на шаг. – Вы считаете, что он недостаточно хорош?
- По мне – это обычный сопливый рекрут с гражданки, сэр!
- Погоди-ка, сержант МакГвайр, – повысил голос Мидберри. – По-моему, тут кое-что еще можно поправить. Конечно, этот  рекрут и дерьма еще не стоит, да только остальные ведь и того хуже. Так что, думаю, этот все же подойдет.
- Он вроде бы и ходить умеет – по линейке пройдет, не свалится, – поддержал офицера МакГвайр.
- Это верно. Да и выбора особого у нас с тобой нет. – поднимаясь, лейтенант еще раз поглядел пристально в лицо Тому. – В общем считай, что мы сделали… Доведешь, в общем, сержант.
- Есть, господин лейтенант, сэр! – Чак вытянулся не хуже Томпсона, и тут же, расслабившись, повернулся к Томпсону. – Понял, ублюдок?
- Не понял, сэр?
- Нам нужен командир третьего отделения. Вот мы тебя им и сделали. Назначили короче. Ясно, ублюдок?
- Так точно, сэр! – ответил Толик изумленно.
- Что ты там сказал? – воспользовавшись уходом офицера, сержант, кажется, готов был еще поиздеваться над рядовым. Но Толик быстро нашелся.- Виноват, сэр! Это я от неожиданности, сэр! Рядовой Томпсон благодарит сержанта-инструктора за назначение, сэр! – причем рявкнул он это без передышки и так громко, что в казарму заглянули удивленные солдаты. Но, заметив стоящего инструктора, торопливо скрылись.
МакГвайр поощрительно осклабился.
- Смотри-ка, соображаешь. Получишь временного сержанта на три оставшиеся недели, а там все будет зависеть от успехов твоего отделения. Понял…, - тут он явно проглотил очередного «ублюдка».
Толик еще больше вытянулся и отдал честь.
- Ну, ну, служи…, - Чак снова осклабился во все свои тридцать зубов и, резко развернувшись, вышел.
Вернувшийся вместе с Уэйном Джоди с удивлением смотрел, как разозленный Томпсон, ругаясь на непонятном языке, пнул сначала стул, а затем и подвернувшийся под ногу ботинок. После чего, продолжая ругаться, но уже нормально, по-английски, поднял стул. Постояв, залез под кровать, достал ботинок и сел, собираясь его дочищать.
- Ты чего, Том? – осторожно подойдя к продолжавшему что-то ворчать себе под нос Томпсону, спросил Джоди.
- Назначили, так их и растак, командиром отделения, - ответил еще не остывший Толик.
- Так тебя можно поздравить! Получишь капрала, десятку сверху! – радостно завопил Джон. – Кстати, нас тоже можно поздравить, свой парень в начальниках.
- Поздравить?! – Толик был готов обрушить на голову обрадованного ковбоя лавину ругани, но сдержался. «Неужели это идиот не понимает, что теперь мне придется отвечать не только за себя, но и за почти дюжину охламонов, составляющую третье отделение? Или надеется, что теперь ему-то будет легче служить? Типа того, что я по дружбе закрою глаза на его неопрятную обувь?» - Джонни, - как-то само собой получилось, что тон голоса Толика стал ласково-угрожающим, словно он разговаривал с мастером в цеху, планировавшим поставить его на самую грязную и низкооплачиваемую работу. – Джонни, - повторил он еще раз, - ты что думаешь, мне стадом коров управлять придется? Мне же от одних шуточек Джоди повеситься можно будет. Да и ты… обувь в порядок приведи! – внезапно перейдя на командирский тон, рявкнул он. От неожиданности оба его собеседника вытянулись по стойке смирно. Кто-то из появившихся за это время в казарме солдат хихикнул, но тут же словно подавился. Толик медленно обвел помещение взглядом, не сулившим ничего хорошего шутнику.
- Слушаюсь, почистить обувь, господин сержант, сэр! – вдруг ответил Уэйн. И все захохотали, включая и Толика.
- Ну ты силен, Том, - заметил, отсмеявшись, Джоди. – Прямо мой старик, когда переберет и начинает наводить в доме порядок.
Опять все посмеялись, но теперь, как заметил Толик, как-то с опаской, словно опасаясь его задеть. День прошел, как всегда в суете занятий, только теперь Томпсону, получившему в канцелярии нашивки сержанта и приказ о присвоении постоянного звания капрала, пришлось строить остальных, включая и своих друзей.
Неожиданно оказалось, что управление отделением не такое уж и страшное дело. Главное, четко провести грань между служебным и неслужебным временем, чтобы друзья не сели на шею. Через несколько дней Толик даже заслужил одобрительное ворчание МакГвайра, когда его отделение построилось на утреннюю проверку не только первым, но и полностью, как положено, экипированным.
А в субботу их всех ожидал неожиданный, но приятный сюрприз. Им наконец разрешили увольнение в воскресенье. Вечером в казарме гудели возбужденные голоса солдат, обсуждавших планы на завтра. Даже после отбоя из всех углов доносились шепотки, словно никто не мог заснуть в предвкушении.
Том, Джоди, Джон, еще два солдата из третьего отделения – Генри Райан и его однофамилец Джон, получивший прозвище Второй, решили сразу отправиться в бар «Бизарре», о котором среди обитателей учебного лагеря ходило множество слухов. Бар, расположенный сравнительно недалеко от КПП, напомнил Толику что-то из увиденных в прошло-будущем старых американских фильмов. Народу было много, в основном такие же, как они, новобранцы, получившие первое за несколько недель увольнение. Сквозь шумные выкрики и веселые разговоры пробивалась музыка небольшого оркестрика, наигрывавшего что-то ностальгически-знакомое.
Несмотря на забитое помещение, столик для пятерки друзей нашелся практически сразу, что немного удивило Толика. Но после того, как Джоди и Второй принесли от стойки по двойному виски, он как-то отвлекся и забыл об этом. Как и о странном ощущении, что за ним следят, появившемся сразу после того, как они подошли к бару.
Виски оказалось так себе. Самогон, который Толик пил у себя в Выксе, был, пожалуй, намного лучше этого пойла. Которое, к удивлению окружающих, он проглотил одним глотком, почти и не поморщившись.
- Ну, ты даешь, парень, - восхитился Джон-ковбой.- У нас на ранчо так только один Маслански мог. Поляк. Ты тоже поляк?
- Нет, я русский, - помрачнев, ответил Том. Только сегодня он прочел в газете свежий репортаж о тяжелых боях в России и наступлении нацистов. А он в это время сидит в баре и пьет местный самогон. И ничем не может помочь своим.
- Русский? Был у нас в Кентукки один русский, - тут же среагировал Джоди. – Очень хороший парень, помог как-то моему старику, когда тот не смог дневную норму нарубить.
- Ты что, из шахтеров? – удивился Джон Второй.
- Убежал я оттуда. Сам понимаешь, никакого расчёта вкалывать за еду и товары из лавки компании нету. А уж в шахте…
Тут Генри приволок еще пять двойных и пять кружек пива. Толик, отсалютовав, одним глотком выпил виски и тут же запил пивом, ополовинив кружку.
- Не, наш русский такого не мог, - улыбнулся Джоди.
- Погоди-ка, - Толик почувствовал, что спиртное на него наконец подействовало. Как всегда после выпивки, краски стали ярче, музыка – сильнее и даже мозг вроде заработал быстрее.  Тут же он вспомнил, почему слова Кентукки, шахты и лавки вызывали у него ощущение чего-то знакомого. «Гарри, Гарри, как он любил… любит… полюбит эту песню. А почему бы мне и не спеть?» - почему-то последняя мысль показалась ему очень удачной. Опустошив кружку с пивом, он поднялся, не отвечая на недоуменные вопросы друзей. Пробраться сквозь забитый людьми зал было трудновато, но сидели они недалеко от оркестровой площадки, так что Толик дошел до музыкантов без происшествий. Пошептался несколько минут с главным из них, игравшем на гитаре. Еще несколько минут они подбирали мелодию и ритм, причем заинтригованные происходящим посетители понемногу прекращали разговоры и с удивлением смотрели на происходящее.
- Для моего друга из Кентукки! – громко объявил Толик и повторил коронный номер артиста, исполнявшего эту песню – задал ритм, щелкая пальцами.
- Богач считает, что создал бог
  Людей из грязи, но мы  - та же плоть
  Такие же мышцы и такая же кровь
  Такая же кожа, и мозг  таков.
Посетители внимательно и молча слушали. Только Джоди и еще несколько человек, уловив ритм, поддержали песню, прищелкивая в такт.
- Шестнадцать тонн умри, но дай
Живи в кредит, в долги залезай
Работай молча, не надейся на рай
И душу компании в лавку продай…
После второго куплета припев подхватили уже несколько голосов, а когда Толик проорал последние слова, зал разразился одобрительным свистом и криками:
- Шестнадцать тонн умри, но дай
Всю жизнь работай, весь век страдай
Но знай дружище, что в день похорон
Мы за тебя нарубим шестнадцать тонн!
Возвращаясь к столику и лавируя между восхищенно приветствовавших его посетителей, Том опять почувствовал, что за ним кто-то следит. Но ему было уже все равно.
Столик встретил его восторженным ревом и криком Джоди.
- Ну ты даешь, сержант! Сам сочинил?
- Нет, конечно. Слышал как-то раз, вот и запомнилась.
- Это точно кто-то из наших написал. Такое пережить надо. Вот только последний куплет немного странный, но тоже отличный. Прямо о нашем русском.
Даже местный самогон лился в глотку вполне свободно, как вода. Вечер пролетел незаметно, причем их компания ухитрилась даже ни с кем не подраться.
Зато утром бежать было очень тяжело. Ноги двигались, словно чугунные, во рту было суше, чем в пустыне Сахара в разгар летнего сезона. Похоже, старые привычки Толика и организм Тома оказались не совсем совместимы и теперь боролись друг против друга. Но Толик все же победил, еще раз доказав, что здоровый дух всегда одолеет здоровое тело. Но весь день было действительно трудно, что было понятно – понедельник, он тяжелый день не только в России.
Зато со следующего дня стало полегче. Но не намного. К обычному изучению документов, уставов и наставлений, занятиям строевой добавились тренировки в поле, и стрельба из «кольта» и самозарядной винтовки. Винтовка Толику в целом не понравилась. Кургузая, с очень толстой, непропорциональной ложей и малопонятной неудобной механикой. Попасть пачкой с патронами в пазы приемника – еще та задачка, особенно в бою. И целиться навскидку через диоптр не столь удобно, как с открытым прицелом – мишень теряется. Правда на 500 ярдов и с готовой позиции благодаря тому же диоптрическому прицелу стрелять намного удобнее, чем из учебной винтовки. Но больше всего Толик возненавидел звук вышибаемой пустой пачки. Ясно было, что его услышат на расстоянии нескольких десятков метров даже днём. Он сразу сообразил, что в условиях не слишком интенсивного боя, на реальных городских или лесных дистанциях (метров пятьдесят), звон пачки будет слышен вполне явно для противника. Особенно если пачка падает на камни или металлические конструкции. Короче, заглушить этот звук может лишь канонада интенсивного боя. Эхо выстрела звон не скрадывало – как специально засек Толик, пачку вышибло вместе с экстрагированной гильзой, уже после звука выстрела. Конечно, деваться-то некуда, Гаранд – это не автомат Калашникова, но, как известно, за неимением горничной приходиться довольствоваться тем, что есть.
Ну и хваленый кольтовский пистолет сразу вызвал явную неприязнь. Большой, брутальный, в лучших американских традициях и, соответственно, очень тяжелый. Единственные удобства – ухватистая рукоять и большие, легко управляемые рычаги затворной задержки и предохранителя. А все остальное, значит – неудобства. Если честно, то стрельба из Кольта оказалась очень непривычной, и не столько из-за большого веса и калибра, сколько из-за довольно сильной и резкой отдачи, которая ощутимо подбрасывала пистолет вверх. «Надо будет при первом же удобном случае поменять на что-нибудь более легкое и приятное при стрельбе, - сразу после первых же выстрелов решил Толик. – Помнится, немцы выпускали… черт, выпускают сейчас, пистолет очень похожий на наш Макаров. Надо поискать обязательно».
Так, в заботах и занятиях, незаметно пролетело оставшееся время начальной подготовки. После чего взвод, в котором служил Томпсон, построили, зачитали приказ о присвоении очередных званий и предоставлении пятидневного «ар-энд-ар» - отпуска. Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай в любое место Штатов (куда успеешь, конечно), хочешь – гуляй и пей здесь, ночуя в казарме. Новоиспеченный сержант Томпсон решил съездить в Вашингтон. Остальные рядовые, поднявшиеся из второго класса в первый и столь же новенький, блестящий, как только что вышедший из-под пресса никель, Джоди, решили отметить переход в парашютисты никуда не уезжая…

4. Отпуска нет на войне.

Скоростной поезд прибыл на Центральный вокзал строго по расписанию. Сержант Том Томпсон взял лежащий на полке вещевой мешок и вышел из вагона поезда, напоминавшего ему о виденном давным-давно  фильме «В джазе только девушки».