Глава шестая
Кают-компания. Поздно, поздно!
Ноут, прошуршав жёстким диском, выдал на экран грустный смайлик и сообщение о необходимости перезагрузки. У меня будто оборвалось что-то внутри. Замерев, я ткнул пальцем в пусковую кнопку - экран мигнул, сделался чёрным... то же самое! И ещё. И снова.
Мичман Шмидт и ещё двое офицеров помоложе с неподдельным интересом наблюдали за моими манипуляциями. Унковский, сдав нас на руки «флажку», умотал назад, в рубку искровой станции, чинить горелую катушку Румкорфа. Вот мне урок - не злорадствуй! Хотелось растерзать самого себя за то высокомерие, с которым я оглядывал оборудование радиотелеграфной станции. Оно, может, и допотопное и примитивное - зато вот лейтенант с унтером вооружатся сейчас паяльниками и пассатижами, покопаются в медных кишочках - глядишь, к вечеру передатчик и заработает. Если, конечно, не потопнет вместе с радиорубкой. А как ему не потопнуть, если Винда при очередной перезагрузке уныло выдаёт один и тот же сбой, а загрузочный диск лежит себе в ящике стола в бог знает скольких километрах и в ста десяти годах в будущем от ноутбука? Как там пел дядя Витя:
«Как-то утром раненько, встану я, тверёзонький,
Возьму верёвку длинную, повешусь на берёзоньке...»
Только это мне и остаётся. Или бежать прочь с броненосца - причём не в рассуждении скорого купания, а от позорища.
- Что-то не в порядке, Семён? Ваш прибор испортился?
Это Лёвочка Шмидт. Отлично понимаю сослуживцев юного мичмана, приклеившего парню такое несолидное имечко - юношеский пушок над верхней губой, почти девичья кожа, тонкая шея никак не создавали мичману мужественный облик моремана. Увы, сейчас мне не до того, чтобы оценивать внешний облик офицеров Императорского Флота.
Осознав, что ноут забастовал всерьёз, я вспомнил о смартфоне. Все материалы по "Петропавловску" предусмотрительно закачаны на "Яндекс-диск", так что я их сейчас...
ИДИОТ! Какой Яндекс? Откуда тут сеть? Совсем ошалел я от всех этих сюрпризов, соображать перестал. Вот вам, кстати, дурные привычки информационной эпохи - все мы, если вдуматься, инвалиды на цифровых костылях, и если уж нас из почему-то лишат....
Шмидт со товарищи молча наблюдали, как я запихиваю так и не заработавший ноут в рюкзак. Спасибо хоть - вовремя допёрло, смартфон вытащить не успел! Интересно, а психиатр на броненосце предусмотрен? Священник точно есть - вон он, наблюдает за нами из глубокого кресла, пристроенного возле ребристой трубы минного аппарата.
Фиаско оказалось полным. Сперва Лёвочка Шмидт, изо всех сил пытающийся вести себя и учтиво и предупредительно (еще бы - как-никак, личные гости адмирала!) выслушал сбивчивый монолог о печальной судьбе, которая ожидает броненосец. Уж не знаю, к какой минуте этого словоизвержения он записал меня в буйнопомешанные; во всяком случае, перебивать мичман не пытался, а только кивал и делал добрые глаза. Народу в кают-компании прибавилось - после утомительной утренней тревоги, вызванной гибелью "Страшного" и боем "Баяна", ежеминутного ожидания возможной схватки с японской эскадрой, начальство, что называется, ослабило вожжи. Офицеры один за другим потянулись в кают-компанию - перекусить и влить в себя чего-нибудь горячего. Так что слушателей у меня прибавилось: кресло возле минного аппарата батюшка уступил инженеру-механику Стейпелю, веселому малому, который принялся задавать нам со Светкой вопросы об учёбе и гимназии. Мои пророчества о судьбе броненосца отскакивали от него как от стенки горох.
Рядом со Шмидтом устроился другой мичман; он немедленно выложил на крахмальную скатерти допотопный фотоаппарат-гармошку маркии «Фолдинг» и приинялся вдумчивоковыряться в нём тонбсенькой часовой отвёрткой. Его представили нам, как мичмана Николая Иениша, коллегу Унковского по минно-гальванической части. Имя это показалось мне знакомым - то ли воспоминания его я встречал в сети, то ли наоборот, прочёл о нём самом в чьих-то мемуарах?
В отличие от балагура Стейпеля, Иениш в разговоре не участвовал - копался в нутре своей фотокамеры и поглядывал искоса. Через иллюминаторы, открытые для разгона возможных ядовитых газов шимозы (это взрывчатка такая, японская, начинка фугасных снарядов), прохладный сквознячок прогуливался по помещению.
Исчерпав аргументы, я потащил из рюкзака ноутбук. Кают-компания заинтересовалась, господа мичмана даже привстали, разглядывая диковину. Но увы - футуршока не случилось, проклятый агрегат так и не пожелал работать.
Это был удар ниже пояса - я сидел, красный, как рак, и лихорадочно соображая, что теперь делать. Ясно как день, что разговора с адмиралом теперь не получится, поскольку убойного аргумента в виде набитого бесценной информацией ноутбука у меня больше нет. Сам же адмирал, человек крайне занятой, не сможет уделить даже и минутки своего драгоценного времени странным гимназистам. А уж Лёвочка Шмидт наверняка постарается и в красках распишет Макарову, что детишки то ли от восторга то ли от ужаса помутились рассудком и теперь мелют чушь. Остаётся - что? Сидеть здесь, в кают-компании обречённого корабля и слушать воркование Светки.
А она времени не теряет - вон как ловко переключила на себя внимание мичманов! После моего позорного провала ей хватило пары реплик, чтобы и Шмидт и Стейпель забыли о неработающем ноуте и принялись наперебой излагать ей события последних дней. Даже Иениш оставил своё фото-чудище и отправился за свежими газетами. Светлана рада стараться - хлопает длиннющими ресницами, брызгает на офицериков глазками... голосок-то какой медовый! Всё, им уже не до меня - вон, Шмидт предупредительно пододвигает барышне чашечку чаю, а Иениш самолично устраивает выволочку вестовому за то, что в буфете не нашлось свежего лимона.
- Японцы вознамерились закупорить наш флот в артурской луже. - расспинался мичман Лёвочка. - Отчаянное дело - взяли четыре коммерческих корыта, насыпали в трюма бутового камня и угля, чтобы тонули порезвее, да и полезли в проход!
- Болтают, что эти пароходы ещё накануне, в море осматривал «Аскольд» - заметил Иениш, притомившийся к тому времени отчитывать вестового. - Когда подбитые брандеры осмотрели, под свежей краской сумели разобрать надписи на английском. Да и на борту, рассказывают, отыскали английские флаги. Подлый народ, только и жди от них пакости...
- Кто, подлый народ, японцы? - уточнила Светка.
- Да нет, барышня, не японцы, а англичане. Вечно они России свинью пытаются подложить - вот и теперь япошкам как могут, способствуют в из пакостях. История эта с брандерами тёмная, и, боюсь, правду мы узнаем не скоро.
Ох, и прав мичман Иениш! До сих пор, между прочим, спорят, хотя прошло уже сто десять лет...
- Ну команда, во всяком случае, была японская. - продолжал Шмидт. - Храбрецы, что тут скажешь! На невооружённых пароходиках - так, по паре мелких скорострелок на каждый, от миноносцев отстреливаться - и полезть в самый ад, под огонь береговых батарей, эскадры! И ведь не первый уже раз лезут...
- Да, четырнадцатого марта они исключительно удачно выбрали момент. - отозвался с дальнего конца стола незнакомый лейтенант. - Сами посудите - безветренная ночь, туман, вполне могли бы и проскочить. Но не выщло; в итоге, один воткнулся в брандер, что ещё раньше затопили у маяка, и до половины корпуса сел в воду. Другой и сейчас торчит из воды у Электрического утёса. А ещё два, связанные между собой, выкинулись на берег у Золотой Горы. Молодцы батарейцы, постарались!
- Всё равно, чуть не проспали японцев! - упрямо повторил Шмидт. - С батарей разлядели брандеры только когда те были почти у самого прохода, и не кинься им на пересечку два наших миноносца - ещё неизвестно как бы дело обернулось. А так - мина с «Сильного» оторвала головному брандеру нос, вот остальные и сбились в кучу, по которой батареи били, как в стаю сидячих уток!
-Ну да - хохотнул лейтенант. - И первым делом залепили шестью дюймами в «Сильного». - Отчего на том взорвался один из котлов, и даже, как я слышал, кого-то убило. Спасибо Криницкому, командиру миноносца - не растерялся и выкинулся на берег прямо под батареей Электрического утёса. А то бы кормить им рыб вместе с японцами!
- Они успели на шлюпках уйти - заметил Иениш. Одну только потопили. А потом, как я слышал, на одном из брандеров записку нашли, ругательную...
- Вовсе не ругательную! - Возмутился мичман Лёвочка. - Японцы - народ вежливый, хамства не допустят, во всяком случае - на словах. Я, если хотите знать, сам видел эту записку - её доставили в штаб адмирала. Вот, даже переписал на память!
Шмидт вытащил из кармана записную книжку в бордовом кожаном переплёте и принялся её листать:
- Вот, прошу:
«Помните, уважаемые русские моряки. Мое имя — капитан-лейтенант японского флота Такео Хиросе, я здесь второй раз. Первый раз был на пароходе "Ходкоку Мару" в феврале, буду еще, если проход останется незакрытым. Привет адмиралу Макарову. Хиросе».
Адмирал ещё удивился - он, оказывается, знал этого Такео Хиросе по Петербургу, тот несколько лет назад был там военно-морским атташе». И где вы тут видите тут хоть одно ругательное слово? Исключительно вежливый человек писал...
Ве-е-жливый... - неприязненно протянул лейтенант. - «Уважаемые русские моряки...». Все они вежливые, скалятся да раскланиваются - а как ночью, без предупреждения, без объявления войны, минами в борт - тут-то всей их вежливости конец.
- Такая уж они, японцы, нация. - вздохнул Шмидт. - Они, хоть и приняли для видимости европейские военные обычаи, но всё же верны традициям. Для самурая опередить противника, нанести удар первым, раньше чем тот успеет выхватить меч - первое дело!
- Вот и размахивали бы мечами! А то кораблей понастроили, лезут, куда не просят. Да ещё и англичане с североамериканцами их рады подзуживать!
«аАнгличанка гадит» - усмехнулся я про себя. - Вечная тема, не потерявщая актуальности и за сто десять лет. Включи телек - и на каждом втором канале непременно будет что-нибудь про козни коварных англосаксов. У нас, правда, во всех бедах винят Америку, но это неважно - они, можно сказать, подхватили старую добрую манеру англичан пакостить России, чем только можно.
Международная тема набирала обороты, обнаруживая согласие изрядной части кают-компании «Петропавловска» с позицией, принятой в двадцать первом веке:
- Да все европейские страны всегда выступали против России! Вон, и при Наполеоне двунадесять языков к нам явились, и в Крымскую кампанию французы с англичанами...
Ну, прямо Первый канал... медовое благорастворение души! Будто и не уезжал никуда. Вас бы, господин мичман, на политическое шоу, вот бы сорвали аплодисменты!
- Это вы, положим, лишку хватили, батенька! Вон, германский кайзер вполне дружественно к России настроен. Да и из Циндао, базы германского флота, угольщики к нам то и дело бегают.
- Лицемерит ваш любимый кайзер, Лёвочка! Россия с её интересами им всегда была, простите, до лампады - лишь бы хлеб русский грести невозбранно и подешевле! Не припоминаете, как разлюбезные ваши германцы на пару с австрияками предали Россию на Берлиннском конгрессе? Да-да, конечно, вы немец-перец-колбаса, и всё немецкое непременно превозносите. А вот мне капитан Лилье, - вы его знаете, господа, крепостной инженер, умница, - так вот, он давеча рассказывал, что недавно высокому артурскому сухопутному начальству, генерал-лейтенанту Стесселю было представлено занятное письмецо:
«Его Превосходительству адмиралу Того* в Порт-Артуре от Лео Хердан из Брюнн — Астория — Моравия — Фердинанде — Фердинандгассе 25-27».
Ваше Превосходительство!
В твердом уверении, что победоносный флот Японии до получения этих строк прогнал из Порт-Артура последнего русского, позволяю я себе передать наисердечнейшие благопожелания к геройскому состоянию (стойкости) вашего флота и с вами молить у неба скорой победы над врагом.
С почтением Лео Хердан ».
Генерал, прочтя сей курьёз, лично распорядиться изволил напечатать его в «Артурской сплетнице», причём со следующими комментариями: - «дабы видели все, какими сведениями обладают господа иностранцы. Хердан-то этот ведь получил же откуда-нибудь подобный нелепый адрес, ну и с большого ума поверил этим сведениям. Генерал-лейтенант Стессель». В сегодняшнем номере должно уже быть!
#* Маркиз Хэйхатиро - японский военно-морской деятель, адмирал флота и маршал Японской империи, командующий Объединённым флотом Японии в русско-японской войне 1904—1905 годов.
#** Берли́нский конгресс 1878 года -международный конгресс, на котором были пересмотрены рещультаты победной для России Русско-турецкую войны 1877—1878 годов. Россия лишилась многих результатов своей победы, уступив давлению со стороны Англии и Австро-Венгрии, при молчаливом попустительстве Германии.
«Артурская сплетница» - это здешняя официальная газета, «Новый край». Помнится, в предыдущий вояж в прошлое, мы приволокли с собой один из её номеров, с телеграммой императору Николаю Второму о гибели «Стерегущего».
Мичман Шмидт не нашёлся что возразить, лишь упрямо подобрал губы, всем видом своим выражая несогласие с предыдущим оратором.
Итак, господа флотские офицеры распускают хвосты перед Светкой - благо, в кают-компании собралась исключительно молодёжь. Грех этим не воспользоваться - я бочком-бочком пододвинулся к двери и, выбрав момент, выскочил вон из кают компании. Никто не пытался меня задержать, лишь вестовой, который как раз приволок хрустальное блюдечко с лимоном, посторонился, давая дорогу.
Так. Теперь главное - не запутаться в мешанине шлюпбалок, лебёдок, вентиляторных раструбов и прочей палубной машинерии, отыскать дорогу к боевой рубке. А уж там... понятия не имею, как заставить Макарова выслушать меня, но юольше мне ничего не остаётся, верно? То есть, конечно, можно и дальше слушать рассказы в кают-компании, никто мне не мешает. Но тонуть вместе со всеми этими блестящими господами мне почему-то не хочется.
И, конечно, я заблудился! Выскочив после бесцельныхх метаницй по гулским железным коридорам на широкую, почти совсем открытую палубу, я сразу понял, что оказался далеко от своей цели - на корме. Башня главного калибра, такая же, огромная и грузная, как и на носу; морская ширь, от которой за кормой разбегаются длинные пенистые «усы» полного хода. В кильватере, прямо в этой пенной дорожке - силуэт следующего в ордере броненосца. Это, наверное, «Победа» - второй из броненосцев макаровского отряда. За ним, в отдалении - ещё один. В отдалении маячат крейсера; за каждым из кораблей тянулся низко, над самой водой, шлейф угольного дыма из труб. А может, это они нарочно так стараются - что-то вроде дымовой завесы? Но противника вроде бы, не видно, горизонт чист - хотя, откуда мне знать? Бинокль бы сейчас... Если броненосец, следующий за «Победой - это «Пересвет», припоздавший к первой части боя и только что занявший место в ордере - то дело совсем худо. Это значит, что Макаров, уже отдал приказ «миноносцам приказ войти в гавань», и вот-вот начнёт поворот навстречу неприятелю. Или отряд уже повернул? Сидя в кают-компании, невозможно было понять, поворачивает «Петропавловск или идёт по прямой». И если поворот позади, то, значит, броненосец идёт прямо на мины - и предпринимать что либо уже поздно; если же нет, то времени впереди целое богатство - четверть часа, а может и того больше.
Ну хватит, хватит! Это уже истерика, надо взять себя в руки, а то я вообще сображать перестал! Какой там бинокль? Зачем? Я что, рассчитываю опознать «Пересвет», виденный мной только на картинках, с такого вот неудобного ракурса? Да и зачем это вообще нужно - опознавать? Все остальные броненосцы стоят в ремонте - и Севастополь, и Цесаревич и «Полтава», так что ни чем иным, кроме как «Пересветом», тот корабль быть просто не может.
- Поставь-ка, голубчик, вон туда, под самую башню! - раздался позади пожилой, почти старческий голос. - Нет, нет, подальше, подальше, вот так оно хорошо будет...
Сёмка обернулся. Верещагин! Стоит, заложив руки за спину, и озирает горизонт; под мышкой - давешняя зелёная папка. Круглая меховая шапка сдвинута на затылок, свежий ветерок треплет роскошную бороду...
Зачем он перебрался с носа на корму? Наверное, хочет сделать наброски с кораблей, следующих в кильватере «Петропавловска» - они так контрастно вырисовываются на фоне пологих вершин Ляотешаня. Матрос, сопровождающий художника, пристроил на указанное место табурет, и теперь помогает раскладывать мольберт... одна из кисточек упала, покатилась по доскам палубы, матрос быстро нагнал беглянку, подобрал и почтительно вручил владельцу.
Стоп, СТОП! Если Ляотешань, а значит, и Порт-Артур позади то... это может означать, только одно - роковой поворот уже пройден, и флагманский броненосец катится на мины. На нос мне, на нос! В боевую рубку, к адмиралу, скорее! Может, попросить помощи у матросов - вон, как раз один рысит мимо бодрой трусцой, недоуменно косясь на бегу на необычного гостя. Нет уж, спасибо - отведёт, как Задрыга, к ближайшему офицеру, объясняйся потом с самого начала! А времени нет, оно вытекает, будто вода из треснувшего стакана, - стремительно, неотвратимо...
Кинуться к борту, заполошно заорать: «Мина! Мина по правому борту»?! А если не по правому? Я с ужасом осознал, что не помню, каким бортом «Петропавловск» должен налететь на рогатую смертоносную штуковину. А может, и помнить-то нечего - и я упустил в своё время эту информацию? И потом - если ЭТО должно случиться не сейчас, а через несколько минут? Тогда - классическая история о мальчике, который зовёт волка: послушать меня может и послушают, но мины-то никакой не обнаружится... да и какая разница? Так или иначе, броненосец уже вошёл в опасную зону, где в любой момент можно нарваться на минный букет - и где гарантия, что вот именно сейчас у самого его борта не болтается в воде очередной начинённый смертью подарочек? Нет, тут надо останавливаться, спускать шлюпки, и потихоньку, по черепашьи выползать из опасного района. Но кто же поверит ему до такой степени? И вообще - что за вздор? Я чуть не рассмеялся, несмотря на ужас ситуации, когда сообразил, что стою, собственно, на корме корабля, а это отнюдь не самое подходящее место, чтобы пытаться поднять тревогу по поводу минной опасности. На нос, срочно! Вот там, чем чёрт не шутит, можно и попробовать...