После некоторого размышления я пришел к выводу, что порядок транзакций во второй части должен быть другим.

Под первым номером пойдет выложенная крайней транзакция в слегка измененном виде (см. ниже)
А уже потом то, что здесь выкладывалось под номерами 1,2 и 3. Нумерация соответственно сдвинется.

Новая редакция первой транзакции.

Транзакция первая
Иногда можно лишь удивляться, сколь извилистыми дорогами идет наименование тех или иных географических объектов, и к каким историческим, и не только, анекдотам могут привести сии пути. В каждом городе найдется не улица, так переулок, вызывающий у приезжих приступы гомерического хохота. Местным-то попроще, привыкли уже, не так ухахатываются над улицей Бодуна или речкой Вобля. Мухосранск в этом плане шел впереди планеты всей уже в силу названия самого города. Однако одним лишь этим райцентр не ограничился.
Когда-то давно, еще до исторического визита императрицы, принесшего многим поколениям горожан столько проблем, а может, несколько позднее, в деревне Белая Вежа проживала некая вдова по имени Прасковья. Или не Прасковья… Собственно, какая разница? Если точнее, дама эта, во всех смыслах примечательная, деревней владела, а обитать изволила в собственном имении, поскольку род свой числила не то от Олега Вещего, не то от самого Рюрика. Впрочем, это не столь важно. Главное, в роду этом на тот момент за исключением вышеозначенной вдовушки никого уже не оставалось. И не намечалось, ибо хотя возраст дамы и допускал появление наследников, но вот внешность и характер начисто исключали вероятность повторного замужества. Впрочем, вдова надежды не теряла, и, как выяснилось, не напрасно. Не сказать, что жених сходил с ума от любви, честно говоря, интересовало его в браке лишь общественное положение супруги. Мол, муж княгини, конечно, не князь, и вообще не дворянин, но всё-таки... всё-таки… А уж дети… Вопрос только времени, денег и оборотистости. А уж этих трех слагаемых успеха у Панасия Горбача хватало с лихвой. Что же касается невесты, то она и вовсе была рада сбросить с хрупких женских плеч управление увешанным долгами имением на прожженного дельца и пройдоху, коим и являлся жених. То есть, числился-то Панасий успешным и добропорядочным купцом, но сия личина (отдаленные потомки сказали бы «имидж») обмануть могла кого угодно, только не свежеиспеченную суженую. То есть, в союз брачующиеся вступали вполне осознанно, с твердым пониманием будущих перспектив и взаимных ожиданий.
И ожидания эти оправдались. И титул дворянский Панасию пожалован был, и Прасковья более низменных забот не знала, ибо муж не только старые долги имения выплатил и новых не наделал, так еще и хозяйство в прибыльные вывел, а вдобавок построил солеварню, благо месторождение соответствующее на женушкиных землях имелось. Большую часть продукции шла, само собой, на нужды Мухосранска, и значила для уездного города так много, что дорогу к поместью вскорости начали именовать в честь Панасия Горбачевым трактом. Молодые же, хотя и были уже немолодые, и писаными красавцами не являлись, но супружеским долгом не пренебрегали, и так полюбили это дело, что выдали на гора аж пяток ребятишек, коим папиных денежек и маминых связей вполне хватило на получение неплохого по тем временам образования. Когда же родители отошли в мир иной, детишкам в наследство досталась немаленькая сумма в звонкой монете, ценных бумагах и имуществе, приличную долю которого составляло мамашино имение с прилагающимися деревеньками и солеварней.
К тому времени месторождение соли, оказавшееся не столь и богатым, практически иссякло, шикарная усадьба перестала поражать воображение передовой архитектурой и комфортом, а тишина и покой роскошного парка вокруг господского дома нейтрализовывались шумами пригородов Мухосранска, вплотную подступившего к забору владения. Наследники думали недолго и, похоронив родителей с надлежащими почестями, продали родное гнездо и умчались в столицу делить деньги. А бывшее имение, за короткий срок сменив нескольких владельцев, перешло в собственность города.
За последующие годы соляное месторождение иссякло окончательно, разросшийся город поглотил бывшие владения вдовы, Белая Вежа стала частью мухосранских трущоб, дав название всему району, и лишь окруженный обширным, хотя и запущенным, парком и капитальным забором господский дом противостоял наступлению урбанизации. О Панасии же напоминал лишь короткий отрезок бывшего капитального тракта, ныне именовавшегося Горбачевым тупиком.
С какого-то момента использование данного владения стало для Мухосранских градоначальников немаленькой головной болью. Дом-то, хотя и слегка устаревший, но хороший, крепкий. Не дом, дворец! И парк вокруг изумительный. Настолько густой, что народ между собой его пущей именует. Беловежской, естественно, по месту нахождения. А забор вокруг – просто совершенство: неописуемой красоты кованые фигурные решетки в полтора человеческих роста, покрытые от ржавчины неизвестным составом удивительной долговечности, а прочность – не одно поколение начальников городской тюрьмы обзавидовалось! Еще бы ток пропустить, цены этому ограждению не будет. Любой бы не прочь в подобном доме жить! Но вокруг-то голытьба одна! Самая беднота обитает! И преступный люд именно эти места предпочитают: Горбачев тупик да Белую Вежу. А дом-то пустует. Один из глав даже предложил как-то выкупить здание ночному королю города: мол, по титулу дворец подходит, и район твой, что уж тут политесы разводить. Но главный бандит отказался. Почему – история умалчивает.
Вот тогда-то, то ли от расстройства, то ли из вредности городская Дума и вселила в пустующее помещение свежеобразованный дом призрения, в дальнейшем превратившийся в Мухосранскую психиатрическую больницу, а в дальнейшем в Центр реабилитации больных с расстройствами психики.
Однако на этом приключения с названиями не закончились. В период борьбы за сохранение исторического культурного наследия лермонтовские краеведы обнаружили, что матушка Прасковья, хоть и была княгиней и помещицей, а замуж вышла за капиталиста и эксплуататора, но в культурном плане зарекомендовала себя женщиной передовой и даже содержала крепостной театр под руководством крепостного же режиссера. Какие именно пьесы этот театр ставил, и чем прославился в веках, установить не удалось, но на воротах комплекса повисло сразу две таблички: «Архитектурный памятник XVII века. Охраняется государством» и «В этой усадьбе жил и творил великий мухосранский крепостной режиссер Василий Ельцин».
Перестроечные переименования район Белой Вежи не затронули. Может, руки не дошли, может, денег не хватило, а может, испугалось тогдашнее руководство возмущения народных масс. Так и остался в Мухосранске весь покрытый ухабами и рытвинами прямой как стрела Горбачев тупик, кратчайшим путем соединяющий проспект Ленина с районом трущоб и упирающийся в Ельцин-центр психиатрического направления, окруженный Беловежской пущей.
Именно там, в Ельцин-центре… Впрочем, чтобы понять произошедшее надо знать, кто был такой Андрей Сергеевич Каринцев.
Вряд ли нашелся бы человек, столь популярный среди сотрудников мухосранской полиции. Точнее не так. Герой сей был популярен в рядах лермонтовской милиции, в которую пришел безусым стажером, а покинул больше чем через четверть века начальником уголовного розыска. В наследство же мухосранской полиции достались лишь легенды о подвигах лейтенанта Каринцева, капитана Каринцева, майора Каринцева и подполковника Каринцева. Надо отметить, что легенды эти не обросли с годами всевозможными фантастическими подробностями, как положено всяким уважающим себя легендам, потому что реальные действия Андрея Сергеевича любой вымысел мог лишь принизить. В самом деле, как приукрасить прыжок с шестом в окно третьего этажа с последующим задержанием четверых вооруженных бандитов? Или арест второго секретаря горкома партии, произведенный прямо на рабочем месте последнего. И ответ Каринцева на изумленное восклицание «первого»: «Этак, майор, Вы и меня арестуете!». «Будет за что – и Брежнева арестую!» - ответил заместитель (на тот момент) начальника УгРо. И что тут добавишь? Можно сообщить, что в кабинете Каринцева висел, невзирая на руководящие указания, портрет Берии. Так ведь висел! И до сих пор висит, потому как по твердому убеждению сотрудников УгРо приносит удачу.
А уж умение Каринцева распутывать самые сложные преступления и методы набора кадров… Один сержант Самохин чего стоил!
Именно Самохин и являлся единственным, кроме сказаний и портрета Лаврентия Палыча, наследством, доставшимся мухосранской полиции от легендарного начальника УгРо, и главным сокровищем городского управления внутренних дел. И притащил его Каринцев не откуда-нибудь, а прямиком из Ельцин-центра. Никто другой просто не сумел бы вытащить пациента из весьма специфического заведения и оформить на службу, даже не снимая диагноза! Но подполковник кроме того, что считался гением и подбора кадров, умел добиться своего, тем более, что доверием начальства пользовался невероятным. Нужен человек – сделаем человека! Каринцев сказал - в лермонтовском УгРо в обход всех правил и инструкций появился сержант Самохин. Сам Каринцев давно ушел на пенсию, а Самохина, несмотря на почтенный возраст, меняющиеся начальники УВД уже более сорока лет протаскивали через всевозможные реорганизации, переаттестации и прочие «–ции», в изобилии сыпавшиеся на правоохранительные органы в годы потрясений.
Самохин был психом. То есть, лечение в Ельцин-центре проходил совершенно обоснованно. Но психом он был тихим, на людей не бросался, себя обслуживал (то есть, ел, спал и ходил в туалет без посторонней помощи). И ничего не делал. В управлении внутренних дел у сержанта имелся собственный кабинетик, напоминавший монашескую келью: стул, койка и тумбочка, но с отдельным совмещенным санузлом. Целыми днями Самохин неподвижно сидел на койке, вперив взгляд в дальний от него правый верхний угол комнаты, и ни на что не реагировал. Три раза в день в келью заходила специальная сотрудница и ставила на тумбочку принесенную еду. Самохин оживлялся, пересаживался на стул, поглощал всё принесенное, посещал санузел и снова возвращался на койку. По субботам в девятнадцать ноль-ноль Самохин мылся, а та же сотрудница меняла ему белье, личное и постельное. За годы службы в милиции внутренний хронометр сумасшедшего не сбился ни одного раза. И ни разу сержант не покинул выделенного помещения хотя бы на минуту. У себя ему было хорошо и комфортно. Но не из-за человеколюбия правоохранители держали в штате столь странного субъекта.
Ценность Самохина заключалась в его удивительной реакции на официальные документы. Достаточно было принести уголовное дело, или хотя бы рапорт с описанием происшествия, и положить на тумбочку, как Самохин пересаживался на стул, укладывал на папку или бумагу обе руки, возводил очи к потолку и начинал вещать. Нес сержант такую чушь, что слушающему хотелось пулей мчаться на проверку в Ельцин-центр: не зашли ли шарики за ролики от обрушившегося на незащищенные мозги бреда. Но, во-первых, мозги у общавшихся с Самохиным были привычными ко всему и ко всем, от потомственных алкоголиков до фанатичных обкурившихся террористов. А во-вторых, в потоке выдаваемой ахинеи, Самохин подробно излагал решение возникшей проблемы. То есть, кто, когда, как, где прячется сам и где спрятал награбленное. И никогда сержант не ошибался! Бывало, особенно на первых порах, сотрудники не понимали переданную им информацию. Бывало, преступник (тоже ведь параноики еще те!) успевал сменить место дислокации. Бывало, нерасторопный следователь не дорабатывал на подготовке документов, и дело разваливалось в суде. Но чтобы промахнулся Самохин – такого не случалось никогда! И потому берегли сержанта, как зеницу ока. И от людской молвы, и от вышестоящего начальства, и как физическое тело. Да и не мог сержант пахать с утра до ночи. Раз-другой в неделю, не чаще. Потому с каким попало делом к нему и не шли. Только самые тяжкие: убийства, похищения людей. А с пьяной дракой, обносом шпанятами ларька или угоном с платной стоянки «Газели» с грузом пусть опера сами разбираются! А то вовсе квалификацию потеряют, да и подозрительно в отчетах будет смотреться стопроцентная раскрываемость.
Примерно так и рассуждал начальник управления внутренних дел мухосранского городского округа (придумали же названьице!) Иван Петрович Шатров, направляясь к «келье». Волновали полковника не угон, не обнос и не драка, не навязываемые вышестоящими органами создание конной полиции и народной дружины, и даже не глухой висяк с воровством готовой продукции с завода железобетонных изделий. Точнее, все эти проблемы полковника, конечно, волновали, особенно дело с заводом: интересно же, кто и как умудряется сотнями вывозить плиты и фундаментные блоки весом до пяти тонн так, что никто ничего не видел, не слышал и не понимал. Не через дырку же в заборе их таскают, в самом деле! И указания руководства Ивана Петровича заколебали до крайней степени. Какая, к матерям, конная полиция в закатанном в асфальт Мухосранске! Но вываливать подобную ерунду на Самохина Шатров не собирался. Раньше или позже всплывут где-нибудь проклятые каменюки с ЖБИ, а нет – и черт с ними. А если Манатов совсем затрахает с дружиной и прочей чепухой, можно и Серафимовичу пожаловаться!
Совсем другое дело - перестрелка у входа на городской рынок. Посреди бела дня на оживленной площади две толпы бандитов шмаляют друг в друга из доброго десятка стволов! Восемнадцать человек в больнице, чудом обошлось без трупов. Это среди мирного населения, своих убитых и раненых стрелки забрали с собой. Да в лихие девяностые столь наглых прецедентов не было! Благодаря Самохину? Не без этого! И сейчас привлечем! А то свидетелей тьма, информации море, гильз и прочего у экспертов больше, чем украдено железобетона, а дело буксует!
Начальник управления зашел в келью, поздоровался, хоть и знал, что это бесполезно, и положил на тумбочку тоненькую пока папку - уголовное дело. Самохин оживился, поднялся, громко хрустя коленями, сделал шаг, тяжело опустился на стул. Давно привычная для полковника процедура. Руки сержанта упали на картон папки. Шатров включил диктофон. Речь Самохина полилась широким речным потоком. Космические силы, явление всадников Апокалипсиса, кавказские имена, славянские фамилии, божественное откровение, годы рождения, летающие тарелки, марки и номера машин, экспансия зеленых человечков, пути движения, второе пришествие, адреса баз…
К себе в кабинет Шатров вернулся через полтора часа. Еще три работал с диктофоном, радуясь, что полезные сведения Самохин выдает четкими блоками, с легко определяемыми границами. Лишь слегка иносказательно, но это дело привычное. А после прозвучал приказ, и оперативные группы рванули на перехват, точно зная, кого, где и в какой момент надо взять, живыми или мертвыми. Доказать? Докажем! Обязательно докажем! Когда бандиты, то есть, конечно, подозреваемые, будут распиханы по камерам, а стволы заперты на складе вещдоков!
А полковник Шатров упрямо мучился над последним ребусом в речи Самохина.
- «Боец кулачный дев младых в бой поведет на скакунах огненных…» - бормотал Шатров. – Что за бред? Но не похоже на «шум». «Шумит» наш псих иначе! Совсем иначе… Однако в перестрелку боец этот никак не лезет! Неужели ломается наш детектор преступлений? Может быть, годы-то уже немаленькие. Жаль, очень жаль!
Полковник откинулся на спинку кресла и резко захлопнул уголовное дело. Из недр папки вылетел одинокий листочек и плавно спланировал на пол.
- Что за херня? – Шатров устало поднялся и направился в обход стола. – Почему не подшито? – поднял лист. – А это как сюда попало?
В руках начальник управления держал собственные заметки, сделанные во время очередного телефонного разноса, полученного от начальства. «Дружина», «Конница», «Куянов». Проклятая текучка, дурацкие требования! Конная полиция сейчас, видишь ли в моде. Парки патрулировать! Какие парки в Мухосранске? Беловежская пуща, что ли? Так не та пуща, в этой и санитары справляются! А лошадей где брать? Или дружина эта! Из кого формировать-то? Не говоря уже о деньгах на всю эту дребедень! Еще лейтенантик, навязанный по распределению. Нет, парень хороший, давно с оперативниками крутится, но даже должности вакантной нет. Не в ГИБДД же его… Но звонят, требуют. Манатов просто козел, недаром ему генерала не дают! За перестрелку даже не спросил! Дружина, конница, распределенный… Минутку… «Девы младые»… «Скакуны огненные»… «Боец кулачный»… Эта фигня в деле лежала! Под рукой Самохина!!!
- Лейтенанта Куянова ко мне! – рявкнул Шатров, распахивая дверь в приемную. – Срочно!!!
Мальчишка влетел в кабинет через пару минут, чуть не снеся головой притолоку. В последнюю секунду пригнулся.
- Товарищ полковник, лейтенант Куянов прибыл по Вашему приказанию!
- Вольно, лейтенант, - Шатров успел взять себя в руки и продумать предстоящий разговор. – Присаживайся.
Подчиненный устроился на стуле. Грамотно устроился: не на краюшке, как застенчивая институтка, но и не вульгарно развалившись.
- Рафаэль, ты вроде боксер? – уточнил Шатров.
- Так точно, товарищ полковник! Мастер спорта, член сборной России.
- А боксер, это ведь кулачный боец, так?
Куянов замялся:
- Не совсем, товарищ полковник, но можно и так сказать.
- Ладно, - кивнул своим мыслям начальник управления, - это отношения к делу не имеет. А дело следующее. Вакансий у нас под тебя, считай, нет. Но и уволить тебя нельзя, да и не хочется, давно ты полиции помогаешь. Потому хочу я тебе пока самостоятельное поручение дать. Надо организовать две службы. Народную дружину и конную полицию, - Шатров мысленно поморщился, вылетело из головы официальное название этой дурацкой кавалерии. – У тебя до службы организаторский опыт имелся, вот и прикинь, как бы это сделать. Как будешь готов – приходи, обсудим идеи.
Лейтенант встал:
- Разрешите вопрос, товарищ полковник?
- Да?
- Конное подразделение обязательно должно быть штатным?
- Обя… Что? – Шатров изумленно вытаращился на мальчишку. – Планируй, как считаешь правильным. Можете идти, лейтенант.
Оставшись один, начальник управления устало покачал головой. Ай да «кулачный боец». А, действительно, кто сказал, что обязательно? Молодец, Рафик! Собственно, чему удивляться, Самохин не ошибается. Где этот паршивец добудет «скакунов огненных», понятно. А вот кто такие «девы младые» - крайне интересный вопрос.

Отредактировано ВВГ (02-09-2017 12:04:37)

Продолжим.

Транзакция шестая
Выйдя из подъезда, Анастасия Петровна остановилась, словно переводя дыхание, а на самом деле, обводя двор бдительным взглядом. Вроде, за время обеда ничего не изменилось. Никто не залил скамейки подозрительной гадостью, не вырезал неприличное слово на спинках и тополях, не обломал ветки с исполинского куста сирени и не оборвал цветы в полисадничке. На детской площадке никто не хулиганил, не кучковались подростковые компании, только бестолково носилась малышня под условным присмотром безалаберных мамаш. Петровна, конечно, могла объяснить этим прошмандовкам, как надо воспитывать детишек, но всё равно же не послушают! Бестолковая пошла молодежь, совсем старших не уважают. «Мы были другими, - подумала Анастасия Петровна. – Совсем другими. Степеннее, серьезнее, уважительнее», - и двинулась к своему любимому месту. Присела, аккуратно расправив подол платья, и вновь повела взглядом:
- Всем здравствовать!
Ответом стали дружные приветствия. Хотя завсегдатаи приподъездных посиделок в большинстве своем сегодня уже виделись, здороваться по нескольку раз в день у бабушек давно стало традицией. А то ведь всяко бывает! Пошел человек пообедать и не вернулся. Все под богом ходим.
- Что нового?
Анастасия Петровна уже не первый год играла в этом оркестре первую скрипку. Без нее ничего серьезного обсуждать не станут, а если и выложат что-нибудь, не удержавшись, то и повторить не поленятся.
- Слышь, Петровна, - отозвалась Мария Патрикеевна, бабка «в теле», с вечно красным лицом и крупным мясистым носом, - артист помер. Этот, как его… По телевизору за Россию выступал который!
Между собой старушки общались по отчествам. Только Лариску с Грунькой по именам звали, потому как сестры с детства так друг друга кликали. Да и отчество у них одинаковое!
- Это который? – никакого интереса к артисту Петровна не испытывала, помер и помер, но уточнить-то надо.
- Да запамятовала имя, - вздохнула Патрикевна. – Алкогольная такая фамилия. Не то Бодун, не то Бидон. Худенький, всё козликом по экрану скакал.
– А я говорю, враки это, - зачастилила Зинаида Семеновна, маленькая, сухонькая и немного заполошная. – Не помер он, а похудел только! По турне заграничным ездил, а в Европах нормальной еды не найдешь, одни макдональдсы, прости господи! – Семеновна размашисто перекрестилась, демонстрируя завидную уверенность в способности бога защитить верную рабу свою от происков американского общепита.
- Вот с их фастфуда, - не упустила случая блеснуть иностранным словом Патрикевна, - и помер. Не он первый, не он последний!
- Да, нет же, - скороговорка Семеновны стала просто пулеметной. – Не помер он совсем! Ему жена консервов с собой дала, вот и продержался до России! А сейчас отъедается.
- Темная это история, бабы, - вмешалась Лариса Андреевна.
– Ох темная, - поддержала ее Аграфена.
К манере сестер заканчивать фразы друг за друга все давно привыкли.
- Внук в Интернете посмотрел…
- Там половина сайтов говорит…
- «Помер»…
- А вторая…
- Похудел…
- А правду…
- И не знает никто! – хором закончили сестры.
- Скрывают правду от народа, - подвела итог дискуссии Петровна. – А в итоге что? Помер козлик или не помер козлик, - она назидательно подняла палец и сделала паузы, - это широким массам неизвестно!
- Жалко, - сказала Патрикевна. – Молоденький совсем мальчик. Жена осталась, дети… И еще от любовниц дети… И от этих, как их… О! Фанаток!
- Каких фанаток?! – не поняла Семеновна.
- Которые на концерты его ходют, - снисходительно разъяснила Патрикевна. – А там орут и прыгают. А потом детей от этого самого Бедуна рожают!
- От прыганья дети, - строгим голосом начала Лариска, а Грунька закончила, - не заводятся.
- Ой, не скажите, - подскочила Семеновна. – Видела я по телику концерты эти! Они там прыгают, что твои козы! А когда козлик посреди козочек прыгает, потом козлят полный сарай! Так и тут! Вон у Катьки из пятого подъезда – трое уже.
- Это чокнутая которая? – уточнила Патрикевна. – Так у нее ж муж есть!
- Да что ты говоришь! – всплеснула руками Семеновна. – Кто ж сейчас от мужа рожает-то! Это мы были скромные, богобоязненные…
Про то, что в бога поверила только после выхода на пенсию, а в молодые годы отвечала в горкоме комсомола за идеологическую работу, в том числе и за борьбу с «опиумом для народа», Екатерина Семеновна предпочитала не вспоминать. Мало ли чего бывало по молодости-то, по глупости…
- Ой, дело говоришь… - поддержала Лариска.
– Катька-то хоть и без царя в голове… - продолжила Грунька.
- И справку имеет…
- А говорила…
- Что дети от…
- Этого самого Бизона…
- И что он ей…
- Коттедж построил…
- У нас, под Мухосранском…
- И не полюбовница…
- Она ему…
- А жена…
- Как раз перед тем…
- Как крайний раз…
- К Ельцину отвезли…
- С обострением…
- И говорила!
- Тю! – оборвала дуэт Патрикевна. – Вы побольше эту дуру ненормальную слушайте! Да она этого Бодуна и не видела никогда! А что дети не от мужа, так и что? Она ж, как обострение наступит, готова перед каждым встречным ноги растопырить прям на улице! Болезнь у нее такая. Шизофрения матки называется!
Старушки на минуту замолчали, пораженные серьезностью диагноза.
- Ты уверена? – неуверенно выдавила Семеновна. – Что именно так и называется?!
Патрикеевна задумалась:
- Ну может, не точно так, но похоже…
Разговор был прерван появлением нового действующего лица: Галина Афанасьевна из соседнего подъезда, тяжело опираясь на массивную трость, доковыляла до лавочек и тяжело опустилась на сиденье.
- Ой, девки, что скажу, - тяжело отдуваясь, выдохнула она и замолкла.
- Ты не тяни кота за хвост, - пробурчала Петровна. – Начала, так говори.
- Продуктовый наш сейчас проверяли, - тяжело дыша, сообщила Афанасьевна. – Пришла такая мымра, вся представительная и давай Любашку гонять: и то не так, и это не этак!
- Эка невидаль, - вскинулась Семеновна. – Всегда кого-то проверяют! Намедни до молочки напротив «Гривенника» докапывались! А утром мясную лавку в третьем доме шерстили!
- Да уж третий день… - подхватила Лариска.
- Всех проверяют…
- Маленьких…
- А в большие…
- Не заходят…
- Кто мымрики
- Принимает…
- Тех, значит…
- И трясут…
- Верно, верно, - вновь зачастила Семеновна. – И по ящику говорили: укреплять рубль будут, и хождение валюты прекращать!.. Так что всяким долларам и мымрикам скоро конец придет!
- Так доллары уж и не ходят давно, - Патрикевна всегда предпочитала с подругой не соглашаться. – А мымрики и не валюта вовсе.
- Зять говорил, - вдруг подала голос Анна Ивановна, самая тихая и незаметная из бабушек. – Отменят скоро мымрики. «Плошка» статью готовит на эту тему. Указание сверху!
Газете «Площадь свободы» в городе не верили с доинтернетных времен, но указание сверху – это серьезно!
- Да многие говорят, - Афанасьевна, наконец, отдышалась достаточно, чтобы вступить в разговор. – Что-то не так с мымриками. Вроде бы, сам Мавроди их придумал…
- Так нет же их в столице, - закачала головой Патрикеевна. – А за каким боком Мавроди наш Мухосранск понадобился?
- Тебе, может, и не понадобился, - Семеновна не слишком хорошо расслышала последнюю фразу, но это же не повод молчать! – А у меня на похороны мымрики отложены! Случись что…
- Думаешь, не закопают? – ядовито хмыкнула Патрикевна.
- Стоп, девки! – Петровна резко перехватила инициативу. – Не будем о грустном! И собачиться нам не к лицу! Мы бабы серьезные, потому слухам всяким верить не будем. Но от мымриков лучше избавиться. Пойдем в банк и сдадим! Пока толпа не набежала!
- Так закрыт же уже, - Лариска потрясла рукой с часами.
- А к понедельнику весь город узнает… - добавила Грунька.
- Не успеет! – грозно нахмурилась Петровна. – Впервой, что ли?! Сейчас собираемся, и идем занимать очередь! «Мымрик-банк» и по воскресеньям работает!
Через два часа Большой Дворовый Совет в полном составе появился у входа в упомянутое финансовое учреждение. Лавочек у «Мымрик-банка» не было, но закаленных еще в советских очередях за мебелью и бытовой техникой и с честью, хотя и не без потерь, прошедших через многочисленные «черные» вторники» и «четверги» времен перестройки, старушек такая мелочь остановить не могла. В ход пошли принесенные с собой складные стульчики и пластины вспененного пластика, положенные прямо на ступеньки крыльца. А начавший накрапывать дождик встретила надежная ткань старых, но еще крепких зонтиков.
Вопреки ожиданиям старушек, долго бороться с дождем не пришлось. Из банка вышел впечатляющего вида мужичина в жилетке с кучей карманов поверх формы и кобурой на ремне, оглядел притихших, но не утративших решимости старушек, молча, ухмыльнулся и исчез за дверями, чтобы вскоре вернутся в сопровождении двух коллег. В считанные минуты перед крыльцом возник тряпичный навес, под которым расположились десяток пластиковых кресел и большой, явно не офисный стол с красующимся на нем блестящим чайником и парой больших мисок, заполненных печеньем.
Немного удивленные старушки ждать себя, тем не менее, не заставили, немедленно разнообразив стол припасами из многочисленных кошелок.
- А что это стульев-то столько? – подозрительно вопросила Патрикеевна. – Нас-то поменьше будет.
- А вдруг вы гостей ждете? - усмехнулся старший.
- Может, и ждем, - согласилась Петровна. – А ты, милок, присядь, уважь старушек. Заодно, и расскажешь…
- А что рассказать-то? – охранник разлил чай и обосновался в одном из кресел.
- Тебя звать-то как, милок?
- Василием.
- А я, значит, Анастасия Петровна буду, - удовлетворенно кивнула старушка. – А скажи, Васенька, здесь, - она кивнула в сторону крыльца, - мымрики покупают?
- Покупают, - согласился Петр. – И продают.
- А что чаще?
- Продают чаще.
- А почему?
Петровна предпочитала начинать издалека, постепенно приближаясь к интересующему вопросу, вот только подруги ее подобным терпением не обладали. Даже ответа на поставленный вопрос не дождались!
- А правда… - вскинулась Лариска.
- Что запретят мымрик… - в унисон ей запела Грунька.
- Скоро…
- Совсем…
- Завтра принимать будут? – Патрикевна уставилась на охранника, как удав на кролика. Маленький такой удавчик на очень большого кролика.
- И по какому курсу? – блеснула эрудицией Семеновна. Всё-таки перестройку отработала на приличной должности, успела нахвататься терминологии.
- Не обманут? – тихонько прошелестела Анна Ивановна.
- А ну, девки, ша! – рявкнула Петровна, пока ошарашенный Василий пытался понять, кому отвечать сначала. – Ты, Васенька, вот наливочки домашней выпей, Афанасьевна сама делала, огурчиками закуси, чай не магазинной засолки, да поведай, что с мымриками будет?
Старушки дисциплинированно замолкли.
- Благодарствую, - манерно кивнул охранник. – От наливки откажусь, на работе я, а закуской не побрезгую. А мымрики – а чего с ними может быть?
- Говорят, - понизила голос Петровна, - запретят их скоро.
Василий чуть не поперхнулся:
- Кто?
Петровна подняла указательный палец вверх. Охранник проследил взглядом направление и покачал головой и озадаченно спросил:
- Думаете, богу есть дело до таких мелочей?
- Не богохульствуй, - строгим голосом идеологического работника молвила Семеновна.
- А кому попроще с мымриками не справиться, - расслабился Василий. – Без божьей помощи завтра ни одного мымрика не купим. Всё в магазины понесут… С сегодняшнего дня все подешевело, что за мымрики покупают.
- Почему?
- А вон, - Василий кивнул на плакат на ближайшем рекламном щите. – В честь свадьбы Рафа и Катеньки!
Пара на плакате смотрелась изумительно красиво. Старушки оживились:
- Видела я этот плакат!
- На Маркса!
- И на Фрунзе!
- И на Дзержинского!
- А проспект Ленина ими весь завешен!
Переименовав Лермонтов, демократические «отцы города» до улиц и площадей не добрались. То ли руки не дошли, то ли денег в бюджете не хватило. А может, поэт казался демократам куда опасней революционных и советских деятелей. Вот и остались на карте Мухосранска имена основоположника научного коммунизма, вождя мирового пролетариата, основателя ВЧК и многих их соратников. Однако в текущий момент бабушек интересовали не городские топонимы, и даже не конкретные плакаты, которыми был увешен весь город, а как они умудрились пропустить написанную на самом видном месте жизненно важную информацию об удешевлении всего и вся! А так же можно ли ей верить и насколько. Ведь если это правда, то слава Рафу и Катеньке!
- Дочка с зятем на стиральную машину копят! – размышляла вслух Патрикевна, баюкая в руках одноразовую чашечку с наливкой. – Теперь, если я свои добавлю – хватит…
- А если врут? – ехидно глянула на нее Семеновна.
- Написано же, - удивилась Анна Ивановна.
- Раз написано… - начала Лариска.
- Значит, так и есть… - продолжила Грунька.
- Но возможны разные…
- Варианты…
- Плохие…
- И хорошие!..
- Ой, девоньки, - вдруг всполошилась Афанасьевна. – Ой, я дура старая! В продуктовом-то тоже плакатик такой висел! И дешевле всё за мымрики было! И Любаша ведь говорила!
- Что ж ты молчала? – негодующе зашумели остальные.
- Так тут как раз эта мымра расфуфыренная проверять заявилась! Столько шума подняла, у меня всё из головы и повылетело!
Петровна оглядела подруг и заключила:
- И чего тогда тут сидеть, а девки? Допьем-доедим, и по домам!
- Это надолго… - протянул Василий.
Блестящая черным лаком иномарка мягко подкатила к крыльцу и на столе перед удивленными бабушками словно по мановению волшебной палочки возникли многочисленные блюда и бутылки.
- Уважаемые дамы! – обратился к старушкам совсем молодой парень в строгом костюме. – Мы очень вам благодарны за то, что вы пришли отметить столь знаменательное для нас событие: свадьбу Рафа и Катеньки! Примите угощение от молодоженов и пожелайте им счастья, как делают сейчас очень многие люди в нашем родном городе. Молодые заедут немного позже, чтобы и вы могли крикнуть «Горько». Не обижайтесь, им надо успеть посетить все места, где сегодня празднуют.
Парень очаровательно улыбнулся и исчез вместе с автомобилем.
- Приятный какой мальчик, - покачала головой Патрикевна.
- И не говори, - в кои веки поддержала ее Семеновна. – Все бы такими были, глядишь, и Союз бы не профукали…
- Знаю я его, - проводившая машину взглядом Петровна повернулась к товаркам. – Леша Зонтов это. Мальчик-то мухосранский, в нашем дворе начинал, - она приняла из рук Василия бокал с шампанским. – Ну что, девки?! За счастье Рафа и Катеньки!!!

Отредактировано ВВГ (04-09-2017 18:38:29)