Транзакция седьмая
В классе Вовка Копцов особенно не выделялся. И не особенно – тоже. Учился средне, переползая с троечки на четверочку и обратно. Нет, бывало, и на пятерку мог ответить, но и двойки изредка проскакивали. На олимпиады, соответственно, не ездил, понимая, что нечего ему там делать. Неплохо играл в футбол и волейбол, но любительски, на серьезный уровень и близко недотягивал. Подтягивался больше всех в классе, кроме Лехи, Олега и Рафика. Бегал неплохо, но и не более. И во всем так. На уровне, и только, а на большее даже желания нет. Кроме, разве рыбалки. Здесь бы Копцов с кем угодно поспорил, недаром на турслете конкурс рыбаков выиграл. Вот только толку большого от той победы не было: конкурс был внезачетный и на общем результате команды никак не сказывался. Да и не нужны были тогда третьей школе дополнительные очки: если в команде такие зубры, как Войнич и Зонтов, соревнования можно закрывать, не начиная, за явным преимуществом.
До определенного момента Вовку такое положение дел устраивало. Но вдруг захотелось… Странного захотелось. Чтобы и на него смотрели, как на того же Леху. Или Олега. С уважением. Кое-кто с завистью. А некоторые с восхищением. В смысле, девчонки. А если точнее – конкретно Наташка Туголукова. Ну да, правильно Танька сказала, все повлюблялись! А Вовка что, рыжий, что ли? Не, рыжий, как раз Огурец, а Копцов белобрысый! Вот только как бы Наташке намекнуть… Просто подойти и предложить портфель из школы носить, Вовка стеснялся. Или боялся, что девочка откажется. Кто он? Да никто, и звать никак. А она вся такая… Вот если бы Копцов выделился как-то, Наташка бы смотрела как тогда, когда Вовку за рыбалку награждали! А так…
На работы Вовка возлагал большие надежды. Чай, не Гуреев и не Жиров, с инструментом работать умеет. Увидит Туголукова, что он лучший плотник… Или столяр… Работал Копцов и вправду неплохо. Но Наташку забрали альпинистам в помощь. Страхующий зажим на веревках двигать, когда баннер поднимают. Так что она Копцова не видела и не слышала. Еще год назад Вовка бы махнул рукой, нет и не надо! Но сейчас заело! И мальчишка стал завсегдатаем на внешней стене школьного спортзала, где проходили тренировки туристского кружка. Копцов ежедневно до темноты издевался над рогатками, жумарами и карабинами. Альпинистское снаряжение отвечало парню взаимностью, но через неделю Вовка не только отличал кроль от десантёра и умел вязать узлы, но и вполне уверенно поднимался по перилам, перестегивался на высоте и дюльферял обратно вниз. И даже понял бы эту фразу. Уверившись в собственной компетентности, Копцов напросился в бригаду Войнича, где как раз не хватало одного «висящего» человека (а Наташка тут совершенно не причем, она у Олега случайно оказалась).
Бригада вешала баннер на торец длинного шестнадцатиэтажного дома, прозванного в народе «китайской стеной». Работа привычная и никаких особых навыков не требующая. Насверлить отверстий в стенах, загнать в них дюбеля, закрутить шурупы, после чего поднять полотнище, в люверсы которого девочки уже вставили репшнур, накинуть петли на крепления и растянуть. Олег планировал справиться за один день, но выяснилось, что не все в городе хорошо знают математику. Баннер оказался шире торца на два с лишним метра. Пришлось вызывать заказчика, на поверку оказавшегося посредником, потом настоящего заказчика. Три часа ответственные представители с криками, матюгами и маханием руками пытались прояснить первый вечный вопрос русской интеллигенции, то есть, кто виноват. После этого перешли ко второму: что делать.
Олег, давно упрятавший бригаду в теплый подъезд, а сам прогуливавшийся в сторонке (чтобы не оказаться виноватым), подтянулся поближе, понадеявшись на переход беседы в конструктивное русло. Надежда умерла быстро: участники импровизированного совещания на открытом воздухе говорили много, горячо и не по делу. Всё еще рассчитывая закончить работу до вечера, Войнич предложил воткнуть баннер на запланированное место, завернув оба конца на длинные стороны дома. Как раз влезет до крайних балконов. Ну будет нарисованный «Мерседес» выезжать из-за одного угла и заезжать за другой, проявляя несвойственные автомобилям чудеса гибкости. Издалека и не заметишь. А рассматривать вблизи висящий на тридцатиметровой высоте рисунок не так просто. То есть, без вывешивания на стену не выйдет при всем желании. Увы, с математикой, физикой и здравым смыслом все собравшиеся взрослые не дружили. А потому, отмахнувшись от ребенка («не мешай серьезным людям», «без сопливых обойдемся» и «он туда не влезет»), продолжили дискуссию, периодически возвращаясь к первому вечному вопросу. Бригада пообедала, еще раз перемерила все необходимые величины, разметила линии спусков под Олегов вариант, ибо другого не видела, приготовила веревки и продолжала ждать.
К шести вечера высокое совещание, так и не придя к единому мнению, обнаружило, что изготовить новый баннер за один, к тому же выходной и уже почти прошедший день не получится, и приняло вариант генерального заказчика, отличавшийся от детского исключительно авторством и отсутствием предварительных замеров. После чего исчезло.
За оставшееся время закончить еще не начатую работу не стоило и мечтать. Логичнее всего было собрать манатки и разойтись до утра. Но на воскресенье были другие планы. К тому же, обещали дождь, а работа с мокрыми электроприборами Олегу не улыбалась, он-то физику знал. Потому подсобники, затащив тяжеленный баннер на чердак (лишняя и совершенно дурацкая работа, но ведь сопрут до утра), отправились домой, а квалифицированный костяк бригады в густеющих сумерках завис на фасаде, вгрызаясь в бетон хищно поблескивающими в свете фонарей жалами перфораторов. Заканчивали уже на подходе к запретному для шума времени. Но успели. И договорились утром начать пораньше, чтобы разделаться с «Мерседесом» еще до обеда и успеть немного отдохнуть перед учебной неделей.
Звонок Копцова застал Олега на подходе к дому. Вымотанный не столько работой, сколько вынужденным бездельем, сопровождаемым нервотрепкой, Войнич даже не удивился, когда это Вовка научился висеть. Только буркнул: «Тополиная четырнадцать, в семь утра», и выбросил рабочие проблемы из головы. Поесть, помыться и спать. А утро вечера мудренее.
Утром отчаянно зевающий бригадир тщательно проверил у новичка снаряжение, не пропустив ни одного узелка или железки, удовлетворенно кивнул и протянул Вовке сидушку. Незнакомое устройство ввело Копцова в ступор. Надо было, конечно, спросить Олега, что это за хрень и с чем ее едят, но рядом крутилась Наташка, и новоиспеченный промышленный альпинист, предпочтя продемонстрировать крутость, гордо отказался. Войнич пожал плечами, проконтролировал правильность пристежки и, убедившись, что собирать одноклассника с земли при помощи совка и веника не придется, отправился к своему участку работы.
А у Копцова всё пошло не так. Вовка собирался красиво выйти на фасад на прямых ногах, на тренировках он уделял этому выходу немало внимания. Но зачем-то глянул вниз. Собственно, зачем, понятно. Проверял, правильно ли висят веревки, мало ли за какую антенну зацепятся. Но увиденная картина Копцова потрясла. Было высоко. Нет, ВЫСОКО! Намного выше, чем на школьном спортзале. Раз в пять. Или в десять. Где-то далеко-далеко по едва различимому асфальту двигались крохотные фигурки людей. Веревки тут же показались тоненькими и ненадежными паутинками. Жутко засосало под ложечкой и захотелось бросить всё и поехать домой, учить ненавидимую геометрию. Он бы так и поступил, но Наташка еще не ушла с крыши, и Вовка, собрав в кулак остатки мужества, потихоньку сполз с крыши, каждую секунду ожидая хлопка рвущейся основы. Веревка, не подозревающая о сомнениях рабочего, рваться не собиралась. На стене стало еще хуже. Почти незаметный на крыше ветер бил в правый бок, норовя сорвать крохотного человечка с ненадежной опоры и бросить вниз, на мокрый асфальт. Дождь стучал по капюшону штормовки, стекал по плечам. Пару минут Копцов сосредоточенно разглядывал трещину на покрывающей стену плитке, словно вспоминая, кто он такой, и зачем здесь оказался. Потом взял себя в руки, сбросил веревку с рогов и начал спуск. Ставшее привычным за последнюю неделю движение немного успокоило.
«Ничего страшного, - шептал Вовка. – Как на школе. Только длиннее. Мне надо только набить дюбелей и накрутить шурупов. Тридцать семь дюбелей и тридцать семь шурупов. Фигня вопрос».
Однако по мере спуска его всё сильнее болтало ветром, добавляя в истерзанную душу дополнительную неуверенность. Двигаться быстро, как на тренировках, Копцов не решался, казалось, стоит разогнаться, и уже не остановишься до самого низа. Поэтому Вовка еле полз, лишь наполовину сбросив последний виток веревки с рогов спусковухи. Может и хорошо, иначе точно пропустил бы первое отверстие. И так заметил его уже на уровне собственного лба. Остановился, намотав на рога два откровенно лишних витка веревки, вытащил из мешка дюбель, вогнал в отверстие, достал молоток и тут же упустил его. Это разозлило и, как ни странно, немного успокоило. Подтянул зависший на самостраховке инструмент, подбил дюбель, достал шуруп. Обругал себя нехорошим словом, сунул шуруп в рот, вытащил дюбеля и обработал все дыры, до которых смог дотянуться. Убрал молоток и принялся за шурупы.
Постепенно увлекся работой. К двенадцатому шурупу он уже не обращал внимания на ветер, лишь упирался боком в наружную стенку балкона, гася наиболее сильные порывы. Зато дождь доставал всё сильнее. Лило уже как из ведра, штормовка промокла, по спине текла струйка. Холодная. И вообще было очень холодно. Копцова била дрожь. Задубевшие, несмотря на перчатки пальцы, не слушались. Но хуже всего, что начали болеть ноги, пережатые ремнями беседки. Вовка попробовал сгибать и разгибать колени, потом просто игнорировать нижние конечности. Не помогало. К восемнадцатому шурупу казалось, что вместо ног у него деревянные протезы.
Он выдержал еще один шуруп и решил, что достоин отдыха. Сойти с веревки, отдохнуть и завеситься еще раз. Может, Вовка поступил бы иначе, но чуть ниже гостеприимно раскинулся неостекленный балкон. Искушение было слишком сильным! Копцов перевалился через ограждение, отстегнулся от веревки и, физически ощущая, как кровь хлынула в освобожденные ноги, постучал в стекло.