Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.52)
Эллис молча смотрела на Лонгвуда, пытаясь найти ответ на тот же вопрос, и не могла выдвинуть ни одного внятного предположения. Питомцу надоело жить? Но как такое возможно? Сенатор Дженкинс так и эдак пыталась осознать эту мысль, но, в конце концов, решила, что создатель детских домиков на деревьях не мог утомиться от жизни — для этого он ее слишком любил.
Эллис вспомнила, что когда-то под влиянием третьего мужа увлекалась боями на Арене, хотя и быстро остыла к этому развлечению после развода. Судя по всему, ей необходимо было освежить давний интерес. Дать ответ на волнующий ее вопрос мог только один человек — Роберт Томпсон, и Эллис вдруг с удивлением поняла, что не может думать о нем, как о питомце. И это показалось ей правильным.
— Как этого человека зовут теперь? – спросила сенатор, и Лонгвуд пожал плечами.
— Не знаю, сенатор. Руководство Арены не предоставило подобной информации. Видимо, мы узнаем это только в ходе его первого боя. Или из программок. Теперь мне придется их отслеживать.
— Ну что ж, — кивнула Эллис и встала. — Я выясню и это.
Когда за сенатором закрылась дверь, Лонгвуд рассеянно открыл оставленную Эллис Дженкинс папку. Пролистал подшивку. Задумался. Со стороны все и правда выглядело до отвращения подозрительно, однако сейчас директора занимало не это.
Он сказал Эллис Дженкинс, что никогда не играл с ней, и это было правдой. Не всей правдой, признал Лонгвуд. Он не пытался что-то изменить, и все же разрыв Эллис Дженкинс с сенатором Томпсоном доставил ему немалую радость. Счастливая Эллис вполне могла оставить Сенат и политику, могла уступить первенство мужу и всей его семье, а это не входило в планы директора. Благополучие общества значило больше счастья одной женщины.
Лонгвуд с сожалением покачал головой, но признал, что так и должно быть. Консул Томпсон наверняка бы с ним согласился.
Продолжение следует...