Прошу простить за долгую паузу.
Следующий фрагмент.

***

- Денис, ты неисправим! – Дольский спрыгивает с коня и, довольно улыбаясь, идет навстречу. – Как только слышен бешеный рёв, а затем выстрелы – значит, там капитан Гуров воюет!
- Как говорят наши заклятые союзники, однообразие – признак стабильности. – Парирую наезд и перехожу к серьезным делам. – Как справились?
- Вчистую. Как ты говоришь, с сухим счетом. – Анатоль шутливо щелкает каблуками. – Докладываю, господин капитан: к казарме подошли тихо, спасибо мальчишке, всё правильно нарисовал. Часового сняли, пулеметы расставили. Потом в качестве сюрприза пару гранат в окна кинули. Германцы наружу дернулись, тут мы их с трех стволов и причесали. Они обратно, а там уже штурмгруппа их поджидает, через крайние окна запрыгнули. Встретили их из «стенек»… В-общем, патронов у нас почти не осталось. Сказал своим, чтобы трофейными маузерами вооружились.
- Сколько их там было?
- Две неполные роты, человек под двести с хвостиком. Большая половина – «двухсотые», из остальных уцелело около двадцати, остальные – раненые. Заперты в близлежащих амбарах, охрана и сторожевое охранение выставлены. Мои перебирают трофеи.
- Добро, Анатолий Иванович. Пошли-ка в штаб заглянем, в картах пороемся, там вся схема обороны должна быть. Только не удивляйся иллюстрации к старинной русской поговорке.
- Это какой же?
- Лес рубят – щепки летят… А потом рванем к Пепеляеву, там тоже всё стихло. Собираем отряд и уходим, сматываться пора…
   Анатолий Николаевич встречает нас на станции, выслушивает краткую версию произошедшего в казармах и штабе, делает удивленные глаза при известии о «геройской» кончине генералов, и на мое объяснение, что столь важные «гости» тормозили бы действия отряда, выдает интригующую фразу:
- У нас потерь нет, уцелевшие германцы заперты в пакгаузе, ждут своей участи. Мои разведчики на складах наткнулись на четыре пулемета в ящиках, и еще кучу всякого добра… Ладно, Бог с ними, с генералами, но вот на путях Ваши захватили такой удивительный трофей, что, боюсь, с ним Вам расстаться будет очень трудно. Только диву даюсь, никогда еще о таком не слышал.
   М-да, я о таком тоже не слышал, точнее, то, перед чем сейчас стоял, в нашей истории было изобретением не сумрачного германского гения, а шедевром русской инженерной мысли и называлось, если я правильно помню, броневагон «Заамурец». Читал о нем когда-то в «Моделисте-Конструкторе». Приземистая, длинная платформа, обшитая бронелистами под рациональными, замечу, углами наклона, спаренные колесные тележки спереди и сзади, клепанные многогранные орудийные башни над ними, четыре пулеметных амбразуры с каждого борта, невысокая командирская башенка посередине с выступающими рогами дальномера. Залезаю внутрь и тут же бросается в глаза главное отличие – два двигателя внутреннего сгорания вместо паровой машины… Да уж, эту  игрушку даже подрывать жалко!.. Хотя… Зачем портить такое великолепие?..
-Так, господа офицеры, предлагаю следующее: уходим отсюда тем же путем, что и пришли. Точнее, этот мастодонт поедет с десятком бойцов в качестве пулеметчиков, а остальной отряд – верхами вдоль железной дороги. Или выйдем уже к своим, или ударим германцам во фланг, они наверняка уцепились за «железку» всеми зубами.
- Денис Анатольевич, Вы, что, думаете, что сможете управлять этой махиной? – Пепеляеву приходится удивиться в очередной раз.
- Как говорила одна дама, когда ее спросили, умеет ли она играть на рояле, – «Не знаю, еще не пробовала». Но думаю, что не намного сложнее, чем автомобилем. Дайте мне полчасика и освободите путь шагов на двести в каждую сторону…
   Забаву пришлось отложить из-за раздающегося свиста «Тревога!». Ствол уже в руках, глаза отслеживают дозорного на крыше, указывающего рукой в сторону источника опасности. Из-за деревьев видны клубы дыма, явно говорящие, что к нам в гости едет какой-то припозднившийся «паровозик из Ромашково». Только вот вряд ли пассажиры говорят на русском языке. Раздается гудок, из-за поворота появляется локомотив с десятком вагонов. И если верить биноклю, там полно зольдатенов. К нам гости?.. Очень некстати!..
- Всем укрыться! Анатоль, пулеметы на второй этаж, расставить по окнам. Если что, по моему сигналу… поднятой вверх руке, открывать огонь на поражение.
- Денис, ты что задумал?!
- Попытаюсь принудить их к сдаче, не принимать же бой с такой оравой. Пока они в вагонах, у нас есть шанс!
   Дольский, поняв ход мысли, командует своим «кентаврам» и через минуту перрон пустеет. Теперь дело за Пепеляевым.
- Анатолий Николаевич, найдёте хотя бы четверых человек, умеющих обращаться с максимами?.. Хорошо, сажайте их в броневик и пусть будут готовы повоевать… Да, кто-нибудь из станционного начальства остался?
- Сам комендант. Скучает вместе со всеми.
- Давайте его сюда и пошлите кого-нибудь найти белую скатерть, или простыню.
- Хорошо, Денис Анатольевич. Если не возражаете, я составлю Вам компанию…
   Состав медленно втягивался на станцию и в будке машиниста, наверное, очень удивились одиноко стоящей на перроне компании из двух русских офицеров с огромным белым флагом и германским начальником станции. Ганс поначалу обрадовался, когда его вытащили из темного подвала, но, узнав зачем, снова сник.  И вдобавок ко всему поимел приступ словесного поноса. Пока мы ждали, он успел рассказать нам, что железнодорожники – совсем мирные люди, и что никого из русских они и пальцем не тронули, наоборот, за последний год построили и перешили на более цивилизованную европейскую колею более тысячи километров дорог, восстановили около сотни мостов. Ну, как они строят дороги, я еще по Нарочи помню, так что пришлось вежливо оборвать докладчика фразой «Штиль, битте!».
   Паровоз остановился так, что первый вагон оказывается прямо напротив нас. Как-то вдруг стало очень неуютно стоять под взглядом не одного десятка глаз, причем, очень немногие были недоумевающими и удивленными, подавляющее большинство было готово моментально прицелиться, как только прозвучит долгожданная команда «Фоер!». К счастью, у гансовского начальства хватило ума сообразить, что подобная наглость должна иметь под собой веские основания. Из вагона появляется этакий образцово-показательно-прусский оберст в сопровождении майора и гауптмана и, не торопясь, шествует к нам. Из остальных вагонов выходят по нескольку офицеров, не желая, видимо,  пропустить интересное зрелище.
- Что это означает, господа? – Похоже, немец еще не решил, в каком ключе надо общаться, и на всякий случай разговаривает вежливо. – Вы желаете сдаться германским войскам?
   Ну-с, очередная практика в немецком. Надеюсь, Анатолий Николаевич его с гимназических времен не забыл.
- Гутен таг, герр оберст. Между прочим, для полного соблюдения этикета Вам не мешало бы представиться.
- Оберст фон Кэрн, командир 51-го ландверного пехотного полка. Так вы сдаетесь? Кто вы такие?
- Начнем с конца… Капитан Гуров-Томский, командир 1-го отдельного Нарочанского батальона. – Кидаю руку к фуражке, дабы полностью соблюсти ритуал.
- Штабс-капитан Пепеляев, командир команды разведчиков 42-го Сибирского стрелкового полка. – Не отстает от меня Анатолий Николаевич.
- Что же касается первого вопроса, сдаваться в плен мы отнюдь не желаем, наоборот, предлагаем вам и вашему полку сложить оружие. В противном случае вы будете уничтожены вплоть до последнего человека.
   Немая сцена. Выпученные глаза и отпавшие челюсти у всех троих… Подождем малость, пока вернется дар речи…
- Вы сошли с ума! У меня под рукой целый батальон, свыше тысячи солдат! – Фон Кэрн всё еще не может прийти в себя. – Стоит мне скомандовать…
- Простите, герр оберст, я пока нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Этот человек может подтвердить, что станция захвачена русскими войсками. – Комендач со страху способен только кивать головой. – Хотите доказательств? Смотрите!
   Вскидываю вверх руку, тут же со стороны вокзала раздается звон битого стекла и, хоть и не вижу, но спиной чувствую, как там появляются тупые рыльца пулеметов и начинают ощупывать состав от паровоза до последнего вагона.
- Кстати, вон там тоже мои люди. – Кивком показываю оберсту на шевелящийся ствол носового орудия броневика. – На такой дистанции не нужно быть даже артиллеристом, чтобы попасть по вагонам. И стоит там что-то достаточно убийственное калибра где-то шесть сэме… Как вы думаете, двух, или трех минут хватит, дабы устроить здесь большой погребальный костер, чтобы вашим солдатам удобнее было попасть в Вальгаллу?.. Для этого мне нужно только резко опустить руку вниз… Даю вам минуту на размышление…
   Вся троица пытается испепелить меня взглядами. Вот так-то, господа германцы, ваша здесь не пляшет. Вот, уже торговаться начинаем…
- Какие мы имеем гарантии? – Оберст медленно, как бы через силу, произносит эти слова, затем после секундной паузы добавляет. – И как вы оцениваете свои шансы  остаться в живых, если начнется стрельба?
- Я даю вам слово офицера, что в случае добровольной сдачи никто вас пальцем не тронет. Что же касается меня лично, в свое время я достаточно долго общался с одним японцем. Он рассказывал мне о кодексе чести самурая… Там есть хорошая фраза «Если воин стоит перед выбором жить, или умереть, он должен выбрать смерть»…
   А всё равно стрёмно! Кто-нибудь случайно нажмет на спусковой крючок, тут такое начнется!.. Хотя я это вряд ли увижу. Как там тот римлянин говорил?.. «Пока я жив, смерти нет. Когда она придет, я умру. Значит, мы с ней никогда не встретимся».
   Отпущенное время подходит к концу, фон Кэрн наконец-то принимает правильное решение. Медленно расстегивает кобуру и достает свой люгер. Офицеры позади него начинают что-то зло бурчать вполголоса.
- Что я должен сделать дальше?
- Во-первых, дать команду вынести знамя полка… - При этих словах немец набычивается и сжимает кулаки, но, видя мое покачивание головой, сникает и, как будто, сдувается. – Во-вторых, солдаты по команде своих командиров выходят поочередно из вагонов и с поднятыми руками идут вон в те пакгаузы. Офицеры могут оставить при себе личное холодное оружие,  все остальное вооружение остается в эшелоне… Поймите, герр оберст, вы проиграли. Но теперь только от вас зависит, умрет сейчас тысяча немцев, или останется в живых. 
- … Хорошо… Мой полк сдается… - Полковник всё же подчиняет эмоции жесткой логике. – Майор фон Виттель, подготовьте приказ…
   Знамя в чехле уже под охраной вышедшего из здания вокзала Анатоля и двух унтеров, последний немецкий солдат, пройдя мимо редкого оцепления из свободных штурмовиков, скрывается в темноте склада. Германский полковник, закаменев, стоявший всё это время рядом, поворачивается ко мне.
- Вот и всё… Вы позволите мне проститься со знаменем и побыть немного в одиночестве?..
   Он, не торопясь, подходит к знаменной группе, вытягивается по стойке «Смирно», отдает честь, затем тяжелым шагом уходит за один из пакгаузов, на ходу доставая из кармана портсигар.  Кивком прошу Пепеляева присмотреть за немцем и иду учиться управлять железнодорожным «танком». Но дойти не успеваю, от складов слышится негромкий одиночный выстрел. Поворачиваю и несусь обратно.
   Полковник лежит на земле, на груди расплылось темное пятно, в руке зажат маленький маузер, Анатолий Николаевич растерянно стоит рядом с начальником штаба майором фон Виттелем и еще несколькими офицерами, моментально приведенными сюда, чтобы не возникло лишних эксцессов, сопровождающихся обильной кровью и уже ненужными жертвами… Наверное, фон Кэрн когда-то тоже слышал о Бусидо,.. или посчитал, что так достойно смоет свою вину за сдачу полка…