Глава третья
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 22 февраля 1940 года.

- Евгений Захарович, проходите, вас ждут.
Голос Поскребышева привел генерала Барсукова в движение. Аккуратно встал, одернул форму, под одобрительный взгляд секретаря Сталина поправил усы, собрался и совсем не старческим шагом, а по-военному четко и решительно вошел в кабинет, в котором ему еще не доводилось бывать ни разу. За длинным столом сидели три человека. Со всеми генерал уже встречался. С некоторыми неоднократно. Сталин прохаживался по кабинету, причем был от двери довольно далеко. В его руке была неизменная трубка. Генерал вытянулся, насколько ему позволял возраст, отрапортовал:
- Товарищ Генеральный Секретарь…
Сталин легким движением руки прервал приветствие генерала.
- Здравствуйте, Евгений Захарович! Как ваше здоровье?
- Спасибо, товарищ Сталин, здоровье мое старческое, но бодрости духа не теряю.
- Ну что же, будем надеяться, что и ясность мысли ви не теряете. Нам с товарищами, - он указал на собравшихся за его столом военных, - понадобилась ваша консультация. Не откажете в помощи? Хотелось бы разобраться с нэкоторыми вопросами.
- Я, собственно говоря, не готовился, но помочь готов.
- Вот и хорошо. Присаживайтесь и начнем.
Видимо, из чувства симметрии и порядка генерал выбрал место рядом с начальником артиллерии РККА, комкором Николаем Николаевичем Вороновым. Воронова он запомнил со времен Гражданской. Этот перспективный молодой артиллерист отличился во время боев с Юденичем. Учился на артиллерийских курсах вместе с Матвеем Васильевичем Захаровым, а генерал Барсуков на этих курсах читал несколько лекций. Воронов показал себя храбрым командиром и в войне с белополяками. После возвращения из плена показал себя отличным командиром, отличился на маневрах, получил возможность учится в академии им. Фрунзе, воевал в Испании, а после Испании был назначен в страшном 37-м году начальником артиллерии РККА. Имел репутацию ответственного и толкового артиллериста. Участвовал в конфликте на Халкин-Голе, во время Зимней войны был командирован к Тимошенко, фактически руководил артиллерией во время прорыва линии Маннергейма, за что был награжден орденом Ленина . А вот и сам новоназначенный нарком обороны Семен Константинович Тимошенко – как раз напротив генерала Захарова расположился. А вот ближе к столу Сталина, напротив комкора Воронова  находился еще один артиллерист, с которым генералу Барсукову приходилось несколько раз сталкиваться опять-таки в годы Гражданской войны, начальник Артиллерийского управления РККА, командарм 1-го ранга Григорий Иванович Кулик. Появление такого «динозавра от артиллерии», которым был Евгений Захарович Барсуков, командарма Кулика удивило, но не потревожило. Это был весьма самоуверенный человек, который, к тому же, был хорошо знаком со Сталиным еще со времен обороны Царицына. Свое мнение он считал истинной в последней инстанции, бывал грубым, хамоватым, но при этом отличался какой-то безумной отчаянной храбростью, которая внезапна могла сменится паникой и малодушием. Судьба слишком высоко вознесла командарма, которому еще предстояло стать маршалом, во всяком случае, если проект слияния Артиллерийского управления и Управления начальника артиллерии будет одобрен, к чему сам Кулик никаких препятствий не видел.
Сталин медленно прошелся вдоль стола, почти что вернулся на свое место, вновь развернулся и обратился к генералу Барсукову:
- Евгений Захарович, вы были знакомы с генералом Головиным?
- С Николаем Николаевичем Головиным я хорошо знаком, особенно по его работе в штабах 9-й и 7-й армии. Насколько я знаю, он после поражения белогвардейцев бежал за границу, находится, предположительно, в Париже.
Сталину по-военному четкий и честный ответ понравился.
- А ви знакомы с его двухтомным трудом «Военные усилия России в мировой войне»?
- Не имел такой возможности. Последнее, что мне удалось прочитать из его трудов – доклад генерала Головина «О социологическом изучении войны» в Брюсселе, считаю его очень дельным. В свое время присутствовал на защите его диссертации . Так же оцениваю ее очень высоко.
Генерал Барсуков отвечал, практически не задумываясь, это тоже понравилось хозяину кремлевского кабинета, он любил людей, которые в своих вопросах хорошо ориентируются.
- Я пришлю вам экземпляр для ознакомления. – Сталин указал на два невзрачных тома с закладками, которые находились на его столе.
- Генерал Головин часто ссылается на труд генерала Маниковского «Боевое снабжение русской армии в мировую войну». Насколько я знаю, именно вы заканчивали этот труд после безвременной гибели Алексея Алексеевича. Именно поэтому мы обратились к вам за консультацией.
- Я имел честь отредактировать и немного дополнить капитальный труд Алексея Алексеевича, – четко отрапортовал Барсуков. Но в этом вопросе он немного кривил душой. На самом деле труд генерала Маниковского был значительно расширен и переделан именно Евгением Захаровичем, как минимум, половина текста принадлежала ему.
Сталин опять мягко, почти неслышно развернулся, подошел к окну, на несколько секунд задумался. Он в это время вспомнил первую встречу с генералом Алексеем Алексеевичем Маниковским, состоявшуюся 7 августа 1917 года. Все договоренности с Временным правительством были тогда уже невозможны. Страна катилась в пропасть, уверенно направляемая рукой главноуговаривающего Керенского. Они встретились в неприметном трактире недалеко от Васильевской заставы. Маниковский, с его военной выправкой, не стал рядится гражданским штафиркой, он пришел в потрепанной форме поручика-фронтовика. Они говорили под горькое пиво, которое Сталин терпеть не мог, но так было надо. Тогда и возникла самая большая тайна большевиков, Сталин усмехнулся, вспоминая, как Троцкий приписывал своим пламенным речам главную роль в Октябрьском перевороте. Смешно. Антонов-Овсеенко? Да вы что? У Революции был штаб. Он располагался в редакции «Правды», как раз напротив нее и стала «Аврора», которая нужна была не для того, чтобы из пушек по Зимнему палить, а потом что обладала одной из лучших радиостанций. И переворот получился таким успешным потому, что им руководили профессиональные военные: военный и морской министры правительства Керенского, руководители разведки Российской империи. Это они сделали ставку на слабенькую тогда организацию большевиков. А Сталин? Сталин не произносил речей. Сталин был тем связующим звеном, которое и соединило военную мысль с политической мыслью. Сталин не руководил революцией, он был у непосредственного руководства переворотом и сделал для революции намного больше чем все Троцкие и Антоновы-Овсеенко вместе взятые. Даже немножко больше, чем великий теоретик революции Ильич. Чистюля! Любил Ильич делать все чужими руками, а сам чистенький, сам не у дел. В своих мыслях Сталин почти вплотную подошел к окну, пауза, как он почувствовал, затянулась, поэтому вождь сделал несколько движений, как будто собрался набить трубку, да передумал и продолжил:
- Вот у нас тут возник вопрос: вот, командарм Кулик считает, что новая война потрэбует более мощного полевого орудия для РККА, скажем так, 85 или даже 90 миллиметров. Я вэрно уловил вашу мысль, товарищ Кулик?
- Так точно, товарищ Сталин, я считаю…
Остановленный движением руки Сталина вскочивший с места Кулик грузно сел на место. 
- Но в тоже время мы нэ можем перейти на этот калибр потому что на складах скопилось огромное количество боеприпасов под трехдюймовое орудие образца 1900 года, накопленных в годы Мировой и немного, Гражданской войны. Поэтому нашим основным дивизионным орудием останется трехдюймовка. Это так, Николай Николаевич?
Комкор Воронов поднялся с места, не так быстро и энергично, как Кулик, здоровье его подводило, сказывались недавние ранения.
- Так точно, товарищ Сталин. Переход на другой калибр мы посчитали нецелесообразным по экономическим причинам: у нас недостаточно мощностей по производству пороха, чтобы оперативно перейти на новый калибр, при этом возникают вопросы хранения и утилизации запасов трехдюймовых патронов. Совместно с Артиллерийским управлением мы считаем возможность улучшения мощности патронов к трехдюймовым орудиям. Это будет более целесообразно.
Воронов считал командарма Кулика человеком бестолковым, зазнайкой, умевшим брать нахрапом и силой крика, но вот в деле своем путавшимся и не способным к серьезной организационной работе. Но в открытую конфронтацию с любимцем Сталина не вступал, относился к нему на людях подчеркнуто лояльно, и свое мнение высказывал только в очень-очень узком кругу людей, которым мог доверять.
- А тэперь скажите, Евгений Захарович, как так получилось, что в царской армии был страшный снарядный голод всю мировую войну, а на складах у нас сэйчас огромный запас выстрелов к трехдюймовым орудиям образца 1900 года?