Продолжение (поскольку вы могли подзабыть, что было до этого, то повторяю последний фрагмент и иду дальше)

***

— Твои, — две папки были сгружены на стол перед Робертом, но задать вопрос боец не успел.  Кавендиш ткнул в него пальцем и рявкнул: — Молча взял, сел и слушаешь!
Роберт видел менеджера бойцов разным. Видел в облике сержанта. Видел деловым человеком. Видел почти приятелем и даже нянькой… Но сейчас с Кавендишем творилось нечто настолько непривычное, что Роберт предпочел молча сесть, вопросительно взглянуть на администратора и приготовиться слушать.
— Через два дня я ухожу в отпуск, — объявил Кавендиш. — Через три дня в отпуск уходят три куратора. Через четыре дня — Дайсон. Через пять — еще четыре куратора. В мое отсутствие старшим будет Дейл.
Роберт поднял голову.
— А больше некому! — рявкнул Кавендиш, с размаху опуская кулак на стол. — Трудовая комиссия обнаружила нарушение законодательства — мы не отдыхали! Какой кошмар…— казалось, с зубов администратора капает яд, и Роберт даже удивился, почему он не разъедает все вокруг. —  А чтобы исправить столь вопиющее нарушение, отдыхать мы будет семь недель, — тем же тоном продолжал Кавендиш, — под наблюдением реабилитологов…
Администратор гневно отшвырнул ручку, и Роберт потер подбородок — мучился, гадал, где может подстерегать беда, а она предстала в виде административного ража какой-то комиссии. Роберт признавал, что трудовое законодательство надо соблюдать, и все же ситуация была нестандартной, а последствия неуемных стараний чиновников могли быть непредсказуемы.
— А что с охраной? — осторожно поинтересовался он, и Кавендиш бросил на него такой взгляд, что Роберту захотелось попятиться вместе со стулом.
— До охраны они не добрались, — все же взял себя в руки менеджер бойцов, отвечая почти мирно. — Да и нет там серьезных нарушений — так, по мелочи… И все же… Если они доберутся до охраны, звонишь мне, а еще информируешь всех сенаторов, с которыми знаком. Понятно?!
— Может, не ждать, пока доберутся, — предложил Роберт. — Может, информировать их прямо сейчас?
— О чем? — скептически вопросил Кавендиш. — О том, что мы не соблюдаем закон? Так у меня людей нет! И что они сделают — пригонят на Арену толпу волонтеров? Вот только восторженных юнцов мне здесь не хватало! Знаю я таких — глаза горят, через слово рассуждения о миссиях и посланиях, а мне не нужны слова — мне нужна работа и понимание того, что делаешь и зачем. Да им как про порку скажешь — они сбегут отсюда впереди собственного визга! А без испытания здесь делать нечего….
Роберт задумчиво кивнул. И всё же…
— А к генеральному обратиться? — не сдавался он.
— Генерального отправили в отпуск еще вчера, — отрезал Кавендиш, вновь сатанея. — Значит, так: на тебе эти двое, еще тренировки новичков, введение их в курс дела — проконсультируйся с Дайсоном, пока его не отправили на курорт… Еще помощь Дейлу и нашим стажерам. Инженер по свету тоже твой. И помни — бездельников надо держать в узде, психи не понимают сантименты! Все, бери дела — времени и так нет…
О том, что времени нет, Роберт убедился быстро. Дайсон передал ему гору книг и несколько тетрадей записей, а еще полностью забитую флеш-карту с видео на восемьдесят гигов. Дейл произнес прочувственный монолог о трудностях служения, после чего Роберт неожиданно для себя рявкнул и потребовал от свободного излагать мысли коротко и четко. Толпа волонтеров заявилась на Арену и без вмешательства сенаторов — по «доброй воле» Департамента развития, зато, взглянув на них, Роберт понял недовольство Кавендиша. Однако недовольство недовольством, но с людьми надо было что-то делать. Предложенная порка отсеяла половину претендентов еще до испытания, а после его завершения Арену покинул каждый четвертый. Карцер стал непреодолимым препятствием для трети волонтеров, преодолевших первое препятствие. Немногие оставшиеся добровольцы с растерянностью взирали на начальство, которыми на ближайшие семь недель должны были стать непозволительно молодой администратор и боец!
Роберт чувствовал, что тонет в неожиданно рухнувших на него обязанностях. Людей катастрофически не хватало, а стажеры, на фоне волонтеров вообразившие себя почти ветеранами, принялись чудить не хуже некоторых бойцов. Когда же Роберт призвал одного из них к порядку и напомнил, что дисциплина начинается с него самого, стажер пригрозил Роберту взысканием.
— Взыскание? — переспросил обозленный Роберт. — Хорошая идея, мне нравится. Выбираю карцер. Сколько нам еще осталось? Шесть недель? Вот на все шесть и пойду. Высплюсь, книжки почитаю…
— Там нельзя читать, — возразил сбитый с толку стажер.
— Значит, обдумаю новую картину. Ни забот, ни тревог — ничего! Курорт — да и только!
— Да ты что, Зверь? — затараторил стажер, до которого начало доходить, во что он вляпался. — Я же пошутил!
— Постарайтесь сначала думать, а уже потом шутить и что-либо делать, свободный Паквуд, — отчеканил Роберт.
Да, администраторов не хватало, а бойцов, по мнению Роберта, было слишком много. Кавендиш знал каждого в лицо, а вот он впервые увидел всех только в ходе дисциплинарного ража консула Стейтона.
А еще были новички…
Кондитер, задушивший соперника во внимании девушки и засунувший труп в ее хлебопечку. Можно себе представить, что случилось с девушкой, когда утром она открыла печь.
Санитар, подменявший в больнице лекарства, а потом шестнадцать раз наблюдавший смерть пациентов. Ему, видите ли, занятно было смотреть, как люди перестают дышать. «И куда смотрели психологи, когда признавали психа годным для работы в больнице?!» — негодовал Роберт.
Живодер, потрошивший собак и кошек, а потом закидывавший окровавленные тушки в детские сады…
Роберт читал дела, смотрел на прибывших, задавал вопросы и начинал понимать Кавендиша. Возможно, в масштабах Свободного мира этих психов было не так уж и много. Возможно, стоило радоваться, что они не успели натворить еще больших бед. Вот только именно ему предстояло с ними работать, а учить психопатов держать в руках оружие было, с точки зрения Роберта, не самой удачной идеей. Была б его воля, он бы выбрал для каждого необитаемый остров — благо в океане их было достаточно — снабдил бы семенами и инструментами на первое время, а потом оставил бы в одиночестве выживать, как хотят. А еще можно было выкинуть их в лесах среди аборигенов, вот только аборигены могли отравиться.
Зато когда среди волны безумцев обнаружилось второе издание Ужа, Роберт окончательно рассвирепел:
— Никакого столба, — распоряжался он. — Выпороть в камере как обычного питомца, может, это хоть немного добавит ему здравого смысла. Ошейник не форматировать, наименование прежнее, еду приносить в камеру, никаких тренировок и контактов с бойцами…
— Но это же незаконно! — возмутился Дейл.
— Вот когда сюда вернется Кавендиш, тогда о законе и поговорим, — отрезал Роберт. — И, кстати, свободный Кук, не напомните, почему его здесь нет? Ах, да, он же злостно нарушал закон — не ходил в отпуск.
Дейл попытался найти возражения, но не успел.
— На экране в камере питомца поставить мультики, — продолжал распоряжаться Роберт. — Информировать Службу адаптации… впрочем, я сам проинформирую их о ненадлежащем исполнении бывшем опекуном питомца своих обязанностей, а также сообщу о жестоком обращении с питомцем сенаторам Иглтону, Макфарлену и Данкану… Если через две недели питомца от нас не заберут, переведем в прачечную — пусть занимается привычным делом…
Лишь вопросы боев находились вне зоны ответственности Роберта, но как раз это и не утешало. Он помнил давнюю выходку Дейла и мог представить, что могли наворотить стажеры, вот только всякие попытки как-то вмешаться в вопросы распределения пар и формирования боевых групп натыкались на ответ «Не лезь не в свое дело!», а попытка Элис, Иглтона, Макфарлена и, к удивлению Роберта, Ричарда приостановить бои на Арене из-за отсутствия должной организации и кадров успеха не имела.
Одни сенаторы недоуменно пожимали плечами, не желая признавать исключительность ситуации. Другие возмущались вскрывшимися нарушениями трудового законодательства. Третьи уверяли, будто недопустимо лишать граждан необходимой им разрядки. Четвертые ссылались на заявления Департамента развития о направлении на Арену почти шести десятков волонтеров. А пятые уверяли, будто никаких отличий от обычной жизни Арены и вовсе не заметили.
Требования Элис допросить в комитете отправленных в отпуск администраторов и тренеров тоже не имели успеха. Психологи дружно встали на защиту отпускников, уверяя, что не позволят отрывать пациентов от курса реабилитации.

Продолжение следует...

Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.60)

***

Они все же пришли — лучшие бойцы Арены, выжившие после года боев, после трех, пяти или семи лет возвращения в леса. Они пришли, обвешанные скальпами и зубами, замотанные в ткани, а не шкуры, а за их спинами звучали опасливые слова: «Они… Они… Служители богов по сердцу и печени…».
«Служители богов», — усмехалась Джен и смотрела на них с той же снисходительностью, что и на всех остальных аборигенов. Как и всем, им суждено было стать ее народом, кормиться из ее рук, а потом превзойти в верности псов.
Они шагали степенно и величественно, принимали красивые позы, а Джен мысленно заходилась от хохота. Чем собирались поразить ее наивные сыны лесов? Тощими телами и голодными глазами? Чужими зубами и спутанными волосами? Или, может быть, дешевыми тряпками?
На взгляд Джен, ткани за прошедшие годы выцвели, их края обтрепались, да и в самих нарядах было слишком много прорех, но бедные дикари ничего не замечали, гордые победами и принесенными богам жертвами.
Джен милостиво принимала всех, но на попытки бойцов предложить ей ложе, с такой силой била по рукам, что орехи разлетались во все стороны, попадая то в нос, то в лоб незадачливым «женихам».  А потом, когда отвергнутые не знали, должны ли навсегда уйти или могут просить разрешения остаться, снисходительно дозволяла им принять участие в охоте.
Эти «охоты» на фермах были необходимы и для того, чтобы показать могущество Той, что ходит по камням, и для того, чтобы подкормить новичков, а более всего для тренировки. Ее псы должны были понять, как устроены жилища фальшивых богов, должны были бестрепетно входить в рукотворные пещеры, должны были уметь искать, а потом послушно обрушиться на врагов, сметая их с лика земли.
Джен наставляла. Джен направляла. Джен давала мясо…
— Дай, дай, дай, дай, дай… — кружилась она перед взятием очередной фермы. — Мясо, мясо, мясо, мясо, мясо…
Они кружились за ней, в точности повторяя движения и слова. А потом отправились на «охоту».
Она могла бы обрушить их на Маунит-Лорен сразу после той фермы, но скормила бойцам еще пять. Пусть задумаются, зачем богам нужны свиньи — ведь они питаются кровью пролитых ради них жертв. Пусть спросят себя, почему боги не проснулись, когда они похищали их богатство, почему не отправились в погоню, почему не покарали. Пусть увидят ложь самозванцев. И пожелают отомстить!
Они не додумались и не видели, как будто их мысли были не в состоянии выйти за пределы бесконечного туннеля. Они слагали сказания о своем походе. Они славили ее, Ходящую по камням, Ее, что всегда возвращается и кормит.
И тогда ей пришлось говорить самой.
— Дам, дам, дам, дам, дам… Много-много-много-много скальпов… Там, где вода для питья изливается в соленую воду. Там, где хижины как пещеры, а пещеры выше деревьев. Там, где ночью светло как днем. Где живут обманщики-небоги!
Они терялись. Они пугались. Они робко оглядывались и говорили, будто боги слышат.
А она смеялась, она издевалась, она жалила, как пчела.
— Разве они слышали, как мы похищали их мясо? Разве они смогли мне помешать?
— Это была сила заклинаний…
— Да, моя сила больше их силы, потому что я служу Тому, кто за облаками. Я его молния, его пчела и карающая рука, — почти кричала Джен. — Он отдал их мне, чтобы вкусить их кровь. Идите со мной или я возьму все одна — скальпы, кости, печень и сердца. Слава будет моя! И сила моя! А вас назовут слабыми детьми, которым не дано есть мясо…
— Но они же боги, — жалобно лепетал седой, исчерченный рубцами и татуировками вождь.
— Не боги! — дикой кошкой ощерилась Джен. — А лжецы!
— Они ходят по небу… — попытался возразить ветеран Арены, чьи космы свисали ниже тощего зада.
— А разве вы не умеете прыгать по деревьям? — немедленно возразила Джен. — Это просто мастерство. Как умение делать веревки из коры и сетки из ветвей.
— Они показывают сказания на облаках…
— А вы рисуете их на камнях, — Джен не так-то легко было сбить с толку. — Что хвастать умениями? Вы учитесь, и они тоже. Они слабы и лживы, их волосы коротки — зачем им мясо? Пусть едят траву. Зачем им жизнь? Пусть отдадут ее сильным. Возьмите их скальпы, вкусите их мягкие и сладкие тела, заставьте петь их кости и украсьте жилища их черепами… Я дарю их вам или возьму их себе…
Она искушала, она насмехалась, она говорила льстивые и грозные слова, а они хлопали глазами, то поддавались надеждам, то впадали в сомнения, неспособные поспеть за изменчивыми речами и растерянные от грандиозности обещаний.
Они сомневались. Они боялись. А Джен бесновалась, клокотала от ярости, видя робость лучших бойцов Арены. Она уже готова была проклясть их за тугодумие, обрушить на их головы гнев Того, кто скрывался за облаками, когда самый молодой боец, до сих пор в тяжкой задумчивости сидевший перед огнем, не поднял в растерянности голову и не проговорил:
— Они щадят жертвы…
— Что?!
— Они щадят жертвы! — уже более уверено проговорил он. — Та, что ходит по камням, права! Они… не боги… Они лгали…
Общий вопль взметнулся к небесам, и от силы этого крика огонь припал к земле.
— Не боги. Они не боги!
Джен довольно наблюдала за их яростью, а когда решила, что она начала спадать, завела свою песнь:
— Дай, дай, дай, дай, дай… Мясо, мясо, мясо, мясо, мясо… Суд, возмездие и мое право! Дай мне мое!

Продолжение следует...

Продолжение

Джен чувствовала себя парусом, грозой и вихрем. Она вынесла приговор и теперь намерена была привести его в исполнение.
«Вы сами виновны, глупцы, — мысленно ликовала она. — И вы заплатите за подлость и глупость. И куратор…»
Как приятно ей было думать об этом человеке, представлять его ужас и неизбежный конец. Она жалела лишь об одном, что у негодяя были слишком короткие волосы, зато он был тучен и мог сполна прочувствовать, что значит стать кормом для ее людей.
А еще связь… Джен смеялась над идиотами, что читали ей лекции и знакомили с научными и техническими достижениями проклятой земли. Как просто отрезать город от мира, когда знаешь, что к чему. Как легко отключить ловушки и звуковые пушки, особенно когда некому тебе помешать.
Мальчишки сработали как надо, и она с удовольствием увидела на их поясах трофеи. Первая часть дела была сделана, осталось еще немного.
Три тени выскользнули из мертвого госпиталя. Джен знала, куда идти, а каменные лезвия резали ничуть не хуже стальных. Глупцы не чуяли опасности, не ведали страха, а потом один за другим отправлялись в небытие. Та, что всегда возвращается смотрела на поверженных и думала, какими ничтожествами они были, судя по лысинам и коротким волосам. И рубильники — просто до примитива. Вечно научники не способны думать о безопасности!
Первый рубильник — и в городе отсутствует связь. Второй — отключились ловушки периметра. Третий — не работают отпугивающие зверье и аборигенов звуковые пушки. Четвертый — прощай, электричество!
Улицы погрузились в темноту, отключились замки, холодильники, часы и прочая техника… Правда, был еще генератор, но это уже не имело значения, раз его некому было подключать.
Джен с наслаждением раскинула руки и запрокинула голову, приветствуя Того, кто за облаками, Того, кто разогнал тучи, чтобы приветствовать свою дочь. Его тысячи глаз следили за ней, восторгались ею и благословляли.
Тьма была первым сигналом для ее людей. Костер должен был стать вторым. И она вновь хохотала над глупостью тех, кто читал ей лекции. Они полагали, что у вещей лишь одно назначение — всего одно! — а она намерена была доказать им иное.
Стены, пол, лестницы и дорожки… Она щедро плескала все то, что могло гореть — как многое здесь могло гореть! — и виски тоже… А потом запалила палку и швырнула ее в дверной проем.
Пламя встало стеною.
И на Маунтин-Лорен обрушился Ад.

Продолжение следует...