Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Блокадный год или за тридцать миль до линии фронта


Блокадный год или за тридцать миль до линии фронта

Сообщений 121 страница 130 из 151

121

— Раз мы заговорили о необычных средствах доставки, то я хотел бы прояснить для себя некоторые моменты из того документа, который вы передали Андрею Александровичу. А именно информацию по ледовой дороге через Ладогу.
Мне пришлось освободить стол и расстелить на нём карту Ладожского озера.
— Наверняка вы должны были запомнить колоритного деда на воротах при въезде в санаторий.
— Как не запомнить, кажется, Никитич. «В былые времена на защиту ворот выставлялись самые надёжные воины», — это он мне сегодня рассказывал, когда я прогуливался.
— Именно. Так вот, когда планировали соревнования на буерах, пришлось многое изучить. Опрашивали учёных, гидрографию и даже проживающих на побережье старожилов. Наш Никитич поведал, что ещё бог знает в какие времена, при бароне Корфе из Осиновец на ту сторону можно было преспокойненько добраться по льду на ломовой лошади с тяжелогружёной подводой. Сейчас восемнадцатое сентября, до первых заморозков осталось меньше месяца. Анализируя прогнозы прошедших лет, конец осени будет малоснежный. В ночь на шестнадцатое октября выпадет первый снег и это станет началом отсчёта. Сначала к берегу набьёт ледяной шуги и через неделю навигации придёт конец, а озеро промерзает где-то в десятых числах ноября, вот тогда и стоит послать людей. Пусть замеры сделают, потопчутся. Только ещё он рассказывал, что гуськом передвигаться никак нельзя, нужно дистанцию соблюдать. Мне кажется, это из-за резонансных колебаний подо льдом. Как по мосту, нельзя в ногу топать, так и тут.
— В докладе об этом ни слова. Учтём. Слышал лёд на Ладоге… в одном месте густо, а в другом пусто.
— Видите ли, Алексей Александрович, у Ладожского озера есть ещё много особенностей. И одна из них, это неровность температурного режима. Вдоль берегов происходит круговое движение воды. Толщина льда будет возрастать там, где идёт главная ветвь течения. То есть холодные воды, двигаясь с севера до Орешка, совершают оборот против часовой стрелки. В результате чего, ближе к центру, ледяной покров совсем не велик.
— Я ещё не консультировался со специалистами, так что не могу ничего сказать.
— Если что, у меня есть карта с точными промерами глубин и толщиной льда за последний год. Так что, карту будите брать?
— Буду.
— Только мой вам совет, не затягивайте и параллельно прокладывайте железнодорожный путь на сваях. Я тут кое-что набросал, если заинтересуетесь, есть некоторые наработки. Впрочем, — я вытащил из сейфа ещё одну папку. — Здесь маршрут, рекомендованная скорость прокладки, количество необходимых материалов, наименование техники, и места, где всё это можно получить.
Вдруг Кузнецов замер.
— Вы не верите в успех операции? Даже после нашей победы под Хандровом?
— Что вы, Алексей Александрович. Если у Кулика на днях получиться овладеть Мгой, я подарю всем его начальникам штабов по дорчестеру, а если с минимальными потерями, то самолёт. Я даже теоритически могу предположить, что его поддержат с небес и посулят свежие войска и даже танковую бригаду, но надо ещё и удержать взятый рубеж, а необстрелянные дивизии (310-я, 285-я, 286-я) его 54-й армии просто не имеют должного опыта. Вы же в курсе, что немцы вводят 39-й механизированный корпус. Но зная отношения Георгия Константиновича к Григорию Кулику, тот пальцем не пошевелит для его спасения. У Верховного сейчас с Киевом проблем хватает, и Ленинград ничем помочь не может. Хотя кое-чем всё же сможем. Алексей Александрович, что вы знаете о телевидении?

+5

122

Череп написал(а):

А почему не подбросить несколько десятков телевизоров? Дело в том, что в РИ телевизоры(обычные)  ставили на борт истребителей, были тв (проекционные) на КП и пр. Из слепых набрали команду для "слухачей" в ПВО.

Огромное спасибо. Планировал что-то навроде АВАКСа запустить взяв за основу В-17, но оказалось, всё уже придумано.

+1

123

Череп написал(а):

Использование телевидения для нужд ПВО в блокадном Ленинграде

Спасибо огромное!

+1

124

Monochamus написал(а):

Спасибо огромное!

Не за что! :blush:

0

125

Череп написал(а):

Электронный луч на приемном экране заставили вращаться по часовой стрелке, точь-в-точь как в современных радиолокаторах кругового обзора. На экран нанесли прозрачную карту Ленинграда и области, провели линии - радиусы с делениями, обозначавшими удаление цели, и окружности равных расстояний. Центр экрана обозначал место установки "Редута".

Спасибо, первый раз услышал про создание ЦУ ПВО.

Алексей Борисов написал(а):

Огромное спасибо. Планировал что-то навроде АВАКСа запустить взяв за основу В-17, но оказалось, всё уже придумано.

тут не авакс, тут наоборот, земля наводила истребитель, передавая картинку в телик. Если я правильно понял. Но по моему, проще голосом передать, чем запихивать в кабину ТВ.
Так что, если сможете запихать радар в самолет, то это будет большим плюсом, т.к. отодвинет горизонт сильно.

0

126

Anars написал(а):

Алексей Борисов написал(а):
Огромное спасибо. Планировал что-то навроде АВАКСа запустить взяв за основу В-17, но оказалось, всё уже придумано.

В 44 году, что-то аналогичное было. Читал из воспоминаний летчиков в книге Драбкина, я сражался на ПЕ.
Вот только в рассказе летчика – Получили самолет, включили и проверили аппаратуры. Сделали пробный полет, убедились, что аппаратура работает и дает целеуказание. А вот дальше, самолет загнали в ангар, выставили часового и больше на нем не летали. Человек закончивший школу радиооператора стал летать, в качестве стрелка.

Отредактировано Георгий (23-09-2021 18:11:34)

+1

127

— Только мой вам совет, не затягивайте и параллельно прокладывайте железнодорожный путь на сваях. Зима принесёт страшный голод если не наладить сообщения. Я тут кое-что набросал, если заинтересуетесь, есть некоторые наработки. Впрочем, — я вытащил из сейфа ещё одну папку. — Здесь маршрут, рекомендованная скорость прокладки, количество необходимых материалов, наименование техники, и места, где всё это можно получить.
Вдруг Кузнецов замер.
— А ведь вы не верите в успех операции? Даже после нашей победы под Хандровом?
— Что вы, Алексей Александрович. Если у Кулика на днях выйдет овладеть Мгой, я подарю всем его начальникам штабов по бронированному дорчестеру, а если с минимальными потерями, то самолёт. Более того даже теоритически могу предположить, что его поддержат с небес и посулят свежие войска и возможно танковую бригаду. Но мы-то с вами понимаем, что надо ещё и удержать взятый рубеж, а необстрелянные дивизии его 54-й армии  просто не имеют должного опыта. Вы же в курсе, что немцы вводят для противодействия 39-й механизированный корпус. Но зная отношения Георгия Константиновича к Григорию Кулику, тот пальцем не пошевелит для его спасения. У Верховного сейчас с Киевом проблем хватает, и Ленинград ничем помочь не может. Хотя кое-чем всё же сможем. Алексей Александрович, что вы знаете о дальновидении?
— У меня есть телевизионный приёмник, вы же сами дарили на майские.
— Значит, вы знаете одного из авторов вашего приёмника 17ТН-3 Расплетина Александра Андреевича. И возможно слышали или читали о его работе в проектах «Звезда», «Доломит», «Алмаз». Телевизионная авиационная разведка. Не встречали? — и, видя непонимание в лице Кузнецова, добавил: — Ничего страшного. У нас во многих палатах стоят проекторы Вани Завгороднева ТЭ-2 с экранами два на три метра, и никто его не знает. А ведь его лаборатория, как и Александра Андреевича, находятся тут, в Сосновке.
— А почему там?
— Озеро, — ответил я. Расплетин любит рыбалку и согласился временно переехать из ленинградской квартиры в небольшой домик со всей семьёй. Там же построили центр и собрали его группу с Лужского рубежа. Раппопорт и без их участия справился с эскарпами на отлично. Зато учёные вместо рытья траншей за это время сделали один прибор, который позволяет передавать данные с РЛС на самолёт, как телестудия передаёт сигнал на телевизионный приёмник.
— И что это даст?
— Пилот будет знать о приближении вражеских самолётов не в системе координат «азимут-расстояние», где по виду и характеру пульсации импульсов только опытный оператор опознает количество самолётов, а гораздо проще.
— И какая эффективность?
— Пока не знаю, для самолёта-разведчика или корректировщика это вопрос жизни. И их предложение оснастить телевизионными приёмниками штаб ПВО выглядит более чем здраво. Военные сразу, минуя кучу докладов будут знать обстановку в небе Ленинграда.
Соглашаясь, Кузнецов коротко кивнул и задал вопрос, о котором разбивалось большинство кораблей изобретателей и прожектёров.
— Когда это можно будет потрогать руками?
— Да хоть сейчас, — ответил я.
— Дайте подумаю, у Штоффа она уже работает?
— Точно такую же мы можем отправить в 54-ю армию, вернее туда, где она пригодиться. Ведь армия непосредственно подчиняется Ставке ВГК.
— По-моему, дополнительный стрелковый полк или танковая рота оказала бы гораздо больше помощи, — произнёс Алексей Александрович. — Вот если бы отыскалось три десятка танков.
— В распоряжении Кулика 119-й отдельный танковый батальон. Из Кубинки он убыл, имея в составе девять т-34 и двадцать танков т-26. Насколько я знаю, в бой они не пошли. Или вы предлагаете поднять с коек танкистов, которые поступили к нам с последним санитарным поездом, посадить их в танки и отдать мариноваться? Уж лучше их отправить капитану Катюшину. Он хоть плацдарм на том берегу Невы создал и ведёт активную оборону.
— Значит, танки всё же есть?
— Откуда в санатории танки? Профиль не тот.
— Ну, вы же вооружили того же Катюшина. И два сгоревших, годных только на переплавку т-28 отремонтировали.
— А вам уже всё доложили…
— Конечно, а вы думали я не в курсе, что тут происходит? И про магазин возле инфекционного госпиталя в Юкках, где ленинградцы карточки отоваривают, и про картофельные поля на заброшенных торфоразработках, и про водоёмы с карпами, и про вашего снабженца, выпрашивавшего разбитую технику на Ижорском заводе и старые орудийные стволы. Одного не пойму, почему всё втихаря, отчего у меня не спросили? Не перебивайте! Я знаю, что всё затеяно для общего блага, поэтому всё остаётся как есть. И я уверен, что и самолёты припасены, и танки наверно отремонтированные есть, даже баржи где-то пришвартованы, раз такими ускоренными темпами ведётся строительство в Кобоне.
— Вы же знакомы с теорией о том, что честный человек считает, будто его окружают точно такие же, как и он сам люди; а плут видит вокруг себя людей иных и поступки его соответствующие. Так что не стоит ожидать от меня откровений. Раз вы всё знаете, то заберите груз парохода «Narwhal» с рыбными консервами отправленный мэрией Питерсберга для города Ленинграда, там около трёх миллионов банок. А то подумаете, что я что-то от вас скрываю.
— Где сейчас рыба?
— Ящики на складе в Ваганово. Мне, между прочим, пришлось оплатить таможенные расходы. А вы об общем благе рассуждаете.
Посчитав приблизительный объём, (а вышло тридцать пять вагонов) Кузнецов понял, что придётся использовать железнодорожный транспорт, который на данный момент был задействован практически в полном объёме. Ленинградский железнодорожный узел хоть и являлся одним из крупнейших в стране, но не с бесконечным подвижным составом. К тому же железная дорога находилась в приоритете у немецкой авиации и регулярно страдала. Пришлось бы собирать эшелон буквально по вагону, забирая их с мест хранения и у предприятий, не очень-то спешащих избавиться от «удобной тары». Многие составы ещё с 8 сентября стояли и вовсе не разгруженные. В копилку сложностей добавилось и принятое решение о постройке бронепоездов, что привело к дефициту паровозов, а задействовать резервные не хотелось. Но больше всего он горел желанием узнать возможности санатория.
— Можете рыбу сами на склады резерва привезти? — попросил Кузнецов. — С транспортом сейчас сложности.
— Хорошо, Алексей Александрович. Консервы доставят. Только уж и вы позвоните в Вашингтон послу Уманскому, пусть поблагодарит от вашего имени дарителей. Акт приёма-передачи уже оформлен, от горкома только подписать осталось, конечно, когда сверку проведут.
— Распоряжусь, чтобы не затягивали.
— Спасибо. А теперь, вернёмся к списку. Вопрос по порохам. Дело в том, что произведённый на американских заводах баллиститный порох отличается от русского. Тем не менее, там и там используется стабилизатор химической стойкости. В заявке его нет, но это не что иное, как централит. И у меня есть возможность его поставлять, пока ваш завод не вышел на проектную мощность в Барнауле. Однако я хотел бы передать представителям советской науки один секретный состав, которому по силам его заменить и избавить от зависимости импортного сырья. Это порошок на основе оксида магния. Формула и технологический процесс в подробностях описаны. В папке, которою я вам оставлю, есть страница про одного учёного, Александра Семёновича Бакаева. Моя рекомендация задействовать его в этом проекте.
— Тем не менее, заявку по ВВ вы закроете?
— С поставками я ещё ни разу не подводил. Тротил, пороха и динамит — всё будет.
— Но я по глазам вижу, что в них какое-то беспокойство.
— Как вы понимаете, в сложившейся ситуации вещество, заменяющее централит это очень охраняемый секрет и немцы, узнав про него, предпримут беспрецедентные шаги для его раскрытия. Так что этот документ должен быть в надёжных руках. Я отправлю с вами двух парней на бронеавтомобиле.
— Вы шутите? Со мною люди Белова. Уж с чем-чем, а с охраной папки они справятся, — возразил Кузнецов. — По остальным позициям вопросов нет?
— Скорее предложение.
Мне пришлось вновь заглянуть в сейф.
— Раз уж решили возложить на нас доставку, — продолжил я, — то почему бы не доверить нам, открыть пару-тройку столовых для беженцев? Как минимум в накопителях.
— Бесплатных столовых, — утвердительно уточнил он.
— Даже не обсуждается. Ведь это помощь, а не коммерческий проект. Я подготовил письмо на ваше имя.
Кузнецов принял письмо, особо не вчитываясь, наскоро пробежался глазами и тут же подписал, возвращая мне.
— Осталось ещё морячкам помочь, — сказал я. — В Парголово посылки подготовили, и было бы неплохо с кем-нибудь из партийного руководства города их передать. Люди старались, им бы пару слов, поблагодарить, приободрить, как вы это умеете. Обратная связь совсем лишний не будет. Я бы попросил секретаря райкома ВКП(б) Парголова, но он сейчас в отъезде.
— Дело хорошее, — согласился Алексей Александрович. — А то у нас последнее время Балтийскому флоту совсем внимание не оказывают. Товарищ Жуков оперирует «сухопутными терминами», а Владимир Филиппович не видит участие флота в несвойственных ему задачах.
— Ну да, это как сантехника заставить построить костюм. Только материал переведёт да руки булавками исколет. Ровно как наоборот.
— Знаете, — Кузнецов сделал очередную пометку в блокноте, — пусть Виолетта Владимировна, инструктор горкома займётся этим вопросом. А то она жалуется на отсутствие серьёзных дел. Когда посылки наметили передавать?
— Чего тянуть, прямо сегодня всё и передадим. Если вы сейчас ей поставите задачи, то я пришлю за ней транспорт. В десять она выступит на предприятии, а прямо оттуда к морякам.
— Договорились.
— Только у меня будет просьба, немного необычная, но в ваших силах её разрешить.
— Если вы уверены, что это в моих силах, а то всё мы к вам с просьбами… говорите.
— Мне нужно сегодня ночью попасть в Шлиссельбург.
— Вы с ума сошли! — эмоционально вскрикнул Кузнецов. — Там немцы.
И вдруг, Алексей Александрович успокоился, исподлобья посмотрел на меня и произнёс: 
— Что от меня требуется?
— Совершенный пустяк. Дайте команду Москаленко взять с собой на церемонию вручения подарков, начальника Разведывательного отдела Штаба Балтийского флота, подполковника Фрумкина и написать для него записку с просьбой поспособствовать специалистами. Человек сорок, имеющие представление о диверсионной деятельности, больше не надо.
— А почему не сделать это завтра?
— Потому, что это надо было сделать ещё неделю назад. Я кое-что заберу из одного места, а его подчинённые могут либо уйти со мной, либо остаться там и подготовить плацдарм для будущего десанта. Понимаю, что вы не хотите поделиться со мной информацией о запланированной высадке: секретная операция, всё такое. Вот только погода сегодня к вечеру станет настолько несносной, что ни о каких перемещениях по воде и речи не пойдёт. Капитан-лейтенант Балтачи просто просидит в Осиновце, смотря на волны Ладожского озера. Вы хотя бы поинтересовались сводками гидрометцентра перед принятием решений.
— Скажите, это как-то связано с теми письмами?
— Вы проницательны, Алексей Александрович, но нет, не связаны. Сейчас мои интересы простираются в других областях. Скажу только одно, это компонент истраченного не так давно лекарства.
— Дайте бумагу.
— Имя отчество Фрумкина — Наум Соломонович.
 
***

Проводив второго секретаря горкома, я остался в вестибюле и остановился у информационного стенда. Теперь, помимо карты СССР, здесь разместился план города и Ленинградской области с красными границами наших оборонительных сооружений. Завтра-послезавтра эти границы должны были сдвинуться, по крайней мере, надеялись. Советское командование предполагало нанести удары с внешней и внутренней стороны блокадного кольца. Части 54-й армии вели наступление, с трудом продвигаясь на запад, преодолевая немецкую оборону 20-й моторизованной, 12-й танковой дивизии и 5-го мотопехотного полка, неся колоссальные потери. То, что было так легко отдано, возвращалось назад через большую кровь. Бои шли за каждую возвышенность, где решающую роль играла артиллерия, в которой немецкая сторона всегда была сильной. До станции Мга оставалось восемь миль, но силы были уже на исходе. Советские войска остановились на рубеже платформа Русановская (река Назия) – озеро Синявинское. В Южном Приладожье немцы заканчивали сосредоточение подразделений 8-й танковой дивизии, и справиться с ней в одиночку, армии маршала Кулика было уже невмочь.
Операция по деблокированию изнутри должна была начаться в 22 часа восемнадцатого сентября, и в наступлении полагалось задействовать 1-ю стрелковую дивизию НКВД, в задачу которой входило овладение Шлиссельбургом. Роте капитана Катюшина ставили в обязанность занять второй городок у восьмой ГРЭС. Батальон 4-й бригады морской пехоты Ладожской военной флотилии должен был форсировать Неву в районе Выборгской Дубровки – Теплобетон. И наконец, 115-я СД Конькова получала приказ на захват плацдарма, в дальнейшем на развитие наступления в сторону Мги. Планов было громадьё и сложно сказать, верило ли командование в успех, но сидение в глухой обороне однозначно являлось гибельным.
Генерал-майор береговой службы Митрофан Иванович Москаленко принял моё предложение с некоторым недоверием, тем не менее, явился к причальной стенке лично, в сопровождении заместителей и представителя политуправления флотом. Обычно наши вопросы касались снабжением медикаментами, а тут посылки, да ещё в столь необычной форме. И необычность эта заключалась в десяти панелевозах, на которых покоились одиннадцатиметровые лодки Эндрю Хиггинса, с горкой заполненными ящиками и мешками под брезентом. Рядом с машинами по трое стояли молчаливые моряки в чёрных бушлатах, с суровыми, отмеченными возрастом лицами. Виолетта Владимировна, высокая, худощавая как высохшая вобла, но не лишённая женского шарма тут же вычислила своего коллегу по цеху и с его помощью организовала военных для коллективной фотографии на фоне «подарков». Едва фотограф успел сделать пару снимков для истории, как инструктор горкома произнесла короткую речь о нерушимости уз ленинградских рабочих и Балтийского флота, важной роли товарища Жданова и всё это под эгидой руководящей роли партии. Отдельно упоминался товарищ Сталин, но в общем контексте с приведением одной из его цитат. Получившийся на скорую руку митинг завершился по погодным условиям. Машины ушли на разгрузку, а участники по своим делам.
Усилившийся ветер поспособствовал мне вместе с Наумом Соломоновичем и двумя его коллегами оказаться в автомобиле, где предстояло ответить на возникшие у разведчиков вопросы. А они сразу же появились, когда пришло понимание, какие козырные карты оказались в их руках.
— Что вы знаете о тоннеле из Шлиссельбурга в обход к крепости и оттуда к Шереметьевке? — спросил я у Фрумкина и сам же ответил на свой вопрос. — Уверен, в первый раз слышите, но наверняка знакомы с такими понятиями, как подземные реки и пустоты. Четыре с половиной тысячи лет назад, когда Ладожские воды были заперты, что-то произошло и в плите образовалось пространство. Этот проход обнаружили в конце девятнадцатого века и стали исследовать разделяющие масонские взгляды учёные, но вскоре потеряли к этому интерес. Барон Герхард Якоб де Гер внезапно оставил все свои геологические изыскания и, получив пост профессора общей и исторической геологии в университете Стокгольма, к этой теме больше не возвращался. На все мои письма ответил категорическим отказом, обвиняя меня в фальсификации, чем ещё больше возбудил во мне интерес. Когда в городке открывался гастроном, тема с этим тоннелем всплыла вновь. Это экскурс, а теперь спрашивайте.
— Этот тоннель можно использовать? — спросил майор Коновалов.
— Для логистических схем он малопригоден. Человек пройдёт, а что-то крупнее лошади уже застрянет.
— Вы сами, проходили этим маршрутом? — задал вопрос Фрумкин.
— Нам даже пришлось в одном месте его расширить, обустроить выходы и протянуть электричество, а так да, проходил пару раз. Сразу скажу, ощущения не из приятных, чувствуется давление. Есть несколько подъёмов и спусков, встречаются ответвления куда лучше не соваться. Если кто-то из вас посещал пещеры, то поймёте.
Фрумкин переглянулся с коллегами и произнёс:
— Товарищ Кузнецов поставил перед нами чёткую задачу, но я так и не понял, что вам необходимо вынести?
— Этот предмет имеет отношение к медицине. Поместится в небольшой чемоданчик. Это всё, что я могу сказать.
— Немного, — протянул Коновалов. — Я предполагал, что это будут какие-то документы или ценности. Всё равно, зачем столько людей?
— Дело в том, что выход из тоннеля оборудован в овощехранилище, а не в том месте, куда нужно попасть. Я с собой приготовил план Шлиссельбурга, где всё обозначено.
Разведчики согласились. Одно дело объяснять на слух, а другое дело видеть своими глазами. Вынул из портфеля фотоснимок, я обвёл карандашом гастроном и поставил крестик на овощехранилище.
— Мы выйдем здесь, — указывая на крестик. — Ориентир водонапорная башня. Это шлюз Староладожского канала, это пристань, на юг ситценабивная фабрика и Преображенская гора. А вот тут и тут, в домах немцы ориентировочно разместили пулемётные гнёзда, а вот эти бугорки, скорее всего замаскированные орудия. Мы окажемся в самом логове, где противник буквально со всех сторон. Вероятность боестолкновения свыше шестидесяти процентов. Поэтому столько бойцов. Могу помочь в оснащении группы, от обмундирования до вооружения. Всё, что запросите.
— Для начала пару КВ, — сострил Коновалов.
— Пожалуйста, уточните комплектацию, — в том же тоне ответил я.
— В смысле?
— Может, существует не известный мне облегчённый танк КВ, который запросто проползёт с этого берега на тот, минуя все водные преграды и Петровский мост? Нет, не существует? Если нужен танк, то отбейте его у противника. Я покажу, где его найти. В ином случае, обеспечьте надёжный плацдарм, куда сможет подойти понтонный паром с т-28. Иных танков, извините, сейчас нет.
— А говорили, что есть.
— Сами не ремонтируют и другим не дают. Вот, о чём могли говорить.
— Андрей, хватит! — резко произнёс Наум Соломонович. — Андрей Георгиевич шутит так. Нужны будут средства связи, пару надёжных раций, фонари, если есть автоматическое оружие немецкого производства и патроны к ним, то скажем спасибо.
— Beretta MAB 38 подойдёт?
— Всё подойдёт.

***

Делить группу было опасно, ночь могла принести неожиданности, но действовать всем скопом, значило, отказаться от фактора внезапности. Там, где тихо пройдут четверо, десяток обнаружат. Пригород Шлиссельбурга не патрулировался, но «Помощник» чётко фиксировал огневые точки и секреты противника. Причём грамотно поставленные секреты, перекрывающие любые подходы извне, но не всегда изнутри. И вычислить большинство из них не представляло труда, достаточно было отыскать телефонный провод. В дома, куда он был проложен, так или иначе, являлись опорными пунктами. Стоить заметить, что в сентябре город был ещё относительно цел. Немцам не пришлось его штурмовать, а наши пока особо не обстреливали.
Мичман Синяков выругался, отринул от косяка двери в овощехранилище и оказался в тени. Почти над домом висели две осветительные ракеты. От них тянулись хвосты багрового дыма. Светляки будто покачивались, и из них выплёскивался огонь как вода из носика кипящего чайника. Отрываясь, налету он приобретал форму капель и краснел, свет же от ракет, наоборот, белел, становясь пронзительным. С каждым запуском с земли уползали тени, прячась от яркого света, или наоборот, медленно поднимались вверх к этим пылающим факелам, и в следующее мгновение наступала кромешная тьма, правда недолго, до следующего пуска из ракетницы. Но вот одна из ракет словно закипела необычайно быстро и метеором ринулась вниз, не успев осветить ночное небо Шлиссельбурга. Она распалась огненным дождём и пролилась на землю высыхающими каплями.
— Вперёд, — тихо сказал я.
Придерживая антабку автомата, мы побежали к палисаднику с поваленным деревом, где виднелись фигуры Петра с Иваном, и едва достигнув укрытия, присели на корточки. Через улицу вновь заплясали чёрные густые тени от осветительной ракеты, и стало светло. Ураганные порывы ветра то набирали силу, неся вдоль улиц пыль и разный мусор, то стихали.
— Ну и подлюги! Ты гляди, что вытворяют, — пробормотал Иван и торопливо протянул руку мне, потом Синякову.
— Что случилось? — забеспокоился последний.
— Дверь в подсобку заминировали. Вот, нашей же лимонкой заминировали, падлы. Случайно увидел.
— Тоже мне, беда. — Мичман блеснул глазами и ухмыльнулся.
— Отставить разговорчики, — сухо сказал я. — Тебя этому учили, поэтому случайностей быть не может. Сейчас тихо заходим и распределяемся по магазину. Ваня, Петя — в подвал, план вы помните. Там немцы в режиме энергосбережения.
— Чего?
— В смысле сна. Действовать тихо, но быстро, — показывая четыре пальца, по количеству противника. — Я с мичманом внутрь, бодрствующую смену потревожим. Проверили наганы.
Через пару минут мы вновь встретились. Обошлось без происшествий, если не считать того, что один из пулемётчиков кемарил, а его второй номер не геройствовал, спокойно и без крика принял револьверную пулю в лоб. Включив фонарь, я осветил помещение торгового зала. Свет вырывал из мрака грязный пол, опустевшие полки, разбросанные бухгалтерские книги, разломанный сигаретный бокс в углу, пару заимствованных табуреток из какого-то дома и сложенные аккуратной пирамидкой консервы на столе у кассового аппарата. Вместо стекла витрины возвышались мешки с песком, где на станке у амбразуры стоял пулемёт, хищно выпятив ствол в сторону берега. Вокруг него выстроились патронные ящики, на которых ещё недавно сидели немцы. Синяков вернулся к двери и посветил фонариком, подавая сигнал. На мгновенье я исчез и появился вновь. Растянувшись цепочкой, следующая группа побежала к не занятому новому дому с надписью «Аптека», а к нам последовал заместитель Фрункина, майор Коновалов.
— Нашли, что искали, — спросил он, застав меня в подвале.
— Нет, Андрей Георгиевич, опоздали.
— Может, плохо искали?
Я показал пальцем на серебристый чемоданчик с вывернутым замком и разбросанный по полу мох.
— Они даже не понимали, какая ценность была в их руках. К сожалению, мне здесь больше делать нечего. Четыре тысячи лет назад зародилось это чудо природы и, … слов нет.
Я подошёл к стене, где стояли пустые бочки из-под солёных огурцов и штабеля ящиков.
— Работники, когда эвакуировались, успели замаскировать дверь. Судя по всему, пошарить солдаты не успели. Тут за кремальерой холодильная камера, в ней тушёнки на весь Шлиссельбург хватит, распоряжайтесь по своему усмотрению. И поторопитесь, если есть телефоны, значит, стоит ожидать звонков. Да вы и сами всё прекрасно понимаете. Удачи, майор.
— Обождите, вы говорили, что знаете, где танк.
— В любом случае придётся вернуться к овощехранилищу, — сказал я. — Идёмте, покажу. Тут недалеко.
Спустя полчаса на стол Жукова легло донесение подполковника Фрункина о захвате плацдарма в северо-западном районе Шлиссельбурга силами разведывательной роты с просьбой о подкреплении.

Отредактировано Алексей Борисов (03-10-2021 16:54:59)

+8

128

Делить группу было опасно, ночь могла принести неожиданности, но действовать всем скопом, значило, отказаться от фактора внезапности. Там, где тихо пройдут четверо, десяток обнаружат. Пригород Шлиссельбурга не патрулировался, но «Помощник» чётко фиксировал огневые точки и секреты противника. Причём грамотно поставленные секреты, перекрывающие любые подходы извне, но не всегда изнутри. И вычислить большинство из них не представляло труда, достаточно было отыскать телефонный провод. В дома, куда он был проложен, так или иначе, являлись опорными пунктами. Стоить заметить, что в сентябре город был ещё относительно цел. Немцам не пришлось его штурмовать по всем правилам, а советские войска пока особо не обстреливали. Распределив цели, мы стали действовать. Со мной оказался мичман из водолазной команды Ивана Васильевича Прохватилова и Иван с Петром. В первом же доме мы застали перепуганных мирных жителей. В двух следующих временным квартирантам пришлось покинуть жилплощадь и переместиться в кабинет бухгалтерии овощехранилища. Оставался магазин, место, которое противник превратил в огневую точку.
Мичман Синяков выругался, отринул от косяка двери в овощехранилище и оказался в тени. Почти над домом висели две осветительные ракеты. От них тянулись хвосты багрового дыма. Светляки будто покачивались, и из них выплёскивался огонь как вода из носика кипящего чайника. Отрываясь, налету он приобретал форму капель и краснел, свет же от ракет, наоборот, белел, становясь пронзительным. С каждым запуском с земли уползали тени, прячась от яркого света, или наоборот, медленно поднимались вверх к этим пылающим факелам, и в следующее мгновение наступала кромешная тьма, правда недолго, до следующего пуска из ракетницы. Но вот одна из ракет словно закипела необычайно быстро и метеором ринулась вниз, не успев осветить ночное небо Шлиссельбурга. Она распалась огненным дождём и пролилась на землю высыхающими каплями.
— Вперёд, — тихо сказал я.
Придерживая антабку автомата, мы побежали к палисаднику с поваленным деревом, где виднелись фигуры Петра с Иваном, и едва достигнув укрытия, присели на корточки. Через улицу вновь заплясали чёрные густые тени от осветительной ракеты, и стало светло. Ураганные порывы ветра то набирали силу, неся вдоль улиц пыль и разный мусор, то стихали.
— Ну и подлюги! Ты гляди, что вытворяют, — пробормотал Иван и торопливо протянул руку мне, потом Синякову.
— Что случилось? — забеспокоился последний.
— Дверь в подсобку заминировали. Вот, нашей же лимонкой заминировали, падлы. Случайно увидел.
— Тоже мне, беда. — Мичман блеснул глазами и ухмыльнулся.
— Отставить разговорчики, — сухо сказал я. — Тебя этому учили, поэтому случайностей быть не может. Сейчас тихо заходим и распределяемся по магазину. Ваня, Петя — в подвал, план вы помните. Там немцы в режиме энергосбережения.
— Чего?
— В смысле сна. Действовать тихо, но быстро, — показывая четыре пальца, по количеству противника. — Я с мичманом внутрь, бодрствующую смену потревожим. Проверили наганы.
Через пару минут мы вновь встретились. Обошлось без происшествий, если не считать того, что один из пулемётчиков кемарил, а его второй номер не геройствовал, спокойно и без крика принял револьверную пулю в лоб. Включив фонарь, я осветил помещение торгового зала. Свет вырывал из мрака грязный пол, опустевшие полки, разбросанные бухгалтерские книги, обрывки газет, разломанный сигаретный бокс в углу, пару заимствованных табуреток из какого-то дома и сложенные аккуратной пирамидкой консервы на столе у кассового аппарата. Вместо стекла витрины возвышались мешки с песком, где на станке у амбразуры стоял пулемёт, хищно выпятив ствол в сторону берега. Вокруг него выстроились патронные ящики, на которых ещё недавно сидели немцы. Всё говорило о том, что противник не собирался здесь задерживаться, а значит, никакой серьёзной обороны пока нет и в помине. Синяков вернулся к двери и посветил фонариком, подавая сигнал. На мгновенье я исчез и появился вновь. Растянувшись цепочкой, следующая группа побежала к не занятому новому дому с надписью «Аптека», а к нам последовал заместитель Фрумкина, майор Коновалов.
— Нашли, что искали, — спросил он, застав меня в подвале.
— Нет, Андрей Георгиевич, опоздали.
— Может, плохо искали?
Я показал пальцем на серебристый чемоданчик с вывернутым замком и разбросанный по полу мох.
— Они даже не понимали, какая ценность была в их руках. К сожалению, мне здесь больше делать нечего. Четыре тысячи лет назад зародилось это чудо природы и, … слов нет.
Я подошёл к стене, где стояли пустые бочки из-под солёных огурцов, штабеля ящиков, пыльные мешки и стал освобождать стену, поясняя свои действия, пока не показался край выкрашенного жёлтой краской металла.
— Работники, когда эвакуировались, успели замаскировать дверь. Судя по всему, пошарить солдаты не успели. Тут за кремальерой холодильная камера, в ней тушёнки — весь довоенный Шлиссельбург год кормить можно было. Распоряжайтесь по своему усмотрению, но имейте в виду, что в городе осталось от семисот до несколько тысяч советских граждан, для которых это единственный запас продовольствия. И поторопитесь, если есть телефоны, значит, стоит ожидать звонков. Да вы и сами всё прекрасно понимаете. Удачи, майор.
— Обождите, вы говорили, что знаете, где танк.
Проклятье, про танк я и позабыл. «Помощник» тут же выдал несколько мест возможной стоянки бронетехники.
— В любом случае придётся вернуться к овощехранилищу, — сказал я. — Идёмте, покажу. Тут недалеко.
За овощным, через три дома и дорогу располагалось одноэтажное семейное общежитие работников судостроительного завода. Старое кирпичное здание в этом году отпраздновало свое пятидесятилетие и выделялось толстыми стенами с обилием дымоходных труб. Сейчас там размещалась казарма третьего пехотного батальона, а в доме по соседству, временно, пока не отремонтируют особняк за бульваром, квартировал полковник Артур Хоппе, награждённый совсем недавно рыцарским крестом и очередным званием. И как символично, немцы хитростью взяли Шлиссельбург (в 7:20) восьмого ночью, а через одиннадцать суток такой же ночью потеряли. Пусть и небольшую, но очень важную его часть. Они осознают это буквально через час, когда наступит пересмена, а пока, мы остановились возле овощехранилища. Ракеты регулярно взлетали в небо, освещая городок и Неву, а я посмотрел на фосфоресцирующую минутную стрелку часов.
— Сейчас должен появиться дед Семён, — произнёс я, едва мы перешагнули дверной проём. — С ним экипажи и два сержанта с отделениями автоматчиков и огнемётчики.
— Простите, дед Семён это кто?
— Вы знакомы с брошюрой «Краткое руководство по элементарной и общей тактике» Изместьева? В его XII главе описываются действия этого дедушки.
Коновалов ладонью провёл по лицу, массируя его. Было видно, что сон всё больше одолевает его и судя по всему, это бессонная ночь для него не первая.
— Извините, устал. Я же всё-таки флотский и с этим руководством не знаком.
— Я так и предполагал. Пока мы не попрощались у меня сразу просьба, не пытайтесь выдавать им невыполнимые задачи из-за необдуманных преступных приказов. Это специалисты своего дела, побывавшие в таких передрягах, что лучше не спрашивать. Люди сражались на руинах Могилёва в полном окружении, никто не знает, как они поведут себя, если их бездарно пошлют в лобовую атаку на противотанковые пушки и пулемёты. Ни в коем случае не ставлю под сомнение принцип единоначалия, но, к сожалению, опыта ведения боёв в городских условиях у вас нет. Вы собрали добровольцев, хорошо мотивированных людей, но не профессионалов. А они могут посоветовать и даже предложить своё виденье решения задач, так как всё испытали на своей шкуре. По сути, они готовые инструкторы, каждый из которых на вес золота.
— Это тот госпитальный резерв, о котором говорил товарищ Кузнецов?
— Можно сказать и так. Пожалуйста, подойдите к окну. Посмотрите внимательно на здание напротив, оно просматривается за деревьями.
— Я вижу только забор.
— Танковый батальон 29-го полка 12-ой танковой дивизии собирался использовать два наших восстановленных танка и броневик для отвлечения внимания, — сказал я Коновалову. — Они мастера на такие придумки, представить всё так, будто советские танкисты выходили из окружения и тому подобное. Но мост рванули до их подхода, и теперь техника стоит тут, в судоремонтной мастерской. Ставлю сотню, что и снарядов с патронами там полный боекомплект, ведь они готовились вести бой.
— Я слышал про такое, — произнёс майор. — Были прецеденты.
— Возле мастерских выставлен караул, так как там не только наши танки, но для ваших орлов это не должно стать помехой. Однако я бы рекомендовал отправить на зачистку деда Семёна и Петю с Ваней. И последний совет: когда вас сменят, передайте мои слова новому командиру да не распространяйтесь про подземелье. Если немцы прознают про тоннель под Невой, то просто закидают бомбами или захватят это здание.
Пока майор посматривал в окошко, в подвале раздался шум и по ступенькам стали подниматься красноармейцы, в кирасах, обмотанные пулемётными лентами, тубусами мин, увешанные оружием и неся за спиной огромные ранцы. Казалось, что ожили древние легенды, когда богатыри ударом палицы вбивали в землю по голову своих противников. Столь грозный вид пехотинцев разбавляли одетые в чёрные комбинезоны танкисты с ящиками для гранат, пара снайперов с новыми рациями «ленинградка» и санинструктор с инженером по связи. Замыкали группу два огнемётчика. В своих огнеупорных накидках и очках выглядели они устрашающе даже для Коновалова.
Спустя полчаса на стол Жукова легло донесение подполковника Фрумкина о захвате силами разведывательной роты плацдарма в северо-западном районе Шлиссельбурга с просьбой о подкреплении и помощи артиллерией. Георгий Константинович хмыкнул и пробурчал, что стоило лишь приложить крепким словечком и стукнуть по столу, как все разговоры о невозможности рассыпались подобно карточному домику. «Нет на войне слова невозможно! — в очередной раз повторил он свой тезис командирам штаба. — Есть только приказ и доклад о его выполнении».
Утром штаб командующего фронтом получил данные о захваченных трофеях и пленных. Четыре новенькие 88-мм зенитки с тягачами Sd.Kfz.7, которые Коновалов обозвал Краус-Маффей, шесть 5-см миномётов, четыре пулемёта и под сотню винтовок. В сводке так же указывалось большое количество боеприпасов, но самое важное в донесении была графа о потерях. Вернее её пустое поле, что было воспринято, как неспособность подсчитать безвозвратную убыль личного состава. То, что успеху десанта способствовал «градус» упреждения, иными словами, на каком этапе своего развёртывания в Шлиссельбурге и окрестностях силы 424-го пехотного полка германских войск попали под удар войск советских, что и определило многие показатели успеха — уже мало кого интересовало. Справились и молодцы. Жуков был прав, торопя с наступлением. Сколь не были расторопны немцы, успеть везде и всегда быть сильными не получается ни у кого. Завтра такого успеха уже не было бы, а послезавтра оставалось только поражение.
На карте санатория красная ленточка изменила своё положение и прибывшие на работу люди с радостью восприняли это событие. Любая, даже мало-мальски успешно проведённая операция на Ленинградском фронте поднимала настроение. Мрачные события последних дней внушали полную безнадёжность, уже никому не казалось, что вот, наступил тот момент, когда противник обратится вспять и станут освобождать один город за другим. Все давно понимали, что до этих событий ой, как далеко, но веры в победу не теряли. Чёрным пятном на плане оставались Синявские высоты, без обладания которых все потуги оказались напрасными. В течение последующих дней о наступлении на узловую железнодорожную станцию Мга уже не велось и речи. Противник перешёл в контрнаступление, и в мечтах было не потерять отвоёванное и контролировать хотя бы километровый кусочек побережья Ладоги, который переходил из рук в руки. Сам же Шлиссельбург оказался в незавидном положении. Наши пытались выжать врага с ситценабивной фабрики, а контролировавший гору противник, успешно противодействовал. Заградительный огонь вёлся с такой интенсивностью, что не высунуться. С продвижением на восток так же не получалось. За нами оставался Александровский канал, а Петровский за немцами. Велись бои за деревню Липки и слаженного наступления с двух сторон не вышло. На помощь гитлеровцам выдвигалась 96-я пехотная дивизия и получалась патовая ситуация, при которой немцы не смогли переправиться на другой берег Невы и почти лишились выхода к Ладоге, а мы не смогли пробить надёжный коридор в «бутылочном горлышке».

+8

129

Алексей Борисов написал(а):

— Работники, когда эвакуировались, успели замаскировать дверь. Судя по всему, пошарить солдаты не успели

:dontknow: Повторы?

+1

130

С продвижением на юго-восток так же не всё получалось. За нами оставался Александровский канал, а Петровский за немцами. Велись бои за деревню Липки и слаженного наступления с двух сторон не вышло. Обескровленные полки сравнялись по численности с батальоном, а кое-где и того меньше. Как сообщал батальонный комиссар Борщенко: «Сердце обливается кровью, когда видишь батальон в 50-60 бойцов, больше месяца находящихся на фронте, в боях, усталые и измученные, в то время как тылы забиты людьми». На помощь гитлеровцам выдвигалась 96-я пехотная дивизия и получалась патовая ситуация, при которой немцы не смогли переправиться на другой берег Невы и почти лишились выхода к Ладоге, а мы не смогли пробить надёжный коридор в «бутылочном горлышке» и занять господствующие высоты. В ночь на 25-е штурмовая группа деда Семёна сумела завладеть немецким укреплением «Огурец» возведённым ещё нашими военными строителями на юго-восточной окраине Шлиссельбурга и это был последний успех советских десантников в сентябре. Способствовало этому принятое решение о передислокации войск с островов Коневец, Валаам, Баевых и Крестовых. Эвакуируемые части переходили в резерв командующего, и появилась возможность надавить на других участках фронта.
Тем временем в осаждённом Ленинграде обсуждалось необычайное происшествие в Осиновце, куда после штормов прибило два парома Зибеля с финскими опознавательными знаками соединённых между собой буксировочным тросом. Экипажи на них отсутствовали, и, судя по свежей краске, чистоте помещений, и практически не тронутых личных вещей можно было сделать вывод, что взбунтовавшаяся водная стихия застала перемещение новеньких паромов внезапно, как это произошло с нашим пароходом «Ульяновск», выброшенным на камни 17 сентября. По крайней мере, последние записи в корабельных журналах сообщали о начале маневрирования из Ландехпохья. Отправленные разбираться с механизмами двигателей призовые команды обнаружили отсутствие запасов топлива, зато полные боекомплекты к зенитным орудиям и пулемётам. А потом как прорвало. Рыбаки из Коккорево подобрали бесхозный финский буксир, так же без топлива, а на прибрежной косе обнаружили самоходную баржу, правда, уже нашу, с овсом. Много чего было найдено в тот день: и остатки груза барж на банке Северная Головешка и немецкие надувные лодки и, к сожалению тела погибших людей, с БОП 117. Правда, обсуждение шло  не только об этом. Шушукались, что всё западное побережье усеяно бочками с салом, а с разбитых барж мешками выносят горох и рис. Об этом говорили и даже предъявляли доказательства. Рынки заполонили колхозные подводы рыбацких посёлков с небывалым запасом окороков и продавщицы даже не скрывали тёмных от воды дубовых бочонков, выуживая оттуда балыки с грудинкой. По карточкам на мясо (выдавалось 1 раз в 10 дней) стало возможно получить не только солонину с кониной, а вполне себе приличный кусок говядины или баранины, ни говоря о консервах. Более того, крупу на рынке перестали продавать стаканами и как-то сами собой исчезли кровопийцы-спекулянты. Стоит знать, что незадолго до конца фашистской Германии булка хлеба в Мюнхене продавалась за тридцать рейхсмарок, а сигареты по марке за штуку. В Ленинграде до такого ещё не дошли, но отдать недельный заработок за буханку хлеба уже можно было. На какое-то время было снижено гарантированное хлебное довольствие, однако оно с лихвой компенсировалось баранками с галетами. В буфете Финляндского вокзала в продаже вновь появилось пиво, и заработали социальные бесплатные столовые для эвакуируемых лиц. Впрочем, в столовых эвакуационных пунктов любой желающий мог получить кружку куриного бульона или ухи и тарелку перловой каши. Эти изменения быта ленинградцев отразились в газетных статьях, где к удивлению можно было прочесть не только о дополнительных завозах продовольствия, но и о скорой расправе с расхитителями социалистического имущества и спекулянтами, оказавшиеся работниками торговли или связанные с ними граждане. Однако детективные истории быстро закончились, как и сало с колбасами на рынках и в магазинах.

***

«Срочное сообщение. Сегодня, около полудня 1 октября семёрка ЛаГГ-3, возглавляемая майором «Ш», перехватила южнее Ораниенбаума 20 Ju-88, шедших под прикрытием шести Bf-10 из III/JG27. В ходе воздушного боя бомбардировщики противника беспорядочно сбросили бомбы и легли на обратный курс. Потери противника четыре бомбардировщика, три «мессершмитта». Наши потери три самолёта. Лётчики приземлились на нейтральной полосе, идёт бой».
Диктор прочитал сообщение, не уточнив, что «юнкерсы» были лишь повреждены, а не сбиты и вновь перешёл к международным новостям.
«Завершилась Московская конференция представителей СССР, США и Англии по вопросам взаимных военных поставок». Были перечислены наименования техники и их количество, сырьё и время обязательств, до 30 июня 1942 года. После новостей шли поздравления с Днём Рождения проходящих лечение бойцов в госпитале. Не выключая телевизор, я попросил через коммутатор соединить меня с аэродромом и вместо майора трубку поднял Бурков. «Самолёт майора Штоффа не вернулся с задания». Значит, нужно срочно послать запрос на спутник и посмотреть, что же там произошло южнее Ораниенбаума?
В этот момент зажглась лампочка на приборной панели, сообщавшая о вызове с КПП. Включив тумблер громкой связи, я услышал голос Никитича: «Что же ты в меня револьвером тычешь, внучок? Не положено без пропуска».
«Ого, да у нас гости незваные, — подумал я. — Похоже, стоит известить товарища Сергея».
Как только я услышал, что он уже выезжает, надев очки, я вывел на стол план санатория со всеми людьми и подключил спутник. Возле ворот стоял легковой автомобиль, а чуть позади него из грузовика выпрыгивали люди и тут же разбегались, судя по всему занимая удобные для обороны, а может и атаки места. Наконец гости разобрались с приводом ворот, и легковушка последовала дальше. От наблюдения меня отвлёк телефонный звонок.
«Это Соль, — раздалось из динамика. — У вас сейчас будут гости. Нам сообщили, что они действуют по личному приказу Маленкова. Суть распоряжения не известна».
— Ничего не предпринимайте, Соль. Ждите указаний товарища Сергея, он сейчас прибудет.
Сколь бы не был всесилен Маленков, но вести себя по-хамски на земле Жданова он бы не стал. Какие бы у него не были полномочия, он лишь кандидат в члены Политбюро. Значит, вопрос либо решался уровнем выше, хотя куда уже выше, либо частная инициатива или Жданов оказался в уязвимом положении. Как бы там ни было, похоже, санаторий придётся на время покинуть. Не завидую Раппопорт, сейчас ей будет гораздо сложнее руководить предприятием, нежели в прошлый раз.
— Рахиль Исааковна, — сказал я в трубку, набрав её. — Достаньте из сейфа конверт. Тот, что с красной полосой. Внутри подписанный приказ без даты. Поставьте сегодняшнее число и положите в папку. Далее, я уезжаю в командировку на некоторое время. Связь поддерживаем как в прошлый раз. Кулон, надеюсь с вами?
«Мистер директор, я его даже ночью не снимаю. Хамса всегда со мной».
— Правильное решение.
Дверь в кабинет распахнулась и без всякого предупреждения в помещение вломились трое военных. Чистенькие новые шинели, хромовые сапоги. Вот только фуражки и портупеи несли на себе следы времени.
— Мистер Борисов? — гнусаво произнёс один из них, которого нельзя было не узнать. — Вот мы и встретились. Собирайтесь, поедите с нами.
— Да что вы говорите, у меня ещё шнурки не поглажены. Как же я поеду?
— Не стоит беспокоиться, там, куда вы отправляетесь, шнурки иметь не положено.
— Раз не положено, — улыбнулся я — тогда и не стоит думать о них. Правда? Кстати, как погода в Стамбуле? Попутчики не обижали.
— Об этом мы отдельно потолкуем.
— А, стесняетесь коллег? Можно и приватно поговорить. Хотя, судя по их заинтересованным взглядам, они вряд ли оставят нас вдвоём. Так что как-нибудь в следующий раз. А теперь вышли вон из кабинета и аккуратно прикрыли за собой дверь.
— Я же говорил, что по-хорошему не получиться, — обратился к остальным усатый.
В этот момент, судя по петлицам, капитан ГБ достал из кармана листок бумаги и, разворачивая его, поднёс к моим глазам.
— Есть и постановление на проведение обыска. Если вы думаете, что мы не подготовившись, то зря. Все варианты учтены. Пока, вас приглашают на разговор.
Я посмотрел на часы. Товарищ Сергей явно не успевал.
— Поехали.

Эпилог.

Товарищ Сергей кипел от ярости, направляясь к своей машине. Уже битый час он пытался связаться с охраной Жданова, но каждый раз дежурный, явно желая от него отвязаться, отвечал, что первый секретарь находится на процедурах. На этот раз он был уверен, что их разговор, наконец, состоится, однако вдруг задумался: «А что, если Жданов, выбрал выжидательную позицию? Ведь всё делалось само собой, а великий человек, не утруждая себя мелочами, лишь контролирует исполнение. И то, по поводу чего он хочет с ним поговорить, — не без горечи подумал товарищ Сергей, — Андрей Александрович, скорее всего, отнесёт к мелочам жизни». Его раздражение увеличилось, когда в непрекращающейся дождливой хмари не удалось сразу открыть дверцу старенькой «Эмки» — он вставлял ключ бородкой наоборот, — потом двигатель отказывался заводиться из-за изношенных свечей и дрянного бензина. Наконец удалось вдохнуть жизнь в видавший виды автомобиль, и машина тронулась. Он постарался утешиться мыслью, что поговорить толком со Ждановым среди такого скопления народа всё равно бы не удалось. Однако утешение было столь натянутым, что не могло удовлетворить, и уж тем более поднять на ноги растоптанное самомнение. Его злило, что он невольно оказался в столь сложном положении, но осознание этого обстоятельства ничего не меняло. Товарищ Сергей нажал педаль газа и помчался по бетонке в направлении Ленинграда. Мысли его были всецело заняты событиями в Осиновой роще, так что он не обратил внимания на стоящего с тележкой молодого человека, пристально следившего, как автомобиль покидал санаторий. И не мог видеть спрятанный за этой тележкой пулемётный расчёт, готовый в любую секунду открыть огонь на поражение. Дождливая погода брала от природы своё и сложенные под целлулоидом в пирамидки торфяные брикеты придавленные досками, напоминали курганы. Парголово и тут отличилось, перевыполнив все мысленные планы по добыче топлива. «Мало ему было работавших в посёлке без карточек овощных, мало было пельменных, так он и переработанную угольную пыль с торфом пустил в продажу! И ведь не придраться». Как бы там ни было, артель выдала триста процентов сверх плана по торфу и продавала некондицию, а брикеты из угольной пыли, на которую раньше и внимания никто не обращал, являлась новинкой. Многое во время блокады стало в новинку, выдумывали такое, что в сытное время в голову не приходило. Вскоре показалась бензоколонка и плохо послушная рулю «эмка» свернула к зданию из красного кирпича с некогда ярко светящейся вывеской «TEXACO». Электроэнергию экономили, и неоновая реклама была отключена. Едва автомобиль остановился, как показался молодой человек, наверно, даже мальчишка и тут же предложил заменить масло и протереть стёкла на машине.
— Сестра охотничьи сосиски жарит, — мимоходом произнёс он, — вкус-с-ные! Три рубля за порцию.
Протягивая талон на бензин А-66, товарищ Сергей подумал, что завтра, скорее всего, подобных услуг уже не станет, а может, и его самого. Хотя, всегда стоит надеяться на лучшее иначе жизнь станет совсем тусклой и безнадёжной. Отправляясь перекусить сосисками, он произнёс:
— Свечи тоже замени и посмотри что с рулевой колонкой.
Майор ГБ товарищ Сергей сидел и смотрел в огонь, шурудя в топке длиной кочергой. Делал он это механически, не замечая, что слишком сильно нагнулся и что языки пламени, поднимавшиеся над раскалённым пеплом, могут лизнуть лицо и опалить волосы. В его глазах трепетал блеск, выдавая отчаянье мученика, видевшего себя на костре. Он горел вместе со своими бумагами. Огонь глотал то, во что он вложил все свои знания и умения, — результат многолетнего преданного служения стране; горели «эпохальные разоблачения» — результаты трудов последних лет. Да что там говорить, горела его душа, горел он сам; всё превращалось в пепел под взвивающимися языками пламени, которые он ворошил кочергой, в последний раз переворачивая страницы. Железный прут разбил груду чёрного смолистого комка плотно прижатых листков, и оттуда на миг вырвалось пламя. На стене задвигались тени — поднялись высоко, соскользнули и пропали в бледном свете. Он положил кочергу подле себя и взял с пола последнюю папку. Надпись печатным шрифтом на бледно-коричневой обложке гласила то, о чём во все времена принято молчать. В ней находился десяток исписанных страниц и несколько фотографий, скреплённых металлической скрепкой, которая могла вобрать ещё сотню таких же листов, да только где их взять? Совсем тоненькая по сравнению с теми, что уже обратились в пепел в огне печи, она казалась невзрачной и жалкой, как брошюрка, затесавшаяся между томов энциклопедии. Каждая иная папка под своей обложкой содержала сотни страниц, скрупулёзно заполненных на пишущей машинке, а эта, в обложке из коричневого картона, начала активно набирать вес только в последние месяцы. У майора были причины расстраиваться при виде растущего количества сероватой горки под колосником. Но в эту минуту всё его существо было устремлено к одной единственной. Именно она и её судьба вызывали у него настоящее отчаяние. Он держал тонкую папку на коленях, тупо разглядывая крупные чёрные буквы на обложке. Медленно переводил взгляд с одной буквы на другую, перечитывал заголовок, бог знает в какой раз, словно постигал буквы неизвестного алфавита. Сидящее глубоко внутри какое-то неясное чувство, мешавшееся с болью и тяжестью, от которой замирало сердце, удерживало его от намерения раскрыть дело и ещё раз перелистать вложенные в него страницы. И хотя с самого начала, как только он полил керосином старую тряпку, разжёг огонь в топке и бросил в неё первый листок он чувствовал как бы веление души, неумолимо тянувшее его в огонь ненавистной урны, которая почему-то всё больше напоминала адское горнило. Пальцы его никак не могли разжаться и выпустить последнюю папку. Он беспомощно смотрел на неё. Казалось, руки живут сами по себе. Мозг сверлила мысль: «Если откроешь, сможешь ли ты бросить её в огонь?» Он нашёл в себе силы сжечь другие дела. Но видя результаты, он уже с полной уверенностью осознавал, что они лишь отчасти носили печать работы его отдела. Всё, что было заключено в них, находилось под сенью страшного грифа, но всё же оказалось таким пустяком. Как можно было тратить на подобную ерунду столько бесценного времени? Перебирая в памяти все события, он, наконец, понял, что заставляло его пальцы сжимать папку подобно когтям демона душу праведника и вместе с тем ощущать душевный трепет, увлекающий его в огне печи. Пальцы сделали своё: сжались как стальная пружина, прежде чем он додумал мысль, которую произнёс вслух: «Дело ещё не закрыто!» Картонная папка распахнулась, и взгляд упал на последнюю страницу. Каждый листок был прикрыт прозрачной калькой, но последний отличался ото всех не цветом и прочностью бумаги, а важностью того, что было на нём написано. Это была фотокопия страницы дневника агента Красивая.
«Макропулос не от мира сего, это демон или марсианин. Он создаёт вещи из воздуха, лечит простым прикосновением и исчезает тогда, когда захочет».
Закрыв глаза и крепко сжав зубы, словно сдерживая смех, товарищ Сергей захлопнул папку, судорожно прижав к себе, и резко отвернулся от огня. В этот момент входная дверь распахнулась стремительно и с характерным лязгом металла, как это происходит с дверьми в казематах. Словно принесённый ветром, появился его заместитель, Генрих Белов. Взмыленный, с каплями пота на лице, напоминавшего только что пробежавшего и выложившегося до предела бегуна. Застыв на мгновенье в проходе, он испросил разрешения и, дойдя до середины помещения чуть ли не строевым шагом, сдерживая всем своим видом удовлетворение, словно ученик церковно-приходской школы, раскрывший тайну рядов Фурье, он замер у стула. Увидев товарища Сергея, сидевшего у открытой дверце печи и таращившего глаза в стену, где на него посматривал фотопортрет Вождя, заместитель произнёс:
— Объект обнаружен.
Товарищ Сергей не смог скрыть ухмылки. В это мгновенье ему захотелось расхохотаться, вскочить, пройтись вприсядку, отвешивая коленца и постукивая по ляжкам, прекратить сдерживать эмоции и заявить во всеуслышание всё, что накопилось у него внутри. Но вместо этого он прикрыл глаза.
— Товарищ майор государственной безопасности, позвольте узнать, чему вы радуетесь?
— Генрих, двенадцать свидетелей из аэродромной службы дали показания, как на их глазах бомба угодила в машину. Четырёхметровая воронка, от людей Маленкова один околыш от фуражки, а Макропулосу хоть бы хны.
— Скорее всего, его не было в этот момент в автомобиле, — сделал вывод заместитель.
«Конечно, не было, — подумал про себя товарищ Сергей. — Но чёрт бы его побрал, хотелось бы услышать, как он это всё объяснит».

***

Дорога через Ладогу мало чем отличалась от рокады на побережье, но иностранные корреспонденты всё равно, словно дети припали к окошкам, старались увидеть через стёкла автобуса как можно больше. Между собой они отмечали, что движение по ней очень хорошо организованно и защищено. Нередко можно было заметить замершие в стороне виллисы с крупнокалиберными браунингами или укрытые маскировочной сеткой грузовики со спаренными установками «Oerlikon» в кузовах. Чуть реже на глаза попадались стационарные точки на деревянных помостах, где за окружёнными мешками с песком задрав стволы в небо, ждали своего часа зенитные орудия 52-К. Вдоль трассы часто встречались установленные указатели и щиты с информацией. Возле них стояли морские сигнальные лампы, мигавшие и указывающие машинам направление пути в ночное время. Там, где лёд вызывал тревогу, создавались альтернативные пути, и с фонарями стояли регулировщики. Движение было круглосуточное и не замирало ни на секунду. Если в Ленинграде всё делалось вяло — ходили медленно, говорили негромко, в общем, берегли то, чего уже не должно было быть, — силы, то тут всё иначе. Люди и техника боялись не успеть. Машины двигались с большой скоростью одна за другой с равными интервалами, словно связанные одной невидимой нитью. Это чем-то напоминало движение вагонов по железной дороге, где локомотива уже давно не было видно, а последний вагон даже не появлялся. Там, где снежный ковёр смело ветром, и грузовики мчались по гладкому льду, образовывались сплошные лужицы. И тогда они брызгами разлеталась из-под колёс. У пассажиров в этот момент замирало сердце и многим казалось, что машина вот-вот уйдёт на дно. А рядом, невдалеке от проложенной ледовой колеи, лёд блестел и отливал яркой небесной синевой, словно хрусталь. Он как некогда мифические сирены звали к себе доверчивых путешественников, манил своей чистотой и девственностью, дабы обрести пришедших на погибель. Дорога дорого брала за право использовать себя. Десятки грузовиков навсегда ушли под лёд вместе с грузом и зачастую с людьми. В местах, где торосы накапливали на себе снежную крошку, образовывались сугробы, и заплутавший ветер иногда вздымал ледяные кристаллы, как это делал его южный собрат с песчаными барханами, невысоко поднимая над поверхностью, закручивал в спираль и ронял вниз, высасывая из снега что-то полезное для себя. Виктория отвела взгляд от окна и дотронулась до массивного браслета на запястье. «Расстояние до пункта назначения тридцать миль».

+8


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Блокадный год или за тридцать миль до линии фронта