Продолжение (предыдущий фрагмент на стр.41)

ГЛАВА 30. Турень и Лош, утро и вечер

Иоганн Нассау сказал Александру де Бретею, что будет сопровождать его во Францию, и это не обсуждается. Спорить рувард не стал. Жоржу и Иоганну давно надо было встретиться, поговорить и, наконец, определиться с планами. Александр полагал, что результат этих переговоров скажется и на мнении старшего брата Иоганна.  Кто бы и что ни говорил о двух братьях, но Александр давно понял, что без поддержки младшего старшему не обойтись.
И, значит, надо было собираться. Александру очень хотелось прибыть в Лош под парусом — это было вполне возможно, но здравый смысл напоминал, что в это время года подобное путешествие было не самым разумным делом. Но все же, когда-нибудь…
А еще следовало дать необходимые распоряжения Шатнуа, Даалману и Совету Восемнадцати… Переговорить с представителями Генеральных Штатов и Вильгельмом Молчаливым… Принять с Влиланда десятерых телохранителей и представить их Соланж… Подготовить в дорогу белого андалузца… И предупредить Жоржа, что он приедет не один!
Дорога через Низинные земли была продумана до мелочей — кратчайшая из возможных и самая безопасная, а вот проложить путь через половину Франции можно было лишь на месте. Хотя гражданская война в королевстве и поутихла, по ее дорогам бродило слишком много вольных отрядов, дезертиров и просто доведенных до отчаяния людей, чтобы можно было без опаски пускаться в путь. По этой же причине свиту Александр подбирал с особым тщанием: самых надежных и хорошо обученных людей. Решительно забраковал приближенных Нассау — немецкая речь во Франции сейчас звучала бы не самым лучшим образом, но, в конце концов, согласился на пятерых офицеров Иоганна, поклявшихся говорить только по-французски.
В Пикардии им удалось определиться с дальнейшей дорогой, а, проезжая через Бретей, Александр в очередной раз убедился, что эти владения выкупать не стоит. Чтобы держать имение в порядке, нужен был не генерал, а торговец. К тому же торговец, который все время находился бы в Бретее, а не совершал редкие наезды в Пикардию. Злоупотреблять же великодушием друзей, заимствуя у них управляющего, Александр не хотел. Управляющий и так отдавал заботе об его имуществе немало времени. К тому же… Возможно, это было кощунством, но единственным способом заставить Бретей приносить хоть какой-то доход — было разобрать замок на камень, который можно было бы продать, и сдавать землю в аренду.
Жорж-Мишель тоже готовился к встрече друга. В первый миг, узнав, что Александр пребудет в Лош не один, принц испытал чувство, очень похожее на досаду. Во второй признал, что встреча с младшим братом Молчаливого действительно необходима. Впрочем, большую часть времени Жорж-Мишель все равно хотел посвятить Александру (а также сообщить другу все, что он думал о его безрассудстве) и, значит, надо было найти того, кто сможет встретить графа и занять его эти два дня.
Выбор был очевиден. Филипп больше не считал себя ребенком, Филипп хотел, чтобы его принимали всерьез, Филипп был его первенцем, и это дело вполне можно было доверить ему.
Однако когда его высочество сообщил старшему сыну о поручении, мальчик вскинул голову и с изумлением, больше смахивающим на негодование, вопросил:
— Я должен развлекать мятежника?!
Жорж-Мишель внимательно посмотрел на сына. Спрашивать, кто столь несвоевременно просветил мальчика, было бессмысленно — ответ был ясен и так. Оставалось только дать Филиппу собственный взгляд на происходящее, иначе они могли оказаться в очень неловкой ситуации.
Принц Релинген огляделся по сторонам, будто пытаясь найти подсказку как, не раскрывая своих планов, объяснить сыну, как тот должен себя вести с младшим Нассау.  Ни на стенах, ни на шпалерах подсказок не наблюдалось. «Смерть Христова! Сюда бы Коэтиви!» — с внезапной тоской подумал его высочество.
Филипп ждал ответа, не склоняя головы. Это бесило и восхищало одновременно. И все-таки, как лучше говорить с Филиппом? Словесный поединок с мальчишкой! Дожил…  Обыденный тон скучающего вельможи лучше всего должен был показать сыну, что речь идет о совершенно обыденных вещах, не стоящих лишних эмоций и размышлений.
— Наместника двух провинций и принца трудно назвать мятежником, — внешне спокойно заметил принц. Убедился, что сын сосредоточенно слушает, с удовлетворением кивнул. — К тому же Иоганн Нассау союзник наихристианнейшего короля, вашего дядюшки. Хотя вы еще не принесли ему присягу, он наш король и его политика должна быть и вашей политикой, сын мой.
Филипп нахмурился, размышляя. Также как перед этим отец, обвел взглядом окружающую обстановку и, как и его высочество, не нашел в ней никаких подсказок. Впрочем, первенец принца Релингена не так в них и нуждался.
— Но Иоганн Нассау выступает против короля Филиппа, моего крестного, — напомнил граф д’Агно.
— «Его сиятельство», — довольно резко поправил сына Жорж-Мишель. — Да, у нас с вами сложное положение, — уже мягче произнес принц. — И все-таки, вашим крестным был не только его католическое величество, но и король Карл IX, и император Максимилиан — оба союзника его сиятельства.
— Но они умерли, — настойчивости Филиппу было не занимать. И это тоже бесило и восхищало. Принц Релинген пока не мог определиться, какое из чувств сильнее. Конечно, Филиппу можно просто приказать и, несомненно, сын выполнит его волю. Но убедить мальчика отчего-то казалось более важным, чем добиться простого послушания.
— Смерть не избавляет от обязательств, — Жорж-Мишель тоже умел быть настойчивым. — Их наследники, ваши крестные братья, кстати, сохранили союз. Что же до выступлений против вашего крестного… Вы ведь знаете законы, Филипп, не так ли? Вы помните, что король тоже дает присягу подданным?
Старший сын принца осторожно кивнул. Он действительно знал законы, и их толкование он тоже знал великолепно.
— Вы не задумывались, что бывает, когда монарх нарушает присягу?
Филипп молчал, сосредоточенно размышляя.
— На это есть ответ в испанской присяге королю, — неумолимо продолжил его высочество и по памяти процитировал — «Мы, которые не хуже тебя, клянемся тебе, который не лучше нас, принять тебя нашим королем и повелителем, если ты будешь блюсти наши права и свободы. Если же ты «нет», то и мы — «нет». Король Филипп нарушил присягу, и теперь Низинные земли намерены избрать нового короля. Видимо, это будет еще один ваш дядюшка — герцог Анжуйский. Вы поняли, Филипп?
Возразить на слова отца Филиппу было нечем
— Да, ваше высочество, — юноша вновь был сдержан и почтителен. — Я понял. Его сиятельство Нассау — ваш союзник, а граф де Саше находится у вас на службе.
Принц Релинген напомнил себе, что есть такое слово — «терпение».
— Не совсем так, Филипп, — внешне Жорж-Мишель выглядел спокойным, чего нельзя было сказать о его настроении. «Все-таки «бесит», — подумал он как-то невпопад, но опять сдержался и ответил по-прежнему ровно. — Граф де Саше не находится у меня на службе — он наш родственник и мой воспитанник.
— То есть, вы ему покровительствуете? — попытался уточнить мальчик. Отец впервые говорил с ним так по-взрослому, и это было прекрасно!
— Когда вы помогаете Арману с уроками, можно ли назвать это покровительством? Или это все же называется как-то иначе? — поправил Жорж-Мишель, решив, что подумает о своем отношении к излишней любознательности сына не сегодня. — Граф де Саше не только наш родственник — он мой друг. Мой лучший друг. Как вы и Ален.
— Но… — новость не укладывалась в голове юного графа. — Но ведь дружба возможна только среди равных! — выпалил, наконец, он.
— Вы умны, Филипп, и все правильно понимаете. Именно среди равных, — принц Релинген был неумолим. — Рувард Низинных земель ничем не отличается от принца Релингена, и точно так же именуется «его высочеством».
Филиппу было над чем подумать, а Жорж-Мишель постарался добавить ему еще основания для раздумий.
— И, кстати, Филипп, о герцоге Арсхоте, — добавил он, собираясь уже уходить, и делая вид, будто не замечает краски на щеках сына. — В настоящий момент его светлость является личным представителем короля Филиппа. Но поскольку вы, как мой сын, стали членом королевской семьи Валуа, вы не можете общаться — любым способом — с представителями других королевств без разрешения его христианнейшего величества, вашего дядюшки.
Глаза Филиппа расширились от изумления.
— В Турени его величество представляю я, и, значит, спрашивать разрешение на такое общение надо у меня, — размерено продолжил принц. — Нет-нет, с простыми дворянами даже иностранцами вы можете общаться сколько душе угодно, но не с послами и посланниками, не с министрами и не с государями…
— А как же бабушка? — ошеломленно выдохнул Филипп.
— С бабушкой общаться можно, — успокоил Жорж-Мишель. — Писать письма вам никто не запретит. Но вот чтобы поехать к ее высочеству, уже потребуется разрешение короля. И для вас, и для меня…
— Я не очень все это понимаю… — сын и правда был в растерянности.
— Это не требуется понимать, сын мой. Это надо просто запомнить, — внушительно объявил принц. — Иначе все мы можем оказаться в очень непростом положении, которое вполне можно приравнять к мятежу. Член королевской семьи — это не только привилегии, прежде всего это обязанности, и серьезные ограничения. Поразмыслите над этим.
Доброжелательно кивнув сыну, Жорж-Мишель отпустил мальчика, но в его душе бушевал пожар. Он не представлял Арсхоту сыновей, и это было ясным и совершенно недвусмысленным знаком, что он не желает их общения. И вот, пожалуйста! — Арсхот все же полез к Филиппу, постарался настроить его против Нассау и всех Низинных земель. Слава Богу, Филипп все же ребенок, что бы он сам о себе не думал, и он невольно выдал Арсхота, а кто предупрежден, тот вооружен.

Продолжение следует...

Продолжение

Жорж-Мишель регулярно писал — про обскуру, про то, что занимается медициной, про охоту на волков, дабы избавить благословенную Турень от этой напасти. Александр в ответ живописал красоту фламандских пейзажей, коротко информировал о своих стычках с испанцами, рассказывал занятные истории, связанные с его новыми знакомствами, искренне надеясь, что друг непременно переведет его лирические размышления в четкие схемы и карты и правильно поймет расстановку сил в Низинных землях.
Но письма — это только письма, и с каждым лье, которое приближало его к Турени, молодой рувард Низинных земель испытывал все большее нетерпение и почти смятение. Несущаяся отовсюду французская речь казалась ему странной. Горожане выглядели слишком суетливыми. Крестьяне до невозможности запуганными. Встреченные на дороге путники — подозрительными. И над всем эти угрожающе нависали бедность и разорение.
Недавно закончившаяся очередная гражданская война опустошила Францию больше, чем Александр мог представить. И теперь он больше не удивлялся краткому донесению Шатнуа, что Бретей только поглощает деньги, доходов Азе-ле-Ридо едва хватает на поддержание замка в порядке, а виноградники, пашни и мельницы, что даровал сеньорам Азе-ле-Ридо еще король Франциск I, более не приносят ни су, полностью разоренные войной. Извлечь доход из пепелищ не в силах самый лучший управляющий, и Александр убедился, что не сможет выкупить Бретей, даже если бы захотел.
Лишь Саше как-то держалось на плаву, но хотя по какому-то капризу король и возвел это владение в графское достоинство, Саше мало чем отличалось от фермы. Его жалованье и небольшой остров в Низинных землях приносили больше средств, чем все французские владения вместе взятые.
Думать об этом было грустно, но не думать было опрометчиво. На привалах Александр сосредоточенно размышлял, а в дороге поторапливал отряд, напоминая, что их ждут. И только у границы Турени отряд столкнулся с чем-то очень знакомым — знакомым по Нидерландам.
Военный разъезд расположился у дороги привычно и основательно, и рувард Низинных земель оценил выучку и экипировку солдат и двух офицеров. Кто, что и по какой надобности, — вопросы сыпались один за другим, и Александр де Бретей даже вспомнил собственные патрули на подъездах к Генту. Разница между ними заключалась лишь в том, что этих людей он не знал. Зато они прекрасно знали его. Правда, знание вовсе не предполагало беспрепятственного пропуска его и его спутников на земли Турени.
— Ваше сиятельство, у нас приказ. Господин губернатор не дозволяет въезжать в Турень отрядам в доспехах. Военных действий больше нет. В Турени полный порядок. Поэтому доспехи необходимо снять.
— Прямо здесь? — Александр выразительно оглядел дорогу и чистое поле. Про себя подумал, что сам бы действительно потребовал избавиться от доспехов прямо здесь. А то мало ли… Интересно, Жорж требует того же?
— Только из почтения к вам, ваше сиятельство, я провожу вас до ближайшей гостиницы, — неожиданно сообщил офицер. — Но уж вы потом скажите его высочеству, что во всех остальных случаях мы соблюдаем правила.
Александр собирался кивнуть, но остановился, заметив взгляд Нассау. Младший брат Молчаливого наблюдал за этой сценой почти с хищным вниманием. Казалось, Нассау оценивает каждого солдата и офицера, каждую лошадь, каждый ремень упряжи и гвоздь на подковах, каждую пику, чем-то напоминая покупателя на ярмарке. Пожалуй, это было хорошо. Они еще не видели Жоржа, но он уже успел впечатлить штатгальтера двух провинций.
До ближайшей гостиницы было не так уж и далеко, и господин офицер, явно стосковавшийся по общению, ни на минуту не закрывал рот. Новости сыпались на Александра, как зерно из мешка в Генте. Ополчение, разъезды, порядок и суды…
— Благослови Всевышний его высочество, — болтал офицер. — С разбойниками он покончил, беспорядков не допускает. Да у нас теперь самое серьезное дело — это курицу украсть… Да и помощник губернатора у нас тоже толковый…
— А кто теперь в помощниках? — попытался вставить пару слов Александр.
— Полковник де Ликур, вы же его знаете!
Александр знал, но представить Ликура полковником и помощником губернатора было сложно. Два года — большой срок, и Турень немало изменилась. Как и люди в ней. Зато Александр не видел здесь того же разорения, что в тех провинциях, по которым они проезжали. И был готов поклясться, что Нассау тоже это заметил.
— … А одного мерзавца и вовсе прокатили на четверке лошадей, — с удовольствием сообщил провожатый. — Вот не надо было покушаться на его высочество!
— Что?! — Александр встревоженно обернулся. Сердце ухнуло куда-то вниз.
— Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, наш губернатор жив и здоров, — офицер непринужденно махнул рукой. — У нас не забалуешь! Но вы за своими немцами все же приглядите…
Нассау неожиданно рассмеялся:
— Кажется, вы были правы, граф, — обратился он к Александру. — А скажите, лейтенант, с чего вы взяли, будто мы немцы?
— Так по речи, — безмятежно ответил тот. — Я понимаю, раз вы с его сиятельством, значит, люди приличные, но все же… мало ли что…
Александр де Бретей невольно улыбнулся, а Нассау удовлетворенно кивнул. Турень выгодно отличалась от того, что он видел прежде, и, значит, сын принцессы Блуасской умел править.
У гостиницы офицер распрощался с путниками и развернул коня. А навстречу гостям уже спешил аккуратный мужчина в огромном фартуке.
Хозяин гостиницы был почтителен, но не угодлив. В гостинице было чисто. Может, и не так чисто, как в Генте, но все же гораздо чище, чем в других постоялых дворах во время их путешествия.
— Наконец-то избавимся от доспехов! — выдохнул Нассау, и Александр согласно кивнул. Следовало переодеться и отдохнуть. А еще отправить Жоржу весточку.
Какой-то всадник галопом пронесся мимо гостиницы, и Нассау хмыкнул.
— Кажется, ваш друг получит сведения о нас уже сегодня вечером, — заметил он.
— Раньше, — задумчиво отвечал Александр.
Александр был уверен, что Жорж готовится к их встрече, и все же она оказалась для него полной неожиданностью. У ворот Лоша их торжественно приветствовал разряженный в пух и прах комендант города, и им оказался Себастьен Мало. А как только они миновали городские ворота, над Лошским замком был поднят его штандарт.
Как рувард Низинных земель, Александр де Бретей почти привык к этой традиции, но то было в Нидерландах, а здесь, в Турени, где он знал каждый камень, где он каждый день ездил с докладами к Жоржу, а потом, как к себе домой, являлся в Лошский замок, Александр чувствовал себя кем-то другим. Пришлось напомнить себе, что рувард — это почти что принц, и, значит, правитель Релингена и Турени обязан приветствовать правителя Низинных земель именно так.
Помогало слабо.
А еще Александр с изумлением увидел, что город украшен к их встрече лентами и цветочными гирляндами, и с еще большим потрясением осознал, что Лош совсем невелик, даже меньше скромного Брюгге. Да и Лошский замок не мог сравниться ни с замком Герарда Дьявола в Генте, ни тем более с дворцом Груутхузе в Брюгге, да и дома гильдий в Генте выглядели наряднее и внушительнее, чем он. О Принсенхофе можно было уже не говорить. Единственным преимуществом обители Жоржа было ее расположение, а в остальном это был обыкновенный старомодный замок, каких в Низинных землях сотни!
И все же Жорж встречал их как истинный принц, стоя на верхней ступени парадной лестницы с сыновьями и свитой. Спускаться вниз он начал в тот самый миг, как они спешились. Филипп и Арман следовали за ним.
Это было величественно и красиво, и Александр понял, что Нассау нравится увиденное. В следующий миг рувард заметил на поясе Армана кинжал, а на боку Филиппа шпагу.
«В двенадцать лет?» — удивился Бретей. В Лоше что-то случилось, что-то, о чем офицер умолчал или просто не знал.
На душе вновь стало тревожно, а Жорж ничем не помогал избавиться от этого чувства. Блистательный принц в роскошном, хотя и несколько мрачном одеянии без тени улыбки на лице с кинжалом и великолепной шпагой у пояса он приветствовал их на пороге своего дома, а потом торжественно представил Нассау сыновей.
— Вынужден извиниться, что не поднял над замком и ваш штандарт, — степенно говорил он Иоганну, — но поскольку вы не назвали моему офицеру свое имя, я счел, что вы не хотите предавать своей визит гласности. Что ж, честь приветствовать вас я оставляю королю.
Нассау был доволен, мальчишки держались гордо и без смущения, а Александр ощущал, будто воздух заполнило предчувствие грозы.
— Поручая вас своему старшему сыну, — с прежним величием добавил Жорж. — Надеюсь, вы простите меня, но я два года не видел своего родственника и друга.

Продолжение следует...