Продолжение

— Вернется к Турне, — предложил Александр, и Пьер скривился. Потеря вверенного ему города больно ударила по гордости, и тут даже героизм жены не утешал.
— Фарнезе славно отомстил нам за низложение Габсбурга, — пожаловался принц.
— Фарнезе? — рувард насмешливо скривил губы. — Это Фарнезе, по-вашему, распоряжался испанским флотом на Средиземном море? Бросьте, Пьер, захват Турне планировали не здесь, а в Вальядолиде. И то, что Рубе был там, а не здесь, это только подтверждает. Кто-то очень не хотел спускать его на Турне. Турне нужен испанцам как город-ключ, а не дымящиеся развалины.
Эпинуа мрачно кивнул. В том, что предатель брат постарался бы до основания снести город, в котором он был губернатором, принц не сомневался.
— И уж точно могу сказать, что такой захват невозможно подготовить за два месяца, — добавил Александр. — Кстати, если прикинуть по карте, сведения о том, что вы выдвинулись, Фарнезе получил уже через пару дней. Их система сообщения намного совершеннее нашей.
— Виллем получал сведения, в которых невозможно было усомниться, — вставил Нассау.
— Еще бы — у испанцев немало лазутчиков, они знают, чего от нас ждать.   А вот у нас с лазутчиками дело обстоит плохо, — Александр требовательно взглянул на двух принцев. — А еще мы должны отучить наших солдат и офицеров излишне много болтать.
Эпинуа возмущенно вскинул голову.
— Вот сейчас вы говорите совсем как испанец, — недовольно объявил он. — Наши люди не согласятся…
— О чем вы? — перебил принца Александр, пока тот не сказал что-то, о чем будет жалеть. — Неужели если испанцы скажут, что дважды два четыре, я должен буду доказывать, что это шесть? Да, наши люди должны знать, что есть вещи, которые они могут обсуждать только со своим командиром. И ко всем вам, кстати, это тоже относится.
Эпинуа по-прежнему недовольно мотал головой, но Иоганн Нассау согласно кивнул.
— Пьер, его высочество прав, — с сожалением проговорил он. — Мы смеемся над горожанами, мол, за кружкой пива они способны выболтать даже то, куда прячут ключ от кладовки. Но наши солдаты и офицеры болтают ничуть не меньше. Этому действительно пора положить конец.
— И включить соблюдение воинской тайны в присягу, — добавил Александр.
Эпинуа угрюмо молчал, и было непонятно, молчит он из-за того, что не согласен с предложением руварда и штатгальтера или ему просто неприятно вспоминать Турне и Дюнкерк.
— Да никто ничего не болтал, — в конце концов, проворчал принц. — Во всяком случае, наши не болтали, — уточнил он. — Но вот лазутчиков у испанцев полно — привыкли у себя за всеми шпионить. Вешать их мало…
Иоганн кивнул, а затем сообщил, что не все так просто.
— Конечно, непросто, — согласился рувард. — С испанцами-то понятно, а вот с нашими людьми… Они не приносили присягу… Необходимо принять закон, по которому бы все совершеннолетние жители Низинных земель приносили присягу Генеральным Штатам.
— Присягу Франсуа, — поправил руварда Нассау.
— Все-таки Штатам, — возразил Александр. — Франсуа здесь еще нет, вот когда появится… И, если уж на то пошло, — оборвал сам себя Бретей. — Когда Франсуа появится в Нидерландах, сначала надо будет добиться, чтобы каждая провинция признала его своим сеньором, а уже потом провозглашать королем. Ведь сейчас не осталось никого, кто мог бы претендовать на эти титулы, так?
Нассау помолчал, прикидывая так и эдак. Александр и Эпинуа выжидательно смотрели на единственного среди них юриста и лучшего знатока генеалогий.
— Не осталось. Даже в Гельдерне, — признал он. — Ни Эгмонты, ни вы, никто другой не можете претендовать на герцогский титул.
— Quod erat demonstrandum*, — с удовлетворением сказал Александр. — Этим придется заняться вам, Иоганн. И все же, наконец, определиться, насколько провинции готовы поддерживать Утрехтскую унию.

* Что и требовалось доказать (лат.)

—  Кто подписал, тот и готов, — проворчал Эпинуа, в расстроенных чувствах готовый перечить всему, что говорили его собеседники.
— Если бы, — вздохнул Нассау. — Ведь никто не пошел деблокировать Турне. Ждали. И даже…
Младший брат Молчаливого резко замолчал. И Александр его вполне понимал. Вильгельм тоже не пошел снимать осаду и тоже ждал. Наверняка, объяснял это тем, что на пороге решительного сражения нельзя рисковать из-за какого-то Турне. Вот когда придет Франсуа вместе со своей армией, вот когда поддержку Низинным землям окажет король Генрих, да и императора Рудольфа нельзя было сбрасывать со счетов…
Все было как всегда — Молчаливый последовательно надеялся на старого Релингена, на императора — что одного, что второго, на Карла IX, сын и брата императоров, теперь на Франсуа и Генриха III… И при этом свято верил, что при новом короле править будет он.
Что ж, размышлять о том, кто будет править потом — после победы, можно было до бесконечности, но прежде всего надо было победить. И, значит, им следует заняться всем тем, о чем они говорили еще в Париже.
— Пьер, вам надо взяться за унификацию орудийных калибров, — вновь заговорил он. — И созданием береговых батарей.
— Все я? — запротестовал Эпинуа.
— А кто еще? — Александр утомленно оперся о стол. Ему хотелось в раздумье пройтись по комнате, но хромать уже надоело. — Иоганн будет занят провинциями и законами, Шатнуа я тоже оставил инструкции...
Нассау и Эпинуа одновременно подняли головы.
— Ну, а вы как думали? — ответил на невысказанный вопрос рувард. — Конечно, я был в Генте... Перед тем, как поехать в Делфт… Шатнуа будет контролировать учения. Да-да, я уже сто раз это слышал: «Вот придет французская армия, и все проблемы будут решены». Только нам нужна наша армия — не наемники и не подарок короля Генриха, — убежденно проговорил Александр, и на миг Иоганн вновь увидел того юношу, с которым познакомился почти два года назад. — И еще нам надо, чтобы наши люди так хорошо выучились солдатскому ремеслу, что могли бы выполнять команды, даже не задумываясь, заряжать ружья в любых условиях — в холод, в жару, под слепящим солнцем, в темноте, в строю, в одиночестве… Без ошибок и без остановок…  Вы же не думаете, что Рубе будет нас щадить, а Фарнезе даст нас шанс? Или вы все еще верите в добрую волю Филиппа Эгмонта?
Эпинуа что-то проворчал, а Нассау помрачнел. Предательство старшего сына казненного Эгмонта все еще причиняло ему боль.
— И еще… — рувард повернулся к Иоганну. — Думаю, без вашего брата эту задачу не решить. И без вас тоже. Вы помните, я предложил отбирать среди ополченцев роты, которые будут заниматься только воинским ремеслом? В Генте и в других городах?
Иоганн только кивнул. Идея была многообещающей. Валуа сколько угодно могли кривиться при слове «ополчение», но новые полки почти ничем не отличались от испытанных в боях солдат — Брюссель тому порукой.
— Так вот, — продолжал Александр, — отныне им должны платить не города, а Генеральные Штаты и платить вовремя — час в час. Они станут основой нашей армии. Надо, чтобы та армия, что придет с Франсуа, уважала жителей Низинных земель, и наши полки, наши капитаны это обеспечат.
Нассау довольно улыбнулся. Сейчас он окончательно согласился признать молодого человека своим рувардом. Не прикрытием, не временным компромиссом и не способом слегка польстить французскому королю. Потомок фризских королей вернулся в родные земли. Потомок фризских королей готовился защищать своих людей.

Продолжение следует...

Продолжение

Глава 41. Правда, ложь и заблуждения

Принц Релинген уже и не помнил, когда проводил столько времени в Барруа. С принцессой Блуасской он почти не общался, разместившись в отдельном крыле замка, да и когда ему было участвовать в матушкиных церемониях? Отчеты, проверки, финансы, вновь отчеты, финансы, проверки — впервые в жизни он ощутил, что армия, когда именно ты занимаешься ее формированием, это очень хлопотно, и понял, что ему как никогда не хватает рядом друга.
Через месяц он в легком раздражении ощутил себя Атлантом, взвалившим на плечи почти полмира, и в том же состоянии вызвал к себе Ликура. В конце концов, Лош никто не собирался брать штурмом, и Мало вполне мог заменить полковника на посту заместителя губернатора. Деловитая сосредоточенность Ликура сразу принесла результаты.
Покинувший Барруа   добрых два десятка лет назад приближенный принца, тем не менее, не утратил связей с родной землей, а оказавшаяся весьма многочисленной родня полковника куда с большим удовольствием выполняла распоряжения своего кума, дядюшки и кузена, чем приказы «молодого графа». Принц Релинген в озадаченности наблюдал на это добрый десяток дней, а потом решил не вникать в сложности взаимоотношений местного дворянства, доверившись человеку, который не раз прикрывал ему спину.
Отчет о делах Турени также показал, что во вверенной ему провинции все идет своим чередом. Письма «управляющего руварда господина ван Далена» были тревожны, но в меру. Впервые за последний год его высочество мог быть спокоен за свои дела.
И все-таки когда принц Релинген услышал «Карл Кюнеберг к вашему высочеству», пол внезапно качнулся под ногами, как будто был палубой корабля.  Верный человек не мог просто так сорваться из Лоша и пересечь половину Франции. Однако выказывать волнение или удивление было абсолютно немыслимо. Пока его высочество собирался с мыслями, Карл Кюнеберг отступил на полшага и Жорж-Мишель в потрясении увидел за его спиной юного Филиппа.
— Граф настаивал на разговоре с вами, — с безупречной вежливостью проговорил верный человек.
Сыпать проклятьями, ругать себя или, наоборот, Филиппа, было бессмысленно. Вопросов было больше, чем ответов.
— Его величество позволил мне навестить бабушку, — предварил первый вопрос отца юный граф.
А Жорж-Мишель подумал, что Филипп взрослеет куда быстрее, чем ему хотелось для реализации их планов, но, к сожалению, еще слишком юн, чтобы помогать, а не создавать сложности. Понять, что заставило юношу пересечь пол-Франции, было просто. Но как же, оказывается, Филипп упрям и непреклонен в достижении своей цели! Послать просьбу его величеству… Конечно, Генрих не отказал, но это значило, что мальчик потребовал отправить кого-то в Париж, и, скорее всего, учитывая быстроту ответа, это был Карл Кюнеберг. Затем, убедив Аньес и ничуть не сомневаясь в своей правоте, отправиться на встречу с отцом в Барруа…
— Мне же все равно нужно тренироваться командовать отрядом, — спокойно заявил мальчик, как будто марш по зимней дороге был для него чем-то привычным. А потом с гордостью сообщил, что и лошади, и люди у него пребывают в полном порядке, а Карл мимоходом добавил, что люди размещены.
Принц Релинген вежливо похвалил ожидавшего его благосклонности юношу и задумался, как же объяснить сыну, что они замышляют. И по всему выходило, что посвящать Филиппа в их планы не стоило. Каким бы совершенством не казался старший сын, своей радостью он мог случайно выдать все.
— В Лувре болтают, что вас выслали… Или вы сами решили удалиться на время, чтобы успокоить Тассиса, — начал Филипп.
«Значит, он сам ездил в Париж, — подумалось принцу. — И сам добивался аудиенции у короля…О, Господи…»
— Ален помог мне встретиться с дядей, я ведь не представлен его величеству, — ответ на невысказанный вопрос заставил принца вновь подумать, что Филипп растет слишком быстро, и он совершено не поспевает за ним. — Он был доволен, что я обратился с просьбой.
«Ну, еще бы! — размышлял Жорж-Мишель. —  Валуа всегда приятно, когда тебя просят Релингены».
В присутствии отца Филипп не смел высказывать лишних чувств и продолжал стоять, как почтительный подданный, и его высочество, приведя мысли и чувства в относительный порядок, махнул рукой: «Садитесь, Филипп». Расположился рядом, подпер рукой подбородок:
— Итак, граф, что вы узнали в Лувре и что вы хотите услышать от меня?
Мальчик выпрямился:
— В Лувре говорят, будто граф де Бретей вызвал гнев вашего дяди, короля Филиппа, выступив против него в Нидерландах. Испания потребовала его ареста.
—  Это правда, Филипп, — вздохнул принц Релинген. Он все еще не мог решить, что сказать молодому человеку, а что нет.
—  И наш король, и вы подчинились требованию Испании? — настойчиво продолжил юноша.
Второй вздох принца Релингена был еще более тяжким, чем первый.
— Да, Филипп, условия де Тассиса были выполнены, что вас смущает? — Жорж-Мишель не хотел обманывать сына, и необходимость утаивать от самого близкого человека детали важнейшего дела своей жизни тяготила его. — Иногда приходится уступить в малом, чтобы получить большее.
— Значит, Испания сильнее Франции и наш друг Иоганн Нассау потерпел неудачу? — Филипп был неглуп и умел сопоставлять и делать выводы.
Но принц Релинген умел говорить и с более серьезными собеседниками, чем двенадцатилетний мальчик.
— Его величество король Испании ваш крестный, Филипп, его величество король Франции ваш дядя и не стоит вам, правнуку императора, так серьезно воспринимать небольшие размолвки между правителями. И дипломатическую вежливость, — многозначительно добавил он.
О «неудаче» Нассау он промолчал, чтобы не говорить неправду.
— Но эти «размолвки и вежливость» приводят людей в крепость или на эшафот, ваше высочество, — возразил Филипп, который, очевидно, не хотел прямо говорить об «аресте руварда».
Что ж. Оно и к лучшему.  Теперь стоило похвалить мальчика за рассудительность и отпустить его к бабушке.
— Вы правы, Филипп, и я рад, что вы можете рассуждать как взрослый. Теперь вы понимаете, цену слов и дел принцев. И их… оплошностей.
Жорж-Мишель подумал, что все складывается не так уж и плохо, и его сын непременно задумается над сказанными им словами. Но последующие речи сына оказались неожиданными для принца.
— Я поговорил с матушкой, и она согласилась, что если наш родственник пользуется вашим гостеприимством, вы бы не стали возражать, если бы еду он получал с нашего стола, ваше высочество.
Вопрос содержал в себе и ответ, и принц Релинген подумал, что все же не так-то просто вести беседы с подрастающим сыном, особенно, если хочешь от него что-то скрыть. И все же забота Филиппа о старшем друге трогала, так что Жорж-Мишель ответил от души:
— Вы поступили абсолютно правильно, благородно и великодушно, Филипп, и я благодарен и горжусь вами за то, что вы исправили мой недосмотр.
Услышав слова отца, мальчик просиял и, кажется, был готов броситься ему в объятья — все-таки как мало надо подростку! Однако в результате Филипп всего лишь поднялся с места и с почтительным поклоном поблагодарил его высочество за похвалу и возможность услужить принцу.
Что ж, его разговор с сыном был закончен и завершился он подкреплением их с Александром сказки, однако сомнения не покидали Жоржа-Мишеля. Правильно ли он сделал, не сказав Филиппу правду?
К сожалению, посоветоваться было не с кем…

Продолжение следует...