Продолжение

Вести о победе в дюнах и об освобождении Дюнкерка облетели Фландрию и другие провинции Низинных земель со скоростью пушечного ядра, в каждом городе обрастая все большими подробностями — по большей части совершенно фантастическими. Дюнкерк был хорошим призом. Дюнкерк вполне мог поспорить по значимости с Турне, и Александр не сомневался, что ответят Генеральные Штаты, если испанцы предложат обмен.
А еще он обнаружил, что с мальчишкой Ларсом нашел больше, чем ожидал. Разбирая дела в Дюнкерке и посматривая на военный лагерь с городских стен, он заметил, что в лагере что-то происходит. Лагерь вновь обустраивался, в лагере вновь ставили палатки и так ровно, словно их вымеряли по линейке. Через пять дней вернувшись к себе, генерал обнаружил, что замеченное им обустройство дело рук Ларса ван Бика, а его офицеры свято верят, будто мальчишка выполнял его приказ.
Восстанавливать истину и пускаться в объяснения Александр посчитал неразумным, тем более что его палатка перестала хлопать и трепетать на ветру, больше напоминая парус, чем временный дом, и, наконец, была укреплена и натянута так, как это и делалось обычно, когда лагерь ставился не в такой спешке и не на песках. Похвалив старания капрала и велев ему продолжать свой труд, генерал решил, что все складывается на редкость удачно — сын строителя и племянник корабела не только знал толк в отвесах, уровнях и опорах, но и понимал, что такое план. Оставалось объяснить новоиспеченному капралу, что такое карта и зачем она нужна. А потом можно было подобрать юноше в наставники лучших топографов Низинных земель — Александр даже знал, где.
Впрочем, вопрос с Ларсом был сейчас не самой важной проблемой. Гораздо важнее было вызвать в Дюнкерк Мартина с его «китобоями», отчитаться перед Генеральными Штатами и Франсуа и, наконец-то, добиться созыва Штатов, чтобы подписать акт будущего короля по отречению от французских владений.
Все эти дела Александр выполнял одно за другим, старательно отмечая в памяти каждый шаг. Проще всего было с Мартиной, сложнее всего с Франсуа. Зато Генеральные Штаты, впечатлившись блистательной, как они говорили, победой, и убедившись, что французские полки кое-что стоят, перестали жаловаться на дороги и довольно быстро собрались в резиденции избранного короля.
Подписание акта прошло со всей возможной торжественностью и пышностью. Роскошь наряда и сияние драгоценностей, благородные манеры и звучный голос избранного короля произвели благоприятное впечатление на представителей Низинных земель, и они даже не заметили неприлично малый рост принца, благо тот стоял на возвышении, да еще и прибег к помощи каблуков, и излишнюю худобу. Нездоровый румянец и лихорадочный блеск глаз принца тоже не вызывали ничьей тревоги. Один за другим представители провинций ставили свои подписи и печати под подписью и печатью Франсуа. Вильгельм Оранский гордо задирал подбородок и не забывал напоминать окружающим, что именно он предложил избрать на трон Нидерландов принца из дома Валуа. А потом целых два часа старший Нассау втолковывал будущему сюзерену и королю, что тому необходимо срочно жениться, дабы произвести на свет наследника, и для этого лучше всего выбрать в жены его старшую дочь Марию или же следующую по старшинству Анну.
Франсуа внимательно слушал, с серьезным видом кивал, а потом глубокомысленно заметил, что не может заключать новый союз, предварительно не аннулировав соглашение с королевой Елизаветой. «Ведь Нидерланды заинтересованы в добрых отношениях с Англией, не так ли?» — кротко заметил он.
Молчаливый остался доволен дипломатической осторожностью и благоразумием Франсуа и пообещал задать работу юристам и богословам, дабы они нашли самые лучшие обоснования для расторжения помолвки, не причинив ущерб отношениям двух стран. Франсуа сдержано поблагодарил принца, зато когда Вильгельм степенно покинул его кабинет, почти выскочил из кресла и принялся изливать свое негодование на руварда:
— Ты, слышал, Бретей, слышал?! Он меня что — считает дураком? Его дочь Мария… Ну надо же! Да она тебя старше — куда ей рожать?
Принц возмущенно размахивал руками, неосторожно своротив со стола кувшин с вином, а потом досадливо отпрянул от темно-красной винной струи.
— Да что б меня… — его высочество ругался долго и изобретательно, и Александр с удивлением обнаружил, что не знает примерно четверти этих слов. Это кто же так просветил его будущее величество?!
— А эта Анна… — принц вновь вернулся к предложению Нассау. — С чего он вообще решил, что это его дочь?! Знаешь, Бретей, я достаточно наслушался о ее мамаше, чтобы иметь дело с ее дочерьми… Да она пила как грузчик, а еще по пьяни спала со стряпчим и, может, не только с ним…
В порыве чувств принц вновь принялся размахивать руками, но, к счастью, больше ничего не своротил.
— Я не собираюсь жениться на дочери крючкотвора или, не удивлюсь этому, конюха! Да лучше я выберу кого-нибудь из дочерей твоего приятеля Иоганна. Ну и что, что он младший из братьев? Зато у него в семье рождаются сыновья. А у Молчаливого с этим плохо. Слушай, у Иоганна ведь есть дочери?
— Есть, и сразу пять, — сообщил рувард, но предупреждающе поднял руку, когда Франсуа готов был разразиться радостными восклицаниями. — Но старшую он уже выдал замуж. Остается только Юлиана — ей восемнадцать, остальные еще не достигли брачного возраста.
— Ну, пусть Юлиана, какая разница, — отозвался принц. — Главное отвязаться от Елизаветы. И от этой Анны или как их там всех?! Не желаю иметь дело с девицами-бастардами, хватит! — от избытка чувств Франсуа топнул. — Нет, Бретей, ты не думай, я вовсе не спесив и не гонюсь за титулами… — принялся объяснить будущий король. — Я и так Валуа, что мне еще надо? Если хочешь знать, я до сих пор жалею, что не женился на малышке Сен-Жиль! Да если бы я это сделал, у меня бы уже было два или три крепеньких мальчишки и кроткая, послушная жена… Это все Коэтиви, вечно она лезет, куда ее не просят! — объявил принц и вновь махнул рукой. — Если бы не ее придирки, Сен-Жиль никогда бы от меня не сбежала!..
Произнося эти слова, Франсуа де Валуа несколько подзабыл, что говорит все это мужу «малышки Сен-Жиль», мужу счастливому, чей брак увенчался рождением двух детей и непременно должен был принести ему и других. А Бретей в очередной раз размышлял, что его жена ангел, а Аньес Релинген — святая, или же наоборот, что было не так уж и важно. Главное, и Соланж, и Аньес были фениксами среди женщин. А еще он подумал, что начал все же осваивать искусство дипломатии, потому что не возмутился на заявление Франсуа, а только сочувственно кивнул. Принцу и правда не повезло. Но в таких делах повезти может только одному — такова жизнь...
А Франсуа все же вспомнил, что «малышка Сен-Жиль» уже несколько лет именуется «госпожой де Бретей», но со свойственным ему самомнением сделал несколько странный вывод из этого обстоятельства:
— Да ты не расстраивайся, Бретей, — снисходительно проговорил он. — Ты ведь не знал, что я хочу жениться на малышке Сен-Жиль. И ты не виноват, что Релинген женил тебя именно на ней… Конечно, принцам «нет» не говорят, я же понимаю… — вздохнул он. — Тем более, если он еще и губернатор Турени, и ты от него полностью зависишь. Тогда мой братец так старался угодить Релингену, вот и передал ему мою воспитанницу и невесту… Между прочим, со всеми ее землями, угодьями, замком и доходами... — пожаловался он. — Как он ему еще и мой Анжер не отдал, удивляюсь! А, впрочем, — принц пожал плечами, — Анжер теперь не мой, так что может дарить его кому угодно, мне-то что…
И все же принц сокрушенно вздохнул, сожалея о потерях, и уже медленнее прошелся по кабинету. Остановился.
— Послушай, Бретей, а твоя жена на меня очень обиделась? — неожиданно забеспокоился он. — Ну, что не стала дофиной? Конечно, ты теперь рувард, и это неплохо, но все же быть женой руварда — это совсем не то, что стать женой дофина и будущего короля. Не хотелось бы столкнуться лицом к лицу с разъяренной женщиной. Женщины они такие — Коэтиви подтвердит.
Александр понял, что должен внести успокоение в мысли принца, не говоря уж о том, что лишние тревоги его высочества могли основательно осложнить жизнь в Низинных землях.
— Сир, — почтительно начал он, — вы же сами сказали, что моя жена — кротка и послушна. Она знает, что такое власть опекунов, и она подчинилась этой власти со всеми добродетелями благородной дворянки и смирением истинной христианки — без недовольства и жалоб. И разве могло быть иначе? Ее воспитывали в монастыре — одном из самых строгих во Франции...
— Твоя правда, Бретей, — с облегчением выдохнул Франсуа. — И... на всякий случай... Вот передай ей от меня эту цепь... И скажи, что я дозволяю ей носить платья цвета крамуази! — последние слова принц произнес почти торжествующе, свято уверенный, что перед таким даром не устоит ни одна дама. — Знаю я женщин — принцессы, простолюдинки или монахини — да никто из них не откажется от драгоценностей и расшитых тряпок...
— Вы великодушны, сир, — проговорил Александр, лихорадочно соображая, а не поставит ли это платье в неловкое положение их семью. И сразу же понял, что нет. Соланж все же кузина Беарнца и наверняка дворянство Низинных земель решит, будто, давая подобные привилегии госпоже де Бретей, Франсуа хочет сделать приятное своего союзнику королю Наварры. Так и надо всем говорить. Не стоит вносить сумятицу в незрелые умы изложением запутанных отношений избранного короля и руварда.
— Когда ты собираешься ехать к моему брату, Бретей? — вернулся к насущным делам будущий король. — Хотелось бы поскорее покончить со всеми препятствиями к коронации.
— Как только закончу дела в Антверпене, ваше величество, — Александр решил, что титуловать принца уже как короля в данной ситуации было правильно. Тем более что с точки зрения Франсуа выехать во Францию ему стоило уже завтра.
— А что у тебя за дела в Антверпене? — Франсуа был, по меньшей мере, не глуп и знал, какие задавать вопросы.
— Карты, сир, у нас проблемы с картами, — отозвался рувард и генерал. — Они хороши для того, чтобы повесить их на стену в кабинете принца, а потом радоваться обширности находящихся под его властью земель. Но они совершенно не годятся для ведения войны — слишком приблизительны и неточны, — Александр сказал эти слова, как припечатал. — К счастью, я нашел подходящего парня, из которого можно сделать топографа, но его еще учить и учить, — добавил Александр, давая понять, что радоваться рано. — Я преподал ему основы, но у меня нет времени для обучения парнишки, ему нужны другие учителя. Хорошо хоть в Антверпене такие люди есть.
— И когда ты отправишься в Антверпен? — уже по-деловому поинтересовался принц.
— Завтра с рассветом, сир, мальчишка уже здесь.
— Тогда вечером представишь его мне, — распорядился Франсуа. — Должен же я посмотреть на нашу надежду.
Представление состоялось после ужина и прошло без каких-либо неприятных сюрпризов. Франсуа, еще не успевший понять, как свободно держатся горожане Низинных земель, и не знавший, что приставка «ван» далеко не всегда признак дворянина, с интересом расспрашивал Ларса, а потом вполголоса посоветовал Александру дать «юному шевалье» патент лейтенанта. «После того, как он пройдет обучение», — добавил принц. Именно это генерал и собирался делать, так что только поклонился его высочеству, присовокупив, что непременно выполнит его приказ.
А с рассветом, пока Франсуа и большая часть представителей Штатов еще спали, генерал де Бретей и будущий лейтенант ван Бик отправились в путь. Путешествие ожидалось не такое уж и дальнее, дороги основательно подсохли, и потому путники могли погрузиться в свои мысли, более не тратя все силы на то, чтобы просто переставлять ноги. Александр размышлял, как лучше провести беседу с Плантеном, юный Ларс был исполнен самых радужных надежд, а солдаты сопровождения просто выполняли свой долг, мечтая о радостях большого города.
В Антверпен они въехали в полдень, и в тот же полдень Франсуа де Валуа получил толстый пакет. Этот пакет был адресован именно ему, а вовсе не руварду Низинных земель или кому-нибудь из представителей Штатов. Это было необычно и приятно, так что принц не стал звать ни своего юриста, ни юриста брата. Свои дела он способен был решать сам.

Продолжение следует...

Sneg, спасибо!

Продолжение

Дворец Плантена потряс Ларса до глубины души. Сын строителя оценил все — расположение, размеры и убранство. И большой ухоженный сад!
— Разве я буду учиться у принца? — только и мог вымолвить он.
— Нет, Ларс. Минхеер Плантен — ремесленник и издатель, — невозмутимо ответил Александр. — Помнишь, я давал тебе книгу описания Нидерландов? Это его издание.
Плантен мало изменился с последней встречи и, как и в прошлый раз, предпочел принимать их в библиотеке. Сказал много добрых слов, показал новые книги, разве что попенял Александру, что тот не заехал за приготовленными для него изданиями.
— А вот это новый Индекс, — издатель протянул руварду небольшую по формату, но толстую книжку. Александр открыл том, пролистал:
— Ну, вот и встретились… — пробормотал он, увидев на титульном листе имя дона Матео де Бисагры.
— Вы что-то сказали? — встрепенулся старый издатель.
— Нет-нет, ничего, — Александр отложил томик и повернулся к хозяину дворца. — Я пришел к вам с просьбой.
— Конечно, ваше высочество, лучшие книги, словари, карты, записные книжки и папки — все в вашем распоряжении. Мое издательство всегда готово порадовать благодарных читателей.
— Это приятно слышать, — Александр слегка склонил голову. — Но на этот раз я пришел не как человек, который жаждет припасть к источнику знаний. Сегодня я привел вам ученика. Ларс ван Бик — прекрасный рисовальщик и со временем может стать замечательным картографом и топографом…
Александру показалось, будто перед ним захлопнули ставни. Улыбка Плантена погасла, взгляд стал настороженным и недоверчивым, старик словно бы стал ниже ростом и даже подался назад, будто в испуге. Немного помолчал, собираясь с мыслями, а потом осторожно произнес:
— Ваше высочество, я был бы рад оказать вам услугу, но так уж получилось… — речь Плантена напоминала осторожное продвижение конькобежца по тонкому, еще не устоявшемуся льду. — У меня очень большой заказ… Я полностью занят… И все картографы тоже заняты… — Плантен резко оборвал речь и съежился, и Александр понял, что издатель проговорился. — Очень большой заказ, — пролепетал Плантен. — Карты Нового Света…
— И, должно быть, еще и Нидерландов, — мягко добавил рувард, решив, что такой испуг может иметь лишь одну причину. Дождался, пока старик обреченно кивнул: — И кто же сделал этот заказ?
— Мы не раскрываем имен своих заказчиков, — торопливо возразил Плантен. — За это нас тоже уважают!
Александр внимательно посмотрел на издателя. Уважают, конечно… Если бы речь шла о тех гравюрах, которые он как-то видел в Лоше, он мог бы понять эту скромность и нежелание называть свое имя, хотя Жорж, к примеру, никогда особой стыдливостью не отличался. Но вот карты… Вывод напрашивался сам собой — заказ сделали испанцы. И это стоило проверить:
— Думаю, сеньор Санчес оценил вашу деликатность, — и по тому, как вздрогнул издатель, рувард понял, что угадал. Управляющий первого министра Испании помогал своему господину готовить военную кампанию в Низинных землях. — Ну что ж, заказчика можно понять, — продолжил он, — сейчас все любят путешествовать. К тому же скоро у Низинных земель будет новый король и в наших краях воцарится мир и благоденствие. Ничто лучше мира не способствует путешествиям, не правда ли?
Плантен молчал, глядя на руварда глазами побитой собаки, и в сердце Александра закралась жалость. Сейчас он видел тот самый страх, о котором когда-то говорил Иоганн, и который довлел над управляющим Пьера Эпинуа, страх, который лишает сил и заставляет покорно склоняться перед злом.
Пора было уходить, но как рувард и генерал, он все же должен был кое-что уточнить.
— И в какой же провинции собирается путешествовать сеньор Санчес? — доброжелательно поинтересовался он.
— По всем Низинным землям, — тихо проговорил издатель.
— Но ведь это очень большая работа, — с сочувствием сказал Александр. — Вы знаете, я сам немного занимаюсь издательским делом, но все же не представляю, сколько времени займет этот грандиозный труд…
— К следующему лету, — еще тише прошептал Плантен.
Все! Он узнал все. И, судя по всему, старик сказал правду. На душе было мерзко.
— Мне остается только извиниться, что я отвлек вас от важных дел, — с безупречной вежливостью проговорил рувард. — Ларс, пойдем.
— Но… ваши книги… — встрепенулся издатель.
— Ах да, конечно…
Дворец Плантена более не виделся Ларсу столь прекрасным и уютным, а на улице он угрюмо спросил:
— Он… изменник, да?
Александр отрицательно помотал головой.
— Нет, Ларс, он просто запуганный человек. Слышал, наверное, как несколько лет назад испанцы разгромили и разграбили Антверпен? Его дом опустошили, в библиотеке устроили конюшню… Он сломался. Это слишком тяжкое испытание для человека его возраста.
— А как же карты? — вскинулся юный капрал.
— Они неточны, — отозвался генерал. — Никогда не думал, что буду этому рад, но я рад. Испанцы зря тратят деньги.
А еще он подумал, что это сейчас так, но потом, когда они составят точные карты и планы, их нельзя будет отдавать в печать ни Плантену, ни другим издателям, у которых есть отделения в других странах. И, значит, его маленькая типография тоже должна будет… учиться, так ведь? Люди, бумага, граверы, станки… Сколько работы… А он пока к этому не готов.
— Но меня же не хотят учить! — голос Ларса прервал размышления руварда.
— Не ной! Будешь ты учиться! — Александр сказал эти слова, и ему показалось, будто время повернуло вспять. Когда-то, давным-давно эти слова говорил ему Жорж. Все повторялось, но на этот раз выполнить обещание было сложнее. И все же он был уверен, что найдет для Ларса наставников. Плантен был не единственным издателем. Да, самым знаменитым. Да, одним из самых образованных. Но все же не единственным.
— Сейчас мы отправимся еще в одно место, — уже спокойно сообщил он. — И все решим.
— А если меня и там не захотят взять? — Ларса начала бить дрожь.
— Тогда ты поедешь со мной во Францию, — решительно объявил рувард. — Во Франции тоже есть издатели, и тоже есть картографы и топографы, и мой друг поможет найти тебе наставника. А пока будет искать, сам тебе кое-что покажет. И если сейчас нам вторично не повезет, то тебя будет учить принц.

Продолжение следует...

Продолжение

— Нет-нет, Ян, не спрашивайте меня зачем! — ответил Александр на немой вопрос издателя. — Я и сам знаю, что есть ваши картографы, есть картографы Плантена, и зачем его величеству еще один… — рувард в недоумении пожал плечами. Получилось величественно и убедительно.
— Речь идет вот об этом молодом человеке. Его недавно представили королю… — Александр не стал уточнять, что лично представлял Ларса Франсуа, — …и король пожелал видеть его при себе картографом и, кажется, еще и топографом. Да-да, Ян, юношу надо обучить всему, что должен уметь картограф и топограф, даже если ему придется вслед за его величеством просто таскать эти два альбома и больше ничего!
Ян Седелер перевел взгляд с руварда на юного капрала, а потом спросил:
— Его зовут-то хоть как?
— Ларс ван Бик, — ответ был спокойным и почти безразличным, но вот реакция издателя оказалась для Александра неожиданной. Достойный ремесленник и делец резко выпрямился и заговорил с горячностью, которую рувард никак не ожидал увидеть во всегда сдержанном человеке:
— Вы сказали «ван Бик»? Ван Бик?! А это не сын Кайла ван Бика из Утрехта?
— Да, это мой отец, — пролепетал Ларс, сраженный нежданной горячностью издателя.
Ян Седелер взглянул на юношу с таким выражением, что Ларса буквально смело с табурета, он торопливо стянул шапку и склонился перед разгневанным издателям.
— И он посмел… — эти слова напоминали затишье перед бурей, и Александр понял, что все же еще недостаточно знает Низинные земли. Судя по всему, строитель ван Бик был более известен, чем он полагал. И, судя по всему, объясняться с ним ему тоже придется. А вот Плантен на имя Ларса внимания не обратил — как же он был напуган!
— Сбежать от почтенных родителей! — бушевал Седелер. — Погрузить в траур достойную семью! И ради чего?! Ради того, чтобы безобразить в армии, таскать аркебузу и задирать юбки обозным девкам!
«Интересные у людей представления о моей армии, — размышлял Александр. — А с другой стороны, за последние пятнадцать лет эти люди нагляделись всякого».
— Ян, — Александр счел, что пора прервать этот взрыв негодования, — юноша уже осознал свою вину, а Всевышний в своей доброте привел его на ваш порог, дабы он мог искупить свой грех.
Седелер молчал, но продолжал сверлить Ларсау гневным взглядом. Ларс сообразил, что стоит склониться перед возмущенным издателем еще раз — спина не переломится.
— Он хотя бы карандаш в руках держать умеет? — наконец-то, вопросил Ян.
— Конечно, — кивнул рувард. — Он даже умеет рисовать планы.
— Еще бы сын ван Бика не умел рисовать планы! — воскликнул издатель, вновь приходя в волнение и начисто забывая, как можно говорить с рувардом, а как нет. — Я ведь не об этом… — безнадежно проговорил он. — Знаете ли вы, ваше высочество, каковы обязанности моих учеников? Надо ведь не только планы чертить, надо уметь рисовать — хотя бы виньетки! Это самое меньшее, чему мальчишка должен научиться. Надо иметь чувство формы, рисовать фигуры — людей и животных, изображать корабли, церкви и дворцы! Картограф такой же художник, как и те, что расписывают дубовые доски или же стекла для витражей. И пусть наше мастерство не открыто сотням глаз, мы так же должны стремиться к совершенству!
Лицо Седелера осветилось вдохновением, и Александр даже удивился, как этот издатель, всегда казавшийся ему больше дельцом, чем человеком искусства, оказывается, любит ремесло художника. Наверное, он мог бы найти общий язык с Жоржем. И, наверное, им было бы, о чем поговорить. Но сейчас у Александра не было времени на наблюдения и размышления, надо было решить вопрос, и потому он просто согласно кивнул, а потом обратился к Ларсу:
— Покажи свои работы.
Простую папку издатель взял с таким видом, словно не надеялся ни на что хорошее, небрежно отложил положенный сверху на всякий случай лист, а потом замер, не веря своим глазам. Посмотрел один рисунок, второй, третий, четвертый… Закрыл папку и поднял взгляд на Ларса с такой безнадежностью, что мальчишка стал серым.
— Олух, ну какой же олух…— с тоской пробормотал издатель.
— С моими рисунками… что-то… не так?
От расстройства Ларс с трудом ворочал языком, пребывая в том состоянии отчаяния, когда только почтение перед генералом и издателем заставляло его сдерживать слезы. Когда, случалось, его таскали за уши или же обламывали об его спину розги, он и то не испытывал подобных чувств. «Меня не возьмут», — эта мысль затягивала, как трясина, лишала радости, надежды, не давала дышать… «Не возьмут…»
— Да все в порядке с твоими рисунками, болван! — вновь вспылил издатель. — Ты уже два года должен был трудиться в мастерской! Ты о чем думал, дубина?! Ты где шлялся с таким-то талантом? Чем занимался, бездельник?!!
— Защищал Дюнкерк, — голос руварда был спокоен и холоден и подействовал на Седелера, как кувшин ледяной воды. Издатель замолчал, глубоко вздохнул, а потом заговорил уже спокойно и по деловому:
— Конечно, я возьму этого молодого человека в ученики. Поскольку с первого дня учебы он будет не только учиться, но и выполнять работу рисовальщика, то я снижаю плату за его обучение на треть…
Александр невозмутимо кивнул. В последнюю их встречу друг позаботился о средствах на его неотложные нужды, но скидка все равно была кстати — рувард примерно представлял, насколько дорого стоит обучение картографа и топографа. А затем издатель принялся говорить о том, что необходимо приобрести для учебы Ларса… Они сошлись на том, что Александр оплатит эти труды, а все вещи закупит управляющий Седелера.
На лицо Ларса возвращались краски жизни, юный капрал и художник вновь мог дышать.
Издатель и генерал обсуждали ученический договор мальчишки и даже успели согласиться, что потом (после завершения учебы Ларса, то есть через два года) смогут заключить еще один договор — о совместном издании новых карт. Все это счастливый Ларс пропустил мимо ушей, как и подписание Седелером и Бретеем всех необходимых документов, а потом и составление генералом двух заемных писем. В этом блаженном состоянии он пребывал до тех пор, пока издатель не произнес имя его отца.
— Мне ведь еще с минхеером ван Биком объясняться, — пожаловался руварду издатель. — Что я переманил его сына и наследника… А что делать? Ведь талант…
— Не волнуйтесь, Ян, — успокоил Александр. — Кайла ван Бика я беру на себя. Мы же с вами будущие компаньоны.
Седелер ответил руварду взглядом благодарности, а потом, словно что-то вспомнив, повернулся к Ларсу. Решительно ткнул в ученика пальцем:
— Оружие сдашь управляющему — получишь его по окончании учебы.
Ларс торопливо закивал, боясь вздохом перебить речь наставника.
— Срамные картинки не рисовать! Никого не задирать! Не драться, не проказить, сигналы к тушению огней соблюдать!
Александр подумал, что те самые картинки Ларс, бесспорно, рисовал и, возможно, попытается рисовать их и впредь. С прежней целью — раздобыть лишнюю монету. Оставалось надеяться, что у мальчишки хватит ума не нарываться.
— Первые полгода за ворота только по моему личному разрешению! — продолжал наставления издатель. — Гостей принимать раз в месяц — только по письму его высочества, либо твоего батюшки. Учеников Плантена не задирать! Ох, ваше высочество, — обратился Седелер к руварду, — вы даже не представляете, что творят эти глупые мальчишки. Розог на них не хватает…
— Ларс будет соблюдать все правила, — уверенно проговорил рувард. — Я за него ручаюсь.
Еще через полчаса, когда Ларса забрал управляющий, чтобы разместить в комнате учеников, рувард смог попрощаться с издателем. К удивлению Александра, довольный талантливым учеником и благодарный за большой заказ, Седелер одарил его богатыми подарками. В отличие от угнетающей услужливости Плантена подарки Седелера шли от чистого сердца.
Оставалось съездить в Утрехт. Но сначала стоило отдохнуть. У Александра было ощущение, будто он выиграл еще одно сражение.

Продолжение следует...